Джек мог только посочувствовать бедняге, которому это сообщение предназначалось.
– Так на чем мы остановились? – спросила Татьяна. – Ах да, вспомнила. Работа няни не превратит тебя в гея, если тебя пугает именно это. Мы можем даже не называть тебя няней, с сегодняшнего дня ты – мэнни. А что, это звучит очень по‑мужски. Тебе нравится?
– Нет. – Джек протянул Татьяне гантели. – Не отвлекайся, давай сосредоточимся на тренировке.
– В чем дело? Тебе не нужна работа? Ты вроде бы говорил, что потерял все деньги на каком‑то прииске.
– На сделке с недвижимостью. И это не я потерял, а мой менеджер.
– Тебе нужно его уволить.
– Уже уволил.
– Я могу платить тебе пятьдесят тысяч долларов в год. Няня, пардон, мэнни, в среднем зарабатывает тридцать шесть тысяч, так что я предлагаю очень выгодные условия. Только не говори Энрике, а то он рассердится, потому что ему я плачу по часам.
Джек жестом показал Татьяне, чтобы она продолжала качать мышцы. Она машинально стала поднимать и опускать гантели.
– Между прочим, мэнни нужны не только матерям‑одиночкам. Подумай о молодых отцах, которые на самом деле старые… Взять, к примеру, Майкла Дугласа или Дона Джонсона. Они тоже могли бы нанять мэнни, чтобы он учил их детей кататься на велосипеде или играть в бейсбол. Если задуматься, это очень важная работа. И вполне мужская. По сравнению с этим работа какого‑нибудь прораба – ерунда, плевое дело.
Джек даже не улыбнулся.
– Работай руками, а не языком.
– Тебе надо будет переехать к нам, – продолжала Татьяна. – Мелина – няня, которая работала у нас до тебя, – была хорошая, но мне не нравилось, что она с нами не жила. У нее была странная идея, что она должна жить со своей семьей. Меня это обижало, но я не показывала виду, чтобы не создавать в доме эмоциональное напряжение. – Татьяне стало трудно поднимать вес. – Сколько раз я должна это сделать? Может, уже хватит?
Джек кивнул и подошел, чтобы взять гантели, но Татьяна бросила их на землю прежде, чем он успел до них дотронуться.
– В доме всего две спальни, твоя и детская. Ты предлагаешь мне спать с тобой?
Татьяна засмеялась:
– Нет, хотя ты был бы рад, правда?
– А ты – тем более. Татьяна резко втянула воздух.
– Как прикажешь тебя понимать? Джек усмехнулся:
– Что тебе непонятно? Я вроде бы не загадками изъясняюсь.
– Послушайте, вы, Мистер. Великолепный, вы, наверное, спутали меня с одной из своих лондонских поклонниц тинейджеров!
Джек раскинул руки, как будто был готов обнять целый мир.
– Да будет тебе, Татьяна, ты же знаешь, что тоже хочешь получить чуть‑чуть меня.
– Боже мой! – Татьяна попятилась, не замечая, что оказалась всего в нескольких дюймах от края бассейна. – Ты ужа‑а‑асно самовлюбленный! Как я только раньше этого не замечала?
– Что я могу сказать? Похоть слепа…
– Ладно, хватит, прошу тебя. Сначала это было смешно, но теперь ты только выставляешь себя в нелепом виде.
– Эй, ты первая начала!
– Что ж, конечно, ты меня хочешь. Как‑никак моя фотография была в «Плейбое», и ты ее видел. А самое главное – ты ее запомнил.
Джек сделал несколько шагов в ее сторону, изображая утрированно‑страстный взгляд.
– Ты горячая девчонка. Татьяна встряхнула волосами.
– Как мило, что ты это заметил.
– Пожалуй, даже чересчур горячая, наверное, тебе стоит немного охладиться.
