Анн Плишота Сандрин Вольф
Лес потерянных
Окса Поллок – 2
Анн Плишота, Сандрин Вольф
«Лес потерянных»
Терпеливой, обожаемой и драгоценной Зоэ
Короткая передышка
Ученики в кое‑как застегнутой форме со свободно болтающимися галстуками колледжа резвились вовсю, с воплями носясь по двору колледжа Святого Проксима. Наступил последний день занятий. Наконец‑то! По мнению Оксы Поллок и Гюса Белланже, этот учебный год тянулся бесконечно, и каникулы подоспели как раз вовремя. Так много произошло за это время… Помимо откровений о тайне происхождения Оксы и распыления на мелкие частицы Ортона МакГроу, врага Беглецов, последние месяцы оказались богатыми как на открытия, так и на испытания.
Окса помотала головой, прогоняя мрачные мысли, и потащила Гюса к фонтану, стоявшему в центре выложенного брусчаткой двора. Мальчик, смеясь, пытался сопротивляться.
– Думаешь, я не понял твоей дьявольской задумки? – хихикнул он.
– Ну, ты же не откажешься от омовения, чтобы отметить сей благословенный день! – Окса изо всех сил тянула приятеля за руку.
– Зря пытаешься меня заставить, старушка! Ты забыла, что я тот, кого никто и ничто не может подчинить!
С этими словами Гюс с деланным высокомерием отбросил назад длинную темную прядь. Окса, хохоча, ослабила хватку… и с размаху ударилась о парапет фонтана.
– Ай! – пискнула она. – Локоть!
На разорванной блузке начало проступать кровавое пятно.
– Не, ну класс вообще! – пробурчала девочка. – Глянь! Я вся грязная!
Гюс протянул руку, чтобы помочь подруге встать. Оказавшись на ногах, девочка стянула висевшую через плечо сумку.
– На‑ка! – она протянула сумку приятелю. – Подержи, пока я отмоюсь.
– Ммм… Волшебные причиндалы Юной Лучезарной? Почту за честь!
Окса, улыбнувшись, направилась к строению из серого камня. Гюс проводил ее взглядом, пока она не скрылась в тени лестницы, ведущей в величественное монастырское здание.
Двадцать минут спустя Гюс сидел на том же месте, прислонившись к стенке.
– Гюс! – окликнул его одноклассник с волосами цвета пшеницы. – Пошли, погоняем в баскетбол!
– Спасибо, нет, Мерлин. Я жду Оксу.
Терпеливый, но не знающий чем себя занять, Гюс похлопал по сумке и почувствовал внутри что‑то круглое и мягкое. Кульбу‑Горлан… Только бы он не начал трепыхаться!
Кульбу, словно прочитав мысли Гюса, сообщил:
– Не беспокойтесь, Юный Хозяин. Приказ мне дан владеть собой, поскольку, как вам известно, суетливость и скрытность несовместимы.
Гюс улыбнулся, позабавленный этим эксцентричным заявлением.
– Ну же, Окса… Ты где застряла? – пробурчал он через пару секунд.
– Могу сказать, что Юная Лучезарная в данный момент находится в туалете на первом этаже, в пятидесяти шести метрах от этого места, направление норд‑норд‑вест, – не удержалось от тихой реплики маленькое существо.
Гюс содрогнулся от мысли, что кто‑то может услышать это заявление, но все были слишком далеко и поглощены играми, чтобы обращать на него внимание. Гюс встал и направился к лестнице.
Проходя по безлюдному коридору, мальчик различал лишь доносившийся со двора гомон и звук собственных шагов, и вдруг у него возникло странное ощущение, остро напомнившее ему трагические события четырехмесячной давности…
Раненая Окса, всесильный и жестокий МакГроу, мадемуазель Кревкёр…
У дверей лаборатории Гюс не удержался и решил заглянуть туда. И вдруг услышал песню. Печальную и тягучую, похожую на плач. Заинтригованный, он дернул дверную ручку: дверь лаборатории оказалась открытой.
Гюс вошел и огляделся. Никого. Однако он по‑прежнему отчетливо слышал плач и стенания, причем совсем рядом. Гюс открыл сумку Оксы: Кульбу‑Горлан сидел тихо, значит, это не он.
– И что бы это значило? Что происходит?
Прижав сумку Оксы к себе, Гюс обошел помещение. Заглянул под каждую парту, открыл дверь кладовки, потом большой шкаф. Ничего… Но песня‑мольба, тихая и душераздирающая, по‑прежнему звучала в его в ушах.
