Энрике и Джек подняли вверх ладони с растопыренными пальцами, потом как‑то хитро пожали друг другу руки – прижали, схватили, потянули, то есть исполнили некий чисто мужской ритуал, распространенный среди взрослых мачо с ограниченными умственными способностями.
Татьяна не могла на это смотреть и потому направилась к телевизору, где уже началась очередная серия «Дерзких и красивых».
Магазинотерапия – иногда это единственное средство от плохого настроения.
– Черный цвет распродан, но у нас есть эта модель красного, коричневого и белого цвета.
Констанс Энн хмуро посмотрела на пустоголовую продавщицу в бутике «Прада», высокую и тощую, возмутительно маленького размера. Таких, как она, надо привязывать к стульям и насильно кормить биг‑маками и жареной картошкой.
– Отлично.
Отсутствующая улыбка.
– Какой цвет вы предпочитаете? До чего же тупая девица!
– Все три! – прорычала Констанс Энн.
Улыбка на лице продавщицы стала еще шире и еще тупее.
– Должно быть, вы покупаете подарки. Вам их завернуть?
Констанс Энн шлепнула на прилавок кредитную карточку – платиновую «Амсрикан экспресс».
– Нет. Я беру все три для себя. Бездумный кивок одобрения.
– Вы правы, себя надо баловать.
– И на обед надо есть что‑то помимо «Тик‑така», Кали ста.
Идиотка улыбнулась:
– Вообще‑то меня зовут Кристал, меня назвали в честь героини Линды Эванс из «Династии». – Несколько секунд продавщица тупо таращила глаза. – Вы решили, какой вам нужен цвет?
– Все три.
Кристал совсем растерялась. Констанс Энн процедила сквозь зубы:
– Коричневый, красный и белый. Кристал склонила голову набок.
– Странно, что вы не выбрали черный, это самый популярный цвет у нас.
– Знаете, я передумала. К черту!
Констанс Энн схватила свою кредитную карточку и выскочила из бутика на Родео‑драйв, улицу, которая считается сердцем Беверли‑Хиллз. Теперь она направилась в сторону бутика Луи Вюиттона в надежде, что хотя бы там ей удастся найти продавщицу, которая не будет безнадежно тупой.
Прохожие на нее поглядывали, но не останавливали. Без ее фирменного голубого платья и панды Пеппи в ней не узнавали знаменитость, вероятнее всего, глядя на нее, прохожие думали, что точно где‑то ее видели, но не могли вспомнить где.
Пока Констанс Энн шла по улице, ее пылающая ярость постепенно угасла до уровня тлеющего гнева, и она почувствовала, что ей нужны две вещи: выпивка и мужчина, последний – предпочтительно тупой, но сильный, например, вполне сгодился бы полицейский или военный, получивший увольнительную. Вдруг она увидела впереди такое, что заставило ее резко остановиться. Прямо навстречу ей шла Татьяна Фокс, а с ней – два ребятенка в двухместной прогулочной коляске и потрясающий мужчина лет двадцати пяти. Чтобы избежать встречи, Констанс Энн хотела было перейти на другую сторону, но машины, сплошь дорогие, шли по улице плотным потоком. Попытаться перейти улицу было бы равносильно самоубийству. И после недолгих колебаний Констанс Энн решила принять вызов.
Она поймала взгляд Татьяны Фокс. На лице Татьяны отразилась сложная гамма меняющихся чувств: удивление, горечь воспоминаний, ненависть и, наконец, фальшивая улыбка и готовность к незначащим вежливым фразам, подобающим воспитанной взрослой женщине.
– Констанс Энн! – пропищала Татьяна таким голосом, словно встретила давнюю подругу по колледжу. – Ты потрясающе выглядишь. Сколько же мы с тобой не виделись?
– О, я видела тебя на прошлой неделе – в газетах.
Чтобы смягчить колкость, Констанс Энн приправила ее легким смешком, рассудив, что незачем демонстрировать свою стервозность перед сексуальным незнакомцем.