Джек игриво толкнул ее, и она полетела в бассейн. Лицо Татьяны было неподражаемо, оно выражало одновременно потрясение, ярость, досаду – и все это с легкой примесью восторга. Джек расхохотался, давно ему не было так весело. Как истинный джентльмен, он протянул мокрой красавице руку. Татьяна оттолкнула его руку и стала убирать с лица прилипшие мокрые волосы.
– Это было подло! Джек присел на корточки.
– Да ладно тебе, я просто пошутил. Татьяна немного смягчилась:
– По крайней мере помоги мне выбраться, шутник. Джек протянул ей руку. Татьяна схватилась за нее и вдруг с неожиданной силой дернула на себя. Рывок был таким резким, что Джек оказался застигнут врасплох. Он не успел ни за что зацепиться и тоже полетел в бассейн, подняв веер брызг. Он ушел под воду, потом вынырнул и, переводя дух и стряхивая с лица хлорированную воду, улыбнулся, как и подобает настоящему спортсмену.
– А у тебя сильные руки.
Татьяна скрестила руки, как Вандер‑Вумен.
– Ты еще не видел, как я уклоняюсь от пуль! Джек пошел к ней, она стала отступать.
– Вандер‑Вумен никогда не бежит от опасности.
Татьяна пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в стену бассейна. Джек положил руки на бортик по обеим сторонам от нее, и она оказалась в ловушке. И тут его охватило непреодолимое желание – поцеловать ее, изведать вкус ее рта. Приоткрыв губы и не отрывая от ее лица смеющегося взгляда, Джек стал медленно наклоняться к ней.
– Только посмей меня поцеловать, и я закричу! – выпалила Татьяна.
Джек поколебался, но не отступил ни на дюйм. Как всегда невозмутимый, он рассмеялся:
– Ты думаешь, я собирался тебя поцеловать? Теперь Татьяна засомневалась.
Джек быстро подул на кожу над ее верхней губой и потер это место указательным пальцем.
– У тебя соринка прилипла к лицу. – Он посмотрел на воду. – Как часто этот бассейн чистят?
– Каждую неделю! – ответила она, явно задетая. Джек убрал руки и поплыл обратно.
– Ну, если ты так говоришь…
Ему стоило большого труда сохранять серьезную мину.
– Я знаю, что ты хотел меня поцеловать.
Он бросил на нее насмешливый взгляд, вздохнул и слегка пожал плечами.
– Если тебе нравится так думать – пожалуйста, я спорить не собираюсь.
Татьяна сжала кулаки и ударила по воде:
– Ух!.. Какой же ты противный!
– Нет, кошечка, я Джек Торп, твой новый мэнни. Татьяна не слишком грациозно подплыла к нему и схватила за руку:
– Ты серьезно? Не дразни меня!
Джек не раздумывал над своим решением и минуты. Слова сорвались с языка почти в то же мгновение, как в мозгу оформилась мысль. Однако сейчас такое решение казалось ему самым правильным, естественным. Джеку нравились близнецы, а еще больше нравилась их сумасшедшая, безнадежно эгоцентричная мамаша. Ее бестолковый личный помощник тоже хорош. Да и Септембер Мур, эта актриса с большими странностями. Все эти чудики жили совсем в другом мире, чем тот, к которому привык Джек, а это именно то, что ему сейчас было нужно: совершенно новый мир. Не говоря уже о том, что работа ему очень кстати.
Татьяна сжала кулаки так крепко, что ногти впились в ладони.
– Скажи, ты это серьезно?
– Да, серьезно.
Она бросилась к нему, крепко обняла за шею и звонко чмокнула в щеку.
– Для меня это отличная новость, мне сразу стало легче. Но я радуюсь не только за себя, для Итана и Эверсон это тоже очень хорошо.
Джек коснулся пальцем ее щеки.
– Ты такая самоотверженная… прямо как Ганди. Татьяна игриво шлепнула его по руке.
– Только нам нужно оговорить кое‑какие правила.
– Какие, например?
– Никакого секса. Секс все испортит.
– Ты имеешь в виду между нами, так? То есть я могу заниматься сексом с другими женщинами?