Гюс замер на месте, прислушиваясь и пытаясь определить, откуда идет звук. В жалобном плаче он вдруг различил слова, но не уловил их смысла.
– Что вы сказали? Где вы? – пробормотал юноша, внимательно оглядываясь по сторонам, хотя до этого осмотрел все закоулки классной комнаты.
До его слуха донесся голос, близкий и далекий одновременно:
– Я тут, перед вами. Мне нужна помощь, придите и освободите меня… Пожалуйста!
Окса в еще не высохшей блузке уже собралась выйти во двор, когда услышала звук туманного горна.[1]
– О! Похоже, мобильник Гюса…
Когда она проходила мимо лаборатории, звук усилился, а потом прекратился. Окса застыла на месте и немного подождала. И улыбнулась, услышав подсказку: глухой голос Дарта Вейдера сообщил, что кто‑то оставил сообщение на автоответчике Гюса.
Окса не ошиблась! Не раздумывая, она распахнула дверь лаборатории и вошла.
– Гюс? Ты тут?
Ответа не последовало. Окса огляделась и заглянула под парты. Вообще‑то такого рода розыгрыши были не в духе ее приятеля, но кто знает, что взбрело ему в голову… И тут она заметила на полу мобильный телефон.
– Что делает здесь его мобильник? – нахмурившись, пробормотала девочка.
Окса подняла телефон, еще раз недоуменно огляделась вокруг и направилась во двор к остальным ученикам.
– Ты Гюса не видела?
Зоэ подняла глаза, и Окса заметила, как на ее красивом лице мелькнула тень. Окса, смутившись, что напрасно испугала, быстро добавила:
– Он просто настоящий Простофиля… Смотри, потерял свой мобильник!
С присущей ей непосредственностью она схватила Зоэ за руку и потащила за собой.
– Пошли! Он наверняка забился в какой‑нибудь угол! Но мы его быстро отыщем, вот увидишь!
После того как Зоэ поселилась у Поллоков, Окса поняла, как хорошо иметь подругу. Настоящую подругу. Сочувствие, которое она испытывала к Зоэ из‑за того, что той довелось пережить, постепенно сменилось искренней привязанностью, причем обоюдной, что немало удивило обеих девочек. Ну а после того, как их объединила тайна, их дружба стала нерушимой, как скала.
– Ему же лучше, если подольше не найдется! – фыркнула Окса.
После получасовых бесплодных поисков подружки вернулись к исходной точке, встревоженные куда больше, чем были готовы признать. День подходил к концу, и ученики уже покидали территорию колледжа.
– Позвони домой, – озабоченно нахмурившись, предложила Зоэ, чем только усугубила тревогу Оксы.
Когда Пьер Белланже и Павел Поллок появились во дворе колледжа, беспокойство обеих девочек только возросло. Все вместе они еще примерно час прочесывали здание сверху донизу, все больше нервничая.
– На Бигтоу‑сквер его нет, дома тоже… – сообщил Пьер, убирая в карман мобильник.
А когда привратник закрыл тяжелые створки ворот колледжа Святого Проксима, им пришлось признать очевидное: ГЮС ИСЧЕЗ!
Окса с Зоэ переглянулись, на глаза девочек навернулись слезы. М‑да, спокойствие последних месяцев определенно оказалось лишь короткой передышкой…
Беглецы не могли найти себе места от беспокойства. В дом Поллоков не замедлили примчаться Брюн и Нафтали Кнуд, а также Леомидо, брат Драгомиры. Наступила глубокая ночь, что усугубило и без того тяжелую атмосферу, царившую в доме Поллоков.
Пьер, с осунувшимся от беспокойства лицом, обнимал Жанну, свою жену, которая все время тихо плакала и никак не могла остановиться. Драгомира подошла к ним и обняла, желая поддержать или утешить, но не смогла подобрать нужных слов. Павел, стоя за инвалидным креслом Мари, не сводил глаз с Оксы, чувствуя, как тревога охватывает все его существо.
– Может, следует сообщить в полицию… – хрипло предложила Окса.
– Нет, Окса, это невозможно, – ответил Абакум. – К тому же мы и так знаем, что они скажут, что он сбежал из дома…
– Гюс не из тех, кто сбегает! Его похитили! – воскликнула Жанна, теряя голову от волнения и беспокойства.
