Определение Марксом сущности человека совокупностью общественных отношений, к сожалению, надолго легло в основу криминологической концепции и о его личности. Еще раз отмечу, эта концепция утверждает, что негативные общественные условия формируют личность преступников и детерминируют их преступное поведение. Поэтому криминологи-детерминисты предлагают нелепый способ борьбы с преступностью – призывают преобразовать общественные отношения, которые впоследствии способны изменить в лучшую сторону и человека[121].
Абсурдность этой мысли заключается в том, что безнравственный, духовно-уродливый индивид может производить только себе подобное, т.е. формировать уродливую, безнравственную среду.
Уже пора исходить из такого понимания, что поведение человека – категория нравственная, а не социальная, что человек благодаря именно своей духовности возвышается как над телесным (биологическим) своим естеством, так и над окружающим его физическим миром.
Монистическое же представление о человеке, согласно которому его объективные мотивы, определяющие деятельность, коренятся в материальных условиях его жизни, а его сознание и другие духовные категории есть продукт общественного труда, давно потеряло свою идеологическую актуальность. Да и сами апологеты марксистского учения еще в период расцвета советизма нет-нет, но всё же говорили правильные слова: сознание может выступать в отношении материального как его определяющее и в этом смысле первичное. А философский словарь марксистского толка констатирует следующее: «С точки зрения диалектического материализма противопоставление материи и сознания относительно и условно»[122].
В отличие от физических явлений психические явления: мысли, чувства, желания – не предметно-пространственные образования, вследствие этого их невозможно эмпирически исследовать, потому что они не наблюдаемы. В противном случае, как говорил И. Кант, поведение человека в будущем можно было бы предсказывать с такой же точностью, как лунное или солнечное затмение.
И когнитивная наука утверждает, что сознание не может наблюдаться. О нем можно судить только по проявленным действиям, по совершенным индивидуумом поступкам или же по клинически наблюдаемым медиками явлениям, происходящим в мозгу человека. А явления эти таковы: любая мысль, которую невозможно наблюдать, вызывает электрические импульсы (разряды) между нейронами. Работа мозга в первую очередь проявляется в движении наших конечностей, глаз, мимики лица, а также в вербальных проявлениях.
Повторяю, разум, интеллект, сознание, мышление и другие психические категории не материальные образования, а духовные, трансцендентные. (К слову сказать, психолог, наблюдавший двухлетнего сына актрисы Судзиловской, сказал ей следующие слова, что 80% духовности в ребенке – это из космоса (другими словами, от Бога), остальные 20% он добирает в процессе социализации[123]).
Психические побудительные причины проявляют себя только в действиях человека. Оценивая преступные действия, практический работник органов внутренних дел предположительно констатирует мотив преступления.
Но криминологи-детерминисты мотивами поведения, как было отмечено в начале лекции, считают потребности, при этом в качестве аргумента приводят известное умозаключение К. Маркса (оно приводилось выше и повторять его нет смысла). Поэтому я приведу другое похожее высказывание: «Все, за что человек борется, связано с его интересом»[124], т.е. с осознанной потребностью. Эта мысль подвигла А.Б. Сахарова сказать: «…непосредственной психологической причиной отдельного преступления является стремление лица удовлетворить свою потребность вопреки и в ущерб общественным интересам»[125].
В этой связи криминологи-детерминисты даже разработали некую иерархию потребностей, в сущностную основу которых положили сомнительную объективность. Однако, по моему мнению, называть потребности объективными можно только в одном случае, если мы исключим из механизма поведения психику и в частности сознание человека, как это делают апологеты марксистского учения, утверждая, что сознание с самого начала есть продукт общественного развития и вне общества не существует[126].
Парадоксальность этого тезиса очевидна. Следовательно, авторы этого умозаключения считают, «с самого начала» существовало общество (а оно состоит из разумных людей), а сознание человека сформировалось потом, под воздействием пресловутых общественных отношений. Абсурд да и только. Ведь каждый человек, именуемый Homo sapiens, это уже разумное существо.
Я не поддерживаю эту «побасенку» (любимое выражение В.И. Ленина) и считаю, что каждый человек – это неповторимая индивидуальность. Поэтому даже биологические потребности (допустим, к размножению) все равно осознаются и имеют личностную окраску, т.е. субъективность.