– С какими другими?
– Ну, не знаю, с Тиффани, с Эйприл, с Хидер – с теми, с кем познакомлюсь.
– Если у женщины такое имя, значит, она либо стриптизерша, либо еще учится в школе.
Джек подумал над ее словами.
– Меня устроит и то, и другое. Главное – чтобы ей уже исполнилось восемнадцать и она училась в старших классах.
Татьяна закатила глаза:
– Мужчина с высокими моральными принципами. Мне это нравится.
– Послушай, мне как‑никак двадцать шесть лет. Если тебе нужен мэнни, который соблюдает обет безбрачия, советую развесить объявления возле клуба поклонников сериала «Звездный путь».
– Ладно, не важно. На самом деле мне все равно, кого ты будешь водить по ресторанам и оставлять неудовлетворенными. Но женщины из моего близкого личного и профессионального окружения – табу. Все равно Энрике почти со всеми с ними уже переспал. Впрочем, можешь на всякий случай попросить у него список. – Татьяна показала на дом: – И чтобы никаких шашней под моей крышей!
– Конечно, нет! Я буду заниматься со всеми сексом только здесь, в бассейне.
Татьяна прищурилась:
– Знаешь, пожалуй, мне не очень нравится мысль, что ты будешь заниматься с моими детьми.
– Очень интересно.
Доктор Джи принялась быстро записывать что‑то в свой желтый блокнот. Татьяна сидела, скрестив ноги, напряжение то сковывало ее, то отпускало.
– Это хорошо. Мне было бы неприятно сознавать, что моему психотерапевту со мной скучно. Это означало бы, что вы меня не слушаете. А зачем мне вам платить, если вы меня не слушаете? Разговор с собеседником, который меня не слушает, я имею каждый день и совершенно бесплатно – я имею в виду моих знакомых. – Татьяна немного подумала. – Хотя, с другой стороны, это было бы вполне нормально, потому что среди тех, кто меня не слушает, есть люди, которым я плачу зарплату.
– Татьяна, мне с пациентами не бывает скучно, – заверила доктор Джи.
– Даже с больными нарколепсией? Доктор Джи улыбнулась.
– И еще раз спасибо, что приняли меня, хотя я не записалась заранее.
– Так получилось, что одна пациентка отменила визит.
– Я знаю. Я позвонила Аните Джаспер и сказала, что мне совершенно необходимо попасть к вам именно сегодня. Она согласилась уступить, а сама выпьет дополнительную пилюлю ксанакса и пригласит массажиста.
– Вы знакомы с Анитой?
Татьяна кивнула.
– Это я вас ей порекомендовала. Она очень славная, хотя немного безвольная. Я бы на ее месте развелась с Грэмом еще много лет назад, после той первой истории с проституткой‑трансвеститом.
– Татьяна, нехорошо просить людей уступить вам свое время приема. Я попрошу вас больше так не делать.
– Хватит про Аниту, я не хочу тратить свое законное время на обсуждение ее проблем. Так что вам показалось интересным? Мне не терпится послушать.
Казалось, доктор Джи испытала облегчение оттого, что они продолжили.
– Меня заинтересовало, что вы будете сниматься в новом фильме.
Татьяна энергично кивнула.
– Но большую часть сеанса вы говорили об Итане и Эверсон, о том, как это может на них повлиять, о том, как вам хочется, чтобы за ними был хороший уход, и о вашей искренней привязанности к Джеку Торпу.
Татьяна вздрогнула.
– Я бы не называла это искренней привязанностью. Я в восторге от того, как он обращается с близнецами, но не более того.
Доктор Джи быстро кивнула.
– Когда вы о нем говорите, ваше лицо озаряется внутренним светом, глаза вспыхивают, я еще не видела, чтобы вы так реагировали на какого‑то мужчину. Думаю, за этим кроется нечто большее, чем вы сейчас готовы признать.