«Но кто?» – подумали все присутствующие, не рискнув, впрочем, произнести это вслух.
Только Окса осмелилась.
– Думаете, это может быть делом рук кого‑то из Изменников? Ортон МакГроу наверняка не единственный, кому удалось выскользнуть из Эдефии… С чего мы решили, что других нет?
Присутствующие взглянули на нее с оттенком признательности и уважения. Все собравшиеся считали этот вариант развития событий наиболее вероятным и предпочли бы его всем остальным. Потому что в этом случае Гюс мог быть просто разменной монетой, ему не причинят никакого вреда до начала переговоров. Но что, если Изменники тут ни при чем? О таком лучше даже не думать!
Всю ночь напролет они сидели, не сводя глаз с входной двери и держа мобильники под рукой, выдвигая различные теории и предположения. И только около пяти утра Окса, плюхнувшись на диван рядом с Зоэ, замершей еще с вечера в полной прострации, обнаружила то, что оказалось началом пути.
Окса в сотый раз прослушивала последнее сообщение на мобильном телефоне Гюса, то самое, сигнал о поступлении которого и привлек тогда ее внимание к лаборатории. Сообщение было от Жанны: «Гюс, я никак не могу до тебя дозвониться. Отец заедет за тобой примерно через час. До скорого!».
Спохватившись, как она не подумала об этом раньше, девочка принялась просматривать то, что записано в памяти мобильника приятеля. Интересных сообщений не оказалось. А вот в видеофайлах обнаружилось нечто необычное: буквально за мгновение до получения сообщения от Жанны – что подтверждалось часами телефона – Гюс сделал странное фото.
– Смотрите! – Окса продемонстрировала крошечный снимок на дисплее. – Что это может быть?
Павел тут же включил компьютер, бросившись увеличивать изображение, все столпились вокруг. И едва картинка появилась, как Зоэ воскликнула:
– Это же моя бабушка! Это Реминисанс!
– Ты уверена? – не сдержалась Драгомира.
– Да!
Все уставились на экран: там было изображение худенькой, одетой в темную одежду женщины лет семидесяти. Она смотрела прямо перед собой, в ее широко открытых светло‑голубых глазах плескались отчаяние и страх. Ее точеное лицо вызывало острое сочувствие.
– Это моя бабушка… – повторила Зоэ хриплым от усталости и волнения голосом.
Драгомира и Абакум изумленно переглянулись. Мгновенное озарение – и они оба, не сводя друг с друга глаз, одновременно воскликнули, нарушив тишину:
– Вкартинивание!
Тот, кого никто не ждал
Гюс замер в состоянии неустойчивого равновесия на лакированном карнизе внутри картины. Пару мгновений назад он был еще в кабинете естествознания колледжа Святого Проксима, перед этой странной картиной, из которой доносился голос, наполненный болью и печалью. А потом этот размытый портрет будто втянул его в себя… Да. Каким бы невероятным это ни казалось, так оно и было…
И вот теперь он стоит внутри картины, перепуганный до полусмерти, на деревянном карнизе, который медленно растворяется у него под ногами.
– Картина… – пробормотал мальчик. – Я попал в картину!
Впереди он не различал ничего, кроме неподвижной, внушавшей жуткий ужас темной массы. Рамка картины приняла гигантские размеры, отчего у Гюса возникло ощущение, что сам он стал совсем крошечным. Он осторожно развернулся и нагнулся, собираясь потрогать натянутое полотно. Если повезет, он сможет пройти сквозь него и выберется из этого кошмара…
Мальчик коснулся полотна кончиками пальцев и застонал от огорчения: полотно превратилось в плотную завесу, такую же неуловимую, как воздух в холодном помещении.
– Тут есть кто‑нибудь? – с трудом выдавил Гюс. – Вы меня слышите?
Голос его прозвучал странно глухо, словно в замкнутом помещении. Никогда в жизни Гюса не окружала такая полная тишина. Он почувствовал, как под ногами проседает кусок карниза и падает вниз.
Юноша прислушался, стараясь по звуку падения определить, на какой высоте он находится. Прошло больше десяти секунд, но никаких звуков до него не донеслось. То, что находилось у Гюса под ногами, словно не имело дна… Он с трудом сглотнул, на лбу и спине выступил холодный пот. Его капля стекла ему на глаза, мешая видеть.
