Другим, менее абстрактным примером границы планов может служить поверхность воды для ныряльщика, который видит ее через маску. Маска наполовину в воде, а наполовину на воздухе. Взгляд вниз уводит вглубь, где тело невесомо. Взгляд вверх — в иной мир, где видны берег, небо и облака, и где вес прижимает к земле.
При камлании шаман помещает себя в точку, откуда видно три плана, и чем яснее он видит план третьей реальности, тем в меньшей степени видит план материальный. Чтобы ему не мешало зрение, он закрывает глаза. Но вернемся к практике колдуна или мага.
Когда маг сосредоточенно формирует образ своего магического действия, то это происходит в его голове. Этому способствуют собранные им ритуальные предметы, имеющие отношение к делу, которое его интересует, (ограничивать их номенклатурным набором, вроде: меч, кинжал, чаша, жертвенник, пантакль — смешно и неверно). При этом совершаются и ритуальные действия, но они всегда имеют вспомогательный, настраивающий характер. Суть всего искусства мага состоит как раз в том, чтобы рожденный им субъективный образ, каким угодно способом, произвел должный отпечаток на плане третьей реальности. Там, по этому отпечатку формируется дух. Этот дух, в границах своего плана, движется в должное место, где производит заданный магом отпечаток из плана третьей реальности в объективный мир, или в сознание другого человека. В частности, так понимается механизм передачи мыслей непосредственно от человека к человеку на расстоянии.
Очень разнообразная практика колдунов говорит за то, что создать отпечаток в плане третьей реальности возможно разными способами. Это означает, что отпечатки на плане третьей реальности могут оставлять вообще все люди. Это особенно хорошо отразилось в замечаниях типа: не зови лихо, не «каркай». Этот же смысл имеют и пожелания здоровья или застольные тосты.
Иллюстрацией того, как формируется образ в третьей реальности под действием нашей воли, могут служить сновидения. Пусть, во сне мы стоим в пустыне, а нам хочется иметь вокруг себя лес. Если в состоянии сна суметь пожелать, чтобы вокруг возник лес, то он начнет возникать. Сперва медленно и не убедительно, будет как бы одновременно и лес и пустыня, но по мере нашей убежденности, что лес есть, он обретет плотность, и мы почувствуем его свежесть, а образ пустыни исчезнет.
4. Допуская третью реальность, мы должны признать, что не только она сама, но и объективный материальный мир имеет тенденцию к изменению так, как мы о нем думаем. Мир возможно изменять усилием воли, которая через третью реальность трансформируется в желаемую для мага энергию. Но, при этом надо помнить, что, во-первых, энергии толчка из третьей реальности противостоит неживая потенциальная энергия объективного мира, во-вторых, в самой третьей реальности воле мага могут противостоять иные волевые начала, уже действующие в Природе. Эти иные волевые начала могут принадлежать как богам и духам, так и другим магам или мыслителям.
Из этого следует, что усилием воли легче вызвать в горах обвал, чем поднять камни наверх. Так что маг вынужден следовать природе вещей, лишь немного корректируя ее. От этого все необычные явления и редкие совпадения задним числом всегда можно истолковать как случайные явления объективного плана.
5. С понятием третьей реальности тесно связано понятие истинности восприятия мира. Суть этой связи в том, что мир приобретает тенденцию изменения в согласии с образом, который мы о нем составили. При этом, естественно, что и сознание человека всегда принимало любую истину не на все сто процентов, а частично. Так, мужик не перекрестится, пока гром не грянет. Т.е. абсолютное признание божества имеет место лишь в его присутствии.
Это древнее сомнение можно назвать сомнением мудрости, не позволяющим впасть в догматизм, но и не отрицающим никаких истин. Это медленное сомнение связано с переосмыслением мира, который оказывается под наблюдением человека. В этом мире нельзя поступать автоматически, уйдя целиком в себя и не замечая ничего вокруг. Надо смотреть и ощущать то, что происходит в результате ваших действий, и независимо от них.
