Социально-политический облик современного человечества

Мировое политическое пространство. Полити­ческая карта конца века. Система междуна­родных отношений. Политическая глобалис-тика. Глобальная топология власти. Политический порядок наших дней. Каких только определений не встретишь, когда берешься за анализ того, как скре­щиваются властные интересы стран-государств, их объ­единений в международные сообщества в масштабах земного шара.

Видимо, понятие “международная политика” — это то, что касается государственных отношений, а “ми­ровая политика” включает в себя и связи совокупных транснациональных и национальных неформальных объединений, движений, организаций и т. п. (по А. Бовину и В. Лукину, 1989 г.). В целом все это обра­зует сплошную сеть “политики”, покрывающую зем­лю, центры политических сил и их периферии, объ­екты и субъекты, “патроны” и “союзники”, блоки и независимые и т. д.

Наверное, главной особенностью современного со­стояния политического облика мира является то, что в нем нет ясно выявленного и всеми признанного по­литического центра. В нем наличествует то, что Раймон Арон назвал “плюрализмом суверенитетов”. Есть общепринятые правила поведения, нормы междуна­родного права, соглашения о поддержке стабильности в межгосударственных отношениях, этикетные требования и т. п. Но верховного властелина, обладающего правом “карать” и “миловать”, выносить безапелляционные вердикты в политической (именно в политической) сфере мировой жизни, нет. Этим мировая политика существенно отличается от внутрен­ней политики тех или иных стран-государств. Миро­вая империя — это вековая мечта многих поколений владык, отсутствует в конце XX века. Кто только не мечтал воссесть на трон правителя мира. В одном из недавних программных документов коммунистической партии Российской Федерации (апрель 1995 г.) есть раздел о Новом мировом порядке. Он выдержан в рез­ко антиамериканском духе, но в нем емко выписаны представления о том, чем может предстать полити­ческий облик завершенного “мондиализма” (то есть мировой империи). Это всемирный мессианский эсха­тологический проект, по своим масштабам, степени продуманности и основательности подготовки, далеко превосходящий известные в истории формы планетар­ных утопий, будь то римский империализм времен Тиберия и Диоклетиана, Халифат Абасаидов, движе­ние протестантов-фундаменталистов в Европе или троц­кистские грезы о Мировой Революции. Авторы этого программного документа утверждают, что идея “Но­вого мирового порядка”, мондиализма, единого Ми­рового сверхправительства прочно увязана с глобаль­ной стратегией США и американским Большим Пространством, которое мыслится как его главная тер­риториальная опора, своеобразная “метрополия” всемир­ной колониальной империи. Здесь будут сосредоточены внутренние “высокоорганизованные пространства” так называемого Торгового строя, где “власть измеряется количеством контролируемых” денег, ставших “еди­ным эквивалентом, универсальной мерой вещей”. Именно об этом, именно так говорит Жак Аттали, недавний директор Европейского Банка Реконструк­ции и развития, член Бильдербергского клуба в своей книге “Линия горизонта” (1995 г.).

Так видятся перспективы Нового политического Ми­рового порядка неокоммунистам, партии Зюганова. С ними можно полемизировать, соглашаться, возражать. Но нельзя делать вид, что такого воззрения нет. В противовес новому мировому порядку предлагается не глобальная смута, могущая возникнуть при попытках утверждения подобного порядка, а международное со­трудничество, построение “сбалансированного мира”. Но это специфическая сценарная наметка, предложе­ние.Это вероятности и возможности.Это перспекти­вы и устремления, это трактовки и интерпретации.

А каковы же сегодняшние мировые политические реалии? Да, есть доминирующие силы. И есть “иду­щие в фарватере”. Да, есть центры притяжения и пере­бежчики. Есть, как в экономике, смена “биполярности” “полицентричностью”. Сохранилось в измененном виде “движение неприсоединения”.

