Она не слышала, как подошел Джек. И вдруг он оказался прямо перед ней и протянул ей бокал красного вина.
– Это, конечно, не морфин, на который ты, наверное, надеялась, но все же…
Татьяна была в восторге. Она чуть приподнялась, чтобы взять бокал.
– Сгодится что угодно!
Вместо того чтобы не спеша потягивать вино, она, как герой вестерна, осушила бокал залпом.
Джек улыбнулся и показал ей бутылку, которую держал за спиной. Татьяна протянула бокал за добавкой.
– Еще один, последний, больше не попрошу. Так, еще немножко… хорошо. Спасибо.
Джек сел рядом с Татьяной и стал пить прямо из горлышка, устроив из этого целый комический спектакль.
Татьяна рассмеялась.
Какой‑то частью своего существа, да что там, если говорить честно, то каждой клеточкой своего тела Татьяна жаждала оказаться у Джека на коленях, прижаться и нему, положить голову на его грудь и поведать ему обо всех своих переживаниях и горестях. Он бы слушал ее, время от времени вставлял шепотом что‑нибудь утешительное вроде «Все будет хорошо, малыш», глади лбы ее по голове и иногда целовал в макушку. Но ничего подобного Татьяна не сделала, она лишь пристально смотрела на Джека и задавала себе вопрос, кто же они друг другу.
Джек неожиданно встал:
– Пойду поплаваю.
– Ты что, с ума сошел? Вода, наверное, ледяная. Джек сбросил с себя рубашку. Потом джинсы. Подошел к бассейну, остановился и поманил Татьяну.
– Окунись, это тебя взбодрит.
Словно получив заряд энергии, Татьяна отбросила плед. Кожу слегка покалывало.
– Ты первый.
Джек отвернулся, стянул с себя трусы, сверкнул голым задом и нырнул в бассейн. Проплыв под водой, он вынырнул на середине.
– Ух! Фантастическое ощущение! Татьяна подошла ближе к бассейну.
– Неужели не холодно?
– А ты окунись и узнаешь.
Татьяна попробовала воду большим пальцем ноги. Вода казалась совершенно ледяной.
– Не могу.
Джек подплыл ближе; когда он плыл, его мускулистые ягодицы поднимались и опускались в такт движениям.
– Окунись! Честное слово, это поднимет тебе настроение гораздо лучше, чем вино.
Татьяна попятилась, чтобы Джек не смог до нее дотянуться, и быстро разделась до нижнего белья, потом с опаской покосилась на дом.
– Не волнуйся, Кристин спит как убитая в твоей постели, а детский монитор стоит рядом с бассейном, так что, если близнецы проснутся, мы услышим.
Желание оказаться рядом с Джеком пересилило страх перед холодной водой. Татьяна взялась за застежку бюстгальтера.
– Закрой глаза.
Джек улыбнулся, покачал головой, но сделал, как она просила.
– Можно подумать, я не видел тебя голой. Во‑первых, во всех сериях «Женщины‑полицейского», во‑вторых, в «Плейбое», а еще, если помнишь, однажды я вошел в комнату, когда ты одевалась.
– Не важно, все равно не подглядывай. Татьяна сняла трусики.
– Ну и, конечно, прошлой ночью. Татьяна замерла.
Джек приоткрыл один глаз. Она погрозила ему пальцем:
– Непослушный мальчик!
Татьяна набрала в грудь побольше воздуха и наконец решилась войти в воду. Она внутренне приготовилась к пронизывающему холоду и не ошиблась. Вода была прямо как в Антарктиде, но Татьяна испытала удивительное ощущение. Она заскользила в воде, как русалка, и почти достигла противоположного бортика, но, не доплыв нескольких футов, всплыла – ей не хватило воздуха. Встав на дно, Татьяна стряхнула с лица капли и огляделась. Джека не было видно.
– Не меня ли ищешь?
Татьяна вздрогнула и резко обернулась. Он стоял у нее за спиной совсем рядом и лукаво усмехался.