Татьяна небрежно отмахнулась, тем самым выражая свое отношение к скандалу, и улыбнулась:
– Зря ты читаешь эту макулатуру. Там сплошное вранье, вранье и еще раз вранье. Если хочешь прочитать о своих старых товарищах по актерской школе правду, загляни в «Дейли верайети».
Констанс Энн с ледяным взглядом проглотила завуалированную шпильку. Больше всего ее задело, как эта хитрая потаскушка упомянула о «старых товарищах» во множественном числе, косвенно упомянув таким образом и Грега Тэппера. Она скользнула небрежным взглядом по близнецам и с преувеличенным восторгом воскликнула:
– Какие прелестные малютки! Совсем не похожи на тебя.
Татьяна крепче сжала ручку коляски, у нее даже побелели костяшки пальцев.
– Ну разве не прелесть? – продолжала Констанс Энн все тем же фальшивым тоном. – Честное слово, я восхищаюсь женщинами, которые открывают свои сердца чужим детям, когда не могут завести своих собственных.
– Я здорова и могу завести детей когда угодно! – ощетинилась Татьяна.
– О, конечно, конечно, я говорила вообще, не имея в виду тебя лично. – Констанс Энн улыбнулась потрясающему мужчине. – Меня зовут Констанс Энн.
– Джек Торп. – Джек протянул ей крупную, загорелую, ухоженную руку. – Но вы можете звать меня Синти.
Констанс Энн пожала его руку с подобающим смешком, отметив про себя, что кожа у него теплая и гладкая, и отпустила руку с явной неохотой.
– Насколько я понимаю, вы ведь не ее муж‑гей?
– Нет. Я ее гетеросексуальный мэнни и личный тренер.
– Мэнни? – Задавая свой риторический вопрос, Констанс Энн коснулась его руки выше локтя. – Это значит – мужчина‑нянька? Какая прелесть, как необычно!
– Спасибо.
Джек не скрывал, что ее одобрение ему приятно. Татьяна решительно шагнула вперед и практически вклинилась между ними.
– Это была моя идея.
Констанс Энн полностью се проигнорировала, словно глухая.
– Знаете, Джек, мне бы не помешало поработать с тренером один на один. Я, конечно, занимаюсь, но, уверена, в паре с крепким тренером дело пошло бы лучше. – Пауза. – Вы практикуете парные тренировки?
Черты Татьяны сложились в гримасу отвращения. Джек подыграл, он никогда не отказывался пофлиртовать.
– Про меня говорят, что я оставляю своих партнерш совсем без сил, но в прекрасном настроении.
Констанс Энн сунула руку в боковой кармашек сумочки и достала визитную карточку.
– Здесь мой личный телефон, которого нет в справочниках. Позвоните.
– Обязательно.
Татьяна предприняла отчаянную попытку вмешаться:
– Джек очень занят. Ему нужно заботиться о близнецах и к съемкам фильма привести мою фигуру в норму… кстати, я не говорила, что собираюсь сниматься в паре с Грегом Тэппером в картине «Грех греха»? Кажется, нет. Ну так вот, я буду сниматься в новом фильме. Это замечательно. Только на питание актеров во время съемок предусмотрено больше денег, чем все бюджеты фильмов «Женщина‑полицейский под прикрытием», в которых я снималась.
Констанс Энн притворилась удивленной:
– Правда? Я и не знала, что ты снимаешься в кино! «Женщина‑полицейский перед закрытием»? Никогда не слышала о таком фильме. Мне кто‑то говорил, что ты работаешь в парфюмерном отделе «Ниман Маркус». Я решила, что ты бросила актерскую карьеру.
Татьяна вскипела:
– Не «перед закрытием», а «под прикрытием»! А в «Ниман Маркус» я работала всего один рождественский сезон, это было семь лет назад!
– Дорогая, тебе нечего стыдиться, – проворковала Констанс Энн. – Работа в торговле – вполне пристойное занятие.