Но пока что (может быть, как говорят, и слава тебе господи) нет никакого мирового правительства, никто не отдает общеобязательные команды из одной руб­ки. Пока что надо думать о балансе интересов, об оп­тимальном соотношении побуждений, об учете особен­ностей малых и больших. И пока что голоса Китая и Люксембурга, США и Либерии при общем голосова­нии в ООН считаются как равные. И это разумно. Тем не менее после развала СССР и ухода в прошлое “би­полярного” политического противостояния США явно претендует на единоличное лидерство в мировой по­литике. Иной вопрос, могут ли они, в состоянии ли они быть таким реальным лидером. И согласны ли остальные 184 государства безропотно принять их ли­дерство. Но претензии такого рода оглашаются. В 1995 г. президент США Б. Клинтон прямо и без лиш­них экивоков заявлял, что мировое лидерство налага­ет на нас реальные обязанности, но и сулит великую выгоду. Выгоду — да. Но получится ли оно — это лидерство на деле — история еще скажет свое слово.

Каковы же основные концептуальные подходы к анализу современной целостной системы мировой по­литики? Представим их по содержательному анали­тическому циклу работ отечественного политолога П. Цыганова (1995 г.). Первое — это системный подход, восходящий к Г. Моргентау, позиция так называемо­го “политического реализма”. Здесь в центре внимания стоят не столько элементы, входящие в систему (страны-государства), сколько отношения между ними сети взаимодействий государств, то, что может не вы­текать непосредственно из их внутренних потребнос­тей. Так, совершенно ясно, что бремя военных расхо­дов всегда непомерно выше, чем это требуется для осуществления правоохранительных функций внутри страны. Конфигурация внешнеполитических сил, ге­ополитический статус страны на карте мира, ее раз­меры — все это накладывает печать на ее политичес­кую деятельность и место в мировой политике.

Популярна сейчас концепция И. Валлерстайна — “Миросистемного” подхода — “Мироэкономики”. Она представляет человечество, так сказать, “по-капита­листически”. Есть “центр” и “периферия”, есть меж­ду ними несимметричная взаимозависимость, центр забирает ресурсы периферии. Периферия старается из­менить наличный порядок. Установить иной. От борь­бы ее и противодействия ее с центром зависит вся игра мировых политических сил.

В свою очередь, школа “транснационального” объ­единения мирового политического пространства исхо­дит из того, что в центре всего стоят не международные отношения, а политические отношения неправитель­ственных организаций (партий, движений, конфессий и т. д.). Они-то и составляют глобальный политичес­кий мир, в котором национальные границы малозна­чимы. И, наконец, защитники институционального видения полагают, что политические очертания мира как бы повторяют в общих чертах его экономические очертания плюс к тому, что они обладают совпадаю­щими ценностями и идеалами.

Разумеется, есть и иные концепции строения ми­ровой политики в духе геополитических представле­ний с ее категориями, принципами геополитических сценарных разработок. По этим сценариям каждая страна столь самобытна, что даже одинока и все вре­мя находится в конфронтационном ожидании подво­ха от других стран. Ее обуревает тревога и недоверие. И любые призывы к “всемирности” трактуются в духе “конспирационных” теорий истории, теории загово­ра, “мондиалистичных” козней. Нет никаких супер­систем, реальны лишь национальные государства — вот основа такого видения. Сегодня, по мнению одних групп исследователей, мир стоит перед трудной фа­зой геополитических перегруппировок, конвергентных и дивергентных тенденций. Итог еще не определен и далеко не ясен исход этих политических телодвиже­ний.

Можно уверенно сказать, что налицо явная тран­сформация политического облика мира по сравнению с тем, как он складывался на протяжении XX века и сформировался к началу его последнего десятилетия. Идет эволюция и даже взрывное преобразование цен­ностного ядра государственных идеологий ряда круп­нейших регионов земли, осознается взаимозависимость стран друг в друге.

Все яснее становится, что мировая политическая система уже не умозрительный образ для высших дип­ломатических чиновников, а живая реалия, от кото­рой все мы зависим. И чем дальше, тем больше.

