В криминологической теории существуют две основные модели (конструкции) механизма преступного поведения. Главное их отличие состоит в том, какое место в этой модели занимает социальное.
Нужно признать, что и в нынешней криминологии постсоветского образца продолжает доминировать прежняя установка, согласно которой поведение индивида зависит от условий социализации личности (по образному выражению К. Маркса, от условий «очеловечивания» индивида). Неблагополучные условия формирования личности в семье, школе, негативное влияние ближайшего окружения друзей и сферы досуга социологическая модель считает главными негативными факторами, приводящими впоследствии к преступному поведению. Генезис же непосредственного совершения преступления связан с взаимодействием личности с конкретной ситуацией, которая провоцирует лицо совершить преступные действия. Но провоцировать – это не значит продуцировать, т.е. порождать преступление. Поэтому в прошлой лекции приводились доводы, чтобы не признавать ситуационный тип преступников.
Таким образом, сущность социологического (социального) подхода объяснения преступного поведения заключается в позиционировании среды, в которой происходит и взросление человека, и формирование его личности, а впоследствии она же и обусловливает преступное поведение.
В первом смысле среда рассматривается как неблагоприятные условия, в которых воспитывается личность; во втором – как внешняя причина, детерминирующая преступность и преступление. Этот путь объяснения механизма преступного поведения предполагает, что формирование в человеке характера, привычек и вообще ценностных ориентаций полностью зависит от воспитания и обучения. Согласно этой концепции, если человек совершил преступление, значит, нужно искать причины в его прошлой жизни, в дефектах воспитания.
Таким образом, современная криминология продолжает стоять на позиции объяснения развития личности сугубо социальными факторами и утверждать, что преступные деяния обусловлены дефектами отдельных сфер социализации индивида, связанных с ненадлежащим его воспитанием. При этом главенствующим мотивом преступного поведения считаются потребности. В этой связи приводятся слова Маркса: «Никто не может сделать что-нибудь, не делая это вместе с тем ради какой-либо из своих потребностей»[113].
Следует заметить, что мысль Маркса не нова, она принадлежит древнегреческим философам: Аристотель, Демокрит, Гераклит, Сократ в своих философских сочинениях и высказываниях тоже касались потребностей человека, называя их нуждой. Например, Гераклит говорил, что потребности определяются условиями жизни. Из этого тезиса вытекает вывод: если изменяются условия жизни, то возрастает или, наоборот, снижается уровень потребностей человека.
С подобной интерпретацией потребностей, по аналогии, теснейшим образом связана криминологическая теория среды, которая якобы объективно определяет уровень потребностей человека. Если условия жизни определяют характер потребностей, как считал Гераклит, то это и есть социальная среда, в которой происходит жизнедеятельность человека. Следовательно, среда формирует потребности.
Особое значение потребностям как основным источникам активности человека придавали французские философы-материалисты XVIII в. Например, П. Гольбах считал, что потребности выступают движущими факторами человеческих страстей, воли и умственной деятельности, являются постоянным источником беспрерывной активности человека.
Если согласиться с этой мыслью, тогда нужно признать, что потребности изменяют не только условия жизни, но и среду существования человека. Таким образом, категория «потребность» (или нужда) у Гольбаха приобрела самостоятельность и свойства неизвестной субстанции, независимой от самой личности человека. Но если действительно было бы так, то потребность как универсальная сущность формировала бы стандарты и страстей, и умственной активности, и степень развития воли, которая уже не была бы свободной.
Но если сравнить две точки зрения, объясняющие понятие «потребность», то обнаружим два диаметрально противоположных мнения. Гераклит считал, что условия жизни (а по сути среда существования человека) определяют потребности индивида. Гольбах же, наоборот, во главу угла ставил сами потребности, благодаря которым человек изменяет среду существования.
Однако, как представляется, тот и другой ошибаются. Это человек благодаря разуму и свободной воле может определять уровень и регулировать свои потребности. Следовательно, потребности зависят не от среды, не от условий жизни (жизнь подсказывает примеры, когда весьма обеспеченные люди, но тем не менее ведут скромный образ жизни), а от духовно-нравственного состояния человека, его личности.
Если кратко подытожить позицию философов-материалистов, то кредо их размышлений заключено в следующем умозаключении: потребности как объективная движущая сила определяют не только поведение человека, но и развитие его познавательных способностей. То есть человек в буквальном смысле зависит от объективной нужды, которая определяет его ощущения и желания, сковывая свободные действия его воли и разума. Такую позицию пропагандирует социологическое направление, доминирующее в криминологии.
Антропологический подход рассматривает человека как двуипостасную сущность, т.е. в двух качествах, как состоящего из материи (тела) и духовной энергии (души), свойства которой впоследствии формируют метафизическую личность человека.
