Он жестом предложил Каре сесть на крышку унитаза. Она плюхнулась.
– Извини, что я раскисла. Сейчас мы должны были бы трахаться как сумасшедшие, правда? – Она посмотрела на Джека красными глазами в разводах туши. – Ты еще хочешь? – Не дожидаясь ответа, Кара начала расстегивать блузку. – Ладно, давай.
Джек мягко убрал ее руки с застежки.
– Предложение заманчивое, но, думаю, подходящий момент прошел. – Он помассировал плечи Кары, снимая напряжение. – Давай лучше поговорим о твоем сумасшедшем расписании.
Кара расслабилась и глубоко вздохнула:
– Ладно…
– Ты ходишь в тренажерный зал каждый день? Она решительно кивнула.
– Я могу составить для тебя более эффективную программу тренировок, которая позволит тебе заниматься всего четыре раза в неделю и при этом быть в лучшей форме.
Кара лукаво посмотрела на Джека, разглядывая его фигуру более внимательно.
– Серьезно?
– Серьезно. Что касается солярия, то это дело надо вообще бросить.
– Но…
– Сколько тебе лет?
Еще до того, как Кара ответила, Джек сурово уточнил:
– Меня интересует твой возраст по документам. Он знал про «голливудский» возраст Татьяны.
– Двадцать четыре.
– Я бы дал тебе двадцать шесть. Кара ахнула.
– Так что больше никаких соляриев.
– Но с загаром я лучше…
– Бывший муж Татьяны торгует косметикой «Мэри Кэй», он может подобрать тебе крем для автозагара. Я дам тебе его телефон.
На лице Кары отразилось недоумение.
– Таким образом, у тебя будет оставаться три утра в неделю, чтобы проводить время с Клаудией. А если вычеркнуть из расписания солярий, то в оставшиеся четыре дня ты будешь успевать заглянуть домой на часок‑другой перед очередным прослушиванием.
Кара просияла:
– А ведь и правда!
– Главное в этом деле – хорошая организация, – резонно заметил Джек. – Имея двух близнецов в доме, поневоле научишься распределять время. Мне пришлось научиться этому в экстренном порядке.
Кара повернулась к нему:
– Как их зовут?
– Итан и Эверсон. – При мысли о близнецах Джек улыбнулся. – Удивительные ребята. И очень сообразительные.
Во взгляде Кары появилось не что иное, как обожание.
– Ты говоришь как гордый отец.
– Ничего подобного, – быстро сказал Джек, гоня от себя саму эту мысль. – К чужим детям лучше не привязываться слишком сильно.
Но по сосущей пустоте, которую он ощутил при мысли о разлуке с близнецами, Джек понял, что поздно: он уже к ним привязался.
– Я так много важного упустила в жизни моей девочки, – прошептала Кара. – Ради чего, спрашивается? Ради дурацких прослушиваний на роли, которые я никогда не получу? Ради придурка с «Никоном», который пообещал показать мои фотографии главе студии?
– Не думай о том, что ты упустила, лучше лови те моменты, которые еще можешь.
Кара вскочила и поцеловала Джека в щеку.
– Ты не только милый, но еще и умный! Ох, где бы мне тоже найти такого мэнни?
Джек улыбнулся, но улыбка получилась вымученной – грусть, которая закралась в его душу, никуда не делась.
Глава 12
Козел!
Тебе перезванивала Констанс Энн.
Т.
Эту записку Джек увидел в ванной – она была прилеплена скотчем к зеркалу над раковиной. Он не стал ее отлеплять и взялся за зубную нить.
Неожиданно в дверном проеме возникла автор записки – одновременно и агрессивная, и подавленная. Было уже за полночь, и Джек не знал, почему у нее красные глаза – то ли спросонья, то ли от плача.
Татьяна ткнула пальцем в записку с таким видом, словно это был мусор на лужайке перед Белым домом, и громко прошептала:
– Сегодня вечером мне для полного счастья не хватало только звонка от этой особы!