Татьяна чуть не взвилась от ярости:
– Я и не стыжусь!
Констанс Энн посмотрела на нее как‑то странно:
– Но и гордиться особенно нечем. Подрабатывать сезонным рабочим – не самое большое достижение в жизни. – Она снова повернулась к Джеку: – Между прочим, я не даю свой телефон всем подряд, так что лучше воспользуйтесь случаем.
– Как я уже говорила, – вмешалась Татьяна, – Джек…
– Наемный работник и не сидит под домашним арестом, – перебил Джек. – Я обязательно выкрою время.
Татьяна опешила.
Констанс Энн наслаждалась моментом. И тут вдруг она заметила, что в нескольких ярдах от них какая‑то маленькая девчонка показывает на нее пальцем. Мамаша девчонки просияла, и обе быстро направились к ним. «Черт! Поклонники!» – подумала Констанс Энн. Она терпеть их не могла и легко предсказывала каждое их движение. Непременно попросят автограф. Констанс Энн стала рыться в сумочке в поисках ручки.
Мамаша с дочкой подбежали и заговорили, даже не извинившись предварительно.
«Проститутки у дороги и те воспитаны лучше!»
– Боже, какая прелесть! Вблизи они еще симпатичнее! – воскликнула мамаша.
«Минуточку! Они?»
Констанс Энн оценила обстановку. Оказывается, эти две идиотки восторгаются дурацкими близнецами!
– Спасибо, – вежливо сказала Татьяна. Эта жалкая пародия на актрису улыбается с таким видом, будто это ее заслуга. – Как тебя зовут? – спросила Татьяна, наклонившись к девочке.
– Келли.
Она скромно потупилась и улыбнулась. Сразу стало заметно, что ей надо не по Родео‑драйв болтаться, а срочно бежать к ортодонту и ставить пластинки на зубы.
– Красивое имя, – мягко сказала Татьяна. – А моих малышей зовут Итан и Эверсон.
Мамаша девчонки схватилась за сердце.
– Ангелочки, просто ангелочки! – Она повернулась к Констанс Энн: – Вы когда‑нибудь видели таких очаровательных малышей?
– Вообще‑то только вчера. Я…
– Мама! – закричала девчонка. – Это же та противная тетенька из передачи!
Татьяна хихикнула и прикрыла рот рукой. Мамаша густо покраснела.
– Келли!
Констанс Энн испытала острейшее желание толкнуть девчонку под колеса машин.
– Панда Пеппи тупой, а вы большая и противная!
– Келли! – еще громче закричала мамаша в ужасе. Она схватила дочку за руку и потащила в ближайший магазин, оставляя за собой след из повисших в воздухе извинений.
Весь инцидент оставил у Констанс Энн крайне неприятный осадок. Сначала ей предпочли дурацких Татьяниных двойняшек. А потом ей наговорила гадостей какая‑то глупая невоспитанная девчонка с кривыми зубами.
– Не переживайте, – сказал Джек. – В меня однажды плюнул игрок «Эссекса», когда они пропустили гол.
Констанс Энн едва взглянула в его сторону.
– Я был профессиональным футболистом в Англии. «Гм, не просто какой‑то робот из тренажерного зала, а настоящий спортсмен. Еще лучше…»
– Есть ли что‑нибудь, в чем вы не преуспели?
«Он не умеет выбирать себе менеджеров», – подумала Татьяна и быстро сказала:
– Он потерял все деньги в земельной шахте. Констанс Энн посмотрела на Джека, ожидая подтверждения. Тот повернулся к Татьяне:
– На сделке с недвижимостью! А шахта – это то место, куда бы я тебя сейчас с удовольствием столкнул.
Татьяна понюхала воздух:
– Кажется, Итану нужно, сменить подгузник. Джек покатил коляску дальше и пробурчал под нос:
– Тут припахивает не только подгузником Итана. – Пройдя несколько шагов, он оглянулся и крикнул: – Констанс Энн, ждите моего звонка. Я хорошо знаю, что делать с таким телом, как ваше.
