Человечество под пером философов 4 страница

Размышляя над этим, приходишь к выводу, что “опосредствование” обнаруживается как особый тип связи, включающий в себя диалектическое отрицание, снятие, прохождение, удержание. Оно выступает как связь различного. Но это такая связь, в которой на­личествует не простое соприкосновение с другим, а выражена содержательная соотнесенность с ним. Соотнесенность — то есть представленность другого как “своего другого”, необходимый момент подлинно зрелого противоречия. Опосредствующее движение как раз и создает ту диалектическую пульсацию, которая выступает как сущность конкретного предмета. Именно поэтому освещаемые понятия прямо входят в тот категориальный набор, без которого невозможен анализ сущности человек.

Воспроизведение сущности в ее полноте и целостности, достигшей собственной меры, невозможно без фиксации того, как образующие ее противоположности проникают друг в друга, взаимоотождествляясь через цепь посредствующих звеньев.

“Опосредствованное” и “неопосредствованное” вряд ли можно рассматривать как рядоположенные с другими категориями. Дело в том, что они связаны с выходом в сферу сущности, предстающей как опосредствование непосредственностей.

Восходящая к Гегелю идея о том, что сущность есть опосредствованное бытие, обладает мощной концептуальной силой, задает тон к синтетическому, созидающему ходу исследующей мысли.

Приведенные методологические соображения открывают путь к развернутому анализу содержания понимания сущности человечества.

Автор осознает, что вязь этих абстрактных размышлений может утомить читателя. И даже опасается, стоило ли их включать в эту книгу, носящую в основном философско-публицистический характер. Но что делать?! Философия – не школьная арифметика. Стремясь к доступности, нельзя жертвовать точностью теоретического анализа...

Еще раз подчеркнем, что практическая предметная деятельность человека является именно тем, что в своей собственной определенности выступает материальной предпосылкой и основанием для складывания сущности человека, ее оформления, кристаллизации, обретения качественного своеобразия, бытийных форм. Отношения – это уже не просто связи, аналогичные тем, которые имеют место между объектами, структурными единицами досоциальных форм материального мира. Общественные отношения – суть реальные связи между субъектами, действующими единицами Рода людей. Это взаимный обмен деятельностью. Постоянно возобновляющийся. Никогда не прекращающийся процесс противоречивого взаимодействия индивидуальных и групповых субъектов, их социальные (сущностные) силы, предметно воплощенные. В процессе конструирования общественных отношений осуществляется переход субъекта, его актуальной активности, в форму предметности (объективности). Вместе с тем в процессе реализации цели каждый субъект осуществляет собственную деятельность лишь в рамках той предметности, которая выступает как объективная основа его активности. Эту основу и создают общественные отношения. Их системная совокупность, как уже было сказано, является Обществом. Опредмечивание и распредмечивание, объектирование субъекта и субъектирование объекта – непременные стороны противоречивого процесса деятельного бытия людей, их практики.

В тех отношениях, которые деятельность порождает, она переходит в свою противоположность, становится предпосылкой самой себя. Диалектическое понимание единства и различия противоречивой связи деятельности и отношений, возникающих при ее осуществлении, задает тот угол зрения, при котором можно выйти на концептуальное воспроизведение родовой человеческой сущности. С этих позиций четко просматриваются основные аспекты ее исходного противоречия, заданного единством и различием Рода и отдельного человека.

Начиная выход в сферу сущности, стоит сказать, что сама эта категория, базисная универсалия всякой философии вообще, отнюдь не просто поддается определению. Дефиниции ее пестры, в разных философских системах она трактуется неоднозначно. В свое время Б. Рассел скептически утверждал, что сущность — безнадежно сбивающее с толку понятие. Б. Рассел конечно, велик. Но это не означает, что он всегда прав и что с ним следует во всем согласиться. Его скепсис вряд ли обоснован.

На современном уровне осмысления этой катего­рии сущность понимается как то, что не сводимо к счетной совокупности тех или иных предметов, не за­ключено в эмпирической отдельности каждого из них. Сущность трактуется как внутренняя основа, объеди­няющая единичности в целостность, как система свя­зей, стягивающих множество в одно. Она интерпрети­руется как глубинное основание каждого отдельного, единство общего и специфического, проявляемое ос­нование. Это имманентные закономерности бытия конкретного предмета, взятые как бы в их сгустке, свя­занные в узел, в монолитной цельности. Еще раз под­черкнем, что сущность — опосредствование непосред­ственностей.

