В каждом межгосударственном противоборстве в вопросе о соотношении сил и средств закономерность состоит в том, что выигрывает делающий меньше ошибок, более предусмотрительный и решительный, выигрывает тот, у кого больше резервов и кто лучше ими маневрирует. Наполеон и русское командование в первый период войны вынуждены были действовать под влиянием обстановки и руководствуясь предвоенными стратегическими установками. Если говорить о действиях русской армии, то в первый период войны они диктовались стратегическим планом отступления ввиду превосходства сил противника. Это позволило военному руководству целенаправленно проводить линию, выработанную до начала войны и соблюсти преемственность в системе ведения военных действий, несмотря на замену командующих лиц. После взятия французами Москвы каждая из сторон ожидала практического претворения в жизнь своих долгосрочных замыслов. Если Наполеон был искусно введен в заблуждение и продолжал строить ошибочные политические планы заключения мира, то, напротив, для русского командования возникла ситуация, которая предусматривалась довоенными проектами и рекомендациями русских разведчиков, а именно: действовать свежими силами с флангов на растянутую коммуникационную линию противника. В то время как Наполеон тяготился бесплодным ожиданием предложений о мире, идея выработанного нового русского плана базировалась на правильном расчете сил, пространства и времени. Во время отступления из России Наполеон пытался последовательно закрепиться на нескольких рубежах и на каждом этапе решить локальные задачи. Зачастую он руководствовался соображениями престижа. Но в силу опережающих действий русской армии на флангах ему приходилось оставлять намеченные рубежи и отказываться от поставленных целей. Русское командование в этот период находилось в более благоприятных условиях. Прочно захватившие инициативу на всех участках театра войны русские войска старались действовать на опережение и руководствовались планом окружения противника в заранее заданном районе. События на Березине стали закономерным финалом войны. Для французов – катастрофой, для русских – логическим исходом процесса реализации планирования военных действий. Несмотря на сложность русского плана, командованию удалось сосредоточить значительную часть сил и окружить противника в районе Березины. Наполеон же, использовав последний стратегический резерв в России, имел под рукой жалкие обломки своих первоначальных корпусов. Но французский император проявил чудеса организационной энергии и предпринял отчаянные усилия для спасения своей армии и сумел провести успешную операцию по дезинформации, что в конечном счете позволило вывести оставшихся в строю из района окружения. Можно только констатировать, что русское командование на Березине не использовало прекрасные возможности для полного уничтожения войск противника.
Разбирая в целом военные события 1812 г., необходимо отметить ряд противоположных процессов, протекавших в стане воюющих сторон. Имея громадное численное превосходство в начале войны, Наполеон постепенно распылил свои силы и напоследок остался без резервов. В противовес этому русское командование рационально использовало резервы, смогло мобилизовать значительные людские и материальные ресурсы и сконцентрировать главные силы в решающий момент и в решающем месте. Эти явления были обусловлены и тесно связаны между собой. Они вытекали из предвоенной подготовки сторон. С французской стороны эти тенденции развития явились следствием слабой разработки стратегического планирования, на основе ложных идей из-за отсутствия достоверной информации. С русской стороны этот процесс вытекал из верного стратегического расчета перед войной и дальнейшего развития планирования в этом направлении.
На предстоящую войну с Россией Наполеон смотрел как на самое трудное и крупное предприятие, которое он когда-либо начинал. Были мобилизованы громадные людские и материальные ресурсы всей Европы, собраны невиданные по масштабам того времени силы – более 600 тыс. человек. Значительные усилия были предприняты и наполеоновскими разведывательными службами, чтобы поставить своему императору всю необходимую информацию для готовящейся войны против России. Но с этой задачей тайные службы империи не смогли успешно справиться. Необъективный характер данных, а зачастую отсутствие каких-либо правильных сведений – вот одна из главных причин, породившая политические иллюзии и стратегические просчеты у Наполеона. А. Шувалов, разбирая по свежим следам ошибки императора французов, считал, что главная его погрешность «...состояла в том, что он основал планы свои на политических расчетах. Сии расчеты оказались ложными и здание ево разрушилось; не должно думать, чтобы он полагался на возмущение народа, напротив того – скорее на слабость кабинета и на усердие употребляемых им агентов» [441]. Французский император явно не знал внутриполитическую ситуацию в России и надеялся, что после первых успехов французского оружия русское дворянство заставит царя искать мира. Другая его ошибка заключалась в том, что принимались во внимание только регулярные русские части и не учитывалась способность русского народа подняться на борьбу против иноземного нашествия. Наполеон находился в плену иллюзорных понятий об остроте социальных и национальных противоречий в стране, рассчитывая на поддержку определенных сословий и национальных меньшинств.