Татьяна надула губы. Констанс Энн улыбнулась:
– Тебе очень повезло с помощником. Казалось, Татьяна мысленно приказывает себе не реагировать.
– Да, Джек – настоящий подарок судьбы, особенно теперь, когда у меня столько дел: «Ин стайл» готовит обо мне и близнецах статью на разворот, и надо успеть все закончить до начала съемок.
Констанс Энн продолжала улыбаться. Возможно, в другое время такая новость ее бы разозлила, но сегодня она была довольна как слон, потому что все это отлично вписывалось в ее план.
Глава 10
Татьяна заглянула в два магазина и только в третьем нашла Джека. Отыскать его в торговом зале оказалось проще простого – нужно было всего лишь идти на звук восхищенных женских вздохов и голосов.
– Как у вас хорошо получается! – восторгалась одна.
– Если бы я дала своему мужу подгузник, он бы даже не понял, что это такое, – посетовала другая.
Татьяна решительно прошла через магазин к месту, где разыгрывалась эта сцена.
– Не смей никогда больше так уходить! Мне пришлось искать тебя буквально по всем магазинам на этой улице! – Она вытянула вперед руку с маленьким пакетом. – Вот, купила из‑за тебя браслет, который мне совсем не нужен. Я вычту эти триста долларов из твоего жалованья.
Женщины в магазине бросали в сторону Татьяны неприязненные взгляды, словно пытаясь ее оттолкнуть, а Джек просто не обратил на нее внимания.
– Может, вам помочь? – предложила одна продавщица.
Подтекст ее реплики был совершенно ясен: «Пошла вон, стерва!» По‑видимому, наличие мужа, который ничего не знает о подгузниках, сделало ее крайне грубой. Татьяна смотрела только на Джека и близнецов.
– Я с ним… то есть с ними, – поспешно исправилась она, но слово уже было произнесено.
– О! – Тон женщины мгновенно изменился на заискивающий. – Вам так повезло, у вас такой внимательный мужчина. Мой муж…
– Он мне не муж, – перебила Татьяна.
– Это точно, – подтвердил Джек. – Я гетеросексуальный, а она выходит только за голубых.
Женщины захихикали.
– Я выходила замуж всего один раз, – сказала Татьяна. – Мой муж оказался геем, но это случайность, а не закономерность.
Женщины пожали плечами.
– Вы можете нас ненадолго оставить? – не столько спросила, сколько потребовала Татьяна. – Ваша витрина не впечатляет, может быть, вам стоит над ней поработать, а мы пока поговорим.
Женщины пошли к витрине. Татьяна слышала, как одна говорит другой: «Я же тебе сказала, что нужно сделать поярче…» Тем временем Джек застегнул подгузник и без труда всунул Итана обратно в штанишки. Татьяна испытала необъяснимый всплеск раздражения.
– Я думала, что мы договорились насчет Констанс Энн, ты же прекрасно знаешь, как я к ней отношусь.
Джек посмотрел на нее таким взглядом, как будто она заявила, что Сибилл Шеперд – хорошая певица. Он выпрямился и повернулся к ней:
– А я тут при чем? Татьяна вздохнула:
– У меня есть свидетельница, Септембер Мур, она готова подтвердить на суде, что мы с тобой разговаривали в кухне и я запретила тебе иметь дело с Констанс Энн.
Джек рассмеялся:
– Ты неподражаема!
– У меня очень хорошая память, и я этим горжусь.
– У меня тоже хорошая. И насколько я помню, ты только запретила близнецам смотреть ее передачу. Но ты даже не заикалась о том, что я не имею права ее тренировать, приглашать ее на свидания или просто встречаться с ней среди дня, чтобы заняться потрясающим сексом.
Татьяна покраснела, начиная от шеи.
– Я имела в виду, что ты при любых обстоятельствах должен держаться от нее подальше.
– Забавно. Я этого не понял.