Современный человек задавлен информационным потоком. В целях самозащиты, он уходит внутрь себя, и лишается возможности видеть и влиять на мир. Его сомнения приобретают упрощенный, оболванивающий характер. Этому способствует информационный поток, состоящий из мало обоснованных мнений, либо из сознательной дезинформации. У современного перегруженного информацией человека сомнение ведет не к поиску истины, а к выбору одного из предложенных мнений. В таком положении дел оказывается заинтересованным государство, ибо сбитым с толку человеком легко управлять. Древнее сомнение, не отрицающее, но ведущее к истине оказалось нам сегодня чуждо.
6. Древнее сознание не имело такой массы возможностей для сомнений, какая поставляется нам сегодня. Сомнение вообще было делом очень редким, а обман не осознавался как вульгарная нечестность. Так, мы не находим в древних сагах, или эпосе слов, вроде «он решил обмануть». В лучшем случае, мы находим слова, что герой пошел на хитрость, либо просто описываются действия героя, результатом которых является не просто обман, а создание условий для новой реальности в которой герой получает преимущество.
Это означает, что ситуация, которую мы сегодня называем словом «обман» рассматривалась древними не просто как дезинформация или одурачивание. Она рассматривалась как порождение новой реальности. Так, древний охотник исполнял ритуальный танец охоты, и только после этого, войдя в новую реальность, шел на охоту, где и осуществлялась эта реальность.
Аналогично, новую реальность создает гипнотизер. Можно сколько угодно читать книги по технике гипноза, но момент перехода пациента в гипнотическое состояние так и остается не понятым самими гипнотизерами. Пациент, или жертва, впадают в состояние новой реальности, данной им не просто через имитацию и убеждение, а посредством чего-то качественно иного. Гипнотизер с пациентом оказываются в столь тесном душевном контакте, как если бы они имели общность организмов, и вся разница в том, что один ведущий, а второй ведомый. Эта общность организмов лишь начинается через подражание в объективном и субъективном планах. Само же чудо гипноза наступает, когда происходит слияние сознаний, что без третьей реальности кажется невозможным.
Эти примеры поясняют как человек давно и разнообразно научился пользоваться возможностями третьей реальности, с учетом которой мир оказывается не однозначным.
7. Вернемся к нашему современному сомнению между истинностью и ложностью какого-то слуха или явления. Наша формальная - бытовая логика не допускает многозначности. Для нас может быть только два исхода: да или нет. Наличие третьей реальности предполагает многозначную логику. Явление одновременно может быть или не быть, и возможность этого иногда зависит от нас самих.
Наиболее близкий аналог этому являют процессы, происходящие в микромире, постигаемом через квантовую механику. В математическом аппарате этой науки нет уравнений, описывающих движение частиц в привычном для нашего опыта смысле. Как вообще происходит перемещение частиц — эта наука не говорит, но зато она дает рецепт вычисления вероятности, например того, что вино может быть разлито по фужерам без вскрытия бутылки. Сразу скажем, что вероятность такого явления не велика. Для нас тут важно то, что в рамках науки такая постановка вопроса не является абсурдной.
Современный обыватель, хотя и сформирован технической цивилизацией, не склонен принимать идеи квантовой механики как философские. Он мечется между двумя данными ему в объективном плане возможностями: «да» или «нет». Он мыслит по схеме: вот ежели бы я знал, что есть языческие боги и духи, тогда да, верил бы, но мне говорят, что это выдумки древних, потому не верю, ибо получается, что их нет, экономика и техника без них обходятся.
Основным заблуждением такого рода людей является то, что они различают два состояния человека: «верю» или «не верю». Можно, де, быть в одном состоянии, а потом впасть в другое под действием фактов. Хотя так бывает, но очень редко. Как правило, путь человека к вере не объясним в рациональных понятиях. Формальная логика, на которую опирается наша цивилизация, в этом процессе оказывается неприменимой. Формальная логика справедлива в мире отношений, которые целиком умещаются в объективном плане, но она оказывается ошибочной в сфере духа, в пространстве третьей реальности.