– Даже если он мне немножко нравится, между нами ничего не может быть, ведь он няня Итана и Эверсон. Вернее, мэнни. А что, если бы мы с ним поссорились? Я бы его потеряла, и близнецы остались бы без няни.
– А что, если бы ваш роман расцвел? – предположила доктор Джи.
– По мне, ни один роман, или связь, или, если уж на то пошло, даже дружба не может расцвести.
– Почему вы так считаете?
Доктор Джи склонила голову набок, что означало, что она с интересом ждет ответа и слушает очень внимательно, анализируя каждое слово пациентки.
Татьяна помедлила с ответом. Зачем она вообще открыла эту дверь? Нужно было придерживаться более легких тем, например, страха провалить первую роль в крупнобюджетном фильме или переживаний на тему, не будет ли ее задница казаться слишком большой на экране во время постельных сцен с Грегом Тэппером. А теперь придется обсуждать с психотерапевтом действительно важный вопрос. Она совершила большую ошибку, но ничего не поделаешь, придется отвечать.
– Все отношения, которые у меня с кем‑нибудь были, рано или поздно заканчивались разочарованием. Не знаю, в чем дело, может, у меня непомерно завышенные требования. Обычно я хочу от людей чего‑то определенного, а они редко оправдывают мои ожидания.
Доктор Джи молча смотрела на Татьяну. Она не записала в блокнот ни единой буковки. Татьяна даже немножко обиделась.
– Вы это не записали.
– Нет, не записана.
– Странно, мне казалось, что я сказала нечто очень глубокое, что стоило бы записать.
– Не думайте о моих записях, они не имеют никакого отношения к науке. Давайте вернемся к вашим проблемам.
Попробуйте вспомнить самое раннее воспоминание об отношениях, которые вас разочаровали.
– О, это легко. Первыми были мои родители.
– И что же вас в них разочаровало?
– Ну… когда я была совсем маленькой, отец от нас ушел и женился второй раз. У него другая семья, и он благополучно забыл о моем существовании. Ну и, конечно, моя мать – неуравновешенная психопатка, эмоционально отчужденная, ей если и можно доверить заботу о ком‑то, то только об аквариумных рыбках. Да и то под присмотром. Вместе эта парочка вызывает сильное разочарование.
– Как бы вы описали ваши нынешние отношения с родителями?
– С отцом у меня вообще нет никаких отношений. С матерью я, правда, пытаюсь поддерживать какое‑то общение, на практике это означает, что я сообщила ей мой номер телефона и адрес, но она редко ими пользуется. Мы с ней примерно как Ширли Маклейн и Дебра Уингер, только без постоянных споров и рака груди. Я бы сказала, что у нас с ней немая версия фильма «Язык нежности».
– Когда вы с ней в последний раз разговаривали?
– Точно не могу сказать, знаю только, что тогда президентом был Клинтон.
Доктор Джи вскинула брови, взяла ручку и стала деловито писать в блокнот.
– Я пошутила, на самом деле это было не так давно. Серьезно. Президентом был уже Джордж Буш. Ну может быть, не официально – они все еще подсчитывали голоса избирателей во Флориде.
Глава 9
– Это твой дом? – спросила Китти Бишоп.
– Я знаю, он маленький, но…
– Маленький? Да это просто чулан! Дорогая, для Нью‑Йорка он был бы еще более или менее, но в Калифорнии другие масштабы. – Китти прошлась по дому, оценивая декор. – Мне нравится, как ты здесь все устроила. Хотя многовато «Икеа» и «Поттери барн», – сказала она, завершая осмотр. – Ладно, не важно. Для фотосъемок мы возьмем дом побольше.
Татьяна удивленно посмотрела на Китти:
– Но я думала, это должен быть неформальный фоторепортаж из моего дома, с детьми…
– Так и будет. Не волнуйся, звезды для таких репортажей всегда снимают великолепные дома. В Малибу есть один демонстрационный особняк, который нам отлично подойдет.