Неправильные политические представления Наполеона породили ошибки в стратегии и тактике. Его крайне расплывчатая стратегическая концепция была целиком поставлена в зависимость от тактических успехов. В оценке боеспособности русской армии он исходил из представлений времен Аустерлица и Фридланда, игнорируя позитивные перемены, происходившие с 1810 г., накопленный боевой опыт и живучесть национальных военных традиций в России. Операционный план Наполеона был построен на численном преимуществе и тактическом превосходстве над вооруженными силами феодальных государств Европы, к которым причислялась и Россия. Исход войны должен был решиться в одном-двух больших сражениях.
Россия, так же как и французская империя, готовилась к предстоящей схватке, в которой должна была решиться ее судьба. В отличие от французской русская разведка поставляла своему руководству более объективную информацию. Ограниченный круг лиц, имевший отношение к выработке русских планов, исходил при их составлении из слабости внутриполитического положения в зависимых от Франции государствах и наличии там антинаполеоновских и патриотических сил. Полученные перед войной разведывательные сведения о значительном перевесе сил и анализ предшествующих войн Франции заставили принять новую систему ведения войны против такого противника, как Наполеон. В противовес обычной французской доктрине стремительного сокрушения противной армии посредством нескольких мощных ударов, русским командованием была принята концепция уклонения от генерального сражения, затягивание военных действий по времени и в глубину своей территории с целью растягивания коммуникаций Наполеона, изматывания его сил и создания условий для численного равновесия. Слабость русского операционного плана компенсировалась наличием четкой стратегической концепции, которая с дальним прицелом и была положена в основу при ведении боевых действий.
С самого начала войны постороннему наблюдателю могло показаться, что Наполеону удалось захватить инициативу в свои руки. Но осуществить свои оперативные замыслы он не смог. Русские армии уклонялись от решительных сражений. Французский император попытался использовать разобщенность двух русских армии на главном театре военных действий и разгромить их поодиночке, используя наступление по внутренней операционной линии против сил Барклая и Багратиона. Приведем мнение немецкого специалиста по военному искусству Кеммерера: «Как только Наполеону удавалось вклиниться между двумя частями неприятельской армии или двумя отдельными армиями, их судьба обычно была решена» [442]. Однако в сложных условиях русскому командованию удалось вывести войска из-под удара превосходящих сил французов и, успешно маневрируя, соединить свои две армии под Смоленском. Желанию Наполеона навязать генеральное сражение с российской стороны было противопоставлено стремление сохранить армию как главную опору национального сопротивления. Русское командование решилось на генеральную битву лишь в глубине своей территории, имея сведения о примерном равенстве сил. После кровопролитного Бородинского сражения силы французов были надорваны, но все еще оставались значительными, кроме того, Великая армия не утратила наступательного порыва. В самый драматический момент войны, когда противник приблизился к стенам Москвы, русский генералитет после жарких споров принял решение пожертвовать древней столицей для сбережения своих сил.
У Наполеона с самого начала войны конкретные оперативные вопросы, вытекающие из обстановки, и погоня за тактическими успехами все больше и больше заслоняли собой перспективы общего стратегического руководства. Длительное нахождение Великой армии в Москве являлось следствием политического просчета (бесплодное ожидание мирных переговоров), имевшего катастрофические последствия. Действия же русской армии были подчинены стратегическому замыслу затягивания военных действий в глубину с целью нанесения решительных ударов с флангов и с тыла по истощенному и измотанному в малых боях противнику. Для выполнения этой задачи русское командование сумело найти принципиально новые оперативно-стратегические решения. В то время, когда Наполеон израсходовал свой последний крупный резерв (корпус Виктора), с русской стороны на флангах были введены крупные свежие регулярные соединения, прибывшие из Финляндии и Молдавии, что кардинальным образом изменило ситуацию на театре военных действий.