– Ты такой маленький мальчик, легко не заметить. Джек опустил взгляд и изобразил на лице ужас:
– Вода холодная, вот он и съежился. Татьяна захихикала и обхватила себя руками, чтобы хоть чуть‑чуть согреться.
– Не знаю, долго ли я тут выдержу, у меня уже зубы стучат от холода.
Джек опустил руки в воду и обнял ее за талию.
– Иди ко мне, я буду твоим подводным одеялом. Он привлек Татьяну ближе.
Она инстинктивно обняла его ногами, прильнула к нему и окунулась в тепло его тела. Джек стал гладить ее спину, да так, что ей стало даже жарко.
– Ну что, лучше? – прошептал Джек прямо ей в ухо.
– Немного, – тоже шепотом ответила Татьяна. Отпускать его она не собиралась.
– А так?
Джек нашел губами ее губы и с жадностью впился в них поцелуем. Казалось, поцелуй продолжался целую вечность, наконец Джек отпрянул, но только для того, чтобы они оба могли глотнуть воздуха.
– Да, теперь намного лучше, – выдохнула Татьяна. Слабея, она прильнула к нему, и они плыли, как двое любовников, затерянных в море, пока не доплыли до ступенек в мелкой части бассейна. На то, чтобы устроиться, ушло некоторое время, но вскоре они сплелись воедино и заняли удобное положение.
– И никакого вина не нужно, – мягко сказал Джек.
Он положил подбородок на ее плечо, он обнимал ее.
А Татьяну мучили сомнения. Было хорошо просто лежать в объятиях Джека, и ей хотелось наслаждаться моментом. Но голос рассудка требовал, чтобы она расставила точки над i. В конце концов Татьяна неуверенно, задумчиво спросила:
– Джек, что мы делаем?
– Не знаю.
Татьяна напряглась. У нее даже возникло желание выскользнуть из объятий и отодвинуться, но она удержалась. Казалось, Джек почувствовал ее сомнения. Он ослабил объятия.
– Как‑то все усложнилось…
Татьяна медленно повернулась к нему лицом.
– А вдруг мы все испортим? Я не хочу, чтобы ты из‑за этого ушел, это будет плохо для Итана и Эверсон. Они к тебе привязались, ты им очень нужен.
Джек улыбнулся и дотронулся пальцем до виска.
– Если мне не изменяет память, я пытался завести подобный разговор еще вчера.
– Да, пытался. – Татьяна мысленно упрекала себя. – А я повела себя как животное.
– И притом очень невнимательное животное. Ты не прислала мне цветы. Даже не позвонила.
Татьяна рассмеялась и ладонью зажала Джеку рот.
– Хватит дурачиться.
– Я могу быть серьезным. Если, конечно, ты уверена, что именно этого хочешь.
Татьяна на секунду задумалась.
– Да, я этого хочу.
– Тогда я тебе скажу, в чем я абсолютно уверен: ты меня завораживаешь. Иногда мне начинает казаться, что наконец‑то я тебя расшифровал, и тут вдруг ты снова меня удивляешь. Ты возбуждаешь во мне любопытство, мне хочется знать о тебе побольше. Ни одна женщина не вызывала у меня подобных чувств… Мне с тобой интересно во всех смыслах, ты ухитряешься меня заинтриговать каждый раз чем‑то необычным.
От его слов у Татьяны закружилась голова, она только и могла, что заворожено смотреть, как шевелятся его губы.
– И наш вчерашний раунд в ванной был не так уж плох, – продолжал Джек. – Все было хорошо, пока ты не убежала с такой скоростью, как будто тебе надо было догнать автобус. – Он обиженно надул губы. – Мне нравится обниматься.
Татьяна усмехнулась:
– Не забывай, я все‑таки кинозвезда, хотя и мелкого калибра, ты не увидишь меня бегущей за автобусом. За такси еще куда ни шло, но за автобусом – никогда.
