План Наполеона имел шансы на успех, если бы для русского командования направление его действий оказалось бы неожиданным. Но, по словам Д.В. Давыдова, Великая армия «не могла сделать шагу потаенно, хотя спасение оной зависело от тайного ее движения мимо левого фланга нашей армии и от внезапного появления ее в Малоярославце» [398]. Кутузов предполагал, что Наполеон в ближайшее время должен покинуть Москву, поэтому разведке была поставлена задача бдительно следить за всеми перемещениями противника. Именно исходя из этой мысли, он, под давлением генералитета (в первую очередь по инициативе Л.Л. Беннигсена), все-таки решил атаковать авангард Мюрата. Это нападение было отлично подготовлено в разведывательном отношении. Действия войсковой разведки были продублированы рекогносцировками графа В.В. Орлова-Денисова, К.Ф. Толя и Л.Л. Беннигсена. Командование перед боем реально оценивало численность войск Мюрата в 25 тыс. Правда, в советской историографии долгое время господствовало мнение о преувеличенной цифре при исчислении Кутузовым сил Мюрата в 50 тыс., но тогда исследователи за основу брали реляцию, в которой Кутузов сознательно завышал численность противника [399].
6(18) октября произошло Тарутинское сражение (во французской историографии называемое сражением под Винковом или на р. Чернишня) на границе Московской и Калужской губерний. Основные силы русской армии под началом Кутузова внезапно атаковали авангард Великой армии, которым командовал Мюрат. Причем решение атаковать значительно оторванный от основных сил Наполеона передовой отряд Мюрата было принято еще 3(15) октября, были обследованы подступы к неприятельскому лагерю, подготовлены проводники и составлена диспозиция. План предусматривал внезапное нападение, окружение и уничтожение противника, но атака, назначенная на 5(17) октября, была перенесена на другой день по вине штабных офицеров. Войска были разделены на четыре колонны, которые должны были скрытно подойти ранним утром к расположению неприятельского лагеря и атаковать его. Правое крыло войск под командованием генерала Л.Л. Беннигсена (три колонны) должно было нанести главный удар против открытого и незащищенного левого фланга Мюрата. Партизанские отряды И.С. Дорохова и А.С. Фигнера имели задачу перерезать у д. Вороново пути отступления, а левое крыло под командованием М.А. Милорадовича должно было сковать центр и правый фланг противника. Французы все время нахождения в своем неукрепленном лагере испытывали проблемы в снабжении, вели себя достаточно беспечно и даже не обеспечили должное сторожевое охранение. Кроме того, 5(17) октября к авангарду Мюрата прибыл большой обоз (в том числе и с выпивкой) и солдатам выдали жалование. Войска получили долгожданный провиант и водку, многие пьянствовали всю ночь.
5(17) октября в ночь русские войска выступили из Тарутинского лагеря и совершили марш с соблюдением всех мер осторожности для выхода на исходные позиции. Но к раннему утру 5(17) октября указанное в диспозиции место заняла только 1-я колонна (казачья) под командованием генерал-адъютанта графа В.В. Орлова-Денисова. 2-я колонна под началом генерал-лейтенанта К.Ф. Багговута выдвинулась с запозданием и вовремя не смогла занять исходные позиции, а 3-я колонна, находившаяся под командованием генерал-лейтенанта А.И. Остермана-Толстого, просто вынуждена была ожидать 2-ю колонну. Заминка с выдвижением войск, по всей вероятности, произошла по вине офицеров квартирмейстерской части.
Бой начался около 7 часов утра атакой 1-й колонны. Первыми, не дождавшись сигнала к атаке, по неприятелю ударили казаки (Орлов-Денисов опасался быть обнаруженным неприятелем), заставившие ошеломленного противника бросить пушки и отступить. Однако Мюрат достаточно быстро смог восстановить порядок и оперативно организовать отпор. Контрудар карабинерных и кирасирских полков остановил казачью атаку и заставил отступить кавалерию Орлова-Денисова. Наступление егерских полков 2-й колонны, атаковавших французов почти одновременно с казаками, также захлебнулось после гибели в самом начале боя генерала Багговута, а также контратаки французской конницы. Основные силы русской пехоты не смогли вовремя оказать поддержку егерям. В силу этого атакующие уже потеряли элемент внезапности. 3-я и центральная русские колонны вели себя пассивно, правда, войска уже изготовились к атаке, но были остановлены приказами Кутузова. Несогласованность действий российских войск и геройские контратаки кавалерии позволили Мюрату сохранить основные силы авангарда и отвести их к с. Спас-Купле, а затем к д. Вороново (18 верст от Тарутино). К 15 часам русские прекратили преследование отступавшего неприятеля и вернулись в Тарутинский лагерь. Все же авангард Мюрата потерпел значительный урон – 2,8 тыс. человек, в том числе были убиты два генерала (П.Дери и С. Фишер), не считая около 1,2 тыс. пленных, 38 пушек, буольшую часть обоза и штандарт 1-го кирасирского полка, причем большая часть трофеев была захвачена казаками Орлова-Денисова в самом начале сражения. Русские войска недосчитались в своих рядах после боя примерно 1,5 тыс. человек.
Безусловно, несмотря на достигнутый частичный успех, российские войска не использовали всех своих возможностей, поэтому не смогли разгромить авангард Мюрата. По мнению В.А. Бессонова, автора последней и самой обстоятельной работы о Тарутинском деле, на итоги сражения «главным образом повлияла именно деятельность главнокомандующего, который всячески препятствовал исполнению принятой диспозиции», поскольку он считал, что российские войска еще не готовы проводить сложные движения и маневры (многие военачальники просили активно ввести в дело основные силы и получали отказ). Достаточно обоснованно звучит и другой вывод этого исследователя: «Результаты сражения явились прямым следствием существовавшего в Главной квартире противоборства между Кутузовым и Беннигсеном, которое оказалось продолжено на поле боя и привело к тому, что окрепшая русская армия не смогла одержать решительную победу над малочисленным отрядом Мюрата» [400].
Конечно, Петербург очень высоко оценил этот частичный успех, все отличившиеся в нем были щедро награждены. Хотя русские не получили сиюминутных выгод от сражения, заняли прежнюю позицию, оно способствовало поднятию боевого духа войск. Главным следствием Тарутинского сражения стало окончательное решение Наполеона, осознавшего бессмысленность нахождения в Москве, оставить сожженную русскую столицу, как только он узнал о поражении своего авангарда, и начать 6(18) октября осуществлять отход к Смоленску.
К моменту Тарутинского сражения разведка уже располагала сведениями о появлении передовых частей Великой армии у с. Фоминское, чем лишь частично можно объяснить задержку боя на один день и отказ Кутузова от преследования Мюрата. После сражения в Главной квартире русской армии предполагали два варианта возможных действий противника: 1) французский император попытается сконцентрировать силы, а затем атаковать русских в Тарутинском лагере; 2) «не имея способов продовольствия, может предпринять отступной марш за Днепр, где собраны у него в большом количестве разного рода запасы» [401].
В свою очередь Наполеон, стараясь придать своему отступлению наступательный характер, использовал сражение при Тарутино как повод, чтобы покинуть Москву. Он усиленно распускал слухи, что намерен туда вернуться, кроме того, 8(20) октября послал к Кутузову полковника П.О. Бертеми с письмом от маршала А. Бертье, в котором предлагалось придать войне «общепринятые правила и прекратить напрасное опустошение страны», а главное, с поручением разведать, известно ли российскому командованию о выходе Великой армии из Москвы, а также убедиться в наличии главных сил русских под Тарутино [402].