Целостное внутреннее движение, противоречивое в себе, устойчивая мера предмета, выявляющая статус и его самого и его индивидуаций в общем круговоро­те Вселенной, — такова сущность.

При анализе сущности человека первым срезом дол­жно стать рассмотрение Рода (человечества) в его един­стве и целостности, в конкретно-историческом прохож­дении от его начала (завершения антропосоциогенеза) до наших дней. Просмотр этого восхождения, посту­пательного хода по ступеням истории позволяет за­фиксировать подлинную историчность человека, вы­разить в формах мысли специфику его эпохальных модификаций. Коль скоро нет человека “вообще”, че­ловека “без примет”, то вполне резонно поставить во­прос о том, что собой представляет человек в его ис­торическом бытии: человек первобытности, человек европейской античности или азиатской древности и т. д.На этом этапе размышлений о сущности челове­ка встает вопрос: “Когда?” Дать ответ на вопрос “Ког­да?” — это значит сказать, на каком уровне социального восхождения, в какую общеисторическую эпоху осуществлялась деятельность человека. Это значит по­казать, какую сумму производительных сил и произ­водственных отношений он в себе нес в эту эпоху.

Эпохальная цивилизационная и формационная ти­пологии дают нам “в чистоте” одну сторону исследуе­мого противоречия Род — отдельный человек — це­лостное человечество в его преходящих формах. Характеристика эпохальных форм вбирает в себя то и только то в человеке, что будучи инвариантно всем этапам истории, вместе с тем несет в себе то и только то, что присуще исключительно отдельной ступени Всемирной истории. Противоречие всемирно-истори­ческого и конкретно-исторического как раз и образу­ет принципиальную базу для теоретической прорисовки эпохальных моделей человечества. Звеном, опосредствующим отношения Рода и отдельного че­ловека, здесь выступает “хронологическая” привязка к определенному месту на витке Истории, жизнь в конкретном интервале социального времени.

Второй шаг анализа — это выявление звеньев, ак­туально опосредствующих отношение человечества к отдельному человеку. Общественные отношения, пре­жде всего не линии соединения отдельных людей, ин­дивидуальных субъектов, а взаимосвязи групп разно­го порядка, надличных образований, совокупных субъектов деятельности. К. Маркс замечал, что вза­имная и всесторонняя зависимость безразличных по отношению друг к другу индивидов образует их об­щественную связь. Вряд ли слово “безразличных” вы­купало как синоним бездушности, безучастия, оно не носило оттенка нравственно-психологической харак­теристики. Дело в том, что индивиды здесь представ­лены как соотносящиеся безлично, они как бы деиндивидуализированы, уподоблены друг другу в статусе Синицы группы. Групповые черты в этом случае су­щественны, индивидуальные различия несущественны, они “безразличны”, отличать индивидов по ним в этом случае нет нужды.

Субъектами деятельности, конкретными носителя­ми реальных общественных отношений выступают группы не контактного характера, а большие сообщес­тва, надличные и безличные образования, где связь между индивидами складывается объективно, незави­симо от их воли и сознания. Все эти сообщества обла­дают своими специфическими характеристиками, име­ют тот корень, который и позволяет соединять, связывать индивидов в эту и именно эту общность.

Каждая из этих общностей может полагаться как элемент социальной структуры, взятой в ее горизон­тальном срезе. Социальная структура обладает как свойствами координации, так и субординации. Она иерархична.

Характеризуя общности, опосредующие отношение Рода и отдельного человека, мы даем ответ на вопрос: Кто действует? Деятельность каких именно сообществ в их совокупности выражает сущность человеческую?

Дело в том, что Род никогда еще в прошлом не действовал воедино для достижения общих всечело­веческих целей и идеалов. От начала человечества и поныне оно обладало лишь субстанциональным един­ством, но никогда еще не представало как целостный субъект, устремленный к единым горизонтам. Разо­рванное и расчлененное в социальном противостоянии и этническо-культурной отъединенности, государствен­но-политическом противоборстве, региональной несвя­занности и религиозно-конфессиональной вражде — таким шло человечество по извилистым путям исто­рии. Профессиональная конкуренция, взаимное непо­нимание поколений, порабощение женщин, групповая конфликтность и ксенофобия — все это и поныне при­суще историческому бытию людей. Человечество как нечто единое и целостное — еще грядет. И, пожалуй, еще немало терний ждет его на пути продвижения к всепланетному единству, обретению высшей целостнос­ти, преодолевающей разобщенность.

