Наиболее ранние известия о проникновении на Русь христианства относятся к 40-м гг. IX в. В середине Х в. среди восточных славян было уже достаточно много христиан, и даже существовала церковная организация. Договор князя Игоря с греками (944 г.) упоминает целую группу дружинников-христиан, приносивших присягу в соборной церкви св. Ильи в Киеве. Наконец, к середине Х в. относится и крещение княгини Ольги. Конкретные обстоятельства, связанные с этим событием, с трудом могут быть реконструированы, поскольку иностранные известия о нем отрывочны, а русские – просто фантастичны. Поэтому в науке до сих пор продолжается дискуссия о времени и политической подоплеке данного решения. Но при всех различиях предлагаемых версий спор преимущественно ведется о хронологии и конкретных обстоятельствах этих событий (предлагается датировка от 946 до 959 гг.), общим же для всех авторов является стремление объяснить причины данного факта, исходя из определенных закономерностей начального этапа христианизации стран Центральной и Восточной Европы.
История взаимоотношений Византии с Болгарией, Моравией, и др. странами полна аналогичных примеров крещений князей, за которыми отнюдь не следовало обращение в новую веру их подданных. Эти крещения были сугубо частным делом правителей и диктовались их стремлением получить конкретные выгоды (улучшение отношений с империей, торговые и прочие льготы, почести и пр.), поэтому численность новообращенных была невелика, а в их сознании догматы христианства мирно уживались с языческими представлениями и традициями. Но хоть первые русские христиане были малочисленны и не крепки в вере, медленный, но неуклонный рост этих общин закладывал предпосылки для последующей христианизации Руси. Тем не менее, сам факт тесных контактов восточных славян с Византией означал лишь бóльшую вероятность их выбора в пользу восточного христианства, но никак не фатальную предопределенность такого решения. Об этом же говорит и летописная традиция: не случайно рассказу о крещении князя Владимира предпослан сюжет об «испытании вер» – расспросах князя о догматике христианства (как «греческого», так и «латинского»), ислама и иудаизма.
Безусловно, степень вероятности выбора одной из этих религий не была одинаковой. Принятие иудаизма было практически исключено, т.к. данная религия в сознании восточных славян отождествлялась с образом давнего противника – хазар. Отношение к исламу было более благожелательным, и восточные авторы Х в. даже сообщают о каких-то русах-мусульманах. Но все-таки эти случаи были единичны, и активность исламских миссионеров несопоставима с масштабами деятельности христианских проповедников.
Труднее решить вопрос о реальном соотношении влияния восточного и западного христианства на Руси до ее официального крещения. На сегодняшний день историками выявлены многочисленные следы негреческих христианских влияний, позволяющих говорить об активном соперничестве на Руси Западной и Восточной церквей. Тем не менее, выбор в пользу православия был, разумеется, более вероятен в силу устойчивых экономических, политических и культурных связей восточных славян с Византией.
Качественно новый этап христианизации Киевской державы ознаменовало Крещение Руси, чему предшествовало участие князя Владимира как союзника византийского императора Василия II в подавлении мятежа Варды Фоки в 987-989 гг. Эти события способствовали расширению политического кругозора русского князя и постепенному изменению его отношения к христианству. В итоге Владимир склоняется к решению принять крещение. Однако, будучи расчетливым политиком, он видит, что в создавшейся ситуации от византийцев можно большее: в обмен на военную помощь и обязательство креститься Владимир просит у Василия II руки его сестры Анны. Но когда мятежники были разгромлены, и русская дружина возвратилась в Киев, византийцы стали затягивать приезд принцессы. Чтобы принудить греков к соблюдению договора, Владимир захватывает византийский город в Крыму Херсонес, и выдвигает ультиматум: принцесса в обмен на город. Вынужденный согласиться, Василий II присылает свою сестру в Корсунь, где и состоялось крещение Владимира, а затем – его женитьба. После этого князь, вернувшись в Киев, ниспровергает идолов и заставляет горожан принять крещение, а его воеводы Добрыня и Путята принуждают креститься новгородцев.
Все эти события «Повесть временных лет» датирует 988 г. Но проведенный историками расчет длительности указанных событий и сопоставление с другими источниками позволили уточнить летописную датировку. Если отложить от даты 13 апреля 989 г. (решающая битва при Авидосе) время, необходимое для возвращения Владимира и дружины на Русь, зарождения подозрений в коварстве греков, похода на Корсунь, его осады, длившейся 9 месяцев, повторного обмена посольствами между князем и императором, прибытия Анны в Херсонес, свадьбы и дороги в Киев, то в общем зачете мы получим срок в 15-16 месяцев. О.М. Рапов, отстаивающий данную версию, считает наиболее вероятной датой крещения киевлян 1 августа 990 г. Эта дата позволяет дать истолкование ряда принципиально важных фактов. В частности, удается объяснить, почему киевляне, в отличие от новгородцев, не оказали сопротивления в момент крещения: 1 августа 990 г. приходилось на пятницу, являвшуюся на Руси торговым днем. Следовательно, в тот день основная масса взрослого населения Киева собралась на торжище рядом с пристанью, на мысу между Днепром и его притоком Почайной. Благодаря этому дружина смогла отсечь находившихся там киевлян от остальной части города и оттеснить их в реку, где священники и совершили крещение. Таким образом, горожане были застигнуты врасплох, и им ничего не оставалось, как смириться: ведь коль языческие боги не вступились за них, то они – слабее Бога христианского. После крещения киевлян подобная акция была предпринята в Новгороде, но Добрыне и Путяте не удалось использовать фактор внезапности, поэтому лишь часть новгородцев была крещена добровольно.
Сопротивление христианизации продолжалось на Руси и после крещения новгородцев, но после 990 г. этот процесс приобрел необратимый характер, т.к. на сей раз приобщение князя к новой вере было лишь прелюдией к крещению его подданных, инициированному самим государством. Это указывает на тесную связь между процессами христианизации и политогенеза.
Устойчивость нарождающегося государства зависит от того, как скоро конгломерат образующих его племен превратится в единый этнос. Сохранение племенных культов препятствует этому процессу, а введение единой для всех религии, наоборот, способствует преодолению племенной замкнутости. В условиях Руси это имело особое значение в виду этнической пестроты ее населения. Кроме того, христианство было несравненно лучше, чем язычество приспособлено к сглаживанию противоречий, возникающих вследствие социальной дифференциации: от нижестоящих оно требовало послушания и обещало за это воздаяние в загробной жизни, от вышестоящих – гуманности к «малым», а за нарушение этих заповедей – грозило адскими муками.
И все-таки, сам факт крещения еще не означал, что в сознании вчерашних язычников новая вера вытесняла прежние представления. Долгое время русское общество существовало как бы на стыке двух религий, что получило в исторической литературе название «двоеверие». Какая-то часть общества по-прежнему оказывала предпочтение старым богам, в сознании другой христианские и языческие представления сплетались друг с другом: Перун отождествлялся с пророком Илией, Велес – со св. Власием, Мокошь – с Параскевой Пятницей. Двойственность религиозного сознания проявлялась и в общепринятой парности имен – христианского и языческого. Хотя церковь и боролась с наследием язычества, двоеверие сохранялись вплоть до XIV в.
