В основе солидарность или борьба? 15 страница

Критериальные «вертикали» конструируются исследователями путем выделения нескольких доминант (К. Маркс: собственность; Э. Райт: собственность и положение в системе управления; М. Вебер: богатство, престиж, власть; У. Уорнер: богатство и пре­стиж; П. Сорокин: привилегии и власть, собственность и профес­сия; П. Бурдье: «капитал» в широком социальном смысле как любого рода возможность влиять). При этом критерий социаль­ного влияния выступает инвариантом, а «собственность» — не­пременным олицетворением статуса и позиции.

Из такого рода «множественных» моделей теоретической ре­конструкции социального пространства можно вычленить не менее трех, лежащих в основе конкретных технологий изучения стратификации:

1) векторную, или матричную, характеризующую позицию
социального субъекта в многомерном координатном пространстве;

2) доминантную, или периодическую, отмечающую замещение
действующих оснований социального расслоения в разные перио­
ды развития общества;

3) синтетическую, или универсальную, выявляющую общие
организационные механизмы (монополии, иерархии) социального
расслоения в любых типах общностей.

¹ См. Ford R Introduction to Industrial Sociology, 1988; а также: Statistical Abstract
of the United States, 1986.

² Например, Strauss A.L Qualitative Analysis for Social Scientists, 1987.

' To есть субъективной структуры общества, выделения общностей и субобщностей как элементов системной организации.

ИЗУЧЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ ДИСПОЗИЦИИ

Новые интегративные способы изучения и интерпретации дан­ных построены на приоритетном внимании к синтетическим проявлениям социальной жизни и отображению социумных структур. Такими универсальными демонстрационными формами являются культура игры, знаковой символики, языка. Поэтому теоретические модели стратификации должны строиться не на центробежных конструктах «отношения» и не на центростреми­тельных «влияния», а на исследовании «связывающих» про­странств: коммуникации, взаимодействия, со-бытия.

Особенности социального положения. Рассматривая соци­альную структуру как совокупность групп, различающихся по своему положению в обществе, мы обращаемся к концептам социальной позиции (динамического потенциала), социального статуса (символического потенциала) и социального престижа (корпоративного потенциала) индивидов и общностей. Органи­ческая зависимость между положением, вознаграждением и оцен­кой социальных позиций приводит к тесному переплетению при­чин, результатов и демонстраций социального расслоения.

Социальное положение описывается рядом характеристик со своими метрическими шкалами, причем изменения вызываются как перемещением внутри определенных градаций (аскриптив-ных, предзаданных и достигнутых в процессе мобильности соци­альных характеристик), так и внешними причинами переградуи­рования (переоценки) соответствующих параметров (это могут быть макросоциальные изменения, общественные и природные катаклизмы).

Например, переформатирование российского социального про­странства происходит под влиянием всех трех групп причин. Реформы вызвали изменение частного и общественного жизнен­ного устройства, имущественного, профессионального, функцио­нального, политического и нормативного статуса, «переписали» гражданскую принадлежность, придали одним статус беженцев, другим — положение ущемляемых в социальных правах «мень­шинств».

Поскольку стратификационные преобразования носят интен­сивный, внутренний характер, постольку они задействуют тот социальный материал, который ранее составлял ткань общества;

 

т е м i 4 производство социальной структуры

это именно «пере-стройка» в точном смысле слова. Новые этажи общественного здания, замещающие элиты, изменение диспози­ции старых и внедрение в структуру возникающих новых социаль­ных групп развиваются в прежнем социальном пространстве, сопряжение элементов которого происходит посредством измене­ния человеческих отношений и взаимодействий.

Наличие неудовлетворенных социальных потребностей, кото­рые не обеспечиваются в данной социальной общности (органи­зации) приводит к дестабилизации социального положения людей: сначала в форме мысленного моделирования более благоприятной ситуации, побуждающей к перемене позиции, а затем в виде практического расторжения связей, включающих их в эту об­щность. Сопровождающее процесс маргинализации разрушение привычной этики, культурных норм взаимодействия и структури­рования социального пространства стирает следы вторичной соци­ализации, которая мешает непосредственному вписыванию чело­века в иные ассоциации и общности.

Врастание в новое сообщество не исключает того, что человек во многом остается носителем прежней культуры (регулятивных норм и ценностей), что вызывает «расщепление» идентификации. Неопределенность социальной принадлежности напрямую связана со степенью устойчивости занимаемого социального положения, определяя потенциал мобильности, который легко катализируется, формулируя новые правила и формируя общественные структуры.