Современный язычник, как и древний человек, отличается тем, что не мечется между двумя возможностями проявления сущности в объективном мире: «да» или «нет». Он пребывает в состоянии осознания возможности проявления того или иного исхода с участием в этом своей воли. При этом в обыденной жизни язычник в малой степени допускает очевидное проявление действия третьей реальности.
Поведение и мотивировка поступков его заметно меняются в ситуациях с недостатком информированности или не ясным исходом, когда появляется риск и надо что-то делать, чтобы изменить ситуацию. Здесь в язычнике просыпается древний охотник. Внимание его сознания к третьей реальности резко возрастает. Появляется видение мира, в котором роль третьей реальности существенна. Его сознание прорабатывает возможности формирования новой реальности, из которых выбирается желаемая возможность. После этого, прикладываются силы и воля для осуществления этой возможности с участием третьей реальности, иначе говоря, с использованием магии. В этом состоянии его убежденность в существовании богов и духов становится абсолютной. Именно в этом случае духи проявляют себя и производят работу, о которой их просят.
По сути, именно такую стратегию имеет не только охотник, но и любой человек, стремящийся активно повлиять на ход вещей. Тут понятие «охотник» рассматривается в широком смысле, и указывается, что именно такая стратегия соответствовала стратегии древнего человека. Это творческая стратегия. Она способствовала его выживанию. Она же помогает, например, и современному бизнесмену, который, как известно, временами обращается к магам за помощью.
8. Возможности человека возрастают, если он умеет должным образом пользоваться третьей реальностью. Эта возможность использовалась людьми с глубокой древности и дана нам как элемент языческого наследия.
Обращение к третьей реальности мы назвали магией. Это действительно магия, но она не всегда бывает осознанной. Самым банальным ее примером является т.н. сглаз, который в подавляющем большинстве случаев не сознателен. Так, что магией занимаются не только маги, колдуны или волхвы, но и «обычные» люди, которые о своем волховании не подозревают. Разница здесь в том, что эти обычные люди свои дела с магией никак не связывают, и удивляются, если их деятельность получает волшебное объяснение, и их волокут на костер.
Магия разделяется на теоретическую и прикладную. Теоретической магией как раз и занимаются те, о ком это известно. А о прикладной магии как-то забыли. Между тем, прикладная магия активно используется всеми творцами. О поэте говорят, что его посетила муза, а о художнике, что он увидел образ. Сами они говорят, что к ним пришло вдохновение. Вдохновение как раз и состоит в неожиданном появлении новых образов, чувств и мыслей, и в необычном возрастании способности их воплощения в материале. Бывает, образы просят художника, чтобы он воплотил их.
Вдохновение не посещает лентяев. Надо трудиться для того, чтобы оно вас посетило. Оно не продается и не покупается, и готовых рецептов его вызова нет. Само стремление к вдохновению есть труд, в котором заключены действия магического содержания. Мастерам известны лишь общие схемы поиска вдохновения.
Это вдохновение находит вообще на всех людей, делающих творческую работу. Без него творчества не бывает, остается одно ремесло. Все мировые шедевры архитектуры, скульптуры, живописи, литературы созданы в состоянии вдохновения, в условиях, когда творец получил помощь духов — от какого-то помощника, от музы из третьей реальности, с которой творил вместе.
Древний человек, сталкиваясь с уникальной вещью, совершенно ясно отдавал себе отчет, что ее создание не обошлось без помощи духов или общения с нечистой силой. С этим связывалось и особое отношение к мастерам в древности. Современные люди не склонны признавать магических навыков за творцами всех эпох, а если и признают, то не связывают это с их творчеством.
9. Мы описали третью реальность и взаимодействие с ней человеческого сознания и объективного мира. Третья реальность вмещает в себя мир богов и духов.
С должной степенью условности, мы можем говорить о том, что эта третья реальность сама разделена на ряд планов, в которых пребывают духовные сущности различных качеств. Так, древнее индоевропейское сознание разделяло объективный мир на три части: верхний, надземный и подземный миры. Такое разделение соответствует визуальному восприятию. Вместе с этим, оно является и разделением мира третьей реальности на такие же планы. Планы всех реальностей проткнуты, связанны между собой мировым деревом. Само мировое дерево в нашем плане, как и в других, обычно не осязаемо. Обретение его осязаемости позволяет перемещаться по планам бытия.
