— Это я, — пробормотала Гермиона быстро и положила ему руку на грудь.
Северус успокоился и подвинулся к стене. Она приподняла его руку и скользнула под неё, положив ему голову на плечо. Сначала эта близость была ему неприятна, как будто она пыталась разрушить его защитную стену. Но через минуту он почувствовал, как ему её не хватало, и притянул девушку покрепче к себе. Он как будто впитывал в себя её близость, защищаясь тем самым от полного разрушения.
— Северус, пожалуйста, поговори со мной.
Эти слова вырвали его из раздумий, и он глубоко вздохнул. Не очень приятно снова заставлять разум функционировать. Он нахмурился, скривился. Но был согласен исполнить её просьбу.
— Я думаю о том, сколько раз нужно получить кулаком по лицу, чтобы перестать сопротивляться.
— Никогда нельзя сдаваться.
Вообще-то он хотел фыркнуть, горько и цинично, как всегда. Но у него не вышло, в голосе звучало отчаяние. Он сам удивился, провёл рукой по губам и тяжело сглотнул.
— Я больше не могу, Гермиона.
— Конечно, можешь, — возразила она уверенно.
Северус покачал головой.
— Филиус... был... — Он запнулся. — Он совсем по другому ко мне относился, чем другие. Я не знаю, что он видел во мне, но это было не то, что видели другие.
— Он видел тебя таким, какой ты есть на самом деле, — добавила она, как будто понимая, о чём он говорит. Как будто и сама уже пережила подобное. Что кто-то стоял перед ней и смотрел на неё совсем иначе.
— Да, — подтвердил он глухо.
Нечто перед ним на столе было всего лишь размытой серой поверхностью. А нечто, что он держал в руке, еле заметной чёрной линией. Эти две вещи никак не вязались друг с другом.
Северус тихо выругался и отбросил перо в сторону. Сказать, что он был расстроен, было не сказать ничего. В голове были все эти слова. Теории, доказательства, целые предложения толпились в его голове, как волшебники и волшебницы у билетной кассы на чемпионат по квиддичу. И ничего из этого он не мог записать, так как не видел, что писал. И на чём.
И вообще всё это было всего лишь дурацкой попыткой отвлечься. Гермиона зачитала ему письмо Албуса. Хотя Албус и не описывал в подробностях, как всё произошло, а лишь писал о том, что один из Пожирателей попал в него. Но Албус написал, когда состоится погребение. И это было сегодня.
Северус набрал побольше воздуха и медленно выдохнул. С решительным выражением лица он снова взялся за перо и направил его туда, где пальцы его до этого нащупали кончик пергамента. Распахнув пошире глаза он принялся писать, расставляя точки над и там, где ему это казалось нужным, и зачёркивая палочками от «т» верхние строчки. Начиная следующую строчку он надеялся, что не пишет поверх предыдущей.
— Что ты делаешь? — Услышал он внезапно голос, доносившийся со стороны двери. Северус испугался и сломал кончик пера.
Он закрыл глаза и напрягся. Гермиона приблизилась к столу.
— Пытаюсь отвлечься, — прорычал он.
— Ты уверен, что письмо это то, что тебе сейчас нужно? — Она подвинула себе стул и села.
— У тебя есть идея получше?
— Нет.
Они некоторое время молчали, пока Северус сгибал и разгибал пальцы. Скорее всего, они все были перепачканы чернилами.
— Сколько время? — Спросил он, наконец, по меньшей мере, в тридцатый раз за этот день.
И Гермиона в очередной раз неустанно ответила:
— Около двенадцати.
Северус кивнул.
— Начало в час, да?
— Да. — Она взяла в руки перо, наладила его при помощи волшебной палочки и развернула к себе пергамент. — Ты три раза писал в одной и той же строчке. Ничего нельзя разобрать. Он услышал, как она опустила перо в чернильницу и по движению тени, предположил, что теперь она смотрит на него.
— Что ты задумала? — Спросил он.
— Ты хотел что-то записать. Диктуй.
Северус несколько секунд недоверчиво смотрел в её сторону. Собственно он точно и не знал, что собирался записать. Всё служило лишь тому, чтобы отвлечься. Но если Гермиона предлагала ему такую услугу, он мог бы сосредоточиться и продолжить с того места, где остановился до несчастного случая.