– Но теперь‑то ты понял. – Татьяна посмотрела на часы: – Нам надо идти – мне сегодня еще к доктору Джи.
Джек достал из кармана визитку Констанс Энн и помахал ею перед Татьяной.
– Я собираюсь ей позвонить.
Татьяне стоило большого труда скрыть раздражение.
– И что ты хочешь этим доказать? Что у тебя нет вкуса?
– Не втягивай меня в самую середину своей драки с Констанс Энн. – Джек лукаво подмигнул. – Если только ты не хочешь именно этого.
– Какой же ты противный! – Татьяна выхватила у Джека карточку и порвала на мелкие кусочки. – И ты ей не позвонишь.
– Эй!
– Констанс Энн для тебя не существует. Встречайся с другими, разве мало актрис? Кармен Электра, Тоня Хардинг, Хейди Флейс…
Джек состроил кислую мину:
– И из этого списка мне выбирать?
– Татьяна!
Она повернулась на женский голос и увидела Тори Валентайн. Позади нее маячил Муки. Энрике говорил, что они расстались, но, похоже, парочка решила интриговать публику вопросом, вместе они или нет, как Памелла и Томми Ли.
– А‑а, Тори, привет.
Татьяна вяло улыбнулась, не разжимая губ. Тори бросилась к ней и быстро обняла.
– Господи, а я как раз собиралась тебе позвонить, чтобы сказать, какая это честь для меня – стать новой «Женщиной‑полицейским под прикрытием». Нелегко, знаешь ли, принять от тебя эстафету и примерить на себя твой плащ.
– Наверное, ты имеешь в виду трусики‑стринги? – уточнила Татьяна. – Добсоны стараются экономить на костюмах, как и на всем остальном.
Тори потребовалось время, чтобы осмыслить шутку. Татьяна почти слышала, как ее слова со звоном падают в пустую голову девушки. Тори взяла Муки за руку и потянула вперед.
– Это мой друг Муки.
– Да, я узнала его по фотографиям из сводки происшествий.
Тори явно не поняла, о чем речь.
– Ее часто показывают в вечернем шоу «Энтертейнмент тунайт».
Муки хмыкнул:
– Ну, виноват, было дело, ну, перебрал. Ну, забрани меня в участок, блин!..
Тори захихикаю и прижалась к нему крепче.
– Он такой плохой мальчик! Ну ладно, я просто хотела поздороваться. Вчера мы снимали сцену, когда я заглядываю в мусорный контейнер и делаю вид, что нашла твой труп, так что, когда я увидела тебя живую, я была в шоке.
Муки зажег крошечную папироску и глубоко затянулся. Татьяне достаточно было вдохнуть воздух один раз, чтобы понять, что это марихуана. Она стремительно повернулась к Джеку и жестом приказала ему выводить близнецов из магазина, потом снова обратилась к Муки:
– Ты что, спятил? Тут рядом мои дети. Муки пожал плечами и рассмеялся:
– Расслабься, детка! Похоже, тебе тоже не мешает затянуться.
Он протянул Татьяне самокрутку. К ним подошла продавщица.
– Извините, сэр, в нашем магазине нельзя курить. Это была та из двух продавщиц, которая показалась Татьяне более стервозной. Но вся ее стервозность мигом улетучилась, как только она узнала нарушителя. Она тут же сменила тон на заискивающий:
– О, Муки, это вы… принести вам пепельницу? Тори просияла:
– Муки все обожают!
Татьяна с отвращением отвернулась и собралась уйти, но Тори ее окликнула:
– Подожди! Может, встретимся как‑нибудь за ленчем? Я хотела спросить твоего совета. Я имею в виду… мне бы хотелось, чтобы в твоем возрасте меня все еще снимали.
Татьяна замерла, срочно придумывая, как ей отплатить, потом приторно улыбнулась Тори:
– Теперь, когда ты об этом упомянула, я бы, пожалуй, поболтала с тобой еще немного. Но сначала мне нужно кое‑что взять за углом. Стой на месте, я сейчас вернусь.