10. Современные мистические учения разделяют третью реальность на большее число планов, которые отличаются один от другого степенью совершенства обитающих там духовных сущностей (смотри, например, «Розу мира» Даниила Андреева). Чаше всего мистики говорят об астральном, и ментальном планах, в которых человек может пребывать своими компонентами — астральным и ментальным телами.
Комплексу представлений о человеческих телах различных планов не менее сотни лет, хотя корни их уходят в античность, и далее во тьму тысячелетий. Сейчас они принадлежат т.н. оккультному знанию и муссируются теософами, мистиками, экстрасенсами, ясновидцами и просто шизофрениками всех народов. Судя по тому, что эти знания одинаково и без существенных дополнений кочуют из одной книги в другую, они не имеют характера работающих знаний, а несут службу поддержания общего оккультного языка. В этом знании самым ценным является утверждение возможности для нашего сознания посещать иные планы бытия, и этим удовлетворять свое любопытство.
О добре и зле
Магические, волшебные практики в нашем язычестве не являются самоцелью. Они расширяют возможности человека, влияют на его мировоззрение, убеждают в реальности мира духов, позволяют узнать волю богов, но в итоге оказываются лишь инструментом достижения человеческих целей.
Независимо от того, владеет человек волшебным знанием или нет, он оказывается в равных нравственных отношениях с другими людьми и с богами. Язычество имеет статус религии именно потому, что оно объясняет Нравственный Закон и дает понимание добра и зла. Если волшебство как искусство и как путь в мир богов нельзя полностью описать и передать через текст книги, то религиозная сторона язычества может быть объяснена и передана простыми словами другим людям.
1. Зло и добро как абстрактные истины, стали доступны человеку не сразу, и до сих пор не доступны во всей своей полноте. Что есть добро и зло?
Корыстный индивид имеет лишь самый простой и очевидный ответ. Когда ему хорошо — это добро. Плохо — это зло. Тут добро не отделяется от понятия личной выгоды. Если мы будем до конца последовательны, то будем обязаны признать, что именно эта точка зрения молчаливо разделяется современной цивилизацией, является ее опорой и явится источником ее смерти. Такое понимание добра и зла допустимо лишь на бытовом уровне, когда на чаше весов не лежат никакие духовные ценности.
Понять — что есть добро и зло невозможно вне уяснения духовной сущности Природы и человеческой истории. Добро и зло объективны и определяются не нашими желаниями, а бытием мира.
Очевидно, с добром и злом связано понятие справедливости. Если есть объективное добро, то, значит, есть и объективная, высшая справедливость, объективная правота и неправда. Если это так, то в мире где-то надежно храниться знание о том, что есть высшее добро и справедливость. Это высшее добро и справедливость обязаны быть в согласии с бытием Природы.
При всей своей простоте и очевидности, понятия добра и зла ускользают от бесстрастного анализа. Тут мы имеем некоторую схожесть с жизнью: чтобы разобраться в действии живого существа, надо его препарировать, но тогда жизнь уходит и предмета исследования не обнаруживается. Логика, которую мы пытаемся использовать для постижения добра и зла, оказывается неприемлемой. Из этого некоторые умы делают логическое заключение, что эти понятия условны и относительны.
Итак, мы должны разобрать вопрос о добре и зле в славянском язычестве. Наша задача, во-первых, определить эти понятия. Во — вторых, понять источник их происхождения. При этом мы не можем следовать формальной логике, ибо погубим предмет исследования. Не можем и оставаться в пространстве чувств и эмоций, поскольку они не дают полноты понимания. Нам надо выбрать нечто среднее. Это среднее есть мифология.
Что говорят о добре и зле различные религии? Греки полагали, что все боги благи и совершают добро. Зло же есть результат порочности и глупости человека.