Осознается, что внутренняя политика даже для ог­ромной и самодостаточной страны становится уязви­мой для внешнеполитических толчков. Ни США, ни Россия, ни Китай, ни Индия, ни Австралия, ни Бра­зилия — никто не может встать на путь автаркии и изоляционизма. Сегодня это невозможно ни организа­ционно, ни экономически, ни тем более политически.

Конечно, по-прежнему мир не избавлен от конфлик­тов. Политика, по определению, несет в себе момент столкновения воль, момент пересечения сил. И в про­шлом, и сегодня в центре стоят — ресурсы. Террито­риальные, сырьевые и в наши дни — человеческие, интеллектуальные. Мир политический перекраивает­ся в XX веке не раз. Можно ли сказать, что полити­ческая палитра уже стабильна. Будут ли дети середины XXI столетия изучать политическую карту мира такой же, как сейчас (или почти такой же)? Ведь еще решается вопрос о статусе Абхазии и чуть-чуть не ре­шился вопрос о выходе Квебека из Канады. О своем государстве мечтают курды, палестинцы, пенджабцы. Есть разные мнения по этому вопросу. В июле 1995 г. один из публицистов-международников журнала “Ого­нек” (А. Пересвет) выступил со статьей “Передел Мира уже состоялся”. Там приведены такие геополитичес­кие расчеты политического влияния разных стран с 1965 по 1995 год. США — составили 55% — 65%; СССР — 35%; Россия — 5%; Германия — 2% — 19%; Франция — 2% — 4%; Китай — 0% — 2%; Турция — 0% — 2%. Цифры для нас, россиян, что и гово­рить, неутешительные. Они показательны в том отно­шении, что фиксируют реально и быстро возросший вес в мировой политике США и Германии. Автор этой статьи обращает внимание на то, как реагировали ев­ропейские и американские граждане на нашу отечес­твенную трагедию, на события в Буденновске. Они от­неслись к ней равнодушно, как к войне каких-то туземцев, как к африканской экзотике. Не то туту захватили манси, не то манси вырезали туту, не то победил Мамбука... Для них это была далекая чужая трагедия. И дело даже не в их обывательском равно­душии. Дело в новом переделе мира, который-де уже завершен. И основные события — там, на Западе, там, на Американском континенте, а не где-то в Ставро­польском захолустье, у границ Чечни. Как говорят, есть такое мнение. Оно утверждается в массовом со­знании западных стран. Его навязывают средства “масс-медиа”. Мы, граждане России, можем возму­щаться и негодовать.Но такое мнение расползается. Я, автор этой книги, не думаю, что перед ним надо склонить голову. Но и не считаю, что на него не сле­дует обращать внимания.

Характеризуя в целом мировую политическую си­туацию, следует отметить такую ее черту, как разбалансированность. Иначе говоря, моменты беспорядка довлеют над упорядоченностью. Было два блока. Они противостояли. Часть стран тяготела к одному блоку. Часть к другому. Значительная группа держалась по­дальше — так сказать, не присоединялась. Сейчас“всесмешалось”, фигуры на шахматной мировой доске еще не расставлены по-новому. Уже не “Запад” — “Вос­ток”, но еще не вполне “Север” — “Юг” (речь идет, конечно, о политике, ане об экономике, не о цивилизационных чертах, там-то яснее).

Трансформация мировой политической системы идет через националистические пароксизмы, террорис­тические вспышки, сепаратистские шатания, проби­ваясь к региональному и глобальному интегрирова­нию.