Все это так. С другой стороны, никогда и нигде отдельный человек не был, да и не мог быть автоном­ным субъектом деятельности. Робинзонады действи­тельные и воображаемые — лишь редкостное исклю­чение, подтверждающее общее правило. Одиночество, в которое волей судеб может попасть отдельный чело­век, погубно, патологично, убийственно. Оно оборачи­вается попранием, разрушением личности в индиви­де. Как личность отдельный человек живет и действует лишь будучи включен в сеть социальных отношений, в общении с другими людьми, в сообществах и объ­единениях. Именно поэтому выход к отдельному че­ловеку как деятельному субъекту невозможен без учета его органической вписанности в конкретный социум, во всю систему его внутренней дифференциации.

Третий этап — выявление тех сфер деятельности, в которых опосредствуется отношение Рода и отдель­ного человека. Здесь должно дать ответ на вопрос: Где действуют люди, включенные в сообщества, на каком поприще они реализуют цели и проявляют ак­тивность. “Экономический человек” как элемент хо­зяйственного механизма, проявляющий себя в произ­водстве, обмене, распределении и потреблении; “политический человек”, занимающий определенную позицию по отношению к государственной власти, про­тивоборству или консолидации политических сил; че­ловек в сфере досуга, в отдыхе, игре, спорте и т. д. — все они несут на себе четкую печать той сферы, в ко­торой развертываются и применяютсяих сущностные силы.

И, наконец, завершающий этап. Он требует ответа на вопрос: Как, каким образом осуществляется дея­тельность. Ответ на него предполагает экспозицию тех схем (способов) деятельности, которые выступают как трансляция человеческого опыта от поколения к по­колению, сообщества к сообществу, человека к человеку. Эти “схемы” и есть в глубинном своем содержа­нии — культура. Отдельный человек соотносится с опытом человечества через посредство культурных форм. Не вобрав их в свою субъективность, не овла­дев ими, индивид обречен оставаться на уровне жи­вотного прозябания, не может проявить себя как об­щественный индивид, как личность, обладающая свободой и достоинством.

Таким образом” решение проблемы о родовой сущ­ности человека и ее единичных проявлениях требует теоретического ответа на вопросы:

Когда действует общественный человек (на каком уровне развертывания мировой истории он функцио­нирует)?

Кто действует (в какие структуры социальности включен отдельный человек)?

Где развертывается его созидательная активность (каковы области реализации его целей)?

Как он действует (характер вбираемой им культу­ры и степень овладению ею)?

Давая ответы на эти вопросы, мы получаем воз­можность:

— развернуть теоретический образ родового чело­века с позиции принципа конкретного историзма, пос­мотреть его динамику в ходе исторического времени;

— очертить его сущность через призму наличной социальной структуры — по-субъектно и по-сферно, представить ее системно-социологический облик;

— выявить деятельную форму человеческой сущ­ности, показать ее внутреннюю противоречивость в философско-культурном аспекте.

Через эти опосредующие звенья, учтя то, как в них снимаются и модифицируются родовые черты, можно выйти ко второй стороне исследуемого противоречия — Род — отдельный человек, выйти к общественно­му индивиду, к личности.

Известно, что личность есть предельный элемент системы человеческого бытия. Ее системные качества индивидуализированы. Аккумулируя в себе все мно­гообразие общественных отношений, личность пропускает их через собственную единичность. Уникален жиз­ненный путь каждого человека. В нашей собственной биографии, несомненно, проявляется родовая сущ­ность. Она дана нам в единично-неповторимой форме, как проявление диалектики всеобщего, особенного и отдельного. Здесь и именно здесь развертывается твор­чество собственной жизни и проявляется давно отме­ченное обстоятельство, что всякая индивидуальная жизнь диалектически тождественна общественной. В движении человека по волнам “моря житейского” вы­является воочию его глубинная сущность, представая как наличное бытие, выявляясь в экзистенциальных ходах биографии, причудливых поворотах жизненной судьбы.

Такова принципиально общая схема исследования родовой человеческой сущности, путь восхождения от человечества к отдельному человеку, продвижения че­рез все круги социальных отношений, сквозь сетку способов деятельности.