Анализ советской «перестройки» с позиций преобразования элит, формирования новых функциональных, монопольных и д<?я-тельностных групп в экономике и политике позволяет рассмотреть социальное расслоение общества в особом ракурсе, заметить транс­формацию общего поля культурных регуляторов социальных вза­имодействий.

Неравенство как источник расслоения

Расслоение — русский понятийный аналог признанного в мировой социологии термина «стратификация» — отражает процесс раз­вития социального неравенства и иерархического группирования людей на социальных уровнях, которые различаются между собой

fptip'

НЕРАВЕНСТВО КАК ИСТОЧНИК РАССЛОЕНИЯ

естижем, собственностью и властью. Э. Гидденс определяет ее как «структурированные неравенства между различными группа­ми людей», каждая из которых различается объемом и характером социальных привилегий. Т. Парсонс рассматривает стратифика­цию через призму интегративных общественных институтов как «главное, хотя отнюдь не единственное, средоточие структурного конфликта в социальных системах», выделяя критерии престижа и власти в качестве ведущих дифференцирующих оснований.

Основы социальной жизни — в обыденных взаимодействиях, и привычные стереотипы помогают людям в их общем смысловом контексте по-своему понимать состояние и поведение друг друга. И чем больше социальная дистанция между представителями раз­ных социальных общностей во временном, пространственном или статусном смысле, тем жестче стереотип восприятия и интерпре­тации. «Социальная структура является общей суммой этих типи-аций и повторяющегося характера взаимодействий, который со­здается с их помощью. Социальная структура как таковая является важным элементом действительности в обыденной жизни». Этот мир взаимных стереотипов и приписанных мотивов суть то же самое структурированное общественное пространство, в котором признание, номинация, общественные нормы и мнения организу­ют, разводят по четко определенным местам людей и целые об­щности, определяя их привилегии, обязанности и правила взаимо­действия. В этом ракурсе изучение социальной структуры и культу­ры (в ее социологическом смысле) становятся тождественны.

Поскольку понятие стратификации охватывает и эволюцион­ные (слоевые), и революционные (расслаивающие) социальные изменения, необходимо обращать внимание на особенности раз­вития неравенства по самым разным основаниям, во всех сегмен­тах общества.

Рассматривая личность как порождение социума (как объект, продукт, результат культуропроизводства в широком смысле),

¹ Гидденс Э Социология учебник 90-х годов (реферированное издание) Челябинск,
1991 С 48

² Цит по Американская социология М, 1972 С 376

³ Bcrgcr L P, luchnan T The Social Construction of Reality N Y, 1976 P 46

Тема 4 ПРОИЗВОДСТВО СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

можно интерпретировать неравенство как неравноценность уело вий развития, несправедливость, ущемление естественных челове ческих прав, обман, наказание, отчуждение, создание искусствен­ных социальных барьеров, монополизацию условий и правил (про­текционистских и демпинговых) социального воспроизводства.

Рассматривая личность как активного творца социума (как субъекта, производителя, источник постоянных изменений обще­ства), можно представить неравенство как социальное благо, способ выравнивания стартовых позиций вследствие конкуренции, как механизм закрепления вновь завоеванного социального поло­жения и сопровождающих его привилегий, систему стимулирова­ния (вознаграждения и наказания), условие приоритета «пассио-нарности», поддержания потенциала выживания, социальной ак­тивности, творчества, инновации.

Имея разные точки отсчета, мы получаем по одному и тому же критерию (справедливости) альтернативные выводы: во-пер-в ы х, неравенство несправедливо, так как все люди имеют равные права; во-вторых, неравенство справедливо, так как позволяет дифференцированно и адресно компенсировать социальные затра­ты разных людей.

Неравенство как стабилизатор структуры

Люди наделены сознанием, волей и активностью, поэтому в обществе неравенство проявляется как система преимуществ. Система приоритетов очень сложна, но принцип ее действия прост: регулирование факторов социального выживания. Социаль­ные преимущества могут быть связаны с выгодным положением в социальной диспозиции, легкостью перемещения в привилегиро­ванные общественные слои, монополией на социально значимые факторы и аранжированы всеми теми характеристиками, которые демонстрируют повышение степени социальной свободы и защи­щенности.

Классики «классики» (О. Конт, Г. Спенсер), «модерна» (М. Ве-бер, П. Сорокин, Т. Парсонс) и постмодернистской социологии (например, П. Бурдье) прямо говорят о фундаментальности и не­рушимости принципа социального неравенства и его высокой функ-

НЕРАВЕНСТВО КАК СТАБИЛИЗАТОР СТРУКТУРЫ

|)иональной значимости для организации общностей. Видоизмене­ния претерпевают конкретные формы неравенства, сам принцип проявляется всегда.