Но обмануть Кутузова не удалось. Получив сведения о движении крупных частей противника к Фоминскому по старой Калужской дороге, он направил туда усиленный корпус Д.С. Дохтурова с кавалерией. Остановившись на отдых у с. Аристово, Дохтуров получил разведывательные сведения сначала от И.С. Дорохова, а затем от А.Н. Сеславина, который лично провел разведку, увидел и колонны гвардии Наполеона и взял нескольких пленных, это подтвердивших [403]. Так была получена важнейшая информация о том, что Великая армия двинулась из Москвы в сторону Малоярославца. Поэтому Дохтуров остановился и отправил срочное донесение Кутузову. В час ночи утомленный посыльный прибыл в Главную квартиру и разбудил главнокомандующего. Узнав о движении Наполеона и об оставлении Москвы, Кутузов якобы произнес приписываемую ему историческую фразу: «С этой минуты Россия спасена». Немедленно был отдан приказ о перемещении к Малоярославцу частей Дохтурова, уже находившихся в походе, и казаков Платова. Чуть позднее, получив сообщение от калужского губернатора о взятии французами Боровска и сведения М.А. Милорадовича об отходе войск Мюрата из-под Воронова, вся русская армия снялась с тарутинских позиций и двинулась к Малоярославцу. Вообще день 11(23) октября 1812 г. как прелюдию Малоярославецкого боя еще предстоит заново осветить нашим историкам. В этот день лично Кутузовым было отдано 16 приказов. В то же время решение о переходе главных сил к Малоярославцу принималось знаменитым полководцем с огромной осторожностью и после тщательного обдумывания. Слишком велика была бы цена ошибки. За неоправданный риск русская армия могла серьезно поплатиться.
Наполеон также опасался нанесения удара с фланга находящейся на марше Великой армии в районе Фоминского или Боровска. Ввиду этого командиру 13-й пехотной дивизии генералу А.Ж. Дельзону, командовавшему авангардом, его непосредственный начальник Э. Богарне отдал приказ, услышав звуки боя со стороны Боровска, отойти с основными силами к этому пункту. Это явилось одной из причин, почему французы сразу же прочно не заняли Малоярославец и там находились лишь ограниченные силы.
Вообще появление крупных сил русских регулярных войск под стенами Малоярославца и встречный бой 12(24) октября за город были для Наполеона полной неожиданностью. Только опрос пленных во время сражения выявил, что туда прибывает армия Кутузова.
Бой начался около 5 часов утра. Первоначально два русских егерских полка атаковали неприятеля и отбросили его к мосту через р. Лужу. Постепенно Дохтуров и Дельзон стали вводить все новые части, а во время ожесточенных уличных боев погиб сам генерал Дельзон. К 10 часам утра у Малоярославца уже сосредоточились все части 4-го армейского корпуса Э. Богарне, и ему удалось овладеть городом. Русские неоднократно контратаковали, и им несколько раз удавалось выбивать противника, за исключением Черноостровского монастыря, в котором весь день оставались французские стрелки. Каждая из сторон вводила все новые части, и бой постоянно кипел на улицах города. После полудня к Малоярославцу уже подошел 7-й пехотный корпус генерала Н.Н. Раевского, который сразу повел в атаку весь корпус (12-ю и 26-ю дивизии) и выбил противника из города, а к 16 часам дня прибыли основные силы Кутузова. Это дало возможность заменить уставшие части Дохтурова полками 8-го пехотного корпуса генерала М.М. Бороздина. В свою очередь, к Малоярославцу подошли и главные силы Великой армии, и Наполеон около 17 часов приказал бросить в бой 5-ю пехотную дивизию генерала Ж.Д. Компана, а затем 3-ю пехотную дивизию генерала М.Э. Жерара из корпуса Даву. Несколько раз противнику удавалось выбивать русских из города. Кутузов же в ответ ввел в дело 3-ю пехотную и 2-ю гренадерскую дивизии. Бой кончился к ночи, но в итоге город остался за французами, это при том что русские батареи занимали очень выгодные позиции и очень удачно действовали. Но в результате русские части оставались за пределами Малоярославца, охватив город полукольцом. Почти вся армия Кутузова (примерно 90 тыс. человек) была сосредоточена на дороге в Калугу, а ей противостояла Великая армия (примерно 70 тыс. человек).
В ходе сражения потери каждой из сторон достигли до 7 тыс. человек. У русских в боях за город приняло участие свыше 30 тыс. солдат, у французов около 25 тыс. человек. У французов были убиты дивизионный генерал А.Ж. Дельзон и бригадный генерал Ж.М. Левье, у русских тяжелое ранение в пятку получил генерал-лейтенант И.С. Дорохов (скончался от этой раны в 1815 г.). Об ожесточенности схваток в городе свидетельствует тот факт, что из 200 домов после боя несгоревшими осталось только 20 зданий. По преданию, жители Малоярославца долгое время топили свои жилища ружейными прикладами и тогда же собрали до 500 пудов свинца и чугуна. Да и сейчас местные жители, так же как и в с. Бородино, находят самые различные предметы той войны.
От действий под Малоярославцем зависела дальнейшая судьба Великой армии, что отлично осознавали оба полководца, принявших личное участие в сражении. Наполеон руководил расстановкой батарей на Буниной горе (это был редчайший случай в кампанию 1812 г.). В то же время адъютант русского главнокомандующего и будущий историк А.И. Михайловский-Данилевский отмечал, что ни в одном из сражений Отечественной войны Кутузов не оставался так долго под ядрами противника, как в Малоярославце. Несмотря на просьбы генералов, он продолжал находиться под огнем.
Всю октябрьскую операцию 1812 г. можно рассматривать и как умственное противоборство командующих, характерное чрезвычайной плотностью решений и действий. Говоря о результатах боя, необходимо признать, что ни одна из сторон не добилась полностью поставленных перед собой целей. Главное же заключалось в том, что русские, оставив город, преградили Великой армии путь на Калугу и спутали все планы Наполеона, т. е. выполнили свою основную задачу. В то же время французы, став временными хозяевами сгоревшего Малоярославца, уже не могли достичь главной цели, а именно – прорваться к Калуге, а затем отступить в Смоленск. Поэтому Малоярославецкое сражение имело огромное стратегическое значение и являлось поворотным пунктом в истории Отечественной войны 1812 г.
Заняв предполагаемый путь Наполеона, Кутузов опасался, что французы могут продолжить обходное движение. Казаки обнаружили под Медынью части корпуса Понятовского, и ими была перехвачена записка А. Бертье к генералу Н.А. Сансону, в которой речь шла о сборе сведений о различных дорогах в Калугу [404]. Именно поэтому Кутузов отступил сначала к Детчино, а затем к Полотняному Заводу. Эта позиция давала возможность контролировать дороги к Медыни и Калуге, но в то же время, отдалившись от главных сил Наполеона на значительное расстояние, русская армия добровольно лишала себя, в случае французского отступления, важных преимуществ быстрого и оперативного преследования противника. Со стороны Кутузова это решение было продиктовано осторожностью, и с точки зрения последующих событий его можно назвать перестраховочным. Однако, если все же давать объективную оценку, переход к Полотняному Заводу поставил в крайне невыгодное положение и противника. Русские вновь по тарутинской аналогии заняли по отношению к французам фланговую позицию, что препятствовало отступлению Великой армии по параллельным со старой Смоленской дорогой неразоренным путям через Медынь и Юхнов. Поэтому Кутузов, действуя с минимальным риском, ради упрочения уже полученных преимуществ сознательно пожертвовал будущими.