Китти заглянула в кухню, где оказалась лицом к лицу с Джеком, который в это время резал фрукты для полуденного завтрака Итана и Эверсон. Китти остановилась, с интересом рассмотрела Джека, и у нее буквально слюнки потекли.
– Привет!
Татьяна догнала ее как раз вовремя.
– Это Джек Торп, мэнни близнецов. Китти смотрела на Джека не отрываясь.
– Что такое мэнни?
– Няня мужского пола, – пояснила Татьяна. Китти схватила со стола ломтик дыни и отправила в рот.
– Нужно, чтобы он не попадал в кадр, не бери его с собой на съемки.
Татьяна испытала потребность ринуться на защиту:
– Это еще почему?
– По двум причинам. Во‑первых, публика хочет видеть, как звезды сами заботятся о своих детях. Так что няни, мэнни – как их ни называй – не должны попадать в кадр. – Китти еще раз быстро окинула Джека взглядом. – Вы этим занимаетесь?
Джек притворился тупым: – Чем?
Китти усмехнулась:
– Сладкий, как видно, ты слишком долго смотрел по телевизору на этого лилового динозавра… как его зовут, Барт?
– Барни, – поправил Джек. Китти вскинула брови:
– Ты смотришь слишком много мультиков. Так вернемся к моему вопросу. Вы двое тра…
– Нет! – перебила Татьяна. – Он ухаживает за близнецами, и это все.
– Минуточку, это не все, – возразил Джек. Он повернулся к Китти: – Кроме того, я ее личный тренер.
Несколько секунд Китти подозрительно поглядывала то на Джека, то на Татьяну.
– Должно быть, вы все‑таки тра…
– Нет, – заверил Джек.
Китти открыла было рот, но Джек не дал ей времени задать следующий вопрос.
– И еще раз нет, я не голубой. Китти пожала плечами:
– Я не виновата, что мне это пришло в голову, она ведь уже один раз выходила замуж за гея.
Джек посмотрел на Китти таким взглядом, словно у той на плечах была голова горгоны Медузы.
– Кто вы такая? Она протянула руку:
– Китти Бишоп, агент по связям с общественностью, я обслуживаю разных знаменитостей в качестве рекламного агента. – Она быстро и крепко пожала руку Джека.
Татьяна кашлянула, привлекая к себе внимание.
– А какая вторая причина? Китти недоуменно заморгала.
– Ну, почему еще нельзя показывать Джека публике?
– Ах это… Никто не поверит, что вы не спите вместе – как и я не поверила. Учитывая, что мы собираемся афишировать твой роман с Грегом Тэппером, лучше, чтобы публика не видела этого мэнни.
Джек повернулся к Татьяне:
– У тебя роман с Грегом Тэппером? Китти схватила с тарелки клубнику.
– Режь свои фрукты, красавчик, пиар – моя епархия. Ответить Джеку Татьяна не успела: Китти схватила ее за руку и потащила к бассейну.
– Я передумала насчет любовника рок‑звезды. – Китти открыла маленькую красную записную книжку от Гермеса и что‑то проверила. – Для того чтобы создать образ мамочки‑шлюхи а‑ля Памелла Андерсон, ты недостаточно грязная. Поэтому нам придется показать публике твоего няньку, пока мы не раскрутим роман с Грегом Тэппером.
Татьяна готова была задушить Китти голыми руками.
– В последний раз повторяю: я не занимаюсь сексом с этим мужчиной!
– У меня только что было дежа‑вю. Где‑то я это уже слышала, не знаешь где?
Татьяна злилась все больше.
– Знаешь что, Китти, мне вообще не очень нравится сам принцип создания моего имиджа. Использовать вместо моего дома какой‑то другой, придумывать историю несуществующего романа с Грегом, который, кстати сказать, после прослушивания на меня почти не смотрит… Это не мой стиль. Я хочу…
– Подожди, милая. Я хочу, чтобы ты кое‑что усвоила. Татьяна Фокс – больше не человек. Это продукт, товар, торговая марка. Так что думай о себе как о коробке стирального порошка, предпочтительно с отбеливателем, не портящим цвет, – такой выше ценится. За какие роли ты берешься, решает Клео, она же ведет переговоры по условиям сделок, твое дело – обнажаться и имитировать трах с кинозвездами, а моя работа – тщательно вылепливать твой образ в средствах массовой информации. Не пытайся выполнять все три эти дела сама. Ты теперь часть команды, и каждая из нас занимается тем, в чем она больше всего сильна.