Невольно перенимая ее тон, Джек ответил свистящим шепотом:
– Нужна же мне хоть какая‑то личная жизнь! Ты не можешь пожаловаться, что мне трезвонят целыми днями.
– Констанс Энн заменяет тебе личную жизнь? Ну, дорогой, у тебя серьезные проблемы.
Джек сорвал с зеркала записку, скатал ее в шарик и бросил в стальную корзину для бумаг. И промахнулся. Позорище! Он списал свой промах на поздний час, выпитое мартини (два, если быть точным) и тот факт, что запланированная ночь страстного секса с Карой обернулась на деле душеспасительной беседой о правильном распределении времени и уходе за кожей. Джек мысленно ужаснулся, представив, что бы подумали о нем его бывшие товарищи по команде – они бы его просто не узнали.
– Ты была не в духе задолго до того, как позвонила Констанс Энн. Признавайся, в чем дело?
Татьяна прищурилась.
– За такие разговоры я плачу доктору Джи. А люди вроде тебя нужны мне для того, чтобы несправедливо перекладывать на них вину. Так что давай не будем смешивать роли.
Джек продолжил чистить зубы зубной нитью.
– На это я не нанимался, так что нам придется обсудить прибавку к моему жалованью.
Татьяна села на крышку унитаза и скрестила ноги.
– Где ты был сегодня вечером? Мне, конечно, это безразлично, просто я не могла уснуть. Пыталась читать мемуары Энн Хеч «Если бы я была безумной» – не могу сказать, что это оказалось очень интересно. По телевизору ничего стоящего нет. Я пыталась смотреть Шину Истон, но она нагоняет на меня тоску. – Татьяна вздохнула. – Такие дела…
Джек покосился в ее сторону и принялся за верхние зубы.
– Сомневаюсь, смогу ли я тягаться с Энн Хеч и с исполнительницей шлягера «Утренний поезд», но мы с Энрике ходили по клубам. Если быть точным, мы с ним побывали в четырех.
– И мой помешанный на сексе помощник притащил домой…
– Мэнди. Славная девушка. Работает в бутике «Армани» и уже пообещала ему скидку.
– Тогда ему лучше сделать покупку в ближайшие три дня. – Татьяна смерила Джека взглядом снизу вверх. – А ты, как я вижу, упражняешься в чистке зубов.
– Мое положение вовсе не такое жалкое, как может показаться. На самом деле я одержал одну многообещающую победу, девушка ловила каждое мое слово, но дело приняло сложный оборот. Зато есть хорошая новость: вероятнее всего, у Керра появилась новая покупательница «Мэри Кэй».
Татьяна рассмеялась, качая головой, ее глаза заблестели от искреннего удовольствия.
– А я думала, что вы с Энрике собирались показывать в клубах альбом с детскими фотографиями, после чего женщины должны были бегать за вами, как поклонницы за «Битлз».
Джек взял в руки тюбик зубной пасты.
– Мы пытались, но, оказывается, в Лос‑Анджелесе такой подход не срабатывает. Женщины хотят видеть фотографии твоего бассейна, а не младенца.
Татьяна наблюдала, как Джек выдавливает на щетку зубную пасту (с улучшенными отбеливающими свойствами!).
– Не выдавливай тюбик с середины.
Джек поднял на нее взгляд, однако подчинился и стал выдавливать пасту из тюбика с конца.
– Может, ты зря бросила мемуары? Татьяна порывисто встала.
– Извини, наверное, мне не надо тебе мешать. Она шагнула к двери. Джек взял ее за руку.
– Да ладно тебе, я пошутил. С каких это пор ты стала такой чувствительной?
Татьяна посмотрела на его руку, но не попыталась от нее освободиться.
– На съемках сегодня был ужасный день.
– Что случилось?