Исследователю, решившему впервые обратиться к изучению событий 1812 г., военные действия будут рисоваться как серия ошибок и просчетов с обеих сторон. Действительно, тактические промахи допускали и русские генералы, и французские маршалы. Но у русской стороны необходимо отметить верный выбор стратегической концепции, правильность которой подтвердили последующие события войны. Именно этот выбор разрушил политические, стратегические и оперативные замыслы Наполеона, что и предопределило его поражение.
С этой точки зрения особенно показателен второй период войны. В то время когда в России были мобилизованы значительные материальные и людские ресурсы, решительно использовались все возможные средства для отпора и борьбы с французами (созыв ополчений, поощрение партизанских действий, пропагандистские мероприятия: от религиозных и патриотических призывов к населению до агитации солдат противника), главные силы Наполеона оказались в центре враждебной территории при наличии единственной и чрезвычайно растянутой коммуникационной линии, проходящей через регионы, ставшие ареной боевых действий и имевшие, вследствие применения русскими тактики «выжженной земли», крайне скудные возможности для применения реквизицион-ной системы снабжения войск. Собственно, дальнейшая борьба свелась к обладанию этой коммуникационной линией. Уже начиная обратное движение от Москвы, Великая армия находилась в критическом положении. Не случайно маршал Сен-Сир назвал решение об отступлении «отчаянным» планом [443]. Военные действия во второй период кампании развивались очень быстро. Можно привести аналитические данные П.А. Чуйкевича: путь отступления до Малоярославца в 1213 верст русская армия проделала за 123 дня. Расстояние от Малоярославца до Ковно в 985 верст войска Наполеона преодолели за 49 дней [444]. В данном случае другим словом как бегство, отступление Великой армии не назовешь. Лишь стремительная смена событий, быстрота реакции Наполеона в чрезвычайных обстоятельствах и инстинкт самосохранения, продиктованный смертельной опасностью на Березине, позволили французам избежать полного разгрома. Этому способствовали и парадоксальные ошибки русских генералов, самоуспокоенных удачным ходом кампании и руководствовавшихся соображениями собственного престижа.
Также стоит отметить, что во второй период войны во время нахождения русской армии в Тарутино туда с Дона прибыли, идя «без роздыхов», донские ополченческие полки (всего 26 полков – около 13 тыс. сабель). Часть из них попала в новосформированный корпус Платова, другие были распределены в авангард и в армейские партизанские отряды. Прибытие свежих казачьих полков резко увеличило удельный вес конницы (до одной трети) в составе главных сил М.И. Кутузова и оказало значительное влияние на последующий ход военных действий. Все это происходило на фоне прогрессирующего упадка французской конницы с самого начала войны. Когда Наполеон вынужден был из остатков конницы формировать части из спешенных кавалеристов, армия Кутузова стала усиливаться легкой кавалерией (заслужившей в этот период лестную характеристику лучшей в мире). Поэтому неудивительны и успехи казачьих полков во второй период войны, их действительно можно назвать блистательными. Только количественные показатели корпуса Платова (вероятно, значительно завышенные в реляциях) могли впечатлить любого. Если верить бумагам, в 1812 г. ими было взято 30 знамен и штандартов, 500–548 орудий противника, от 50 до 70 тыс. пленных. Через руки казаков, действовавших впереди регулярных сил, прошел и почти весь обоз Великой армии – от 10 до 30 тыс. повозок, доставшихся им в качестве трофеев.
Итогом Отечественной войны 1812 г. явилось почти полное уничтожение Великой армии в России. Дорога от Москвы до Немана была усеяна трупами сотен тысяч солдат Великой армии. По окончании боевых действий на русской территории главнокомандующий М.И. Кутузов имел полные основания написать: «Неприятель с бедными остатками бежал за границу нашу» [445]. Маршал А. Бертье, докладывая в начале 1813 г. Наполеону о результатах русской кампании и о катастрофических потерях, также объективно вынужден был сделать вывод: «Армии более не существует» [446]. Более полумиллиона солдат из стран Европы нашли свою гибель или попали в плен в России. Это был тот удар, от которого французская империя уже не смогла полностью оправиться.
Перед началом войны Наполеон строил грандиозные планы о мировом господстве. «Через пять лет, – говорил он аббату М. Прадту, – я буду хозяином мира; остается Россия, но я ее раздавлю» [447]. В декабре 1812 г., в Варшаве, французский император неоднократно повторил ставшую исторической фразу, зафиксированную несколькими современниками: «От великого до смешного – только один шаг» [448].