Татьяна замотала головой:
– Я не хочу быть стиральным порошком!
– Милая, будь чем хочешь, хоть коробкой конфет, или красивым свитером, или куклой Барби. Только мне сообщи, чтобы я не перепутала метафоры.
– Я не какой‑то там предмет потребления! – Татьяна повысила голос. – Мне не надо прятать свою настоящую жизнь за чужими шикарными домами и выдуманными любовниками, я…
Китти жестом перебила ее.
– Надо, милочка, надо. Знаешь что, если бы все это говорила какая‑нибудь очередная Мишель Пфайфер, я бы еще ее послушала, потому что она давно варится в этом бизнесе и знает, что к чему. Но ты – новичок в игре и пока что ничего особенного собой не представляешь. Если кому и нужна вся эта атрибутика с дымом и зеркалами, так это тебе. Сама подумай, как мы можем выйти на публику с правдой? Ты – девушка из «Плейбоя», у которой в активе только роли в нескольких паршивеньких фильмецах, мало того, ты вышла замуж за гея, который теперь тебя бросил, а сам торгует «Мэри Кэй»! Еще того хуже, когда тебя бросил муж, ты утешилась не с кем‑нибудь, а со Стивеном Болдуином! Господи Иисусе! Дай мне хотя бы возможность слепить из этого что‑то стоящее! Ты еще даже не начала сниматься в своей первой настоящей роли, а я уже договорилась, что на четвертой странице «Ин стайл» поместят подборку твоих фотографий. Не мешай мне выполнять мою работу.
Татьяна заплакала. Китти предприняла неуклюжую попытку ее обнять.
– Милая, я на тебя сильно давлю? В Нью‑Йорке я со всеми так разговариваю, даже со старшим поколением. И забываю, что вы тут народ более нежный.
Татьяна взяла себя в руки:
– Все нормально, я уже в порядке. Просто… просто все происходит слишком быстро.
Китти погладила Татьяну по спине.
– Ты еще ходишь к психоаналитику? Татьяна шмыгнула носом и кивнула:
– Да, раз в неделю.
– Может быть, тебе стоит ходить чаще, два раза в неделю? От меня в таких вопросах мало толку, а у Клео мало времени. Ну что, успокоилась? Хорошо. Можно мне взглянуть на твоих детей? Если они некрасивые, у меня есть знакомый агент, который работает с детьми. Он может подобрать парочку близнецов, чтобы они позировали вместе с тобой.
Поначалу Татьяна не поверила, что Китти говорит всерьез, но потом до нее дошло, что Китти может сказать все, что угодно, и, как бы оскорбительно или просто ужасающе ни звучали ее слова, она абсолютно серьезна.
– У меня прекрасные дети.
– И все‑таки я на них взгляну, мы все знаем, что мамы пристрастны. – Китти перешла на шутливый тон. – О, посмотрите на моего дорогого ребеночка. – Она сунула два пальца в рот, притворяясь, будто вызывает рвоту. – Для мамы он ангелочек, а для всех остальных – чудовище. Такое бывает сплошь и рядом. Так что давай посмотрим.
Татьяна и Китти прошли в глубину дома и бесшумно проскользнули в детскую. Близнецы мирно спали. Китти заглянула в колыбельки и одобрительно улыбнулась:
– Годятся, лучше даже мой знакомый агент не подберет.
Татьяна просияла.
– Их белокурые головки будут отлично смотреться на фотографиях на фоне твоих рыжих волос, – громко прошептала Китти. – Арт‑директор просто разомлеет от восторга. – Она расширила глаза. – А плавать они умеют?