Тори возбужденно закивала:
– С места не двинусь!
Выйдя из магазина, Татьяна тут же достала мобильный и набрала 911. Она донесла, что в бутике «Шиммер» курят марихуану, и мысленно взяла себе на заметку, что нужно будет сегодня посмотреть «Энтертейнмент тунайт».
– Мне кажется странным, что у вас вызывает столь сильные эмоции личная жизнь няни. – Доктор Джи подняла брови. – Думаю, вы понимаете, что за этим кроется нечто большее, чем вы готовы признать?
– Я понимаю только, что ненавижу Констанс Энн! Я бы разозлилась точно так же, если бы с ней стал встречаться, к примеру, наш почтальон!
Доктор Джи что‑то записала в своем блокноте.
– Вы с ней вместе учились в актерской школе?
Татьяна нетерпеливо кивнула. Ее раздражала кропотливая работа, которую нужно было проделывать, чтобы обозначить проблему. Она бы предпочла мгновенное решение. Неужели она хочет слишком многого?
– Расскажите мне о ней.
– Представьте себе самого гнусного человека, какой только может быть. – Пауза. – Представили?
– Да.
– Ладно. Так вот, Констанс Энн еще хуже. Доктор Джи только посмотрела на нее.
– Я представляла Саддама Хусейна. Татьяна и глазом не моргнула.
– Да, Хусейн, конечно, монстр, но по сравнению с Констанс Энн даже он не так уж плох.
– Почему вы не расскажете, что между вами произошло? Тогда мы сможем представить вашу вражду в перспективе.
Татьяна покачала головой:
– Я не собираюсь тратить следующие четыре сеанса на разговоры об этой женщине.
– Четыре сеанса?
– По меньшей мере. Мой рассказ может занять и больше. – Татьяна снова покачала головой. – Давайте лучше не будем даже сворачивать на эту дорожку.
Доктор Джи поджала губы.
– Вы поговорили с матерью?
– Нет. Но я думала о том, что надо позвонить. Это считается?
– Это первый шаг.
– Вы шутите?
– А вы как думаете?
– Я отказываюсь отвечать на том основании, что мои слова могут быть использованы против меня.
– Татьяна, вы не на суде.
– Правда? Иногда сеансы терапии похожи на перекрестный допрос продолжительностью в пятьдесят минут. Конечно, без Ф. Ли Бейли,[11] но зато с дополнительным бонусом в виде рецептов на лекарства. Кстати, у меня кончается клонопин. Аптекарь посматривает на меня с подозрением. Точнее, не на меня, а на моего помощника Энрике.
Доктор Джи на минутку поднесла ручку к губам, а затем начала писать так много и так быстро, словно из ее мозга, обогащенного образованием в Колумбийском университете, полились на бумагу великие тайны Татьяниной души. Наконец она отложила ручку и заговорила:
– Что вас больше всего беспокоит? Тот факт, что Джек объявил о своих планах встречаться с Констанс Энн, или то, что вы не можете его контролировать?
Татьяна одеревенела. Она попыталась было высмеять предположение психотерапевта:
– Контролировать Джека Торпа? У меня нет такого намерения.
– Нет намерения или нет возможности?
– Я думала, мы говорим о Констанс Энн.
– Так вы теперь готовы ее обсудить? Татьяна прищурилась:
– Я не стремлюсь контролировать всех и вся. Доктор Джи смотрела на нее бесстрастным взглядом.
– Не стремлюсь!
Татьяна посмотрела на часы. Она уже не могла дождаться, когда закончится сеанс. Больше всего ей нравились сеансы, на которых она много жаловалась доктору Джи, а та ее морально поддерживала, причем из ее слов можно было заключить, что вокруг Татьяны все сумасшедшие, эгоисты и не достойны ее. А сеансы напряженного самоанализа, подобные сегодняшнему, ее раздражали.
– Татьяна, в ваших отношениях с мужчинами прослеживается определенный сценарий, – заявила доктор Джи.