– Учту, на чем ты предпочитаешь ездить. – Джек обвел пальцем контуры ее губ. – Теперь твоя очередь. Скажи что‑нибудь серьезное.
– Что‑нибудь серьезное, говоришь? Ладно… Я никогда не была домоседкой. Для меня всегда было важнее то, чем я занималась за пределами дома: моя игра, магазины, мне было важно, чтобы меня заметили в самых модных местах. А теперь я жду не дождусь, когда смогу вернуться домой. Когда я ухожу, то скучаю по дому и все остальное уже не кажется мне таким важным и интересным, как раньше. Видишь, Джек, что ты со мной сделал? Ты появился откуда ни возьмись и помог мне увидеть реальную жизнь.
Джек пригладил ее волосы и заправил за уши.
– Я могу сказать то же самое.
– И с чем мы в результате остаемся?
– Не знаю, с чем, но надеюсь, что знаю где – в твоей спальне. Кристин может спать на диване, а мне он мал, у меня от него спина болит.
Татьяна игриво дернула Джека за волосы.
– Все не так просто, и ты сам прекрасно это знаешь.
– А могло бы быть…
– Нет, ничего простого не бывает.
– Тебя беспокоит, что я не богат?
– Что‑что?
– Керр сказал, что тебе надоело зарабатывать одной и что ты хочешь, чтобы следующий мужчина в твоей жизни мог о тебе заботиться.
– Какая ерунда! Керр упустил самое главное. Да, мне хочется, чтобы мужчина обо мне заботился, мне нужна его поддержка. Но поддержка эмоциональная. Скажи на милость, зачем мне его деньги? Я самостоятельно зарабатываю себе на жизнь еще с тех пор, как закончила школу. Кроме того, богатые мужчины обычно недостаточно эмоциональны. Насколько я знаю по опыту, они способны думать только о фондовом рынке да еще придумывать разные способы мной управлять. Конечно, до тех пор, пока им это не наскучит и они не поменяют меня на более молодую версию меня же. Уж поверь, все это я уже проходила. Богатые мужчины – это такая тоска.
– Но у богатых есть власть, – возразил Джек. – Я думал, женщинам это нравится.
– Кажется, ты снова читал мой «Космополитен». Да, некоторых женщин власть возбуждает. Если бы это было не так, почему бы женщины сходили с ума по этому вялому Клинтону, прямо как по Мэлу Гибсону? Но если разобраться, что богач реально может сделать? Он что, способен перенести начало съемок, чтобы я могла поспать лишних два часа? Или, может, выгнать из шоу‑бизнеса Реджиса Филбина, который уже надоел всем до смерти? Изготовить пару туфель от Маноло Бланика из тонких ремешков, которые бы не только потрясающе смотрелись, но были бы при этом удобными? Ответы соответственно: «Нет, но как бы мне этого хотелось» и «Черт побери, нет». Но какое мне до этого дело? Бриллианты я и сама могу себе купить.
Джек щелкнул пальцами и сказал со смешком:
– Да, ты можешь.
Татьяна рассмеялась и стала напевать песню из репертуара «Дестиниз Чайлд»: «Все, кто делает деньги, поднимите руки…»
Джек стал покрывать ее шею короткими быстрыми поцелуями.
– Откуда ты знаешь, что я охочусь не за твоими деньгами?
– А ты знаешь, какое у меня соотношение между долгами и доходами? У Эверсон и то положение лучше, на ее имя по крайней мере положено в банк некоторое количество облигаций.
Джек перестал ее целовать.
– Как, ты хочешь сказать, что у тебя даже нет яхты?
– Нет… если, конечно, не считать пластмассовую лодочку Итана.
Джек пожал плечами:
– Что ж, на худой конец сгодится и эта.
Он снова стал целовать ее шею, на этот раз с куда большей страстью. Татьяна немного отстранилась и всмотрелась в его лицо. Идеально правильные черты, чувственные губы, горящие глаза, в которых как в зеркале отражается ее собственное желание. Она прижалась к нему и почувствовала, как нарастает его возбуждение. Тогда она опустила руку и беззастенчиво погладила ту часть его тела, которая обещала удовлетворить ее желания.