Наполеон же, заняв Малоярославец, оказался перед суровым выбором. Известное время он проявлял колебания. Например, участник русского похода генерал А.Б.Ж. Дедем ван де Гельдер считал, что французский император имел шансы взять Калугу: «Если же этого не случилось, то потому, что счастье покинуло Наполеона; он не имел правильных сведений о положении русской армии, и его обычная смелость заменилась роковой нерешительностью» [405]. С другой стороны, продвигаться дальше к Калуге не было никакого смысла. Его тактическая комбинация при тех нехитрых способах исполнения была полностью разгадана и достойно парирована Кутузовым. Однако он, по-видимому, очень не хотел поворачивать свою пеструю, отягощенную после Москвы обозами и постепенно приобретавшую черты азиатской орды армию на старую Смоленскую дорогу, так как это бы дало повод говорить, что французы отступили перед русскими. Совершить отступление по дороге через Медынь на Вязьму, а тем более через Медынь и Юхнов на Ельню, он также не мог решиться. Тогда бы Великая армия подвергалась огромному риску быть атакованной на марше с фланга всеми главными силами Кутузова. Вступать в новое генеральное сражение Наполеон уже не хотел, поскольку не мог рассчитывать на полную победу. Кроме того, в этом случае Кутузов мог опять уклониться от прямого столкновения и продолжить свой отход, что еще бы более усугубило положение. К этому времени французский император имел все основания предполагать, что противник постарается свести необходимый риск к минимуму и применит самые надежные и беспроигрышные тактические комбинации и приемы. К тому же надежд на успех не давало состояние собственной армии.
В этом французский император убедился лично, когда 13(25) октября после получения сведений об отступлении русских от Малоярославца направился на рекогносцировку и, едва успев отъехать от ставки, вблизи собственных бивуаков в районе Городни внезапно подвергся нападению казаков [406]. Это был рейд шести казачьих полков генерал-майора А.В. Иловайского. На некоторое время с немногочисленной охраной Наполеон оказался в полном окружении. Большинство очевидцев утверждали, что небольшой эскорт, окружив французского императора, принял бой. Лишь получив подкрепления, французы заставили отступить казаков, которым удалось захватить с собой 11 отбитых у неприятеля орудий (из парка гвардейской артиллерии). И это происходило днем в центре расположения собственных войск! Лишь благодаря тому, что казаки были увлечены захватом обозов и не заметили более ценную добычу, этот острый эпизод закончился благополучно, но он был показателен. Наполеон воочию удостоверился, в каком тяжелом положении, при крайней нехватке кавалерии, находилась его армия. Казачьи отряды могли беспрепятственно проникать в тылы и безнаказанно действовать даже вблизи императорской Главной квартиры. Одновременно с этим рейдом во французский тыл в сторону Боровска была направлена крупная партия генерала Д.Е. Кутейникова, а сильный казачий отряд под командованием полковника Г.Д. Иловайского занял Медынь, где нанес поражение авангарду 5-го польского корпуса. Одновременные действия трех рейдовых отрядов продемонстрировали Наполеону полную безнаказанность иррегулярных войск в тылу и на флангах его армии.
Сам факт событий под Городней многие французские мемуаристы трактовали чуть ли не как основной мотив при принятии решения Наполеоном о дальнейших действиях, выставляя на первый план личные впечатления императора, попавшего в драматические обстоятельства, когда возникла реальная угроза его захвата в плен или гибели. Не случайно, что именно после этого французский полководец попросил у своего врача яд (на случай угрозы попадания в плен) и носил его при себе до 1814 г. Но вряд ли «испуг» Бонапарта явился какой-либо побудительной причиной, тем более что он в предыдущих кампаниях неоднократно демонстрировал личное мужество и не раз доказывал, что не испытывает страха перед смертью.
Наполеон всегда руководствовался не эмоциями, а трезвым анализом обстановки и собственным разумом. Здравый разбор сложившихся обстоятельств подталкивал его к единственному правильному решению, которое, правда, в тех условиях не предвещало ничего хорошего. Позиция, выбранная Кутузовым, слабость и расстройство армейского организма, неспособность разведочной и патрульной службы Великой армии склонили Наполеона к мысли о возвращении на старую Смоленскую дорогу. Опасаясь флангового удара русской армии, он приказал отходить через Боровск и Верею к Можайску, а затем двигаться на Смоленск. И это был Наполеон, великий полководец, который до этого всегда привык искать боя, чтобы победоносно закончить кампанию! Это решение французский император принял тем же вечером в Городне на военном совете, большинство участников которого высказались против дальнейшего наступления и прорыва на Калугу. Именно поэтому был отдан приказ отступать к Смоленску через Можайск. 14(26) октября Великая армия повернула на север и начала отход. Войскам была поставлена задача оторваться от русских, что на первоначальном этапе удалось сделать из-за удаленности сил Кутузова. Подводя итоги Малоярославецкой операции, можно с полным основанием сказать, что именно русские войска вынудили Наполеона отступать по разоренной старой Смоленской дороге. Это предопределяло в значительной степени исход кампании и постепенную гибель Великой армии в России. Таким образом, малоизвестный до этого город, стоящий на мелководной речке Луже, оказался полностью соответствующим своему средневековому гербу – разъяренному медведю, вооруженному секирой.
Кутузов не знал о решении Наполеона, отступая к Полотняному Заводу. Но с этого момента осуществился переход Великой армии от наступательных действий к отступлению. Вынужденный отходить по опустошенной еще в августе старой Смоленской дороге, Наполеон окончательно утратил стратегическую инициативу, перешедшую к русским генералам.
Этот период – действия противников от Тарутино до Малоярославца – можно назвать переломным в судьбе кампании 1812 г. Начало отступления Великой армии в корне изменило и тактику сторон. Наполеон, расчленив свой боевой порядок (отступал эшелонами) и имея значительные разрывы в движении между войсками, продвигался от Можайска к Смоленску по уже разоренному Смоленскому тракту, где имевшиеся на этапных пунктах незначительные запасы продовольствия достались Главной квартире и гвардии, а прочие войска остро страдали от голода. Для армии Кутузова в тот период создалась уникальная ситуация – возможность нанесения, почти беспрепятственно, фланговых ударов по разрозненным и находящимся на марше наполеоновским частям. Все решала скорость передвижения. Если большинство русских конных отрядов, иногда поддерживаемых егерями, часто совершали стремительные броски и маневры, действуя на опережение противника в выгодных пунктах, и добивались реальных результатов, то этого никак нельзя сказать о главных силах Кутузова. Они действовали медленно и не успевали перерезать в нужный момент, как, например, под Вязьмой, Смоленский тракт, причем часто их останавливал сам главнокомандующий. Рассмотрим этот момент поподробнее.