Любопытны наименования работ зарубежных авто­ров, вышедших уже в 90-е годы и посвященных со­стоянию мировой политики: “Турбулентность в миро­вой политике”, “Мировая безопасность. Вызовы не рубеже нового столетия”, “Новый мировой пейзаж”, “Мир на изломе”. “Холодная война и после нее”, “Бал-канизация планеты” и т. д. В этих названиях скво­зит беспокойство, озабоченность, даже встревоженность. недоумение перед возникшей непредсказуемой ситуацией резкого изменения привычного политичес­кого пейзажа. Все согласны, что идет переход. Что он сложен и противоречив. Что он не ясен и плохо пред­сказуем. Куда движется политический состав челове­чества? Ни один из авторов, ни из маститых, ни из юных не набрался теоретической и политической сме­лости сказать что-либо четкое и определенное. Все же отмечаются некоторые улавливаемые тенденции. На­пример, усиливается значимость в мировой политике Негосударственных субъектов. Чего стоит, например, авторитет одного только “Гринписа”. О некоторых го­сударствах меньше и реже пишут, чем об этой неправи­тельственной пацифистской противоядерной организа­ции. И конечно, на первом месте в общепланетарном Плане здесь стоит ООН (Организация Объединенных Наций) — надгосударственный, межнациональный, фактически общеземной орган поисков взаимного по­литического согласия, экономических и культурных контактов. В октябре 1995 г. в Нью-Йорке состоялось грандиозное политическое шоу. Отмечалось 50-летие ООН, Генеральный секретарь ООН Бутрос Гали в сво­ем послании этому форуму говорил, что никакой дру­гой структуре в истории человечества не удалось объ­единить такое множество политических образований. Никакой другой организации не удалось выдержать столько штормов. Никакой другой структуре кроме Организации Объединенных Наций не удалось открыть столь многообещающие перспективы. В ООН родилась концепция поддержания мира. В ней были услыша­ны гордо и четко голоса наиболее обездоленных. ООН позволяет обеспечить всемирность организации, мо­гущей стать чутким инструментом для реакции на са­мые сокровенные чувства человечества. В таком духе говорил Бутрос Гали. И даже если сделать поправку на юбилейную риторичность, пожалуй, в основном он прав. Слово, сказанное с трибуны ООН, значимо, ее решения вески, как правило, с ними стараются счи­таться. Во всяком случае демонстративные наруше­ния ее вердиктов — вещь не частая. Членством в ООН дорожат. Национальные лидеры (особенно во вновь образуемых государствах) исходят из принципа “Флаг на Ист-Ривер — дело святое”. Несомненно, в центре внимания ООН стоят политические проблемы: сохра­нение мира, разрешение конфликтов (за 50 лет ООН участвовала и небезуспешно в развязке 28 крупных конфликтов, на ноябрь 1995 года военные наблюдате­ли ООН находились в 16 странах). Но помимо, так сказать, собственно политики, в орбиты ее деятель­ности входит и экономика, и культура, и экология, и туризм, и образование, и многое другое, что может стягивать в единое целое народы земного шара. До­статочно сказать, что свыше 600 неправительствен­ных организаций имеют консультативный статус при экономическом и социальном Совете ООН. Сама Орга­низация Объединенных Наций и связанные с ней дру­гие структуры предпринимают и глобальные усилия по проведению международных конференций, целевых программ по самым различным актуальным ас­пектам жизни мира (например, по проблемам опусты­нивания — Найроби 1977 г., по народонаселению — Мехико, 1989 г., по проблемам старения — Вена 1982 г., по проблемам женщин — Пекин 1995 г. и т. д.). Есть программы по техническому сотрудничес­тву, торговле и развитию, охране окружающей сре­ды, социальным вопросам и прочая и прочая. Одним словом, это действительно — всемирный механизм вза­имодействия всех регионов планеты. Конечно, идеа­лизировать его не стоит. Многое в нем больше на уров­не разговоров, чем на уровне дел. Все чаще раздаются по адресу ООН упреки — де мол, дорога, но малоэф­фективна. Однако другого поля всемирных контактов, и прежде всего политических, нет. И надо совершен­ствовать этот механизм. Он в основном выдержал ис­пытания своей полувековой деятельностью.