Татьяне вообще нравилось тело Джека. Это было тело атлета, находящегося на пике спортивной формы: широкие плечи, плоский живот, упругие ягодицы, мускулистые плечи и крупные сильные руки.
Татьяне пришла в голову мысль, от которой она рассмеялась. За первые два дня съемок она по меньшей мере часов восемнадцать провела в постели с Грегом Тэппером, прославленным голливудским жеребцом. Однако этому кинокумиру, мечте тысяч женщин, было далеко до Джека. Она не дала бы за него даже мелочи, вывалившейся из карманов и закатившейся в складки диванной обивки. Грег был невысокого роста и уже начал отчаянную борьбу с пробивающейся лысиной. Если Джек был в отличной форме, то Грег – просто в хорошей. Кроме того, ему даже в состоянии полной эрекции не нужен был длинный носок, чтобы спрятать свое мужское достоинство, – вполне хватало и обычного, до щиколотки. Ах да, в довершение всего он не умел хорошо целоваться.
– Над чем смеешься? – спросил Джек.
Татьяна некоторое время сомневалась, стоит ли ему рассказывать.
– Ни над чем.
– Я бы не стал приставать к тебе с расспросами, но ты только что дотронулась до моего пениса и сразу рассмеялась. Знаешь ли, если это любовная прелюдия, то не самая лучшая.
– Честное слово, я смеялась не над тобой. – Татьяна погладила Джека по щеке. – Мы снимали постельную сцену с Грегом Тэппером два дня, но за все это время он ни разу не вызвал у меня никаких чувств, кроме разве что тошноты. И это забавно, потому что в присутствии Грега женщины просто млеют. А я только и ждала, когда режиссер наконец крикнет «Снято!» и можно будет свалить со съемочной площадки.
Джек улыбнулся:
– В таком случае тебе нужно быть очень хорошей актрисой.
– Еще бы! Детка, я играю так, как Мэрил Стрип и не снилось. Никогда еще многочисленные камеры, снимающие под разными углами, и искусство монтажа не были так необходимы, как в нашем случае. – Татьяна обняла Джека за шею и прижалась к нему. – Мне кажется, у тебя постельные сцены получались бы очень хорошо. Не понадобились бы никакие ухищрения, только природный талант.
Руки Джека заскользили по ее телу, гладя груди, бедра, ягодицы.
– А мне кажется, я в этом деле новичок, мне нужно много раз репетировать.
Джек посмотрел ей в глаза. Желание, которое Татьяна прочла в его взгляде, было таким жарким, что взгляд, казалось, прожигал ее, как луч лазера. На секунду она замерла в предвкушении, не в состоянии пошевелиться.
– Держись за меня.
Татьяна крепко обняла Джека за шею, он оттолкнулся от бортика и поплыл на спине на середину бассейна, в самое глубокое место.
– Вдохни.
Вся душа Татьяны пылала как в огне. После недолгого сомнения она подчинилась и набрала полную грудь воздуха.
Джек погрузился под воду и потянул ее за собой.
Татьяна открыла глаза. Сначала их защипало, но через несколько секунд она привыкла. Джек занял под водой такое положение, что его голова оказалась между ног Татьяны. Он подплыл ближе и прижался ртом к самому средоточию ее женственности.
Джек стал дразнить ее губами и языком, лаская, но не давая ей того, чего ей больше всего хотелось, но потом сжалился, и его язык нырнул внутрь.
Татьяне не хватало воздуха, она выгнулась дугой, поднимая бедра ему навстречу. Каждое движение языка Джека, каждый его нежный толчок, каждое прикосновение пальцев приносили ей непередаваемое наслаждение. И вдруг ее охватил пульсирующий жар, разогнавший холод, и ее напряжение разрядилось каскадом чувственных спазмов, которые все длились и длились.