«И если на какой-то миг некоторые формы стратификации разрушаются, то они возникают вновь в старом или модифициро­ванном виде и часто создаются руками самих уравнителей»¹, — утверждает П. Сорокин. Он связывает неравенство с иерархичес­ким строением общества и называет ряд причин утверждения устойчивых социальных форм неравенства, расслаивающих обще-i тво по вертикали, среди которых рост численности, разнообразие it разнородность объединившихся людей, необходимость поддер-лсания стабильности группы, спонтанная самодифференциация, функциональное распределение деятельности в сообществе.

Иной аспект каузальности просматривается в концептах теории социального действия Т. Парсонса. Он концентрирует внимание иа уникальных и потому фундаментальных функциях социальной системы, которые по этой причине приобретают характер соци-лльной монополии. Незаменимость, обязательность и качественное различие этих функций предопределяют специализацию и профес­сионализацию (закрепление) за ними обособленных социальных групп, где энергетически насыщенные (экономические, произво­дящие) общности подчиняются информационно насыщенным (политическим, правоподдерживающим и культуровоспроизводя-

1ЦИМ).

Другая известная объяснительная модель объективной необхо­димости социального неравенства сформулирована марксизмом. В ней социальное неравенство выводится из экономических отноше­ний, институционализации эксклюзивного права распоряжения полезным эффектом, который создается при использовании средств производства. Социальная монополизация дефицитных ресурсов в индустриальных обществах конституируется в системе субъектов собственности. Таким образом, социальное неравенство, классовое деление, эксплуатация как способ иерархического взаи­модействия крупных социальных групп в экономическую эпоху

¹ Сорокин П А Социальная стратификация и мобильность//Человек Цивилизация. Общество М, 1992 С 306

Тем i 4 ПРОИЗВОДСТВО СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

рассматриваются как объективные следствия внутренних законов развития обществ западного типа.

В стратообразующей модели американского марксиста Э. Райта наряду с фактором владения собственностью выделяется второй не менее значимый фактор — отношение к власти, которое конкретно трактуется как место в системе управления обществом. При этом большую роль играют сама идея многофакторности социального расслоения и признание дифференцирующей роли монополии на социальную функцию общественного управления.

М. Вебер считал, что процесс социального слоения и занятия более выигрышных позиций в обществе организован достаточно сложно, выделяя три координаты, определяющие положение людей и групп в социальном пространстве: богатство, власть, социальный престиж Такая модель является не просто многофак­торной, она знаменует переход от сфокусированного и линейного к пространственному исследовательскому видению проблемы, когда динамика социальных диспозиций фактически рассматрива­ется как система векторных перемещений.

Роль социального престижа, оценки членами сообщества реаль­ной, иллюзорной или сознательно демонстрируемой социальной позиции, действительно чрезвычайно велика. Она создает мифи­ческий, знаковый, символический мир разделяемых большинством ценностей и оценок, наделения социальной значимостью — мир номинаций. Символика социальных «кажимостей», иллюзорно сконструированный имидж проявляются и в простых (демонстра­тивных), и в достаточно экзотических формах Так, в современном обществе аранжировка социальной истории присуща не только группам (как это было в советской России), но и индивидам

Таким образом, значение веберовского подхода состоит и в том, что он по-новому осветил так называемые объективные и субъек­тивные критерии стратификации, что позже было сформулировано следующим образом, то, что люди считают критерием социального положения, становится реальным источником социального струк­турирования и регулирования отношений между ними.

П Бурдье развил концепт роли престижа, репутации, имени, официальной номинации в идее символического капитала, кото­рый наряду с экономическим, культурным и социальным капита-

БОРЬБА ЗА «СПРАВЕДЛИВОЕ НЕРАВЕНСТВО»

лами определяет влияние (власть) и позицию своего носителя в общественном пространстве Представления Бурдье о структури­ровании общества придают новый ракурс развитию теории нера-иенства, с одной стороны, генерализируя идею влияния социаль­ного субъекта на социум (в понятии «капитал»), а с другой — формулируя идею многомерности (следовательно, и «иномернос-ти») социального пространства. «Социальное поле можно описать как такое многомерное пространство позиций, в котором любая существующая позиция может быть определена, исходя из много­мерной системы координат, значения которых коррелируют с соответствующими различными переменными», — считает он.

Многомерность и структурированность социального простран­ства, наличие множества находящихся в разных соотношениях позиций в свою очередь имеют различные теоретические объясне­ния и эмпирические описания.

