Литературоцентричность русской культуры

Мы уже говорили о том, что развитие индивидуального начала в художественном творчестве предопределило закат Средневековья в Европе и создало предпосылки для возникновения идеологии Возрождения. Русская культура, по общему мнению, Возрождения, как такового, не знала. Тем не менее, требование индивидуальности и для нее с течением времени становилось все более актуальным. В книжной культуре оно весьма заметно проявило себя уже в XII веке в «Слове о полку Игореве», где личные качества князей оцениваются как весьма важные для судеб Руси, и где личность самого автора с его патриотической убежденностью, ярким поэтическим даром, который он целенаправленно использует для преодоления междуусобиц, пронизывает весь текст. В XIV-XV веках выделение личностного, индивидуального начала заметнее всего проявляется в иконописи. Иконы и фрески Андрея Рублева, проникнутые мощным лирическим началом, исследователи древнерусской культуры нередко прямо относят к «русскому Возрождению».

В этой связи нельзя не отметить, что именно в развитии русской книжной культуры проявление личностного начала сыграло особую роль. И наоборот: книжная культура, распространяясь все более широко, способствовала индивидуализации творческой деятельности во всех сферах.

Пожалуй, наиболее выпукло и в то же время парадоксально эта закономерность проявила себя и в истории церковного раскола XVII века. Впервые в истории церкви столь серьезные и даже трагические события оказались вызваны не собственно догматическими, но семиотическими и филологическими разногласиями, в которые оказались втянуты массы людей, внешне далеких от книжной культуры. Однако эта удаленность ничуть не мешала рядовым приверженцам «старой веры» воспринимать книжную филологическую проблему как сугубо личную, затрагивающую самые сокровенные стороны человеческого «я». Затронуты были и основы национального миропонимания. Аввакум и его сторонники сопротивлялись весьма заметному в новых исправленных книгах влиянию ненавистного «латинства», западноевропейской схоластической учености. Книжная культура, пришедшая на Московскую Русь вместе с учеными малороссами, допускала возможность расширять через книгу свой разум, питая, по мнению поклонников традиционной древнерусской книжности, человеческую гордыню. Парадокс же заключался в том, что именно Аввакум, признанный духовный вождь книжников старой школы, явил в своем «Житии» и во многих публицистических по сути произведениях активное личностное начало, став, по сути, если не родоначальником, то предвозвестником рождения новой русской литературы.

Самый решительный рывок в этом направлении был сделан в петровскую эпоху, давшую начало русскому Просвещению.

Отметим, однако, что в социальном отношении культурное развитие в Европе и России шло в эту эпоху в противоположном направлении: в Европе характерный для Средних веков разрыв между культурой правящего класса и культурой народной заметно сокращался – прежде всего, в силу вызванного Реформацией мощного развития национальных языков и национальных культур, в России же новый европейский дух усваивался только правящим классом, народная же культура его почти не воспринимала. И характерная для эпохи секуляризация культуры также поначалу затронула почти исключительно правящий класс.

Этот трагический разрыв, как это ни парадоксально, создал особую творческую напряженность, в значительной степени определившую взлет русской культуры в «золотом» для нее XIX веке.

В этом отношении особенно показательной представляется фигура Александра Радищева, которого иногда называют «первым русским интеллигентом» в силу того, что он первым ощутил личную уязвленность страданиями простонародного «человечества». Эта уязвленность и стала главным, пожалуй, нервом русской культуры последующего века.

Именно в XIX веке литератцроцентричность русской культуры проявилась особенно ярко. Но нельзя не отметить, что в этом столетии наряду с литературой не менее значимо развивалась вся русская культура – и не только живопись, архитектура, музыка, но и философия, и история, и естественные науки.

Стоит, однако, задуматься, почему при всем том никем и никогда не оспаривался очевидный для этой эпохи приоритет книжной культуры?

Причина такого единодушия заключается прежде всего в том, что религиозный по преимуществу характер русской культуры предшествующих столетий выработал особое отношение к слову и к книге, как к явлениям высшего, духовного порядка. Секуляризация или, по-русски говоря, обмирщение русской культуры в XVIII веке не зашло так далеко, как в Европе. Русская культура оставалась по преимуществу христианской. И Радищева, и Пушкина, и Достоевского, и даже Чехова в первую очередь вдохновляли не столько идеи «свободы, равенства, братства», сколько все те же христианские идеалы, на которых держалась и культура Древней Руси.

Нравственное чувство, обостренное все более нарастающей вокруг несправедливостью, определяло творчество не только писателей, но и музыкантов, художников. Философов и других деятелей русской культуры. Идейные искания и споры сопровождали развитие всех видов искусства. Но наиболее полно и ясно эти искания и споры выражали себя в словесном творчестве, включая в это понятие не только поэзию и прозу, но и литературную и художественную критику, и публицистику, и философию.

Развитие русской музыки, например, сопровождалось поиском наиболее полного выражения народного, национального духа, а не в погоне за новыми формами как таковыми. Национальным, то есть идейным по преимуществу, было творчество Глинки, Чайковского, Мусоргского и всех представителей «могучей кучки», которую не случайно возглавлял не музыкант, а. скорее, литератор Владимир Стасов.

Русская живопись в лучших своих проявлениях также была по преимуществу идейной, что иногда даже ставится ей в упрек. Она была таковой и в классицистский, и в романтический, и в реалистический периоды, дойдя до пика «идейности» в эпоху авангарда. Может быть, этот избыток идейности не всегда шел ей на пользу, превращая живопись, как это было с некоторыми художниками-передвижниками, из самостоятельного художественного произведения в некую иллюстрацию к той или иной «идее».

Однако именно в силу своей «идейности», вызревшей в тесной связи с книжной культурой, русская культура сохранила ориентацию на нравственные и эстетические ценности, опирающиеся на идеалы христианства.