Религией конфликта, противостояния добра и зла является зороастризм, который утверждает, что все творящееся в мире и есть результат противостояния бога добра Ахурамазды и божества зла Ангро-Майнью.
В религиях угро-финских народов деяния богов мало отличаются от человеческих. Боги как люди исходят из интересов своей жизнедеятельности, и их успехи или неуспехи определяет некое не проявленное мировое начало, возможности которого так же ограниченны. Такая ситуация просматривается в Калевале.
Насколько можно судить, и в древних матрических представлениях, роженицы — Матери Мира, обращаются с людьми как хозяйки со своими курами. Они исходят исключительно из своих хозяйских соображений, не руководствуясь какими-то заранее утвержденными принципами. Могут рано забрать человека с Земли, но могут и наградить долгим веком, в зависимости от своих нужд. Такова, например, белорусская богиня Мара.
Христианство в понимании добра и зла имеет неразрешимый конфликт. Христиане полагают своего бога, как и древние греки, всеблагим, но дополняют его злым началом, противником — Сатаной. При этом благой бог допускает любые деяния Сатаны на Земле и через это оказывается творцом зла как свидетель преступления, которое он мог предотвратить, но не захотел.
В противовес христианству, сатанисты полагают, что добро и зло — понятия субъективные, поэтому нельзя сказать, что Сатана зол или добр. При этом они все же считают, что Сатану можно просить, и он дает им блага жизни безо всяких кровавых расписок, только за то, что они признают его богом плоти, (А. Ш. ЛаВей, «Сатанинская библия», Москва, 1991г.). Отрицание объективности добра и зла, очевидно предполагает, что в мире нет и Нравственного закона, и нет какого-либо воздаяния за человеческое самопожертвование во имя высоких целей. Иначе говоря, отрицание добра и зла означает утверждение цинизма, которым так любят щеголять сатанисты.
Таким образом, различные религии и философии либо признают добро и зло за присущие богам свойства, либо путаются, либо вообще отрицают их.
При этом для понимания добра и зла существенно важно, строится ли религия на многобожии или следует монотеизму. В монотеистических религиях понятия добра и зла если приняты во внимание, то всегда условны. Это говорит за недостоверность, неправдоподобность, надуманность монотеистических религий. Действительно, если бог подлинно един, то он оказывается источником как добра, так и зла. Такой бог, по людским меркам, оказывается носителем высшей безнравственности. Поэтому в рамках монотеистической религии добро и зло либо декларативно отрицаются, либо на определенном уровне близости к божеству теряют смысл. Так имеет место в буддизме, где проповедуется безучастие к миру. В христианских монастырях схимники уходят от мира и живут как трава — так же безучастно к добру и злу Мира.
Если язычник заявляет, что все боги есть лики Рода, то он так же вслед за этим будет отрицать значимость добра и зла. Ибо в этом случае и добро и зло оказываются в ведении Рода, и, стало быть — ему безразличен человек с его переживаниями. Значит, Род безнравственен. Так язычник перестает быть язычником — превращается в монотеиста.
Понятия добра могут быть высшими божественными категориями лишь в политеизме. Лишь когда признается множество богов, когда признается, что Мироздание не сводится творчеству единого божества и в Мире действуют независимо различные высшие силы, не способные уничтожить или подчинить друг друга. Только тогда добро и зло могут быть категориями — принципами, на которых строятся деяния этих высших сил.
2. Обращаясь к волшебной русской сказке, мы не находим таких характеристик героев, как добрый или злой. Фразы, что в лесу жила добрая фея или злая волшебница, принадлежат западной сказке позднего периода. В русской сказке мы находим примеры и типы поведения, в результате которых герой приходит либо к неудаче или гибели, либо к счастью. Достижение счастья обычно сопровождается разрывом связи с волшебным миром, но бывает и так, что во владении героя остаются волшебные предметы, которые все равно ему длительное время не понадобятся и будут переданы детям по наследству, чтобы они совершили свои инициативные деяния. Так, в сказках отец просит детей ночевать на его могиле и через это передает им коней или волшебные предметы.