Если согласиться, что потребности имеют индивидуальную окраску и субъективное значение, следовательно, их классификация по степени значимости (жизненно важные и второстепенные, необходимые и не столь необходимые и т.д.) теряет актуальность. Потому что даже на первый взгляд такая жизненно важная потребность как удовлетворение организма пищей может для некоторых персон оказаться второстепенной по сравнению с другой потребностью – в любых случаях не терять чувство достоинства, которое было попрано несправедливыми или неправомерными действиями чиновника. В связи с этим человек может объявить голодовку – лично лишить себя пищи – этой жизненноважной потребности.
Потребности, следовательно, не могут быть объективными, неосознанными, независящими от нравственного их осмысления. Если признать их объективный характер, тогда они как причина преступного поведения могут вызывать преступление только закономерно, и роль индивида в таком случае будет не активная, ибо он становится зависимой марионеткой своих объективных потребностей.
Но всё же мы констатируем, что это далеко не так. Каждый из нас наверняка переживал в жизни несбыточные желания. Подобные мысленные представления есть гипертрофированные (завышенные) потребности. Однако, завышенные потребности не обязательно приводят человека к мысли и тем более к действиям совершить преступление. Следовательно, представлять категорию «потребность» в качестве побудительной причины преступного поведения некорректно. Для этого есть более подходящая категория «пороки», семя которых заложено в нас изначально и в процессе социализации, попадая в благоприятную для них почву, пороки могут прорасти и представлять собой различные пагубные страсти.
Потребности, по мнению криминологов-детерминистов, можно группировать и на жизненно необходимые, и на социально одобряемые, и на завышенные, которые также могут привести к совершению преступлений. Пороки же, именуемые пагубными страстями, никогда не станут жизненно необходимыми, это нонсенс. Только индивид самолично может развить свои пороки, которые являются возмутителями душевного спокойствия. Это они, овладевая мыслями, стремлением и волей человека, могут привести к совершению преступления.
Закрепившиеся пороки, именуемые психологией мотивами, становятся свойствами личности, доминирующими в ее поведении.
Однако психология термин «мотивы» чаще стала заменять более конкретным словом «страсти», разновидности которых выступают в качестве побудительных причин преступных деяний. Западные психологи утверждают, что в понятие «мотивы» («мотивация») можно включить что угодно. В этой связи французский психолог Д. Дьюсбери пишет, что понятие «мотивация» обычно используется как мусорная корзина для разного рода факторов, природа которых недостаточно ясна[127].
Действительно, ведь и криминологи связывают мотивы то с потребностями, то с интересом, то с целями, то с мировоззрением, то с особенностями представления человека о себе, то с личностными особенностями, а то и с функциональным состоянием организма.
А вот исследование пороков, страстей, которые всегда конкретны и являются истинными побудителями преступного поведения, криминологов-детерминистов почему-то не интересует.
Психология и криминология использует также и понятие «борьба мотивов», связывая его с определенным психическим состоянием человека, в котором происходит столкновение противоположных качеств: пороков и добродетелей.
Борьба мотивов, как считают некоторые психологи, может возникнуть и между определенными пороками. В таких случаях человек как бы раздумывает, что предполагаемый мотив безнравственный и по-другому поступить тоже плохо. Раздумывая перед дилеммой, человек все же может выбрать такой способ противоправного действия, при котором нанесет жертве меньшее зло. В таком поведении, можно сказать, проявилась хоть какая-то определенная положительная склонность человека.
Но, как представляется, всё равно основная борьба происходит между добродетелями и пороками. В противном случае, если борьба происходит только между различными пороками, тогда не было бы ни одного случая отказа от совершения преступления, ведь все равно в механизме поведения побеждает какая-то из порочных страстей. Кроме того, борьба, если согласиться с законом диалектического материализма, всегда предполагает противоречивые противоположности – силы добра и зла. Поэтому я полагаю, что борьба мотивов в психическом механизме поведения чаще всего происходит между добродетелями и пороками.
В связи с изложенным можно представить следующую схему психического механизма поведения личности.
Схема 1.