– Вообще‑то мне бы не стоило забивать тебе голову моими проблемами, у тебя своих достаточно. Я имею в виду – ты не можешь вернуться в спорт из‑за травмы, у тебя нет денег, ты…
Джек ее перебил:
– Ради Бога, забей мне голову своими проблемами. Мне нужно отвлечься от моих собственных.
Он включил воду и начал чистить зубы.
– Понимаешь, я думала, что поднимаюсь на ступеньку выше в этой жизни. То есть что я ухожу от паршивых дешевых фильмов, в которых снималась раньше. В новом фильме и бюджет гораздо больше, и люди рангом повыше, но в итоге получается, что хрен редьки не слаще. Я – сексапильная цыпочка, и от меня требуется только вовремя раздеться. А если у меня есть даже самая блестящая идея, это никого не интересует. Ни моего звездного партнера, ни режиссера, ни продюсера – никого.
Джек выплюнул в раковину пену.
– Это хреново.
Он продолжил чистить зубы.
– Я знаю, что потрясающе занимаюсь сексом на экране.
Джек вскинул брови:
– Да‑да, это так. Но вот насчет секса в реальной жизни я не могу этого сказать, потому что последние несколько лет я была верной женой мужа, который, как выяснилось, был геем. Но что касается секса в кино, то тут я настоящий профессионал. Ты видел фильм «Женщина‑полицейский под прикрытием‑3: Служба эскорта»?
Джек кивнул. Он был уверен, что посмотрел абсолютно все кассеты. Все сюжеты обычно укладывались в одну и ту же схему – героиня раздевается, героиня гоняется за убийцей, героиня снова раздевается, героиня настигает убийцу. Скорее, они даже не укладывались в общую схему, а просто повторялись раз за разом.
– Ту сцену, в которой мы с детективом занимаемся сексом в ванне, я поставила сама. Эффектно получилось, правда?
– Угу… ага… – С полным ртом зубной пасты Джек не мог сказать ничего более вразумительного.
– Так вот, постельная сцена в «Грехе греха» по сравнению с моей – просто пародия. Но кто меня станет слушать, разве я могу что‑нибудь в этом смыслить? Я же просто пустоголовая цыпочка с классными сиськами.
Джек снова выплюнул пену, прополоскал горло и вытер губы. Теперь он закончил.
– Не продавай себя задешево. У тебя еще есть классная задница.
Татьяна слабо улыбнулась:
– Не забывай про фантастические ножки. Не зря же я занималась политесом и всякой такой всячиной.
Джек пристально посмотрел на нее:
– И ослепительные глаза.
Татьяна твердо выдержала его взгляд.
– А как насчет моего ума?
– Он у тебя магнетический. Меня всегда неотразимо притягивает к женщине се безумство.
– В таком случае Констанс Энн точно тебе понравится.
Джек присел на бортик ванны.
– Из‑за чего вы с ней враждуете?
– Мыс ней знакомы сто лет, еще с актерской школы Бейсли. Грег Тэппер учился с нами в одном классе. В него были влюблены все девушки и некоторые из парней. Но он уже тогда предпочитал молоденьких начинающих актрис, сокурсницы его не интересовали. – Татьяна коротко рассмеялась. – Но дело не в этом. Наш курс ставил в качестве дипломного спектакля «Трамвай „Желание“». Мы были вторым составом к основным исполнителям. Я была дублершей на роль Бланш, а Констанс Энн – на роль Стеллы. Мне повезло, девушка, которая играла Бланш, заболела, и я два вечера играла в спектакле. А бедняжке Констанс Энн досталась на редкость здоровая актриса, и ей так и не удалось выйти на сцену. С тех пор она меня ненавидит. Я плачу ей тем же. Я хочу сказать, ведь если тебя кто‑то ненавидит, надо отвечать тем же, это справедливо.
Джек покачал головой:
– Это нелепо.
Татьяна посмотрела на него как на бестолкового.