Маршруты движения к единству мира могут быть различными. По К. Ясперсу, возможно единство мира, но без единой централизованной власти. В основе та­кого маршрута может лежать идея достижения ба­ланса интересов, согласия, юридически выражаясь — “консенсуса”. Ой, как это нелегко. Но и как это необ­ходимо. Великая вещь — национальный суверенитет. Страшна трагедия его утраты, превращение народа, страны из независимой в зависимую, подчиненную, в колонию. Но есть и другое понятие, другая связка, не меньше чем “зависимость” — “независимость”. Есть еще и “взаимозависимость”. Видимо, в мировой по­литике конца XX века оно, это понятие, должно сто­ять в центре. Мы все взаимозависимы. Даже самые, самые. Даже вполне самодостаточные. Даже те, у ко­торых есть все свое. Территория, история, недра, люди, интеллект. Все равно автаркия сегодня невозможна. Ни в Австралии, ни в Европе, ни в Азии, ни в Испа­нии — нигде. И мы, в России, переживающей чудо­вищный зигзаг в своем историческом бытии, но имею­щей “все” — не можем замкнуться “в себе”. Для изоляционизма сейчас нет никаких оснований. Стратегия одна — протягивай другим руку. Жди ответной руки. И смотри, чтобы твою руку не “оттяпали”. Это тоже надо. Ибо мир еще далек от благообразности. Но руку протягивать надо. Контакты, обмены, торговля” взаимодействие...

Есть и другой маршрут — имперский. Создание то ли военной силой, то ли угрозой ее применения, то ли экономическим нажимом, политическими угроза­ми — но вести путь к мировому правительству. И упование на то, что главные рычаги в этом “мировом правительстве” будут принадлежать не коалиции, не распределяться паритетно, а быть в руках одной дер­жавы. Упоенные своим сегодняшним монополизмом некоторые политики США надеются, что такая роль уготованаих стране. Не исключено оживление подо­бных настроений и в европейских государствах. А если учесть, что в начале XXI века в разряд великих дер­жав (не только по количеству населения, но и по на­учно-промышленному оснащению) выйдут вслед за Японией, такие страны, как Китай, Индонезия, мо­жет быть, Бразилия и т. д., то, кто его знает, и там могут возникнуть имперские устремления.

Это опасные настроения. Это страшный путь. Это маршрут бед. В христианском мире есть образ Трои­цы. Это великая святыня. Великая Тайна. Она харак­терна неслиянностью и нераздельностью образующих ее ипостасей. Может быть, можно достигнуть и в по­литическом облике человечества этой характеристи­ки: неслиянность и неразделимость? Как было бы хо­рошо. Все вместе. И никто никому не подчинен. К такому надо стремиться, к такому идеалу надо подби­раться упрямо, ошибаясь, спотыкаясь, вновь возвра­щаясь, нащупывая новые политико-государственные формы. Их еще нет. Но лучшие юридические и полити­ческие умы человечества должныих искать. И найти. Иначе будут продолжаться вековые распри и раздоры. Некоторые политологи считают, что калейдоскопичный политический пейзаж мира будет все более и более пестрым. Говорят, что отношения России и Америки идут по течению к водопаду. И не исключено, что где-то в 1997, а может быть, годом, другим позже они подвергнуться новому серьезному испытанию. И это породит серьезный сдвиг в мировом балансе политических сил. США и Россия вроде бы перестали быть идеолого-политическими врагами, а следовательно (должно так быть), и военно-стратегическими противниками. Но стать друзьями и союзниками как-то не получается. Туго и со скрипом. Декларации на этот счет есть, звонкие заявления тоже. Да вот реальных дел маловато. Эра после “холодной войны” грозит превратиться в полосу “холодного мира”.

А кто знает, как поведет себя более чем миллиардный Китай после Ден-Сяо Пина. И, вообще, в какой мере весь комплекс АТР (Азиатско-Тихоокеанского региона) с его бурными точками развития и полосами отсталости дистанцируется от Запада? И в чем проявит себя нарастающий исламский фактор со склон­ностью к глухому фундаментализму?

Загадок в мировой политике, пожалуй, поболее, чем в физике. Ее кроссворды помудренее любых иных.

Но при всех этих зигзагах, вспышках, угасаниях, интригах и хитростях, дипломатических уловках и политических возгласах и в сфере политики мир все-таки тоже можно и нужно мыслить не как конгломе­рат стран, кучу государств, а как системное целое с определенными для этого целого едиными связями и отношениями.