Достигнув 16(28) октября Можайска, корпуса Великой армии далее следовали по дороге на Смоленск с интервалом до 10 верст в следующем порядке: гвардия, 3-й, 8-й, 5-й и 4-й армейские корпуса, в арьергарде находился 1-й корпус маршала Л.Н. Даву. Главные силы российской армии М.И. Кутузова двигались южнее Смоленского тракта по дороге через с. Кузово, Сулейка, Дуброво и Быково, авангард под командованием генерала М.И. Милорадовича (2-й и 4-й пехотные, 2-й и 4-й резервные кавалерийские корпуса) следовал между армией Кутузова и старой Смоленской дорогой, а корпус М.И. Платова (15 казачьих полков), усиленный 26-й пехотной дивизией генерала И.Ф. Паскевича, следовал за противником по старой Смоленской дороге, в районе которой действовали также несколько армейских партизанских отрядов.
19(31) октября в Вязьму прибыл Наполеон, а 21 октября (2 ноября) он выступил с гвардией, частью резервной кавалерии и вестфальским корпусом дальше к с. Семлево, оставив в городе 3-й армейский корпус маршала М. Нея с задачей сменить в арьергарде войска 1-го корпуса. 4-й армейский корпус вице-короля Э. Богарне и 5-й (польский) корпус ген. Ю. Понятовского располагались в тот день в 7 верстах к востоку от Вязьмы, а арьергард Даву – под с. Федоровское в 17 верстах от города. Милорадович и Платов, учитывая растянутое расположение противника, условились о совместной атаке на следующий день.
В 4 часа утра 22 октября (3 ноября) авангард Милорадовича выступил из с. Спасское (20 верст восточнее Вязьмы), выслав вперед 2-й и 4-й резервные кавалерийские корпуса с 17-й пехотной дивизией, которые составили правую колонну. Среднюю колонну образовали 4-я пехотная дивизия и егерская бригада 11-й пехотной дивизии под командованием принца Е. Вюртембергского, а левую колонну – войска 4-го пехотного корпуса под командованием генерала А.И. Остермана-Толстого. Корпус Платова с 26-й дивизией находился в это время между Царево-Займищем и с. Федоровское. Как раз в этот день выпал первый снег.
В 8 часов утра кавалерия Милорадовича подошла к с. Максимово, откуда атаковала двигавшуюся в колонне по старой Смоленской дороге 1-ю бригаду 13-й пехотной дивизии генерала Т.П. Нагля, рассеяла ее и преградила путь двигавшемуся от с. Федоровское корпусу Даву. Но передовые части французского арьергарда продолжили движение, оттеснив русскую конницу с дороги. В это время к месту боя стали подходить отставшие от кавалерии полки 17-й пехотной дивизии генерала З.Д. Олсуфьева, а задержавшийся с выступлением Платов, услышав звуки боя, атаковал части Даву, защищавшие с. Федоровское и занял его. К 10 часам утра к дороге вышла 4-я пехотная дивизия принца Вюртембергского и отрезала войскам Даву путь дальнейшего отступления. Одновременно на позицию к с. Большой и Малый Ржавец стали выдвигаться полки 4-го пехотного корпуса Остермана-Толстого. Оценив обстановку, двигавшийся к Вязьме Богарне остановился, развернул свои войска и занял позицию у д. Мясоедово для помощи Даву и противодействия колоннам Милорадовича. Во 2-ю линию был подтянут 5-й (польский) корпус Понятовского, а чуть позднее Ней выслал из Вязьмы к ним в поддержку 11-ю пехотную дивизию генерала Ж.Н. Разу. Войска Богарне оттеснили с дороги русскую пехоту, но к этому времени Милорадович уже устроил несколько батарей, которые начали интенсивный обстрел двигавшихся по направлению к Вязьме колонн Даву. Вследствие этого французский арьергард, теснимый с тыла Платовым, вынужден был свернуть с большой дороги вправо и пробираться на соединение с Богарне по пересеченной местности, потеряв при этом бóльшую часть обоза. Под прикрытием стрелковых цепей расстроенные войска Даву подошли к позиции вице-короля, обошли ее с тыла и заняли место на правом фланге.
Около 14 часов дня Милорадович организовал атаку силами 26-й, 17-й и 4-й пехотных дивизий на занимаемую противником поперек дороги позицию. На левом фланге в наступление против войск Даву перешел 4-й пехотный корпус, которому удалось значительно потеснить неприятеля. Опасаясь обхода с фланга, Богарне отступил к Вязьме и занял высоты впереди города, но позже из-за сильного огня русской артиллерии и возникшей угрозы для его флангов отступил в город. Французам нужно было время, чтобы эвакуировать через р. Вязьма отставших, тыловые службы и скопившиеся на улицах обозы.
В 16 часов дня Милорадович приказал 11-й пехотной дивизии очистить город. Впереди с развернутыми знаменами в атаку под музыку пошел Перновский пехотный полк во главе с генерал-майором П.Н. Чоглоковым. Вслед за ним другие полки дивизии ворвались в Вязьму, уже объятую огнем. В тот момент, когда в центре города еще продолжался бой, в Вязьму с северо-восточной стороны вошла 26-я пехотная дивизия, поддержанная казаками Платова. К 18 часам город был очищен от неприятеля, российские войска занялись тушением пожаров, а вышедшие из Вязьмы части Великой армии, уничтожив мосты на р. Вязьма, заночевали в лесу при 18-градусном морозе и разыгравшейся метели. Правда в следующие дни мороз сменила оттепель, снег растаял и дорога стала труднопроходимой. В четырех корпусах Великой армии, участвовавших в боях под Вязьмой, в тот день находилось в строю от 30 до 40 тыс. человек, их потери составили до 4 тыс. убитыми и ранеными и 3 тыс. пленными (в числе последних был генерал Ж.Б. Пеллетье). Российские войска захватили обозы и 3 орудия и освободили значительное число русских военнопленных, содержавшихся в городе и в Предтеченском монастыре. У Милорадовича и Платова в тот день в строю находилось от 25 до 30 тыс. человек, а их убыль составила около 1800 человек. Это первый бой, в котором разница в потере бойцов в разы была в русскую пользу. Для Великой армии это являлось опасным симптомом.
Но основные силы Кутузова участия в боях не принимали, лишь совершили переход от с. Дуброво (27 верст от Вязьмы) к с. Быково (10 верст от города), а выделенные для поддержки общей атаки две кирасирские дивизии под командованием генерал-адъютанта Ф.П. Уварова, Тульский казачий полк и две гвардейские конные батареи, не имея возможности переправиться по заболоченной местности через р. Улица, простояли у города. Они поддержали атаку войск Милорадовича лишь артиллерийским огнем. Безусловно, бои под Вязьмой значительно ухудшили стратегическую ситуацию Великой армии. И если ранее Наполеон рассматривал возможность нанесения контрудара по преследовавшим его российским войскам, то после получения донесения о сдаче Вязьмы он отказался от этого намерения и отдал приказ об ускоренном движении к Смоленску.