– Джек, мы женщины, мы актрисы, и мы живем в Лос‑Анджелесе, и здесь это вполне логично. Теперь‑то я могу смеяться, вспоминая ту историю, а тогда это была душераздирающая драма, посильнее, чем сцена в больнице в фильме «Стальные магнолии».
Джек поставил локти на колени, оперся подбородком на раскрытые ладони и улыбнулся:
– Татьяна, ты хоть немного представляешь, что происходит за пределами твоего маленького мирка?
Татьяна вздохнула:
– Представляю. Я знаю, что там много жареной пиши и плохой одежды.
Джека вдруг осенило, что он уже второй раз за один вечер сидит в туалете – ну пусть в ванной – с красивой, но отягощенной множеством проблем женщиной, которая выбалтывает ему свои секреты, как будто он ловкий ведущий какого‑нибудь ток‑шоу.
– Я не буду встречаться с Констанс Энн, если ты из‑за этого расстроишься.
– Я расстроюсь? Поверь мне на слово – тебе придется гораздо хуже.
– Как это? Ты не можешь судить объективно, ведь ты ее ненавидишь.
– Не напрямую, я только отвечаю на ее ненависть.
– То есть ты предпочитаешь отвечать на чувства равной мерой?
– В общем, да. По‑моему, этого требует простая вежливость.
– А если предположить, что я признаюсь тебе в любви? Татьяна наклонилась к Джеку и похлопала его по колену.
– Через это проходят все мужчины, которые на меня работают. Не веришь – спроси у Энрике. Когда‑то он был в меня по уши влюблен, а теперь я спокойно могу при нем переодеваться, он и внимания не обратит. Мой садовник вообще делал мне предложение. Пришлось его уволить – он плохо понимал по‑английски и решил, что я ответила «да». Неловко получилось. Но кольцо было красивое. Бриллиант в нем, правда, был искусственный, но все равно ведь об этом узнает только Господь Бог и опытный ювелир. Короче говоря, у тебя это пройдет, так что не назначай дату венчания.
– Татьяна, я в тебя не влюблен, я просто…
– Ну вот, видишь, уже прошло. Здорово, быстро ты управился. Может, ты ветреный тип? – Татьяна оглядела ванную. – Надо перекрасить стены. Нужен какой‑нибудь броский цвет, темно‑красный, например.
Джек улыбнулся:
– Уже поздно. Разве тебе не нужно выспаться перед завтрашней съемкой?
– У‑уф! Мне предстоит еще один день кувыркаться в постели с Грегом Тэппером, а он будет везде лапать и облизывать. Им пришлось обмазать меня вазелином и посыпать детской присыпкой, чтобы у меня не появилась сыпь. А потом пришлось выслушивать брюзжание Грега из‑за того, что красный крем, которым они смазали мне соски, видите ли, противный на вкус. Если бы он знал, каковы на вкус его поцелуи после очередного перекура! Этот гад даже не полощет рот зубным эликсиром.
– А ты не думаешь, что результат стоит твоих мучений? Этот фильм должен сделать тебя звездой.
Татьяна закатила глаза и помахала пальцем в воздухе:
– Бла‑бла‑бла…
– Но разве это не то, к чему ты стремилась?
– Да… то есть нет… черт, я уже не знаю. – Она встала и подошла к зеркалу. – Здесь такой безжалостный свет. – Она приблизила лицо к зеркалу и всмотрелась в свое отражение. – Может, мне пора делать инъекции ботокса?
Она вздохнула, выпрямилась и наложила под глаза толстый слой крема.
Джек смотрел на нее и не мог оторваться. Ее непослушные огненно‑рыжие волосы были стянуты в пучок, фигура скрыта под просторной пижамой с детским рисунком в виде мишек, чистое, без единой капли макияжа лицо блестело от дорогого крема, и все же сейчас она казалась Джеку прекраснее, чем в любой из сцен в любом из ее фильмов. Он посмотрел на два белых мазка крема под ее глазами и улыбнулся:
– Для чего этот крем?
Татьяна присела на бортик ванны рядом с Джеком.