Юноша автоматически поднес руку к лицу, чтобы смахнуть ее, и тут же потерял равновесие. То, чего он боялся, произошло: Гюс взмахнул руками, пытаясь найти, за что зацепиться, и с отчаянным криком рухнул в бездну.
Падение казалось бесконечным, время словно остановилось. В полнейшей тьме тело Гюса летело куда‑то в неизвестность, и он не имел ни малейшей возможности контролировать его движение.
Гюс понимал, что падает, но не ощущал ровным счетом ничего. Словно что‑то мощное влекло его вниз, но одновременно он будто парил в невесомости, планируя, как подброшенное в воздух перышко. Он летит вниз головой? Вертикально или горизонтально? Понять это было невозможно.
Гюс совершенно не чувствовал собственного тела. И несмотря на захватывающие дух ощущения, ему было страшно. Может, он умер? Может, попал в какую‑то черную дыру, пленником которой останется до скончания времен? От этой мысли у него глаза вылезли из орбит.
Наконец он почувствовал под ногами мягкую, как перина, поверхность. Запаниковав, Гюс затаил дыхание и прищурился, пытаясь хоть что‑то разглядеть в кромешной тьме. Может, это и есть то, что называют мраком… Полная и всеобъемлющая темнота казалась осязаемой, настолько она была плотной.
Гюс неуверенно протянул руку, ожидая, что вот‑вот коснется… чего‑то. Стены. Двери. Лица! Но вокруг не было ничего, кроме этой темной пугающей пустоты. Он с тревогой рыскал глазами в непроглядной тьме и вскоре различил маленькие голубоватые светящиеся пузырьки, вылетавшие из его собственного рта, словно его дыхание материализовалось!
Гюс глубоко вздохнул, и странный феномен повторился: из его рта вылетели пузырьки всевозможных размеров и тут же растаяли.
Заинтригованный, он продолжил свой анализ и через несколько минут сумел разглядеть медленную пульсацию в виде слабых темно‑сиреневых вспышек. Сердце мрака? От этой мысли мальчик вздрогнул.
«Не думай об этом, – в ужасе велел он себе. – У мрака нет сердца!»
Он снова огляделся, но так больше ничего и не различил. «Может, у мрака и нет сердца, но он казался при этом очень даже живым!»
Гюс решил собрать все свое мужество в кулак и встал. Ноги у него тряслись, а зубы стучали, но он взял себя в руки и решительно двинулся во тьму.
Постепенно мрак начал рассеиваться. Пробивающийся сквозь ветви странный сиреневый цвет неба освещал сумеречным светом окружавший Гюса лес. Юноша по‑прежнему ничего не слышал, будто тут исчезли всякие признаки жизни. Он потряс головой. Ему было неуютно в этой тревожно‑неподвижной и беззвучной обстановке. Здесь вообще ничего не шевелилось, даже воздух словно застыл.
Гюс прищурился и через несколько секунд буквально побелел. Потрясенный, он плюхнулся у подножия огромного дерева и обхватил голову руками.
– Да что со мной такое? – простонал он. Сердце бешено колотилось. – Что все это значит?
Нервным жестом он отбросил со лба темную, падающую на глаза прядь. Словно какая‑то черная масса, липкая, как горячий гудрон, заливала каждую частичку его тела и души. В ушах гудело, будто в мозгу поселился пчелиный рой. Гюс чувствовал, как его парализует страх и он едва решается дышать, не то что двигаться.
Да где же это он? В другом измерении? Параллельном мире? В Эдефии, Потерянной земле? Единственное, в чем он был уверен: он упал в картину и не умер, поскольку его сердце бьется.
Прошло несколько минут – а может, часов, кто знает? – прежде чем он немного успокоился. С того момента, как вокруг пупка Оксы появился тайный знак, жизнь Гюса превратилась в сплошную череду самых невероятных приключений. Просто ураган перипетий, тайн и секретов. А главным образом – водопад неприятностей, и у них всех имелся один источник: Ортон МакГроу. Ходячий кошмар. Очень опасный человек.
Но МакГроу мертв. Абакум, мужчина‑фей, распылил его на миллиард частиц, швырнув в него Экзекуту, беспощадный Гранок, Гюс видел это собственными глазами. Но именно благодаря МакГроу он оказался в этой ловушке.
Юноша отлично помнил, как этот злобный тип повесил чертову картину в кабинете естествознания колледжа Святого Проксима! В тот день Окса сильно постаралась – в очередной раз! – с помощью своих способностей вывести МакГроу из себя. При этом воспоминании Гюс вздрогнул, и его внимание переключилось на лес.