Судя по русским волшебным сказкам, которые фактически есть наша мифология, (для мифологии в них надо заменять человеческие персонажи на персонажи богов или первопредков), о добре и зле можно судить не в процессе течения события, а по его завершению. Сказка разрешает судьбу героев через Нравственный Закон, который должен рассматриваться как закон утверждения добра. Далеко не всегда утверждение добра происходит бескровно. В отдельных случаях герой погибает. Проведя героев через испытания, боги решают их участь: кто что заслужил.
В сказке, добро и зло оказываются заслуженными. При этом само добро и зло понимаются однозначно. Если герой получил возможность продолжать свой род и жить счастливо — это добро. Если остался ни с чем или погиб — зло.
Поэтому определим добро как то, что способствует жизни человека и всего живого на Земле. Добро — это созидательная деятельность человека. Не в том смысле, что сам человек осознает ее как созидательную, а в действительном, не зависимом от человека смысле. Зло же определим как то, что способствует разрушению добрых человеческих деяний и ведет к ухудшению жизни и гибели, независимо от того, что думает сам творящий или наблюдающий зло человек.
Очень часто нам не дано сразу видеть: созидательна или разрушительна деятельность человека или людского сообщества. Но это всегда становится ясным по прошествии времени. Чтобы понять сразу, разрушительна или созидательна та или иная деятельность — нужна мудрость, к которой стремится язычество. Боги располагают этой мудростью, потому им сразу известны последствия событий, и им ясно, что есть добро, а что зло?
3. Всегда ли добро и зло заслужены? Наш жизненный опыт учит, что не всегда. Сказка говорит, что есть такой образ поведения, такое следование законам жизни, при котором человеку достается добро, а зло проходит стороной. Но это следует понимать как тенденцию, а не как обязательное условие. Наглядным примером являются случайные удачи или несчастные случаи, когда кто-то гибнет без связи со всем остальным потоком жизни. Тогда, даже задним числом, мы не понимаем причины утраты, (или удачи), и с неизбежностью признаем, что мы столкнулись со случайным действием каких-то сил, которые проявили свою свободу воли: добрую или злую.
Так что бывает зло и добро заслуженное, но бывает и не заслуженное, для нас случайное. Последнее случается редко, но все же случается. Человек может страдать не залужено. Этот совершенно естественный житейский вывод обязан иметь свое отражение в мифологической картине бытия.
4. Славянская мифология учит нас, что рождение Мира началось со спонтанного разделения самоцельного и самосущего божества, на две составляющие. Более сильную, склонную к созиданию и гармонии, и более слабую, склонную не только к созиданию, но и к разрушению, и конфликту. Вместе они стали созидать Мир, на основе того, что уже существовало, как нечто третье, как Мировая Воля, но которая еще не была привнесена в материальный план. Боги создали материю, впутывая в нее Мировую Волю, которая с появлением материального мира, запечатлелась в его законах, в его духе и жизни, и получила имя: Природа.
Таким образом, Природа — это одухотворенный материальный мир, скрепленный волею богов. Этот мир живой, в нем действуют физические и этические законы, согласные с Мировой Волей.
Аллегорически, в мифе, Мировая Воля является нам утицей над волнами Мирового Океана. Утица ищет опоры, чтобы отложить яйца, из которых потом сотворится Мир во всем его разнообразии. По южнославянской линии мифа утица ныряет на дно мирового океана и добывает ил, из которого боги творят твердь Земли, и это удается не с первой попытки.
До этого, согласно северной линии мифа (Калевале), по велению бога, сам собой распахнулся Воздух. Из него явилась Вода, а из воды — Земля.
По линии мифа, сохранившейся у народов Севера, под воду ныряет не утица, а слабейший и младший из богов. Он, добыв ил, пытается утаить его часть от старшего, который выглядит как его повелитель. С этого начинается конфликт и состязание обоих богов в творении. Младший пытается доказать через творение нового свое превосходство, а старший все время поправляет и облагораживает неудачные творения своего соперника. Так появляется все разнообразие мира: горы, леса, озера, болота, звери, птицы. Появляются и люди, которых учит сперва один бог, а потом другой.