– Он помогает мне выглядеть на мой «голливудский» возраст.
– Ты так и выглядишь, ни на один день старше…
– Поаккуратнее! – Татьяна взяла Джека за руку и вдруг переплела свои пальцы с его в неожиданно интимном жесте. – Джек, я рада, что ты с нами. Теперь я могу не волноваться за близнецов. Ты даже не представляешь, какое это облегчение.
Джек поднес их соединенные руки к губам и поцеловал Татьянины пальцы.
– Что я могу на это сказать? Ты получаешь то, за что платишь.
Татьяна повернулась и серьезно посмотрела ему в глаза.
– Пообещай, что не бросишь их, пока им не исполнится хотя бы восемнадцать и они не поступят в колледж. – Она попыталась засмеяться, чтобы смягчить свое высказывание, но в ее голосе сквозили подлинное чувство, неожиданная уязвимость и некоторая примесь отчаяния, какое человеку порой случается испытывать по ночам, когда не спится.
Джек подумал, не обратить ли разговор в шутку, но потом решил, что не стоит. Когда дело касается Итана и Эверсон, он должен быть серьезным. Чувствуя себя немного неловко, он выпустил Татьянину руку.
– Этого я не могу обещать.
– Я знаю, что не можешь. Неужели ты думал, что я это всерьез?
Джек посмотрел на часы:
– Сейчас два часа ночи, и ты не пьяна. Конечно, ты говорила всерьез.
Татьяна отвела взгляд.
– Ну… может быть, отчасти.
– Я не собираюсь работать на тебя все следующие восемнадцать лет. Предполагалось, что мое появление в роли няньки – временное решение проблем для нас обоих.
– Джек, но дети тебя полюбили. Ты для них вроде большого и сильного доброго волшебника, кроме того, им нужен сильный…
– Татьяна, у них есть отец.
Татьяна пренебрежительно отмахнулась.
– С тех пор как Керр переехал к Джейрону, он с ними почти не видится. Он бросил меня с двумя детьми, но я все равно о нем забочусь. Я разрешила ему устроить в моем доме эту дурацкую вечеринку для покупательниц. А то, что в доме появился ты, позволило ему со спокойной совестью снять с себя заботы о близнецах. Он только иногда наносит им визит, как будто он не отец, а какой‑нибудь дядюшка‑знаменитость. Господи, мне обязательно нужно снова выйти замуж! Нельзя допустить, чтобы моим единственным мужем был Керр.
Джек прижался плечом к ее плечу.
– Мы говорили о близнецах.
– Нуда, правильно. – Татьяна смущенно посмотрела на Джека. – Имей терпение. Я привыкла думать только о себе, мне трудно перестроиться. Вот почему в доме без тебя не обойтись. Ты пробуждаешь во мне совесть и чувство ответственности, а Керр – никогда. Он бы только жаловался, что мы не говорим о нем. А Мелина – эта женщина, которая работала няней до тебя, – она вечно поднимала шум из‑за того, что я снимаюсь обнаженной. Однажды меня это так достало, что я встала перед ней и распахнула блузку. Прямо на кухне. Распахнула и говорю: «Эти сиськи, дорогая моя, приносят деньги, из которых я плачу тебе зарплату!» С тех пор она заткнулась. Но через несколько недель уволилась.
Татьяна положила голову на плечо Джека и некоторое время лишь молча смотрела прямо перед собой.
– Мне хочется мороженого. Давай съедим на двоих стаканчик «Хааген‑даз»?
– Нет, спасибо.
– Тогда я съем его одна, растолстею, и все увидят, что персональный тренер из тебя никудышный.
– Сколько человек вообще знают, что я тебя тренирую? Кстати, маленькое уточнение: не тренирую, а только пытаюсь это делать. Ты ужасно капризная клиентка.
– Я разрекламировала тебя в статье, которая на следующей неделе будет напечатана в журнале «Ин стайл». Ты прославишься.