– Нуда, я бы сказала, что все они ужасно неудачные.
– Не перебивайте меня. Этот вопрос нужно исследовать глубже. Вы выбрали в мужья Керра – человека, который не работал и не обладал ни одним из навыков, которые пользуются спросом в обществе. В результате вы оказались в положении «мужчины в доме» и к тому же единственного кормильца семьи. В качестве мальчика на побегушках вы держите Энрике – молодого, одинокого и по всем признакам очень сексуального мужчину. А теперь вы вдобавок наняли Джека Торпа ухаживать за детьми.
Некоторое время Татьяна молчала.
– И какой же, по‑вашему, из этого следует вывод? Доктор Джи сухо улыбнулась:
– Вывод такой: все мужчины в вашем личном окружении находятся в таком положении, которое принижает их мужественность. Не думаю, что это случайное совпадение. Полагаю, это идет из детства и связано с вашими чувствами по отношению к отцу и с тем, как повела себя ваша мать, когда он вас бросил. Татьяна закатила глаза:
– Ну почему роза не может быть просто розой? Почему все должно уходить корнями в детство?
– Потому что обычно так и бывает. – Доктор Джи подалась вперед и улыбнулась ободряющей улыбкой. – И мой кабинет – то самое место, где вам не опасно говорить об этих чувствах.
Некоторое время Татьяна колебалась, но, когда она все же решилась открыть душу, слова вдруг полились сами собой:
– Моя мать постоянно надеялась, что он вернется, ждала хоть какого‑то известия – телефонного звонка, письма, хотя бы упоминания о его местонахождении в разговоре с общим знакомым, – только этим она и жила. Я ненавидела ее за то, что она по нему скучает. Тогда я поклялась, что никогда не позволю ни одному мужчине вот так меня сломить.
По щекам Татьяны полились слезы. Она стала вытирать их тыльной стороной руки.
– Мне казалось, что всякий раз, когда она смотрела на меня, она думала о моем отце и злилась на меня за то, что я о нем напоминаю. Иногда я вспоминаю некоторые вещи, которые она мне говорила, и те чувства, которые это вызывало, и у меня появляется бешеная решимость сделать так, чтобы… ну, понимаете… чтобы Итан и Эверсон никогда, то есть вообще никогда не почувствовали себя так, как я тогда. Я всегда буду на их стороне. Всегда!
Доктор Джи взяла ее за руку.
– Это прекрасное решение.
Татьяна попыталась сдержать новый поток слез, но ей это не удалось. В конце концов она перестала сдерживаться и дала слезам волю. Доктор Джи протянула ей несколько бумажных носовых платков, а один оставила себе, чтобы вытирать свои собственные слезы.
– Боже, видел бы нас сейчас кто‑нибудь!.. – Татьяна усмехнулась сквозь слезы. – Я реву, как будто сижу дома и смотрю по телевизору сериал «Провидение».
Доктор Джи крепко сжала ее руку. Татьяна вытерла глаза, глубоко вздохнула и отчаянно попыталась хоть немного разрядить обстановку:
– Итак, вы предлагаете… дать Энрике прибавку к зарплате?
На этот раз доктор Джи рассмеялась по‑настоящему, от души:
– Нет, это всецело на ваше усмотрение.
Она замолчала. После паузы Татьяна вдруг выпалила:
– Вы думаете, что меня к Джеку влечет!
– В ваших устах это звучит как обвинение.
– Может быть, так оно и есть.
– Я вам вот что скажу: на мой взгляд, если Джек начнет встречаться с Констанс Энн, вам будет очень трудно с этим смириться.
Татьяна недобро усмехнулась:
– Это не бог весть какое открытие. Я ее хорошо знаю. Если Джек станет с ней встречаться, ему самому будет трудно с этим смириться.
Доктор Джи выдержала паузу.
– Хорошо, я выражусь по‑другому… я думаю, вам трудно будет смириться с тем, что Джек начал встречаться с какой бы то ни было женщиной.