Точно уловив момент, когда ей стало совершенно необходимо глотнуть воздуха, Джек подтолкнул ее к поверхности. Дав Татьяне ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы жадно втянуть в себя воздух, он накрыл ее рот своим. Они вместе скользили по поверхности воды, пока Татьяна не уперлась спиной в бортик бассейна. Поцелуй Джека был жадным, требовательным, восхитительно‑властным.
Когда Татьяне снова стало не хватать воздуха, она оторвалась от Джека и вдохнула. Затем обхватила его за талию, без слов умоляя утолить снедавший ее голод. Языком Джек только раздразнил ее желание, и теперь она жаждала большего. Ей нужно было ощутить в себе его плоть, ничто другое ее бы не удовлетворило.
Джек поочередно ласкал ртом ее соски, согревая их дыханием и касаясь кончиком языка. Это, конечно, было очень приятно, но Татьяна уже погрузилась в предвкушение того, что должно последовать дальше. Она чувствовала его горячее твердое мужское естество совсем рядом, но Джек все медлил.
– Джек, прошу тебя… – со стоном взмолилась она. Он поцеловал ее еще раз.
– О чем ты просишь?
Татьяна знала, что именно он хочет услышать, но ей никогда еще не доводилось умолять мужчину. Ее желание обострилось до такой степени, что дыхание стало резким, прерывистым. И наконец она сдалась. В конце концов, слова – это всего лишь слова. А награда будет так сладка…
– Пожалуйста, Джек, возьми меня.
В то же мгновение Джек резким толчком вошел в нее: Острый, на грани боли, голод мгновенно сменился восхитительным ощущением наполненности. Оргазм настиг Татьяну с третьим толчком, она словно взлетела на сияющую радугу. Когда все стихло, она рухнула на Джека, ошеломленная небывалой остротой ощущений.
Когда Джек отстранился от нее, он был так же обессилен, как она, его грудь тяжело вздымалась.
– Это… было… невероятно.
– Удивительно…
– Мои ноги стали мягкими, как вареные макаронины. Татьяна засмеялась:
– А я видела неземной свет.
– Мои ноги до сих пор дрожат.
Татьяна поняла, как она может положить конец этому словесному состязанию.
– Спорим, на этот раз ты меня не переплюнешь: я тебя люблю.
Джек шлепнул кулаком по воде. Его честолюбивой натуре, по‑видимому, была противна сама мысль о проигрыше, о какой бы игре ни шла речь. Он посмотрел на луну, и на его лице заиграла довольная улыбка.
– А я тебя люблю еще больше.
– Докажи!
Он перевернулся на спину и поплыл, гордо демонстрируя доказательство. Татьяна нетерпеливо поплыла к нему.
– Ты что, подмешал в вино виагру?
Глава 17
Татьяна приоткрыла глаза и сладко потянулась. Она еще не проснулась окончательно.
Над ней возвышался Энрике с бумажным стаканчиком кофе в руке, его глаза смеялись.
– Надеюсь, это такой кофе, какой я люблю?
Она села, чтобы взять стаканчик, и поспешно натянула одеяло на спящего Джека, чтобы прикрыть наготу. Энрике рассмеялся:
– Раз ты забралась в постель с ним, значит, не будешь возражать, если я устроюсь рядом с той красоткой, которая спит в твоей комнате?
Татьяна чуть не спрыгнула с кровати.
– Полегче, это моя сестра, ей всего семнадцать!
– Ну, тогда, конечно, другое дело. – Секундная пауза. – Когда у нее день рождения?
– Энрике!
– Шучу, шучу. Знаешь, для женщины, которая только что две ночи подряд трахалась, ты держишься на редкость чопорно.
Энрике присел на краешек дивана.
– Близнецы уже встали и играют в манеже. – Многозначительный взгляд на Джека. – Нужно еще что‑нибудь сделать?
Татьяна жадно отпила кофе из стаканчика.