Сущность человеческая не неподвижна. Она дина­мична, преобразуется, развивается, но в ней всегда есть нечто устойчивое, что дает нам возможность ви­деть людей в наших далеких предках кроманьонцах (неоантропах) и в наших современниках — абориге­нах джунглей Калимантана или Амазонки. Людей, а не иных существ. В то же время сущность историчес­ки определена и в этом смысле всегда конкретна. Од­нако никакой абсолютной зафиксированностью сущ­ность человеческая не обладает. Она открыта будущему, ее возможности универсальны. Миру при­роды человечество противостоит как сила всеохваты­вающая, с неисчерпаемыми потенциями. Гибкая из­менчивость, пластичность и способность беспрестанного преобразования, образования новых форм — это ха­рактерная черта людского рода. Преодоление достиг­нутого, перешагивание через “самого себя”, самооп­ределение — все это отрицает как “финализм”, так и “эсхатологию” в любых их модификациях.

“Абсолютное движение становления”, о котором говаривал К. Маркс, подвижная система отношений закономерно обновляющаяся и преобразующаяся, са­моразвивающееся общественное состояние — все это входит в определение того, что называют сущностью человечества. Определяя сущность прежде всего как систему, совокупность отношений, не следует забы­вать и о том ее срезе, которое можно было бы назвать субстратно-субстанциональным.

Дело в том, что односторонняя фиксация внима­ния при определении сущности только и только на “отношениях” может привести к утрате реальной ос­новы этих отношений, к потере эмпирического субъ­екта, их фактического носителя и выразителя. Подоб­ная “релятивизация” в характеристике сущности отнюдь не безобидна. О том, к чему она приводит, можно судить по концепциям современного структу­рализма, содержащим в себе парадоксальные утвер­ждения об исчезновении человека как объекта теоре­тического рассмотрения. Структурализм — достаточно пестрое философское направление. Однако одной из главных его идей, позволяющих объединять под одной крышей весьма различных авторов, является вы­ступление против “субъективности”. Все те, кого мож­но зачислить “по ведомству” структурализма, склонны недооценивать значимость исторических, субъектив­ных моментов общественной жизни, и напротив, аб­солютизировать объективные, устанавливать приори­тет системы, общих законов корреляции перед отдельными элементами.

Логической предпосылкой структурализмакак раз и является гипертрофия значения связей, отношений, структуры. Наиболее типичным в этом плане являет­ся французский структурализм, связанный с имена­ми Клода Леви Стросса, Мишеля Фуко, Жака Лака­на, Люсьена Гольдмана, Клода Моне и др. Для развиваемых ими концепций характерно проведение линии, выраженной в стремлении устранять из теории понятия “субъект”, “человек” и т.п. В своей книге “Слова и вещи” с явным намерением эпатировать читающую публику Мишель Фуко заявляет, что всем тем, кто еще хочет говорить о человеке, о его царстве и освобождении, можно противопоставить лишь философский смех. В этой книге утверждается, что человек не является ни самой древней, ни самой постоянной проблемой человеческого знания, это лишь недавняя выдумка. И заканчивается эта книга экстравагантным и мрачным пророчеством о том, что человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке.

Критически относясь к крайностям структурализма, разумеется, невозможно и неразумно выступать против самого широкого применения структурных методов в анализе проблемы Человечества.

Для верного понимания родовой сущности, взятой в собственном историческом движении, важно обозначить и очертить субстрат этих изменений. Люди (население) в своем конкретном количестве, социально-структурной и демографической расчлененности, целостная совокупность средств труда, взятых во всем планетарном объеме, общий массив накопленного материального и духовного богатства – все это образует тот субстрат, который выступает основой системы отношений, выражающих конкретно-историческую сущность человечества. Этот субстрат может быть охарактеризован как предметное бытие социума, как “общественное тело” родового человека.

Говоря об “общественном теле”, надо иметь в виду, что оно выступает как противоречивое единство двух составляющих “органического тела” и “неорганичес­кого тела” рода человеческого. Это само множество эмпирических индивидов,их групп и сообществ со всеми их экологическими и социологическими связ­ками и вся “очеловеченная природа”, выступающие как совокупный результат всечеловеческого труда, пространство жизнедеятельности человека.