Согласно философии раннего материализма, который марксизм назвал «наивным», человек рассматривался, как состоящий из двух взаимосвязанных сущностей: из материи и духа, т.е. он как бы принадлежит сразу двум мирам: и материальному, и духовному. Поэтому он не объясним только материальной стороной, представляемой физическим телом. Потому что подлинное достоинство и величие человека заключается не в том, что его роднит с материальным миром, а в том, что его от него отличает. А отличает его от животных способность укрощать свои потребности, желания и чувства, а также возможность без всякого внешнего принуждения перестать совершать зло, т.е. преступления.
(В этом, кстати, и заключается сущность индивидуальной профилактики преступного поведения, меры которой направлены на то, чтобы помочь индивиду раскрыть внутренние резервы для преодоления влияния собственных пагубных страстей и воздействия внешних соблазнов среды).
Отличие человека от животного мира, как было уже отмечено, заключается в присущей ему свободе[114] от внешнего мира и в неподчинении объективным законам природы. Поэтому внешняя социальная среда, которая сама сформирована людьми, не может в принципе формировать творческие возможности человека, а также его ум, свободу воли и способность к самоопределению; она может лишь способствовать их раскрытию или, наоборот, затормозить, или вообще исключить их развитие.
Антропологическое направление, объясняющее механизм поведения, основано на философском учении о человеке, природа которого изменчива, зависима от внутреннего духовного состояния, которое может развиваться как в сторону прогресса, так и в сторону регресса. Но только двигаясь по диалектическому пути развития своей духовной сущности человек превосходит свою материальную ипостась.
Таким образом, антропологическое направление не отвергает социальную среду и общество в целом, в котором происходит вся жизнедеятельность людей. Это направление отвергает мнение, что среда является единственной причиной формирования личности, будто бы человек рождается лишь живым биологическим существом, не имеющим в основе духовных (личностных) истоков последующего нравственного развития. Будто бы родившийся человек – некая «чистая доска» (tabula rasa), на которой, как на холсте, среда и ближайшее окружение – семья рисуют будущую личность. Но в таком случае человек освобождался бы от ответственности и за свои пороки, и за свои безнравственные поступки, и за свои преступления. Аргументировать свое антиобщественное поведение он мог бы словами: я не виноват, это неблагополучная семья меня таким воспитала, это порочная среда меня так сформировала.
Однако антропологическое направление учит, что причины нравственной деградации и преступного поведения лежат в самом человеке, которые он самолично и развивает, так как он обладает свободной волей. В этом и состоит принципиальное отличие этих двух подходов к объяснению механизма преступного поведения.
Кстати, эту точку зрения поддерживает молодая когнитивная наука, которая образовалась за рубежом в 1956 г. на симпозиуме психиатров, психологов, антропологов и других специалистов, изучающих человека. На этом собрании ученые сделали неожиданное заключение: нет ничего более непредсказуемого, чем поведение человека. Действительно, почему человек убивает сородича и в то же время может спокойно пойти на смерть ради жизни другого? Ученые считают, что за всеми нашими достижениями, а также безобразиями и преступлениями стоим мы сами. Это еще раз подтверждает правильность антропологического подхода к объяснению истоков и механизма преступного поведения.
В этой связи будет к месту привести похожие по смыслу слова, к сожалению, не криминолога, а читателя «Российской газеты», ответившего на ее соответствующий вопрос следующими словами: «Всё, что со мной происходит, либо моя вина, либо моя заслуга». Это единственно верная мысль, которая исключает поиски детерминантов преступного поведения в социальной среде или в конкретной ситуации.
Итак, если криминология позиционирует точку зрения, согласно которой человеческое поведение детерминируют объективные причины внешней среды (в том числе и ситуация), такое направление и есть социологическое. Согласно этой теории, преступный акт, совершенный индивидом, – закономерное явление. Потому что «социальное в личности преступника … существует объективно как совокупность закономерно образовавшихся признаков, обусловленных общественными отношениями» [115] (выд. курс. мною. – Е.Ж.).
Если криминология стоит на позиции антропологической школы объяснения преступного поведения, тогда причинами, возбуждающими противоправные поступки, являются только порочные страсти, безнравственные стремления и похотные наклонности, находящиеся в глубинах человеческой души. Поведение человека в таком понимании есть свободное волеизъявление, которое он может всегда изменить по своему усмотрению. Следовательно, оно не подчинено ни объективной, ни субъективной закономерности. «Только человеческая душа, в которой происходит беспрестанная борьба мотивов – добродетелей и пороков, есть психический … продуцент всяческих поступков» [116].