– Почему? Потому что он нужен мне босым и беременным на кухне?
– Нет, потому что эта ситуация поднимает на поверхность некоторые чувства, близкие к ревности.
Татьяна нервно заерзала на кушетке и подняла голову, готовая защищаться.
– Я вас умоляю!
– Татьяна, я вас не осуждаю. Ревность, если ее направить в нужное русло, очень полезная эмоция.
Она может сделать отношения более глубокими, высечь искру страсти и склонить чашу весов в пользу преданности. Тот факт, что вы ревнуете и что Джек ревниво относится к вашему будущему роману с Грегом Тэппером, хотя это будет всего лишь спектакль для публики, говорит об одном: между вами существует эмоциональная связь.
– Да, нас связывают пятьдесят тысяч долларов в год. В глазах психотерапевта появился стальной блеск.
– Вы прекрасно знаете, что это просто бред собачий. Татьяна огляделась.
– Кажется, я слышала голос доктора Лауры?[12]
– Мелина проработала у вас няней больше года, но вы едва упоминали о ней во время наших сеансов. Джек в этой должности совсем недавно, но он уже стал центром вашей вселенной.
– Он вовсе не центр моей вселенной. Для меня главное – моя актерская работа. И я скоро начну сниматься в самом главном фильме моей жизни.
– Это я понимаю. Но даже при всем при этом вы больше интересуетесь тем, что происходит в вашем доме. Джек олицетворяет все то, чего вы ждали от Керра, но так и не получили. – Доктор Джи посмотрела на часы. – На этом придется остановиться, наше время вышло.
В машине по дороге домой Татьяна решила позвонить матери. «Хватит уже оттягивать, в конце концов, неужели это так страшно? – уговаривала она себя. – Вообще‑то это ужасно, но необходимо. Кроме того, разговор с матерью наверняка отвлечет меня от мыслей, навеянных сеансом у доктора Джи».
Вообще‑то позвонить Джастин Боннер очень даже имело смысл. Последние пятьдесят минут были отданы тяжелейшей психологической работе, а разговор с Джастин – это вам не беседа за воскресным ленчем. Так почему бы не уместить все эмоционально тяжелые дела в эти два часа, и дело с концом?
Позвонить именно из машины тоже было бы очень умным ходом – при необходимости всегда можно найти короткий путь бегства: «Мам, я сейчас въезжаю под мост, надеюсь, связь не прерве…» Или более драматичный вариант: «Мама, на дороге перестрелка, в меня стреляют, мне надо спасаться…»
Татьяна приглушила громкость радио, собралась с духом и стала набирать номер.
– Алло?
Разумеется, мать ответила после первого же гудка, оставив Татьяне совсем мало времени на то, чтобы морально подготовиться. Первый дурной знак.
– Привет, мам.
– Алло? Кто это, я не слышу!
Старый трюк Джастин: притвориться, что она не слышит. Трюк был доведен до совершенства за годы, когда она пряталась от кредиторов. Дурной знак номер два.
– Мама, это Татьяна.
Татьяна заговорила громче: вдруг мать и правда не слышит? Не стоит обвинять ее без права на оправдание. – Кто?
У Татьяны мелькнула мысль повесить трубку, но потом она сообразила, что мать может определить, кто звонил, нажав несколько кнопок на своем телефоне. Она мысленно прокляла умника, придумавшего эту уловку.
– Не делай вид, что забыла мой голос, не так уж долго мы с тобой не разговаривали.
– Татьяна, это ты? Я тебя почти не слышу. «Неубедительно, совсем неубедительно. Даже Тори Валентайн сыграла бы лучше».
– А теперь слышно?
Ничего не изменилось, та же громкость, та же надежная связь.
– Да, теперь лучше. – Маленький спектакль окончен. К черту чувство вины! Тысяча один, тысяча два… – А я думала, ты теперь живешь большой голливудской жизнью и забыла семью. Чему обязана такой честью?