По сути дела, к “общественному телу” можно от­нести все то, что называют миром человека, миром культуры, вырастающим из его предметной деятель­ности, объективированные сущностные силы рода че­ловеческого. Значимость анализа этого материально­го субстрата для понимания проблемы родовой сущности несомненна.

Однако собственно “субстратные” характеристики недостаточны. Понятие субстрата охватывает предмет как нечто покоящееся, нейтральное, исходную опре­деленность. Это как бы первичный слой сущности, ее объектно развернутое бытие, но взятое в статике. Для того, чтобы обнаружить свою более фундаментальную сущность, субстрат должен выявиться в самодвиже­нии, противоречивом саморазвертывании, то есть пред­стать как субстанция. Дело в том, что субстанция че­ловеческая не есть побочный придаток биологического бытия. Она социальна во всех своих проявлениях, в своей самосущности. Предметный, природный, вещ­ный субстрат раскрывает себя как родовая субстан­ция в реальной динамике социального функциониро­вания и развития.

Субстанциональный подход к рассмотрению Рода позволяет очертить те сферы и области социума, в которых накапливаются радикальные изменения. Представляется, что в современных условиях рассмот­рение человечества как единого субъекта целостной системы во всей его “тотальности” не может быть от­дано на откуп представителям частных областей зна­ний, будь то биохимики, кибернетики, системщики, футурологи вкупе с фантастами или публицисты гло­бального охвата. Отдадим им должное. Они делают свое дело. Многие из них крепкие профессионалы и их выводы, наблюдения, оценки, гипотезы не обой­дешь.

Но вот печально, что нынешние философы зачас­тую не проявляют должного внимания к этой пробле­матике. Они подчас безучастно взирают на ту ситуацию, когда то писатели, то естествоиспытатели с за­видной безмятежностью и неудержимой храбростью рассуждают о сроках жизни цивилизации, об энерге­тических или демографических параметрах рода люд­ского и т. д. И делают это, предполагая, что им ведо­мо, что есть он — “род людской”, вводя представление о нем так, как будто оно всем ясно, лежит на повер­хности. Думается, что одной интуиции или простого здравого смысла здесь все-таки недостаточно.

В данной книге автор отнюдь не претендует на ис­черпывающее решение этой проблемы. В одиночку ее никому не поднять. Задача книги скорее привлечь вни­мание к проблеме человечества, побудить задуматься над ним.Пора встревожиться каждому, всерьез осоз­нать себя включенным в мировую жизнь, в бытие Рода.

И еще один ответственный аспект проблемы. При ее рассмотрении мы сталкивались с так называемым парадоксом человечества. По сути дела в нем выраже­но антиномическое соединение двух противоположных друг другу сторон — индивидуальности и общности, единого субъекта (личности) с ее уникальностью, мик­рокосмосом внутреннего мира, телесной основой, своеобразием биографии и родового субъекта с его все­общей мировой историей и наличным бытием.

Это реальная коллизия, действительное противо­речие. Упоминавшийся нами ранее французский фи­лософ Люсьен Сэв, пытаясь найти теоретические под­ходы к построению концепции индивидуальности, сформулировал парадокс человечества таим образом: “Каждый индивид несет в себе форму человеческого существования, он есть своеобразный экземпляр че­ловечества в целом. Но человеческая сущность (т. е. родовая) не имеет того, что можно было бы назвать — “человеческая форма”, облика индивидуальности”. Сущность рода предстает как исторически изменчи­вая, динамичная конкретная сумма производительных сил, общественных отношений, опыта культуры и т. д. Человечество безлично. Но каждая личность уникально вбирает в себя специфичность родового бытия неповторимо выражает ее в собственной биографии. Каждый из нас — полномочный представитель Рода, но персонально трансформированный и видоизмененный.

Интерпретируя идеи М. Хайдеггера, иногда гово­рят, что биография человека и есть подлинная исто­рия, жизнь каждого из нас в чем-то эквивалентна ми­ровой истории (Пигров К. С., 1995 г.). И в самом деле, мы “проживаем” себя в историческом потоке, дышим воздухом истории, полны ею. Через историю род вхо­дит в наш собственный уникальный жизненный путь.