Как мы можем заметить на этом примере, Кутузов, находясь вблизи города в достаточно выгодной позиции, старался не втягивать свои главные силы в бой с противником (об этом свидетельствовали многие мемуаристы), а предпочитал выделять лишь ограниченное количество войск, чтобы подгонять противника и держать его постоянно в напряжении. Необходимо сказать, что действия Кутузова не раз подвергались критике со стороны российского монарха, стремившегося держать все дела под своим контролем. В их переписке содержится достаточно много личных упреков царя в адрес генерал-фельдмаршала. Приведем, к примеру, выдержки из письма Александра I Кутузову от 30 октября, в котором давалась оценка событий октября месяца: «Непонятное бездействие ваше после счастливого сражения перед Тарутино, чем упущены те выгоды, кои оно предвещало и ненужное и пагубное отступление ваше после сражения под Малоярославцем до Гончарово уничтожили все преимущества положения вашего, ибо вы имели всю удобность ускорить неприятеля в его отступлении под Вязьмой и тем отрезать по крайней мере путь трем корпусам: Даву, Нея и Вице-Короля... Имея превосходную легкую кавалерию, вы не имели довольно отрядов на Смоленской дороге, чтобы быть извещену о настоящих движениях неприятеля... Ныне сими упущениями вы подвергли корпус графа Витгенштейна очевидной опасности... Обращая все ваше внимание на сие столь справедливое опасение, Я напоминаю вам, что все несчастия от всего проистечь могущие, останутся на личной вашей ответственности. Пребываю вам всегда благосклонный» [407]. Адресат, прочитав такой текст, вряд ли почувствовал «высочайшую благосклонность», скорее – наоборот. Тем более что слишком многое в словах российского императора было справедливо, хотя по горячим следам трудно судить о произошедших событиях на расстоянии, не зная всех обстоятельств.
Все же к непосредственной заслуге главнокомандующего необходимо отнести в целом удачную организацию параллельного преследования противника по боковым дорогам в сочетании с непрерывными ударами многочисленных отрядов конницы и партизан. Результаты были поразительные. Двигаясь без флангового прикрытия к Смоленску, части Великой армии постоянно таяли от беспрерывных стычек с русскими, свирепствовавшего голода, начинавшихся холодов, все увеличивавшихся лишений и резкого падения дисциплины. Но именно эти, крайне пагубные для французов факторы способствовали в некоторой степени быстроте движения наполеоновских частей к Смоленску, как к пункту, где это ужасное отступление должно было кончиться. Надежда на предстоящий отдых подстегивала и ускоряла марши некогда победоносных частей. Кроме того, сама по себе весьма реальная возможность со стороны шедших параллельно русских войск отрезать и истребить какой-либо французский корпус или встать на пути Великой армии ускоряла отступление.
Русская армейская разведка в этот период в избытке добывала командованию сведения о противнике, но стремительно разворачивающиеся события быстро обесценивали их. Только оперативная информация в сочетании с инициативой частных начальников приводили к успеху. Так, например, под Ляховом 28 октября (9 ноября) результатом предприимчивости командиров армейских партизанских отрядов стало окружение и затем пленение бригады Ж.П. Ожеро (в плен попало 1700 человек).
Наполеон же отступал к Смоленску фактически «с закрытыми глазами». Коленкур писал, что поскольку «состояние нашей кавалерии и быстрота нашего передвижения не позволяли нам высылать разведки, то мы не имели сведений о неприятеле» [408]. Французский полководец первоначально планировал даже внезапное нападение на русский авангард под Славковом, но полученные известия о неудачах корпусов на Двине заставили его ускорить движение к Смоленску. Виктору с войсками корпусов Сен-Сира и Удино он приказал вернуть отбитый русскими Полоцк. В предписании Виктору говорилось: «Начинайте наступление... от этого зависит спасение армии» [409]. Для поддержки именно этого наступления (к Полоцку и Витебску) для открытия сообщения с корпусами, действовавшими на р. Западная Двина, и для облегчения продовольствия главных сил Великой армии, отступавших по Смоленскому тракту на Духовщину, был направлен 4-й армейский корпус Э. Богарне, правда, как раз в тот момент, когда русские в довершение всего уже заняли и Витебск. Но при переходе к Духовщине при переправе через р. Вопь, атакованный казаками Платова, Богарне потерял 28 октября (9 ноября) в районе с. Ярцево почти весь обоз и 64 орудия, а потери только пленными составили около 4 тыс. человек, хотя, по выражению самого Платова, «брато в плен мало, а более кололи». Наступление на Полоцк не состоялось и остатки корпуса Богарне быстро отошли к Смоленску на соединение с главными силами.
Бои под Красным
Первоначально, прибыв в Смоленск, Наполеон надеялся, что сможет организовать армию и стабилизировать обстановку. Но части, прибывшие из Москвы, уже имели плачевный и неприглядный вид. Деморализацией в значительной мере были поражены все рода войск от солдат до среднего командного звена, поровну делившие все тяготы и лишения отступления. По воспоминаниям Л.Г. Пьюбиска, занимавшего интендантскую должность в Смоленске, офицеры выламывали окна в его квартире и требовали хлеба, а рядовые, по его мнению, были «похожи на людей, убежавших из сумасшедшего дома» [410]. Французский император рассчитывал, что небольшой отдых позволит восстановить в рядах порядок и дисциплину, поднять боеспособность, а выдача пайков вернет в строй отставших и дезертиров. Но лелеялись эти надежды напрасно. Отсутствие продовольствия и действия русских войск разрушили и эти ничем не подкрепленные надежды императора французов. Поступившие сообщения о неудачных действиях Э. Богарне на р. Вопь, капитуляции Ожеро, сдаче Витебска заставили его принять решение о дальнейшем отходе, ввиду невыгодности складывавшейся ситуации. Кроме того, в тот момент не имелось никаких сведений об армии П.В. Чичагова, а это был весьма тревожный симптом. Для отступления Наполеон выбрал Минскую дорогу, так как ошибочно полагал, что Кутузов, не доходя Смоленска, двинулся на север на соединение с Витгенштейном.
Для русского командования складывалась чрезвычайно выгодная обстановка. Кутузов, анализируя сложившуюся ситуацию и многочисленные сообщения разведки, выделял три возможных пути отступления для Наполеона, в то же время считая, что противник может пойти на риск разделения своих сил по трем дорогам. Все же на основании разведданных он принял решение продолжить движение своих главных сил «прямо на Красное и далее к Орше на операционную линию неприятеля» [411]. К этому времени уже стало известно, что Витгенштейн занял Чашники и угрожает коммуникациям Наполеона с севера. Исходя из этого, Кутузов полагал, «что главное поражение, которое неприятелю нанести можно, должно быть между Днепром, Березиною и Двиною...» [412]. Не имея сведений о Чичагове, главнокомандующий считал, что основная роль выпадает на долю войск Главной армии и Витгенштейна. Финляндский корпус генерала Ф.Ф. Штейнгейля, попытавшийся в сентябре выполнить свою часть Петербургского плана, после не очень удачной попытки наступления от Риги в сторону Вильно отказался от этого замысла из-за недостатка кавалерии и решил присоединиться к войскам Витгенштейна [413]. Но это частное изменение некоторых деталей плана не влияло в целом на благоприятное складывание для русских стратегической ситуации и оставляло хорошие возможности для полной и успешной реализации задуманного замысла.