– Почему ты пришел так рано? – Она улыбнулась. – Нет, ты не подумай, что я жалуюсь, просто я не привыкла, чтобы, когда мне что‑нибудь нужно, ты оказывался рядом. Энрике ухмыльнулся:
– Это называется «пассивная агрессия». Некрасиво. Тебе надо проконсультироваться у доктора Джи.
– Кстати, о докторе Джи. Запиши меня на прием как можно быстрее.
– Может, тебе проще сделать пристройку к дому и поселить ее там?
Татьяна блаженно улыбнулась:
– Можешь говорить что угодно, все равно сегодня утром тебе не удастся испортить мне настроение.
– Твоя сестра спит в стрингах. Татьяна закрыла глаза.
– Энрике, я тебя серьезно предупреждаю: моя сестра для тебя под запретом.
– Да не волнуйся ты, все равно я с сексом завязал. Решил заняться самоусовершенствованием. Я снова начал рисовать.
На эту хитрость Татьяна не поддалась.
– Завязал с сексом? Ты?
– Ну… только по утрам. Утренние часы я решил посвятить искусству. Я целый год отучился в школе анимации, а у Джейрона большие связи в «Картун плэнит». Как знать, может, мне суждено создать следующий хит мультипликации?
Татьяна была приятно удивлена. Она не предполагала, что Энрике задумывается о карьере, да и вообще о будущем. Обычно его единственной заботой было, как бы не порвался презерватив, поскольку такое иногда случается.
Джек зашевелился и вдруг резко сел. Его волосы торчали во все стороны, и это выглядело очень сексуально.
– Который час? Энрике посмотрел на часы:
– Почти семь.
– Не может быть! Неужели я так сильно проспал?
Джек начал было вставать, потом спохватился, что он голый, и прикрылся. Татьяна засмеялась:
– Расслабься, близнецы в порядке. Энрике кивнул, явно довольный собой:
– Я посадил их в манеж. Джек протер глаза.
– Им нужно сменить подгузники.
– Уже сменил, – сказал Энрике. – Мне повезло, никаких какашек. Наверное, приберегли их до тебя.
Джеку явно не понравилось, что начало утра так хорошо прошло без его участия, он почувствовал себя ущемленным. А Татьяне его реакция показалась очень трогательной, и она подумала, что любит его еще больше.
– У Итана обычно к утру намокает простыня в кроватке, ее нужно…
– Я знаю, ее нужно выстирать, – перебил Энрике. – Она уже в корзине для белья.
– А ты…
– Да, я обработал ее пятновыводителем. За кого ты меня принимаешь, за свинью?
Татьяна с интересом наблюдала за скорострельным обменом репликами между двумя мужчинами. Это было даже интереснее, чем легендарные поединки между теннисистами Макинроем и Боргом на Уимблдоне.
– Сдаюсь, приятель, – сказал Джек.
Энрике победно усмехнулся и посмотрел на Татьяну:
– Тебя подвезти до студии?
– Пока нет, мне нужно туда только после обеда. С утра они снимают Грега, сцену драки.
Энрике пожал плечами:
– Что‑нибудь еще нужно сделать? – Он жестом показал на Джека. – Конечно, помимо его работы. Он, насколько я понимаю, теперь выполняет другие обязанности.
Джек беззлобно запустил в него подушкой.
Татьяна глубоко вздохнула:
– На самом деле нужно очень много всего сделать. Нужно устроить Кристин в приличную школу, записать меня на прием к доктору Джи, заблокировать в телефоне звонки с номера моей матери…
Ее перебил Энрике:
– Кстати, о твоей матери. Она звонила. Если уж совсем точно, то она и сейчас на проводе.
– Не может быть! Энрике закивал:
– Да, да. Я снял трубку в кухне. Можешь не спешить, разговаривай спокойно, не бойся меня задержать, я тем временем могу сделать несколько набросков.
– Ой!