– Опять? Однажды я уже был знаменит и нерекомендую делать это до тридцати.
– Но тебе только двадцать шесть.
– Знаю. Я все еще не готов к славе.
– Ты скучаешь?
– По славе?
– Нет, по дому, по Англии. Джек глубоко вздохнул:
– Я скучаю по родителям и по нескольким друзьям. Но мне нравится, что теперь я живу здесь, где ничто не напоминает о моей прежней жизни. Я не так сильно чувствую себя неудачником. Я просто мужчина, у которого есть работа. И это хорошо. А успех… Когда‑то для меня успех означал звонок моего менеджера об очередном удачном контракте. А теперь я считаю, что я добился успеха, если мне удалось уложить Итана и Эверсон спать одновременно. Никогда не думал, что это так здорово.
– А что ты чувствуешь, когда Эверсон зовет тебя па‑па? Джек ошеломленно посмотрел на Татьяну и не ответил.
– Сегодня она весь вечер таскала по дому твою футболку и повторяла «па‑па». Итан пока говорит только «па», но скоро он ее догонит. Не может быть, чтобы ты не слышал.
– Да, – тихо сказал Джек. – Насчет Итана – это для меня новость, но как Эверсон говорила, я слышал.
– Мне было очень трудно их угомонить, они привыкли, что их укладываешь спать ты.
– Ты читала им на ночь книжку про Бэби Боп?
– Нет. Я читала «Чаепитие мисс Паучихи».
– Эту книжку они любят слушать днем, а на ночь они привыкли слушать про Бэби Боп.
– Ну, вот видишь, я этого не знала.
– Я расписал тебе все подробно и повесил записку на холодильник.
– Так вот что это было! Мне позвонила Септембер Мур и долго переливала из пустого в порожнее, размышляя вслух, соглашаться ей на постоянную роль в сериале или нет. Мне до смерти надоело ее слушать, и я стала от нечего делать рисовать на бумажке каракули. К тому времени, когда Септембер закончила, в твоей записке нельзя было разобрать ни слова. – Татьяна вздохнула. – Все равно хочется мороженого. Ну давай нарушим режим вместе. Две большие ложки мороженого и много‑много шоколадных чипсов. Это будет здорово.
Джек замотал головой:
– Нет, утром мне может быть очень плохо. Я, знаешь ли, еще не совсем протрезвел.
– Правда? Тогда, может быть, мне стоит воспользоваться твоим положением? – Татьяна бросила на него наигранно обольстительный взгляд и спустила пижамную рубашку так, чтобы обнажилась часть плеча.
Джек засмеялся:
– Я так давно не занимался сексом, что твое предложение звучит заманчиво даже при том, что у тебя все лицо в креме.
Татьяна игриво дернула его за рукав.
– И сколько же ты не занимался сексом?
– Не скажу. Сначала ты скажи.
– Много месяцев. Я бы не сказала, что годы, хотя месяцы сложились по меньшей мере в один год, а то и два. А может, даже и три. – Татьяна помолчала. – Сколько месяцев в году? Не отвечай, я надеюсь, что восемнадцать.
Джек не мог поверить тому, что услышал.
– Ахинея!
Татьяна посмотрела на него как‑то странно, потом сказала, пародируя его британский акцент:
– Понятия не имею, что это значит.
– Ладно, специально для тебя перевожу на американский. Чушь собачья.
Татьяна улыбнулась:
– Когда это говоришь ты, получается более прилично, чем у других. Но я сказала правду, я Керру никогда не изменяла. Ни разу. А ведь могла переспать с Мэттом Дэймоном. Он меня безумно хотел. Это было давно, еще когда я снималась в серии «Женщина‑полицейский под прикрытием‑4: Квартал красных фонарей». Если хочешь знать, всякий раз, когда я смотрю этот фильм, я говорю себе: «Хорошая игра. Я выгляжу так, будто на самом деле знаю, как обращаться с мужчиной». Ну вот, про себя я рассказала, теперь твоя очередь. Когда ты последний раз занимался сексом?