На флангах дела в тот момент складывались следующим образом. Первый отдельный корпус Витгенштейна постоянно подпитывался подкреплениями – рекрутами, запасными батальонами, санкт-петербургским и новгородским ополчениями, частями Финляндского корпуса под командованием генерала Ф.Ф. Штейнгейля, и его численность вскоре возросла в октябре до 40 тыс. человек. Фактически корпус превратился в полноценную армию. После долгого периода ведения «малой войны» Витгенштейн, усиленный частями Финляндского корпуса генерала Ф.Ф. Штейнгейля, перешел к активным действиям и 6–7 (18–19) октября его части вытеснили противника из Полоцка. Тем самым левый фланг Великой армии был поставлен под угрозу. В августе – сентябре на Волынь прибыла Дунайская армия, где соединилась с 3-й Обсервационной армией. После соединения войска на этом участке возглавил адмирал П.В. Чичагов и стал командовать с 10(22) сентября 3-й Западной (объединенной) армией, а Тормасов отбыл в Главную армию Кутузова. Прибытие новой русской армии коренным образом изменило расклад сил и на правом фланге Великой армии. Русским удалось в короткий срок очистить всю Волынскую губернию и оттеснить противника за р. Буг. Кроме того, Чичагов приступил к выполнению Петербургского плана – оставив для прикрытия с тыла против саксонцев и австрийцев усиленный корпус генерала Ф.В. Остен-Сакена в районе Брест-Литовского, он с главными силами двинулся на Минск. Разгромив мелкие отряды под Ново-Свержене и Кайданове, войска Чичагова уже 4(16) ноября заняли Минск и тем самым перерезали главную коммуникационную линию Наполеона.
В этих условиях правильность выбора Кутузовым направления движения на коммуникационную линию противника подтвердили события 3 – 7 (15 – 19) ноября – бои под Красным. Наполеон, отступая из Смоленска и предполагая встретить на Минской дороге лишь казачьи партии, был удивлен, увидев русскую пехоту. Появление армии Кутузова у Красного было для французов неожиданным. Главные силы Кутузова, осуществляя параллельное преследование, сумели обойти с юга Смоленск и встать на пути отступающей Великой армии у Красного, угрожая полностью перерезать дорогу из Смоленска на Оршу. Первоначально Красный, выбив немногочисленный гарнизон, занял отряд генерал-адъютанта А.П. Ожаровского (два конных, четыре казачьих и один егерский полки). 2(14) ноября дивизия генерала М. Клапареда выгнала русских из города, и Ожаровский вынужден был отступить на 4 версты к с. Кутьково. В это время основные силы Кутузова (четыре пехотных корпуса и две кирасирских дивизии) находились в 30 верстах от Красного. Вечером 3(15) ноября с прибытием к Красному основных сил Наполеона Ожаровский окончательно был сбит с дороги на Оршу дивизией молодой гвардии генерала Ф. Роге. Но под рукой у Наполеона под Красным находились в тот момент лишь гвардия и корпуса Ж.А. Жюно и Ю Понятовского. Нужно было дождаться прибытия из Смоленска корпусов Э. Богарне, Л.Н. Даву и авангарда М. Нея. А русские войска генерала М.А. Милорадовича (два пехотных и один кавалерийский корпуса) уже смогли выйти на Смоленскую дорогу у д. Ржавки и фактически отрезать от Красного оставшиеся у Смоленска французские корпуса.
4(16) ноября полки Милорадовича у с. Мерлино встретили корпус Богарне, который сначала попытался прорваться по дороге, а после лишь ночью смог в обход и скрытно окольными путями пройти к Красному проселочными дорогами, бросив обоз и артиллерию. Кутузов к этому времени уже подошел к д. Шилово (5 верст от Красного) и там оставался весь день, даже не помышляя об атаке города.
Утром 5(17) ноября оба главнокомандующих решили перейти к активным действиям. Но если Наполеону нужно было обеспечить прохождение к Красному корпуса Даву, поэтому он поставил цель отвлечь на себя главные силы русских, то Кутузов планировал наступление на Красный, исходя из ложных сведений об отступлении Наполеона с гвардией к Лядам (на самом деле к этому времени отступили лишь корпуса Жюно и Понятовского). Поэтому он отдал приказ о выступлении генералу А.П. Тормасову во главе трех пехотных корпусов, они должны были через д. Кутьково дойти до д. Добрая и тем самым перерезать дорогу на Оршу после Красного. Генералу Д.В. Голицыну с 3-м пехотным корпусом и 2-й кирасирской дивизией было приказано наступать через д. Уварово на Красный. Войска Милорадовича, расположившись параллельно дороге, должны были первоначально пропустить корпус Даву, а затем вместе с Голицыным атаковать его.
Утром 1-я и 2-я дивизии Молодой гвардии перешли в наступление на д. Уварово, а русские упорно защищали занятые позиции. Кутузов, увидев гвардию в деле и узнав, что Наполеон еще находится в Красном, верный избранной им методе, тут же приостановил обходное движение войск Тормасова. Милорадович, как и было ему предписано, пропустил двигавшийся корпус Даву (четыре дивизии, одна за другой), а затем атаковал его. Даву, как и Богарне, вынужден был сойти с основной дороги, бросить часть обоза и артиллерию и идти в обход уже проселочной дорогой, чтобы достичь Красного. Наполеон, узнав, что русские части совершают движение в направлении с. Доброе и тем самым могут отрезать его, приказал начать отступление от Красного к Орше, не дожидаясь подхода Нея. У с. Доброе передовые полки Тормасова напоследок успешно атаковали французский арьергард, но так и не смогли его отрезать от основных сил.
Но самые суровые испытания выпали на долю войск маршала М. Нея. На следующий день, 6(18) ноября, через Красный, когда французов там уже не было, попытался прорваться авангард Нея. Части его корпуса вынуждены были задержаться в Смоленске, и возник значительный разрыв в движении между ним и корпусом Даву. У Нея насчитывалось 6–8 тыс. солдат в строю и примерно столько же нонкомбатантов, или так называемых «шатунов». События развивались по примерно такому же, но более драматичному сценарию, как с Богарне и Даву. Правда, русские были уверены, что уже все французские корпуса покинули Смоленск, поэтому войска Милорадовича даже стояли тылом к Смоленску. И первоначально Нею удалось продвинуться, но затем он был остановлен перед Красным, и последующие отчаянные атаки оказались бесплодны ввиду численного преимущества русских. Чтобы выиграть время, Ней задержал прибывшего русского парламентера с предложением о сдаче, затем, дождавшись темноты и собрав всех боеспособных (около 3 тыс. человек), двинулся вправо от дороги в сторону Днепра и по тонкому льду, положив в качестве мостков бревна и доски, переправился через реку у м. Сырокоренье. Его уже считали погибшим, но окружным путем 8(20) ноября он добрался, отбиваясь от казачьих полков Платова, до Орши и привел до 800 человек. Это все, что осталось от его корпуса.
Генерал барон Г. Жомини, сам участник Русского похода, очень критично отнесся к решению Наполеона отступать целой армией эшелонами от Смоленска, он полагал, что французский полководец «сделал при этом более тяжелую ошибку, что неприятель преследовал его не сзади, а в поперечном направлении, почти перпендикулярно к середине его разобщенных корпусов. Три дня боя под Красным, столь пагубные для его армии, были результатом этой ошибки» [414]. Общие потери французов под Красным были ужасающими – более 10 тыс. человек убитыми, от 19 до 30 тыс. пленными, в руки победителей попало 200–266 орудий (цифры разнятся), огромный обоз, несколько орлов и даже маршальский жезл Даву. Потери русских войск составили 2 тыс. убитыми и ранеными. Это при том что главные силы Кутузова фактически не участвовали в трехдневных боях, которые главнокомандующий в реляции назвал генеральным сражением, за что в армии многие получили награды, а самому Кутузову была пожалована почетная приставка к титулу «Смоленский».