Прислонившись к огромному дереву, ствол которого будто приспособился под форму его тела, мальчик принялся рассматривать свое окружение. Лес казался бесконечным! Огромные деревья возносились в небо на чудовищную высоту, верхушки их крон были так высоко, что их невозможно было разглядеть. У Гюса внезапно закружилась голова, и он опустил глаза.
У подножья зеленых гигантов вилась дорожка, по сторонам которой росли растения необычной формы и цвета. Гюс пригляделся к ближайшему из них – с длинным стеблем, покрытым клейкими волосинками, и вычурным цветком с изящными лепестками, настолько ярко‑красными, что казалось, они вот‑вот вспыхнут. А потом его внимание привлекло соседнее растение – круглое и пониже остальных, оно походило на ярко‑синий футбольный мяч. «Мяч» рос прямо из земли, и из него торчали восемь стеблей, придавая ему сходство с толстой медузой.
Но самым странным в этом лесу были не размеры деревьев и формы растений. Самым необычным был свет, пробивавшийся сквозь густую листву древесных крон. Свет казался… темным! Отовсюду лились сиреневые лучи, словно небо тут освещало огромное темное солнце. Один из лучей падал прямо у ног Гюса.
Мальчик протянул руку, и луч прошел сквозь его ладонь, будто та была прозрачной!
– Ух ты!
С ладони слетела невесомая блестящая пыльца и с едва различимым треском упала на мох. Это был первый звук, услышанный Гюсом с момента приземления.
Снова воцарилась мертвая тишина. Гюс откинулся на ствол и мгновенно подскочил: тот стал мягким! Юноша осторожно повернул голову и увидел, что кора дерева стала какой‑то странной: она будто состояла из тысяч лепестков, переливающихся всеми оттенками коричневого и золотистого.
Заинтригованный, Гюс медленно встал, как если бы ствол был животным и он не хотел его спугнуть, и коснулся кончиками пальцев этой удивительной коры. Потрясающе! Каждая чешуйка ствола на ощупь напоминала шелковистую кожу. Гюс приблизил к ней лицо, испытывая непреодолимое желание погрузиться в это удивительное вещество.
Кора начала вибрировать, с едва слышным шорохом с нее сорвалась туча бабочек и закружилась вокруг него. Гюс глазам своим не верил: оказывается, на стволе сидели тысячи и тысячи крылатых красавиц! То, что он принял за лепестки, не имело никакого отношения к флоре… Круговерть, которую устроили роскошные летуньи, была пугающей, но все же более поразительного зрелища Гюс не видел. Он глаз не мог отвести от разноцветного хоровода, а в ушах стоял шорох множества невесомых крыльев.
Хоровод кружился все быстрее и быстрее, приближаясь к нему. Гюс, отшатнувшись, упал навзничь на мох и ощутил, как страх снова начинает вытеснять с трудом обретенное им мужество.
– Перестаньте! – пробормотал он, вытягивая руку в тщетном желании отпихнуть бабочек.
И тут он увидел, как огромная черная бабочка отделилась от круга, подлетев к нему так близко, что он почувствовал на щеке касание ее крылышек.
Гюс напрягся и затаил дыхание, глядя на нее краем глаза. Через пару мгновений бабочка вернулась в хоровод, и разноцветная тучка с тихим шорохом взмыла вверх, к сиреневому небу.
Придя в себя, Гюс сел, упершись кулаками в землю, и вдруг что‑то почувствовал. Что‑то двигалось. Копошилось. Шевелилось. Что‑то живое! Да когда же это кончится‑то?!
– Эй, а поосторожней нельзя? Вы меня сейчас раздавите, позвольте вам сообщить!
Голос шел от земли!
Гюс с воплем одним прыжком оказался на ногах.
– Ну, и поглядите, на что я теперь похож?! – продолжил голос.
У перепуганного Гюса было лишь одно желание: поскорее удрать! Но прежде чем он успел хоть что‑то предпринять, его нога зацепилась за вьющийся по земле корень. Не совсем обычный корень. Точнее, совсем не обычный, поскольку его торчащий из земли кончик венчала крошечная головка! В довершение всего неожиданно весь лес ожил, будто до этого момента просто затаил дыхание!
Папоротники шевелились, мох вздымался и опускался, будто дышал. Но Гюс ничего этого не замечал, настолько его поразило то, что он увидел.