– Я живу как монах с тех самых пор, как уехал из Англии.
– Ну, это пустяки, можно сказать, по сравнению со мной ты все еще куришь сигарету. А я просила как минимум двух Санта‑Клаусов в Беверли‑центре подарить мне на Рождество мужчину. Без толку.
– Наверное, ты плохо себя вела.
– Вообще‑то Санта‑Клаус подарил мне Итана. Может быть, я недостаточно четко сформулировала просьбу. Я не упоминала, какого возраста мне нужен мужчина.
– А что, если бы мы легли с тобой в постель? – сказал Джек. – Что бы из этого получилось?
Время было позднее, да и спиртное еще не выветрилось из головы, так что в его положении, рассудил Джек, мужчине вполне уместно поразмышлять вслух.
Татьяна повернулась к Джеку с таким серьезным видом, будто они вели важную политическую дискуссию, например, обсуждали реформу финансирования избирательной кампании.
– Для начала, наверное, я должна тебе сказать, что люблю быть сверху. Я знаю, это вопрос контроля над ситуацией, доктор Джи помогает мне работать над собой, но пока я предпочитаю именно эту позицию. Так что ты…
– Что произойдет в постели, предсказать нетрудно, – перебил Джек. – Да и вообще, после того как женщина увидит мое тело, познает ласки моих губ и рук, ей уже плевать, в какой позиции заниматься со мной сексом, лишь бы заниматься.
Его самоуверенность позабавила Татьяну.
– Что, ты так хорош в постели? – спросила она, снова пародируя его акцент.
– Еще как!
Она рассмеялась, похлопала его по колену и не убрала руку.
– Вся проблема в том, что происходит за пределами постели, – сказал Джек. Он задумчиво потер подбородок. – Возьмем, к примеру, следующий день. Где я буду спать: снова в твоей постели или снова на диване? Нам бы пришлось заранее определиться, что это будет – стоянка на одну ночь или что‑то более продолжительное? Опять же встает вопрос сексуального преследования. Я у тебя в подчинении. Предположим, мы рискнем, а потом наш роман закончится плохо, как большинство романов, – что дальше? Я же здесь живу. Я, конечно, могу снова перебраться на диван, но, боюсь, нам обоим может быть очень неловко. Кто из нас первым начнет ходить на свидания? И как при этом будет себя чувствовать другой? А уж о том, как это может повлиять на Итана и Эверсон, я даже и говорить не хочу. У детей очень сильно развита интуиция, они все чувствуют. Малейший намек на враждебность между нами они сразу уловят и даже, может быть, примут на свой счет – подумают, что это они в чем‑то провинились. – Джек вздохнул. – А как насчет…
Татьяна одним стремительным движением повернулась к нему и схватила за плечи. Джек этого не ожидал. Он потерял равновесие, свалился в ванну и больно ударился головой о бортик. Татьяна приземлилась сверху, ей досталось меньше.
– Есть миллион причин, по которым нам не стоит этого делать, – прошептала она, – но давай наплюем на все до единой.
И она жадно припала к губам Джека в сокрушительном поцелуе.
Поначалу Джек сопротивлялся, его плотно сжатые губы были неподатливыми и твердыми, но так продолжалось недолго, вскоре он уступил, поддался искушению и стал отвечать на поцелуи с таким же пылом. У Татьяны губы были полные, нежные, податливые, а язык… язык был сладким, как мечта. Джек невольно застонал от удовольствия, и этот стон без слов опровергал все его трезвые, разумные доводы. Джек обхватил ее голову и снял с волос резинку.
Татьяна немного отстранилась и тряхнула головой. Ее непокорная грива рассыпалась, накрывая их обоих.
– Ты в порядке, ничего не сломал?
– Вроде ничего. Хотя у меня шея онемела, это нормально?