Березинская катастрофа
В то же время надо признать, что, несмотря на чувствительные удары, Великая армия еще сохраняла боеспособность, хотя и попала в тяжелейшее положение. После значительных потерь под Красным французский император надеялся задержать Кутузова у Орши под защитой Днепра. В Орше он переформировал остатки войск, назначил пункты сбора для безоружных солдат, приказал сжечь все кареты и экипажи, уничтожить понтонные парки, чтобы взять лошадей для оставшейся артиллерии. Правда, у него практически не оставалось конницы, оставались спешенные части и гвардейская кавалерия (1600 всадников). Поэтому из числа генералов и офицеров, сохранивших лошадей, он лишь составил конвой под названием Священный эскадрон.
В распоряжении Наполеона с присоединенными двумя фланговыми корпусами оставалось под ружьем примерно 37 тыс. человек и где-то столько же вне строя против 120 тыс. русских у Чичагова, Витгенштейна и Кутузова. Но у французского императора уже не было под рукой стратегического резерва. Последний свежий корпус Виктора был брошен против Витгенштейна. Почти одновременно в Оршу прибыли донесения о неудаче Виктора под Чашниками и о занятии Минска Чичаговым – важнейшей тыловой базы Великой армии на ее путях сообщений с Европой. Последнее сообщение было крайне неприятным для Наполеона. Последствия могли быть катастрофическими, так как противник не только перерезал операционную линию в тылу, но и угрожал Борисову – главному узлу коммуникаций Великой армии на р. Березине. Наполеон вынужден был форсировать отступление от Орши и отдал приказ Удино и Домбровскому двинуться к Борисову, удержать переправу до прибытия главных сил и отбросить Чичагова с Минского направления.
Несмотря на сложность плана, принятого к руководству после сдачи Москвы, русское командование было близко к его осуществлению. Хотя к этому времени уже имелись отклонения от первоначально выработанного замысла, центральная идея плана прекрасно согласовывалась со сложившейся обстановкой, и с русской стороны был создан тактический перевес сил. После сражения под Красным участь Великой армии во многом зависела от согласованности совместных действий войск Чичагова, Витгенштейна и Кутузова, с разных сторон загонявших Наполеона в готовящуюся ловушку.
9(21) ноября авангард Чичагова под командованием генерала К.О. Ламберта быстро направился к Березине и, используя данные разведки, внезапно напал и выбил только что подошедшего генерала Г. Домбровского из Борисовского тет-де-пона. 10(22) ноября армия Чичагова полностью заняла линию Березины и начала переправу на другой берег. Сведения Чичагова о Великой армии были неопределенными. По показаниям пленных, Наполеон приближался со 100-тысячным войском, от Кутузова же он получал сообщения о большом расстройстве отступающих французов. Сам Чичагов был чрезвычайно уверен в конечном результате, что даже издал анекдотичный приказ о поимке Наполеона с описанием его примет [415]. Но за самоуверенность адмиралу пришлось поплатиться. 11(23) ноября его авангард под командованием генерала П.П. Палена (сменившего раненного Ламберта), двигавшийся без предварительной разведки, был внезапно атакован передовыми силами маршала Удино у д. Лощница и отброшен к Борисову. Чичагов, полагая из расспросов пленных, что перед ним два корпуса – Удино и Виктора, очистил левый берег и тем самым лишил себя активной роли в предстоящих событиях.
В это время Кутузов продолжал преследование Великой армии лишь кавалерией, а главные силы направил на Копыс. По его оценкам, численность всех войск Наполеона в треугольнике Борисов – Черея – Толочин простиралась до 60 тыс. Витгенштейн, узнав от пленных о движении Удино к Борисову, усилил давление на оставшийся перед ним корпус Виктора. Великая армия оказалась в полном окружении. Французская разведка не располагала сведениями о движениях русских войск, прибегала к расспросам местных жителей и искала проводников. Сам Наполеон опрашивал лиц, знакомых с местностью. Выслушав генералов Г. Дода де ла Брюнри и А.А. Жомини, он остановился на предложении Жомини переправиться выше Борисова и далее следовать маршрутом на Вилейку к Вильно. Перед Наполеоном стояла только одна цель – вырваться из кольца. Он отказался от ранее принятого плана пробиваться на Минск и приказал Маре подготовить продовольствие в Вильно, а часть запасов направить в Вилейку. Отыскание и обеспечение переправы через Березину было возложено на маршала Удино. Наполеон, по словам жены маршала, даже заявил Удино: «Вы будете моим слесарем и отопрете мне эту дверь» [416]. Непосредственно переправу у Студенки указал командир бригады Ж. Корбино, совершивший от Глубокого рейд для соединения с Удино.
С целью обмануть Чичагова южнее Борисова была устроена ложная переправа у д. Ухолоды. Это мероприятие было подкреплено успешной операцией по дезинформации противника. Начальник штаба Удино, генерал Г. Лорансе, собрал старожилов и усиленно расспрашивал их о возможности переправы у Ухолод. Задержав нескольких из них как будущих проводников, он тем самым внушил остальным, что Наполеон будет там переправляться. Местные жители М. Энгельгарт и Л. Беннингсен ночью перешли Березину и сообщили об этом Чичагову [417].
Для высшего командного состава русских войск, действовавших в это время в районе Березины, не было важнее вопроса, чем о предполагаемом направлении движения Великой армии и вероятного места ее переправы. В создавшейся обстановке у Наполеона оставалось три возможных варианта: движение на Игумен (переход Березины южнее Борисова); прорыв у Борисова (лобовое наступление на Чичагова и восстановление моста); путь в направлении Вилейки (переправа севернее Борисова). Хотя Наполеон остановился на последнем варианте, все трое русских главнокомандующих считали наиболее вероятным южное направление. В какой-то степени французский император сделал ставку на здравомыслие противника, и этот расчет оправдал себя.
Кутузов в своей переписке с подчиненными хоть и предлагал удерживать Зембинское дефиле (против Студенки), но считал, что противник попытается прорваться на Волынь, и прямо указывал на переправу в Ухолодах. С целью воспрепятствовать прорыву главных сил Великой армии на юг армия Кутузова получила направление на Нижнее Березино. Старый главнокомандующий, разбирая обстановку, писал императору об этом 14(26) ноября: «Главные силы нашей армии следуют прямо на местечко Березино, как для воспрепятствования неприятелю взять налево к Игумену, также и потому, что единственно по сему направлению можно найти продовольствие, достаточное для корпуса армии» [418]. Такого же мнения придерживался Платов и Витгенштейн. Последний был введен в заблуждение движением арьергарда Виктора к Лошницам. Виктор поступил вопреки приказу Наполеона и оставил неприкрытой Лепельскую дорогу. В создавшейся ситуации Витгенштейн мог беспрепятственно достичь Студенки и уничтожить неприкрытую с тыла переправу. Для этого было достаточно провести глубокую разведку севернее Борисова. Витгенштейн же принял решение, основываясь на непроверенных разведданных, двинуться на Борисов [419].