Раскачиваясь на кончике длинного корня, крошечная головка возмущенно взирала на юношу. Внезапно она издала свист, и у подножья дерева возникли еще несколько увенчанных головам корней. Тот, которого Гюс придавил, приблизился, и он смог подробно рассмотреть крошечное личико: не совсем человеческое и не совсем звериное; размером с кулак, оно напоминало одновременно маленькую веснушчатую девочку и белку с хитрющими глазками.
Головка, любознательная, но доброжелательная, рассматривала Гюса, потом понюхала его и потянула маленькими зубками за подол рубашки. И вдруг воскликнула пронзительным голоском:
– О‑ля‑ля! Он будет недоволен!
Остальные головы‑корни закачались на кончиках корней, нервно переговариваясь, хотя смысла сказанного Гюс не уловил.
Крошечные глазки устремились к сиреневому небу, следя за приближением какой‑то величественной птицы. А потом так же быстро, как появились, корни с головками мгновенно ушли в землю, оставив Гюса в состоянии полного недоумения.
Птица увеличивалась на глазах, и оказалось, что это огромный ворон с черными блестящими крыльями. Усевшись на ветку на уровне головы Гюса, он невежливо фыркнул, брызнув слюной из золотистого клюва. Затем, продолжая ворчать, сложил крылья и укоризненно воззрился на Гюса. Мальчик, растерявшись, дал птице приблизиться настолько, что ворон смог его клюнуть.
А потом птица удивленно попятилась.
– Кто вы? Что вы тут делаете? – суровым тоном прокаркал ворон. Из его клюва вырывался темный парок.
– Э‑э‑э… Я не знаю… – пробормотал Гюс.
– Вы не знаете, кто вы? – изумился ворон. – Ну, во всяком случае, я точно знаю, кем вы не являетесь!
– Да нет! То есть… Я знаю, кто я такой! Я Гюс Белланже, – ответил мальчик, выбитый из колеи таким приемом. – Но я не знаю, что тут делаю. А вы? Вы знаете?
– Ну, совершенно очевидно, что вас вкартинили! – раздраженно буркнул ворон. – Но вы совсем не тот человек, которого мы ждали!
Ворон вздохнул, снова выпустив в воздух клубок темного пара.
– Хуже не придумаешь… – с отчаянием добавил он.
Тревожные откровения
– Меня вкартинили? – ошарашено переспросил Гюс. – Но что это значит? Что я сделал?
Ворон издал тихий огорченный стон. Его перья приподнялись, с них слетали ледяные капли.
– Вы? Вы ничего не сделали, – с толикой презрения ответила птица. – Это все он! Это его вина!
– Вы о ком?
– Да о том, кого должны были вкартинить, естественно! – сообщил ворон. – Это он виноват в коматозном состоянии Сердцеведа!
– Вкартинить? Сердцевед? – окончательно растерялся Гюс.
Ворон, явно обуреваемый сильными чувствами, отвернулся, словно стараясь скрыть слезы.
– Сердцеведа после ошибочного вкартинивания одолевают Вредоноски, – продолжил он, игнорируя вопрос Гюса. – Все ориентиры утрачены, и Вкартинивание утратило свой глубинный смысл.
– Ничего не понимаю, – вздохнул Гюс. – Объясните, пожалуйста!
– Сердцевед – стержень Вкартинивания, – ответил ворон, взглянув на мальчика. – С тех пор как тот, кого должны были вкартинить, спровоцировал нарушение процесса, Зло поглощает Добро и доминирует в моем мире. И это Зло породило Вредоносок. Несмотря на всю свою мудрость, Сердцевед не смог предотвратить их появления и распространения. Они расползаются как эпидемия, и по мере пожирания всего живого и смертного их силы растут.
– А что с этим можно сделать? – озабоченно спросил Гюс.
– Только тот, кого должны были вкартинить, может, заплатив долг, уничтожить поглощающее нас Зло, потому что это Вкартинивание предназначалось ему. Но если он не явится, остается только один выход: уничтожить Сердцеведа. А мне его жаль, потому что не он – Зло, и я очень сожалею, что ничем не могу ему помочь, но я должен прятаться, чтобы ускользнуть от Вредоносок. Если меня убьют, ни у кого из нас тут не останется ни единого шанса выжить.
– А я‑то тут при чем?