Конечно, здесь могут быть и крайности. С одной стороны — замыкание в быте, в повседневной меша­нине, полное игнорирование исторического времени. А с другой — попытка, встав на цыпочки, дотянуться до мировых событий, практически не участвуя в них. В “Вехах” М. Гершензон с горькой иронией говорит о маленьких интеллигентах, которые замахивались на мировые проблемы, будучи не в силах справиться с коллизиями собственной жизни, И в этом же ракурсе И. Ильф и Е. Петров ввели образы “пикейных жиле­тов”, обывателей, с жаром рассуждающих о том, что Бриан “голова” и палец ему в рот вкладывать не сле­дует.

Видимо, реалистический подход к соотношению “Я” и Рода, моей биографии и истории требует того, что­бы избежать этих крайностей. Как говорят о людях моей профессии — “будь философом, но оставайся че­ловеком”. Не погрязни в круговороте мелких суетли­вых бытовых телодвижений, но и не отрывайся от сферы обыденной жизни, которая для тебя и есть твоя собственная жизнь.

Соотношение общеродового и индивидуально-лич­ностного — это не только теоретическая проблема. Это вопрос и прагматический, имеющий непосредствен­но жизненную значимость. Мы сталкиваемся с ним ежедневно в повседневной жизни, в быту, на работе, в любом общении. Очень удачно схватила его “житейский смысл” Агния Барто в своих детских стихах “О человечестве”, несущих всебе отнюдь не детский заряд мудрого размышления. Вот эти стихи:

Готов для человечества

Он многое свершить,

Но торопиться нечего —

Зачем ему спешить!

Пока еще он подвига

Себе не приглядел,

А дома (что поделаешь!)

Нет подходящих дел!

Дед от простуды лечится —

Лекарство дать велит,

Но он не человечество —

Он старый инвалид.

С утра Наташка мечется

(Гуляйте с ней с утра!):

Она не человечество,

А младшая сестра...

В своем платочке клетчатом

В углу ревет сестра —

Я тоже человечество!

И мне гулять пора!

Поэтическое восприятие мира, что называется вол­шебное. И иной раз поэт выражает пронзительно точ­но то, что трудно выражено в понятийных пассажах Ученых и философов. Действительно, переход от абстракции “Человечество” к реальным, конкретным людям, близким и далеким, порождает нравственные и психологические проблемы, ставит перед непростыми жизненными задачами.

Видеть в каждом обличье рода всечеловеческие черты и вместе с тем, размышляя о людях в глобальном масштабе, не потерять живого интереса к каждой лич­ности — это постоянно решаемая задача в коллизиях реального бытия. Нельзя, как говорит старое при­словье, за деревьями не видеть леса. Но и невозмож­но мыслить только “ин тото”, вообще, вселенски пре­небрегая судьбами многих малых мира сего. Подлинно гуманистическая философия устремлена к тому, что­бы коллизия “индивид — род” находила оптималь­ное разрешение, вливаясь в адекватные социальные формы, оцениваясь человекоразмерными этическими построениями.

О невозможности индивиду быть, жить, существо­вать вне общности написано немало. Об этом говорил X. Г. Гадамер, отмечая, что идея индивидуальности находит свое обоснование лишь в бесконечном созна­нии. Именно такая “пантеистическая” включенность всякой индивидуальности в абсолютное делает возмож­ным чудо понимания. Элементами рода, “атомами” социума являются не глухо изолированные индиви­ды, а они же, взятые в их отношениях, социальных связях. Сами наличные индивиды — всегда продукт как социальной истории, так и собственной биогра­фии (жизненного пути). От социума с его унаследо­ванной культурой, от генетического кода с его заданностью идет путь к твоему и моему бытию в мире. Мы — общественные индивиды, с телесной предысто­рией, а не замкнутые монады. Наше “Я” — ветвь от ствола всечеловеческого духа. В каждом из нас гово­рит человечество. В нем присутствуем все мы.

Так обстоит дело с обликом человечества, просмат­риваемом через призму различных способов духовно­го освоения мира.

Сложный объект для познания — род людской. Се­годня ни одна из областей знания, ни все они вместе, ни богословие, ни философия еще не смогли дать его сколько-нибудь адекватного образа. И, может быть, был прав немецкий философствующий историк Л. Ранке, который говорил, что человечество несет в себе неограниченное число возможностей развития — оно таинственнее и величественнее, чем обычно думают.

Но каково же человечество сегодня, актуально су­ществующее в середине 90-х годов нашего века, XX столетия от Рождества Христова?

И что может ждать его на рубеже столетий, на пе­ревале тысячелетий? Об этом пойдет речь в следую­щих главах нашей книги.

 

Глава II