Многие в русских штабах, хотя и предполагали большую вероятность переправы Наполеона в Ухолодах, считали, что предварительно необходимо собрать точные данные. С этой целью в «авангард» был направлен генерал Ермолов, чтобы на основе разведывательных сведений выбрать для движения верное направление. Для координации действий всех трех групп русских войск на Березине были отправлены специальные команды для установления связи и передачи информации, в частности отряды под командованием М.Ф. Орлова и А.И. Чернышева. Но информированность Чичагова о мнении Кутузова и Витгенштейна сыграла роковую роль. Сначала адмирал, войска которого должны были прикрыть три пути, по которым Наполеон мог осуществить отступление, растянул свои силы, а затем, обманутый французами, сосредоточил как раз главные силы на юге и оставил почти неприкрытым север, хотя к этому времени его войсковая разведка уже располагала сведениями о готовящейся переправе у Студенки [420].
В создавшейся для Великой армии критической ситуации Наполеон проявил максимум энергии. Он вынужден был одновременно решать двойную задачу: наступательную – по отношению к 3-й Западной армии, и оборонительную – относительно войск Витгенштейна и Кутузова. В качестве главной ударной силы и прикрытия использовались еще боеспособные свежие левофланговые части, в авангарде – Второй армейский корпус Великой армии под командованием маршала Н.Ш. Удино (14 тыс. человек), в арьергарде находился 9-й армейский корпус маршала К. Виктора (8 тыс. человек).
С 14(26) по 17(29) ноября происходила переправа Великой армии через Березину у д. Студенка. 400 саперов и понтонеров под командованием генералов Ф. Шасслу-Лоба и Ж.-Б.Эбле сумели построить два моста на козлах, причем наводка мостов производилась стоя по грудь в ледяной воде. 14(26) ноября Великая армия начала переправу, причем мосты несколько раз ломались. Первыми перешли на другой берег войска Удино, оттеснив небольшой русский заслон под командованием генерала П.Я. Корнилова. Витгенштейн, не имевший точных сведений о противнике, не смог нанести удар по незащищенной с фланга переправе, и, двигаясь на Борисов, лишь напирал с тыла на арьергард Виктора. В результате его войскам удалось 15(27) ноября отрезать и на другой день пленить у Старого Борисова только дивизию генерала Л. Партуно. Основные силы Кутузова находились на большом удалении от Березины, а прибывшие в район переправы отряды генералов М.И. Платова и А.П. Ермолова не успели принять участия в боевых действиях.
С 14(26) по 17(29) ноября на обоих берегах Березины происходили ожесточенные бои, в ходе которых обе стороны понесли чувствительные потери. 16(28) ноября на правом берегу Чичагов, подтянув с юга и сосредоточив свои войска, безуспешно пытался сбить переправившегося неприятеля с позиций у д. Брили, а войска Витгенштейна на левом берегу, усиливая давление на противника, медленно приближались к Студенке, причем подразделения вводились в дело по частям, а атаки производились по инициативе лишь частных начальников.
В отличие от целеустремленных действий Наполеона оба российских военачальника в тот день не проявили должной решительности. Утром 17(29) ноября последние части арьергарда корпуса Виктора перешли на правый берег Березины и зажгли мосты, оставив на произвол судьбы обозы и охваченных паникой «одиночек». Отсутствие общего руководства, несогласованность и разрозненность действий Чичагова и Витгенштейна позволили Наполеону переправить через Березину боеспособные силы и затем вывести их через Зембинское дефиле на Вилейку. Однако его потери при Березине составили от 25 до 40 тыс. человек. В руки к русским попала почти вся остававшаяся французская артиллерия, обоз и большое число пленных. Убыль русских войск за 4 дня боев также была весьма чувствительна и составила, по разным данным, от 8 до 14–15 тыс. человек.
Тот «генерал-зима», который, по мнению многих французских авторов, погубил Великую армию, на этот раз явно благоволил Наполеону. Непроходимые весной и осенью Зембинские болота, через которые лежал дальнейший путь отступления, были скованы морозом (25–30 градусов), что позволило французам пройти через них. Этому же способствовало оставление в целости Чичаговым мостов и гатей на Зембинской дороге, хотя и не все историки считали, что заблаговременное уничтожение гатей в значительной степени затруднило бы путь движения Великой армии, или тогда войска Наполеона могли погибнуть в болотах.
Наполеон на Березине действовал с большим риском и максимальной энергией, так как его армия находилась в крайне опасном положении. Войска Чичагова и Витгенштейна, каждого в отдельности, не уступали силам Великой армии. Если бы оба военачальника даже после переправы проявили больше упорства, инициативы и смелости в решениях, исход событий на Березине был бы полностью гибельным для французов. С точки зрения открывавшихся, но нереализованных перспектив, действия всех трех командующих – Кутузова, Чичагова, Витгенштейна – представляли собой цепь грубых оплошностей.
Тактический успех в критической ситуации на Березине позволил Наполеону в некоторой степени компенсировать стратегические просчеты и спасти жалкие крохи своих войск. Нужно признать, что высшее командование России не смогло в полной мере реализовать Петербургский план окружения и уничтожения противника в заранее заданном районе. Не хватило тактического мастерства осуществить на практике правильные стратегические задумки. Взведенная пружина березинской ловушки не сработала. Об этом прямо писал по горячим следам Александр I Чичагову и Витгенштейну: «Великая цель, Мне кажется, не достигнута. Наполеон перешел Березину с войском своим расстроенным, но не истребленным» [421]. Русское общественное мнение обвинило Чичагова в том, что именно он позволил Наполеону «ускользнуть», однако вина за подобный исход сражения в равной степени лежит и на Кутузове, и на Витгенштейне. Необходимо также сказать, что несмотря на допущенные российскими военачальниками промахи, события при Березине имели катастрофические последствия для Великой армии, которая как военный организм фактически перестала существовать, не случайно во французском современном языке слово «Березина» стало синонимом катастрофы.
«Никогда еще ни одна армия не находилась в более отчаянном положении, – считал участник переправы Г. Жомини, – и не выходила из него с большей силой и искусством. Томимая голодом, погибавшая от морозов, удаленная на 500 лье (2000 км) от своего операционного базиса, атакованная спереди и сзади на обоих берегах болотистой реки, посреди обширных лесов, – разве могла такая армия надеяться на спасение и на возможность ускользнуть?...Не знаешь, чему больше удивляться: операционному ли плану, приведшему русскую армию из Молдавии, Москвы и Полоцка к реке Березине, как сборному месту для заключения мира, – плану, который должен был бы закончиться пленением страшного противника, – или же поразительному упорству преследуемого таким образом льва, сумевшего проложить себе путь к спасению» [422]. С мнением известного военного теоретика трудно не согласиться. Другой не менее знаменитый военный писатель К. Клаузевиц, отдавая должное французскому героизму, большее внимание в своих выводах уделил результатам: «Честь свою Наполеон здесь спас в полной мере, и даже приобрел новую славу, но исход переправы все же был крупным шагом к полной гибели его армии. Мы знаем, сколько из всей армии дошло до Ковно, и Березина явилась последним существенным ударом, приведшим к этому результату. Таковым же был и общий ход всего отступления. За исключением самого себя, своих лучших генералов и нескольких тысяч офицеров, он из всей армии назад почти никого не привел. Следовательно, когда говорят: он довел до конца труднейшее отступление, то это следует понимать лишь номинально; то же можно сказать об отдельных моментах отхода» [423]. Недаром и большинство историков называют события на Березине катастрофой для Великой армии. «При Березине, – писал А.Н. Попов, – окончилась судьба Великой армии, заставлявшей трепетать Европу, она перестала существовать в военном отношении, ей не оставалось другого способа для спасения, как бегство» [424].