Татьяна чуть не расхохоталась.
– Нет, конечно! Им еще и двух лет нет! Но воду они любят. И совсем не боятся.
Китти что‑то черкнула в своем блокноте.
– Я хочу, чтобы тебя сфотографировали с ними в бассейне. Тогда мы сможем продемонстрировать публике твое тело так, что это не будет выглядеть нарочито. – Она в задумчивости постучала ручкой по обложке блокнота. – Забыла спросить, твоя мать, часом, не знаменитость?
– Моя мать?
Татьяне сразу вспомнился последний визит к доктору Джи, а затем ее мысли вернулись к задаче, о которой она всячески старалась не думать, – позвонить упомянутой особе.
– Любая мелочь может пригодиться. Никогда не помешает иметь мать вроде Типпи Хендрен или Джанет Ли.
– Кто‑нибудь из них свободен и может сыграть эту роль?
Китти поняла намек.
– Что, все настолько плохо?
– Хуже некуда. В этом направлении нам лучше не копать.
Китти захихикала:
– Милая, как‑нибудь мы с тобой напьемся и обменяемся семейными историями. Готова поспорить на сто баксов, что моя история будет похлеще твоей.
– Договорились!
Татьяна подтолкнула Китти к двери, пока близнецы не проснулись. Едва они вышли из спальни, как у Китти зазвонил мобильный.
– Китти Бишоп. Ты можешь говорить спокойнее? Я тебя не понимаю… это тот же подонок?.. Не волнуйся… нет… я об этом позабочусь.
Китти отключила связь и вздохнула:
– Это моя клиентка‑лесбиянка. Одному фотографу из «желтой» газеты втемяшилось в голову ее разоблачить, и он повсюду ее преследует. Он только что сумел сфотографировать, как она целуется со своей любовницей. Это уже не в первый раз.
– Я ее знаю?
– Думаю, ты каждый четверг смотришь по телевизору ее передачу.
– И что ты собираешься предпринять?
– Раздобыть пленку.
– Как?
– Одно время я встречалась с гангстером. У меня есть свои методы. – Китти заторопилась уходить. – Я позвоню, как только дата съемки будет назначена. Удачи на съемочной площадке! – Она помахала Джеку. – Пока, Джон!
Джек, стоявший возле кухонной раковины, поднял голову и раздраженно поправил:
– Меня зовут Джек.
– Что ж, по крайней мере я честно попыталась запомнить имя. Обычно я с обслугой не разговариваю.
С этими словами Китти удалилась и закрыла за собой дверь. Татьяна видела, что реплика Китти больно задела Джека. Она почувствовала себя ужасно.
– Когда‑то у меня тоже был рекламный агент, – вспылил Джек, краснея, – но такого она себе никогда не позволяла. У этой особы совершенно нет такта. И ты хочешь, чтобы она официально выступала от твоего имени?
– Я понимаю, она немножко резковата…
– Резковата? Да она вся в зазубринах, как китобойный гарпун.
Джек зашел в кладовку и достал крекеры в форме фигурок животных, ванильные вафли и сырное печенье в форме золотых рыбок. Татьяна улыбнулась: в том, что он старался давать Итану и Эверсон именно те лакомства, которые они любят, было нечто невероятно трогательное.
– А что насчет романа с Грегом Тэппером? Я думал, этот тип – придурок.
– Так и есть, – мягко сказала Татьяна. – Но Китти считает, что если публика будет думать, что у нас с ним роман, это будет полезно и для фильма, и для моего имиджа в прессе.
Джек промолчал. Татьяна заметила, что его лицо напряжено.
– Ты ведь не ревнуешь? Он сверкнул глазами:
– К чему, к твоему бутафорскому роману? Ни в коем случае. Чего ревновать, если я в любой момент могу закрутить настоящий?..
– Ну, в этом я не сомневаюсь. Вопрос в другом – насколько настоящим будет твой роман? Это, знаешь ли, Лос‑Анджелес. Ты собираешься рассказывать девушке, с которой только что встретился, что работаешь няней?