В древней мифологии, боги — творцы соревнуются в творчестве, как, надо думать, это делали первобытные охотники, изображая оленей. В более поздних версиях этого мифа, младший из богов оказывается Шайтаном, а старший — превращается в Ахуромазду. Шайтан чувствует себя уязвленным, и становится не сколько творцом, сколько разрушителем сотворенного старшим из богов Мира. Старший бог осознается людьми уже как единственный творец. Эта же картина повторяется в исламе и христианстве.
5. Изменение мифологической концепции в сторону обострения конфликта и возвышения только одного из богов, случилось незаметно для человечества, но оно очень существенно для нас, ибо важно для понимания добра и зла. Исторически первоначально мифологема строилась на состязании двух сотворцов, но впоследствии ее стали извращенно и ошибочно понимать как состязание антагонистов, из которых только один истинный творец и единственно добрый бог, а второй — разрушитель, нарушитель мирового закона единственного творца, и поэтому противник добра и носитель мирового зла. В силу этой мифологической ошибки, мир как бы получил две фазы бытия: до появления божественного антагонизма и после его появления.
В целом, представление о боге — разрушителе как о злом боге нуждается в уточнении. Злой разрушитель препятствует естественному бытию Природы. Значит, он ориентирован в сторону насилия над Природой, на препятствие стремлению Мировой Воли к жизни.
Еще до появления антагонизма, старший бог и его потомки ушли на Небо, жить в вечном белом свете. Они сохранили свою власть над своими творениями на Земле и стали зваться белыми богами. Потомки младшего из богов, стали жить на Земле. Они не имели своего света и стали зваться черными богами. Белые боги более склонны к созиданию, черные — к разрушению созданного.
Насколько белые и черные боги оказываются в согласии, настолько соблюдается закон мироздания. По этому закону разрушается и умирает лишь то, что совершило свою жизненную задачу и исчерпало свои силы. Умирает, чтобы уступить место своему лучшему повторению.
Насколько белые и черные боги продолжают находиться в конфликте — настолько закон мироздания нарушается: все сотворенное и все живое не исполняет своей цели и гибнет преждевременно, против Мировой Воли. Для людей этот закон дан в виде Нравственного Закона. Он исполняется над человеком после испытания. Ниже будет описан характер его исполнения.
Представления об антагонизме богов появились именно из того, что люди приписали черным богам лишь функции нарушителей закона мироздания. Очевидно, это могло случиться тогда, когда нарушители Закона начинали преобладать, и Мир подошел к границе хаоса.
Древняя мифология сохранила представления о золотом веке, о времени вечной весны, которая, как мы заключаем, все же не вечна, но по нашим человеческим меркам очень длительна. Надо понимать, что это и была эпоха творческого состязания богов, когда антагонизма на мировом уровне не существовало, и люди жили в отношениях доброго партнерства много дольше, чем теперь, не болели, и уходили из земного мира в небесные кущи с чувством пройденного до конца пути и завершенного дела.
Когда же в Мире появилось разрушительное начало, человек стал слабее, жизнь его короче, а погибель духа или насильственная смерть без того больного тела — делом обычным. Вместе со всем этим, человек обрел пороки и страхи. Среди них появился и страх смерти, который вызван боязнью не сделать, не пережить всего того, что изначально обещано человеку богами на Земле.
6. Мы понимаем зло как насилие над Природой. Зло восходит к богам разрушения. Но между этими богами и Природой мы всегда находим какие-то промежуточные звенья или силы, которые проводят разрушение как бы самостоятельно. Они исполняют высшую программу, далеко не всегда понимая ее конечную цель и свое место в мироздании. Роль этих сил может выполнять и человек, и политическая сила, и вирус, и некое природное явление, вроде озонной дыры. Нам, людям, может быть, и не понятна сразу их роль, цели и само их наличие. Но это не меняет ситуации, эти силы сами не знают своего места в Мире.