Татьяна вскочила с кровати и схватила верхнюю простыню, предоставляя Джеку самому о себе позаботиться. Энрике посмотрел на Джека и понимающе кивнул:
– Проблема матерей и дочерей в осложненной форме.
Татьяна с воинственным видом двинулась в кухню, завернувшись в простыню, как древний римлянин в тогу. Телефонная трубка лежала на столе. Татьяна пошла быстрее.
– Мама?
– Ты хоть представляешь, сколько я тебя жду? С твоей стороны это просто грубо. Звонок обойдется мне в целое состояние.
Татьяна устало вздохнула:
– Мама, у нас с тобой один и тот же междугородный тарифный план, десять центов за минуту. Пока что ты потратила центов пятьдесят.
– Все равно это пустая трата денег.
– Я могла разговаривать с кем‑то из друзей‑знаменитостей…
Джастин Боннер возмущенно запыхтела:
– Что у тебя там вообще происходит? К телефону подошел какой‑то странный субъект.
– Это Энрике, мой личный помощник. Он коренной Калифорнией. Странным его могут признать только на Среднем Западе, ну и еще в некоторых районах Юга.
– Личный помощник? Должно быть, это очень удобно – иметь такого… Не могу судить, я же не кинозвезда.
– Пока нет. Но по‑моему, ты могла бы прославиться в реалити‑шоу. Ты не думала принять участие в шоу «Настоящий Афганистан»?
В трубке стало тихо: по‑видимому, Джастин молча кипела от возмущения.
– Я не для того позвонила, чтобы меня высмеивали. Как там Кристин?
– Она еще спит.
Татьяна ненадолго задумалась, не посвятить ли мать в подробности похождений Кристин в Лос‑Анджелесе – сначала водитель лимузина в аэропорту, потом сомнительная вечеринка, эксперименты с дискотечными наркотиками, – но в конце концов решила, что не стоит. Джастин и так прекрасно знает, что посадила в самолет ходячую неприятность.
Джастин недовольно прищелкнула языком.
– Между прочим, я ждала звонка вчера вечером. Но так и не дождалась.
Это было уже слишком, Татьяна вскипела:
– Ты отправила Кристин в Калифорнию, как какую‑то посылку! Без предупреждения, без мобильного телефона для экстренной связи, а теперь требуешь отчета о каждом часе? Мама, так нельзя, ты уж как‑нибудь определись. Кстати, от биполярного расстройства существуют лекарства.
– Я хотела ее испытать! – заявила Джастин в свое оправдание. – И она это испытание не выдержала. Кристин достаточно взрослая, чтобы сообразить, что первым делом ей нужно позвонить тебе. Так что можешь посвятить меня в грязные подробности. Куда она отправилась? – Не дав Татьяне ответить, Джастин продолжала напирать: – Небось сбежала с первым встречным парнем на какую‑нибудь сумасшедшую вечеринку, где все глотают наркотик под названием «агония»?
– Экстази.
– Что?
– Наркотик называется «экстази». А агония – это наш с тобой разговор.
В кухню вошел Джек, прикрывая низ живота подушкой.
– Мне нужно одеться и приготовить близнецам завтрак. Сваришь мне кофе?
Татьяна молча кивнула, показала пальцем на телефон и тем же пальцем изобразила дуло пистолета, приставленное к ее виску.
Джек засмеялся и отошел. Татьяна проводила его взглядом, любуясь его мускулистым задом. Теперь он принадлежит ей. Констанс Энн придется с этим смириться. Она мысленно взяла себе на заметку, что надо будет попросить Энрике заблокировать звонки и с номера Констанс Энн.
– Кто это был? – требовательно спросила Джастин.
– Джек. Няня моих близнецов. Вообще‑то я называю его мэнни.
– Так у тебя есть и личный помощник, и няня? Скажи, а тебе не сложно со мной разговаривать? Может, стоит нанять кого‑нибудь и для этой работы?