– Боюсь, мне придется просить вас пойти навстречу опасностям, если вы хотите вернуться в ваш мир. Только одно волшебство обладает могуществом вернуть вас в ваш мир. Волшебство этого зелья. Я оставлю с вами моего Дозорного, – добавил ворон, указав клювом на черную бабочку. – А вам надо найти Оплот Сердцеведа. Там теперь вотчина Вредоносок, это где‑то на территории Каменной Стены, в глубине крепости, защищенной таким злым колдовством, что мы с вами и представить себе не можем. Но вот это должно вам помочь!
С этими словами ворон отстегнул крохотный фиал[2] и протянул его Гюсу на кончике когтя.
– Что это? – Мальчик покрутил фиал в руке. – Что мне с этим делать?
– Если вы сумеете, несмотря на атаки Вредоносок, добраться до Сердцеведа, вам нужно будет использовать этот состав, приготовленный Феями Без‑Возраста. Он запускает чары Распада, которые уничтожат Сердцеведа. Смешайте каплю крови с хранящейся в фиале магией – и вы навсегда покинете эту ловушку.
– Но почему вы сами его не уничтожите? – спросил Гюс. – Вы наверняка куда более могущественны, чем я!
– Да, безусловно, я более могущественный, чем вы. Но я не человек, а чары взаимодействуют только с человеческой кровью. И да пребудет с вами удача, мой юный друг. До следующей встречи…
Ворон выдохнул последнюю струйку темного пара и развернул мощные крылья. Разговор был окончен.
Гюс еще некоторое время следил глазами за птицей, пока та практически не растворилась в сиреневом небе.
– Пожалуйста, вернитесь! – закричал мальчик. – Не оставляйте меня!
Полет ворона, похоже, замедлился. А потом Гюс четко увидел, что птица возвращается. Через несколько мгновений огромный ворон снова оказался перед ним и так оглушительно каркнул, что Гюс аж покачнулся.
– Дайте мне какие‑нибудь подсказки! – взмолился он. – Скажите, что мне делать!
– Я вам и так уже достаточно сказал, – возразил ворон. – Суть Вкартинивания должна оставаться тайной. Однако мне понятна необычность ситуации, и посему я дам вам еще несколько подсказок. Слушайте внимательно, других уже не будет:
Путь из глубин Безвозвратного леса
Сможешь впотьмах отыскать только, если
Все устремленья души соберешь,
Жизни огонь в Пустоте сбережешь.
Чтоб не пропасть среди зла, что в тот лес
Камнем срывается с хмурых небес,
Быстрым, как сокол, и сильным, как рысь,
Должен ты стать, а затем – берегись
Лютого жара и жажды сухой:
Склоны заполнит безжалостный зной.
Только тогда отворится тебе
Тайный проход в неприступной стене.
Но опасайся беды роковой:
Знай, Вредоносок неистовый рой,
Чуждый сочувствию и милосердью,
Повелевает и Жизнью, и Смертью.[3]
Затем, не дожидаясь реакции Гюса, ворон улетел.
Мальчик, встревоженный и озадаченный, развернулся, надеясь расспросить черную бабочку. Но напрасно он ее искал – бабочка исчезла.
Гюс снова остался один. Тогда он еще раз обдумал слова ворона. Если он хочет вырваться из картины, то должен выполнить кажущуюся невыполнимой задачу. Что же до последних подсказок, данных вороном, то они никоим образом не помогли, а лишь дали намек на весьма неприятные моменты. Нечто, поглощающее Жизнь? Неумолимые силы? Фатальное могущество Вредоносок? Такие приключения ему не по плечу! Но разве у него есть выбор? Абсолютно никакого, и Гюс это отлично понимал. Если он потерпит неудачу, его поглотят Вредоноски, и ему конец.
Гюс снова огляделся. При прочих обстоятельствах ему очень понравилось бы это место. Все тут было просто грандиозным! Но полное спокойствие леса отнюдь не уменьшило его тревог и опасений.
Гюс осторожно двинулся в направлении темного подлеска, тщательно следя за тем, куда ставит ноги, чтобы не наступить на какое‑нибудь уснувшее растение. Он шел по лабиринту из деревьев, стволы которых возносились к небу, будто темные столбы. По мере того, как мальчик продвигался вперед, лес становился все гуще. Мох вокруг него приподнимался и опускался в тихом ритме дыхания, а над его головой тихо шелестели папоротники на странном ветерке, будто исходившем от самих папоротников и уносившемся в небо.