Татьяна порочно усмехнулась:
– Зато здесь, – она передвинула руку ниже и погладила его член, распирающий брюки, – по‑моему, все хорошо.
От ее прикосновения Джек застонал. За какие‑то доли секунды его возбуждение резко возросло.
– Ну что, Джек, – с придыханием прошептала Татьяна, – будем рассуждать до второго пришествия или, может, займемся делом? Потому что воздержание – это такая дрянь!
Джек притворился оскорбленным и отвернулся.
– Что такое? – В голосе Татьяны послышалась тревога. Джек посмотрел на нее и даже сумел сделать так, что у него задрожала верхняя губа.
– Я же не жеребец, у меня есть чувства, мечты. Ты не хочешь послушать про мои мечты?
Татьяна поняла его игру и с удовольствием поддержала. Она улыбнулась:
– Вообще‑то нет. Уверена, что меня от твоих рассказов потянет в сон.
– Что ж, тогда, видно, мне придется смириться с фактом, что ты просто используешь мое тело. – Джек взялся за верхнюю пуговицу Татьяниной пижамной рубашки. – Как видно, я для тебя не более чем твердый член.
Татьяна подмигнула:
– Надеюсь, тебя это устраивает?
– Только потому, что сейчас поздно. Но в следующий раз хотя бы пригласи меня на обед.
С этими словами Джек рывком распахнул на Татьяне рубашку. Пуговицы полетели во все стороны, со звоном запрыгали по дну ванны. На лице Татьяны отразилось потрясение. Джек провел руками по ее спине, лаская атласную кожу, просунул руки под резинку пижамных штанов и сжал ее маленькие ягодицы.
Татьяна попыталась рывком распахнуть на нем рубашку, но ей не хватило силы. Пришлось, пыхтя от досады, расстегивать пуговицы одну за другой, ей не терпелось добраться до его кожи. Когда это наконец удалось, она стала покрывать его грудь быстрыми поцелуями, лизать и покусывать кожу, доводя его до грани умопомрачения.
Теперь Джек сам стал целовать ее в губы. Татьяне это понравилось больше – полный предвкушения Джек стал более страстным, в нем уже не чувствовалось никаких следов неуверенности. Они действительно занялись этим. Джек не мог поверить, что они занялись сексом спонтанно, поддавшись похоти. Даже если бы в этот момент сработала пожарная сигнализация и им бы пришлось схватить близнецов и бежать из дома, даже в этом случае Джек бы поставил этой незавершенке пятерку с плюсом.
Татьянина пижама уже улетела куда‑то за пределы ванны, и сейчас она торопливо пыталась снять с Джека брюки. В эту минуту Джек очень пожалел что она не сделала этого раньше или хотя бы не расстегнула молнию до того, как…
– Черт подери! – вскрикнул он.
Нетерпеливым рывком, по силе вполне достойным Зены – королевы воинов, Татьяна рванула его брюки и стянула их чуть ниже члена. После короткой боли Джек испытал облегчение. Но теперь его брюки застряли на бедрах, сжимая его как тиски и не давая шевельнуться. Однако Татьяну это не смущало – жизненно важный орган Джека был свободен, и она оседлала его, как механического быка в аттракционе, имитирующем родео. Он вошел в нее полностью, и ей показалось, что ее подключили к розетке с жизненно важной энергией.
– Черт подери! – снова вскричал Джек, только теперь уже совсем не от боли.
Татьяна прильнула к нему, и с ее губ слетел тихий звук, похожий на полное желания мяуканье.
Нижняя часть тела Джека была как будто парализована. Джек попытался исправить положение: с трудом расстегивая молнию, ломая застежку и стягивая брюки, он в конце концов их спустил – правда, только до колен, но теперь он по крайней мере мог шевелиться. Он начал двигаться, тщательно контролируя и постепенно увеличивая силу и глубину толчков.
– Знаешь что? – У Джека даже дыхание сбилось, теперь он не на шутку увлекся процессом. – Я никогда не занимался сексом в ванне без воды.