– Поверь, мама, если бы мне было по карману платить зарплату, которая полагается за такую тяжелую работу…
– Боже, о чем я только думала, отправляя Кристин к тебе? – взорвалась Джастин. – Она не только не исправится, она станет еще хуже. Твои личные помощники, няни, грязные фильмы – это не реальная жизнь!
Татьяне так хотелось завизжать, что у нее даже горло зачесалось. На этот раз Джастин зашла слишком далеко.
– Мама, давай не будем забывать самое главное: ты вышвырнула Кристин из дома. – Татьяне стоило невероятного труда сдерживать эмоции, но она старалась говорить бесстрастно, как робот. – Так что если у тебя возникли по этому поводу угрызения совести, тебе придется справляться с ними самостоятельно. И не пытайся переложить вину на меня. Я могу только принять Кристин в своем доме и постараться, чтобы у нее было все необходимое. Так что извини, мама. Тебе придется вываливать свои отрицательные эмоции на кого‑нибудь другого. А лучше разбирайся с ними сама. Потому что у меня нет на это времени.
В трубке повисла оглушительная тишина. Джастин молчала, наверное, целую минуту, если не больше.
Татьяна была очень горда собой. Она жалела только о том, что этот разговор не записывался на пленку. Тогда она проиграла бы запись доктору Джи и наверняка заработала бы от психолога похвалу за эмоциональный рост. Она совершила серьезный рывок вперед. Раньше разговор с матерью, как правило, кончался тем, что Татьяна придумывала какой‑нибудь фальшивый предлог повесить трубку. Но на этот раз говорила то, что думала, – и чувствовала себя прекрасно.
Она решила закончить разговор, пока счет был в ее пользу.
– Послушай, мама, мне нужно идти. Джек просил сделать ему кофе, а я еще даже не одета. Мне некогда разговаривать.
– Ты варишь кофе няньке? – надменно поинтересовалась Джастин.
– Мама, Джек не только нянька, он мой любовник. Щелк – Татьяна решила, что этот момент вполне подходит, чтобы закончить разговор.
– Констанс Энн, почему панда Пеппи такой грустный? – спросила Хелли.
«Потому что он застрял в этой дерьмовой передаче с тупыми шмакодявками вроде вас». Так Констанс Энн отвечала в мечтах. Но в реальной жизни она наклеила на лицо свою фирменную улыбку и произнесла положенную реплику:
– Пеппи скучает по бабушке и дедушке. Они живут очень далеко, и он не может часто бывать у них в гостях.
Следующую реплику подал Крис:
– Как же нам помочь Пеппи?
Констанс Энн расширила глаза и хлопнула в ладоши:
– У меня идея! Давайте поможем панде Пеппи написать письмо бабушке и дедушке! Пусть он расскажет им обо всем интересном, что происходило в его жизни в последнее время.
Дети радостно захлопали в ладоши и запрыгали. В студии зазвучала электронная музыка, и маленькие артисты тут же перешли от прыжков к несложным танцевальным движениям.
Хелли, как настоящая примадонна, вышла вперед и запела первый куплет:
Если друг далеко,
Ты грустить не спеши.
К ней присоединился Крис и продолжил песню:
Лучше ручку возьми
И письмо напиши…
– Господи Иисусе! – заверещала Констанс Энн. – Этому толстяку что, медведь на ухо наступил?
– Снято!
Уилл закрыл лицо руками.
– Девчонка хоть и страшненькая, но по крайней мере не фальшивит.
Крис и Хелли как по команде дружно заревели. Констанс Энн покачала головой, думая: «Если бы эти плаксивые кретины и танцевали также синхронно, нам, может быть, удалось бы закончить съемки в срок, а так придется платить техническому персоналу за сверхурочные, бюджет затрещит по швам, и мой гонорар урежут».
Крис и Хелли уже ревели во весь голос.
– Вы их только послушайте! – закричала Констанс Энн. – Развопились так, как будто я отняла у них пустышки. Может, дать им по бутылочке с соской и уложить в кроватки?