– Мэнни. – Джек немного подумал и твердо сказал: – Да. На самом деле, я думаю, это будет отличной приманкой для девушек. Сама подумай, мужчина зарабатывает себе на жизнь тем, что заботится о детях и защищает их… Да женщины с ума сойдут от восторга. Это значит, что я очень чуткий. Быть мэнни – это даже лучше, чем иметь щенка. Ты же знаешь, девушкам нравится, когда у парня есть, скажем, шоколадный Лабрадор шести недель от роду. А это будет даже лучше. Пожалуй, мне надо будет положить в бумажник фотографию близнецов. У тебя найдется приличный снимок?
Татьяне захотелось пнуть Джека побольнее.
– Я не позволю, чтобы Итан и Эверсон работали для тебя сводниками. Это отвратительно!
Джек рассмеялся.
– Над чем смеемся? – спросил Энрике, входя в комнату. Он вручил Татьяне белый пакет из аптеки. – Неужели для тебя нет ничего святого?
Она заглянула внутрь:
– Противозачаточные таблетки? Велика важность! Энрике усмехнулся:
– Вчера я покупал тебе тампоны… я начинаю чувствовать себя твоим гинекологом.
– Кстати, о гинекологе. Узнай, можно ли записать меня на эпиляцию зоны бикини. Через несколько дней начинаются съемки, и первой снимается большая любовная сцена. Ах да, увези к себе домой всю еду, которую ты накупил для вечеринки «Мэри Кэй», она занимает слишком много места в холодильнике. Думаю, твои соседи по квартире будут только рады.
– Затея Керра провалилась, – сказал Энрике, – пришли всего шесть женщин. У меня иной раз в постели бывало больше. – Поймав на себе странные взгляды Татьяны и Джека, Энрике уточнил: – Только после изрядной порции текилы. – Он похлопал себя по щеке и подмигнул. – Зато какая у меня теперь гладкая кожа!
Татьяна усмехнулась:
– Может, тебе стоит увести его у Джейрона?
– Могут возникнуть проблемы, потому что формально он все еще женат на тебе.
Джек засмеялся. Татьяна притворилась рассерженной.
– Развод скоро будет оформлен, и тогда я стану свободной женщиной. – Она шутливо покосилась на Джека. – Пожалуй, я даже могла бы выйти за Грега Тэппера.
– Грега Тэппера? – ужаснулся Энрике. – Тогда надо внести номер телефона адвоката в список быстрого набора.
– Хватит болтать, лучше запиши меня на эпиляцию! – приказала Татьяна.
Энрике равнодушно пожал плечами:
– Ладно…
– Энрике! – позвал Джек. В его дружелюбном тоне чуткое ухо Татьяны уловило заговорщические нотки. – Может, встретимся как‑нибудь, выпьем вместе? Я хочу познакомиться с красивой девушкой, и у меня почему‑то такое чувство, что ты знаешь, где они водятся в этом городе.
Татьяна посмотрела на него с негодованием. Энрике удовлетворенно кивнул, мысль Джека явно пришлась ему по душе, еще больше ему понравилось, что Джек признал его авторитет как первоклассного жеребца.
– Да, я могу показать тебе хорошие места. Татьяне захотелось хоть немного омрачить этот момент трогательной мужской солидарности.
– Джек думает, что если он будет рассказывать женщинам, что работает мэнни, они не смогут перед ним устоять.
Энрике ахнул:
– Блестящая идея, старик! Это почти также хорошо, как работать пожарным. Гарантирую, у тебя от женщин отбоя не будет!
Татьяна потеряла дар речи, а Джек просиял:
– Знаешь, я тут подумал, может, носить с собой сумку с детскими подгузниками – чтобы уж совсем вжиться в роль?..
Энрике на секунду заключил Джека в свои медвежьи объятия:
– Ну все, парень, ты – мой новый идол.