Борьба за «справедливое неравенство»

Русский философ Н Бердяев считал неравенство одной из фунда­ментальных характеристик жизни, отмечая, что всякий жизнен­ный строй иерархичен и имеет свою аристократию. Изучая фено­мены социального неравенства и структурирования, не только критически настроенные конфликтологи (от К Маркса до Р. Да-рендорфа), но и позитивно воспринимающие их функционалисты (от Э. Дюркгейма до Э. Гидденса), преимущественно обращались к сложным динамическим характеристикам, элементам и следст­виям социальной иерархизации.

Одна из фундаментальных человеческих потребностей — в стабильности и предсказуемости («защищенности», по А Мас-лоу), как показали А Турен в «социологии действия» и Д. Хоманс в «обменной теории взаимодействия», она фиксирует створы каналов социальной мобильности, упорядочивая конкуренцию и задеиствуя особые фильтрационные механизмы системы социаль­ных перемещений. Другая потребность — в социальном продви-

' Бурдье П Социальное пространство и генезис классов // Социология политики М, 1993 С 58

Тема 4 ПРОИЗВОДСТВО СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

жении и признании, что в рамках разных исследовательских традиций подтверждают В. Парето, К. Кумар, П. Бурдье и даже И. Валлерштайн, — определяет интенсивность социальной дина­мики, распределение каналов социальных перемещений и пульса­цию их наполнения.

Возмущения против неравенства в социальной практике редко носят вульгарный характер борьбы за торжество уравнительных принципов. Стремление к реализации «справедливости» как более адекватной системы неравенства прослеживается в формулах «Рав­ная плата — за равный труд», «Каждому — но потребностям», «Свободу сильным — защиту слабым» и т.д., в которых альтерна­тивные социальные требования демонстрируют общее стремление к парадоксальному (дифференцированному) равенству Так, в каждом обществе создается несимметричная система социального неравенства, где привычные механизмы структурирования разных групп могут носить даже конфронтационный характер, хотя в значительной части они все же согласованы друг с другом.

Наиболее рельефными моделями социальной стратификации являются рабство, касты, сословия и классы. В них отнесение к определенному социальному слою сопровождается жесткой обще­ственной регламентацией деятельности и поведения людей, но сами принципы общественного структурирования детонируют разрушение социального порядка. Именно так Э. Дюркгейм объ­ясняет «несовершенную солидарность». Он рассматривает нару­шение солидарности как естественный ход культурного процесса, вводя концепты «нравственного заражения», внутригруппового порождения талантов, окультурирования («...они стали умнее, богаче, многочисленнее и их вкусы и желания изменились вслед­ствие этого»). Дюркгейм постулирует идею, которую позже подтвердили в своих исследованиях М. Мид и К. Клакхон: для того чтобы культурная и социальная ассимиляция стали возможны, общности, впитывающие и передающие друг другу социальные образцы, должны иметь общие культурные основания. Итак, в ситуации, когда происходит развитие культурного поля, а социаль-

¹ Дюргксйм Э О разделении общественного труда Метод социологии М, 1991 С 349

БОРЬБА ЗА «СПРАВЕДЛИВОЕ НЕРАВЕНСТВО»

ные функции уже закреплены, нарушается согласие между способ­ностями индивидов и предназначенными им видами деятельности.

Новелла о символах расслоения. Современное общество с его опосредованной ролевой коммуникацией делает людей субъ­ектами разных, часто дезинтегрированных, социальных статусов. Идентификационная символика упорядочивает социальное про­странство, закрепляя систему устойчивых обозначений общностей и их позиций. Она часто обманчива по существу, однако достаточ­но точно отражает тесную связь знаковых форм с важнейшими социальными характеристиками их носителей.

Поскольку люди действуют, исходя из своего понимания знаков социального пространства (при этом опираясь на общепринятые и личные, стандартные и оригинальные, подтвержденные и гипо­тетические представления), мир общественной символики опос­редует практически все формы коммуникации, собственно и являясь для людей миром их специфической действительности. Социокультурное производство, в котором каждая личность и сам социум предстают как специфический артефакт, в каждом своем акте содержит притязание на культурную легитимность. «Коллек­тивно организованные образцы символических кодов» объективно структурируют социальное пространство, интегрируя страты, кристаллизуя классы, порождая то, что в привычном смысле слова называется «общество».

Сложившаяся в современном обществе сложная ролевая и статусная диспозиция актуализирует проблему социального разли­чения. М. Вебер, определяющий социальный порядок как способ распределения символических почестей, рассматривал социальный статус как корпоративный символ, который формируется постоль­ку, «поскольку он не является индивидуально и социально ирре-левантной имитацией другого стиля жизни, но представляет собой основанное на достигнутом согласии совместное действие закры­того ^ипа». П. Бурдье специально изучал вопрос о том, как «посредством свойств и их распределения социальный мир при-

¹ Всбер М Основные понятия стратификации // Социологические исследования 1994 № 5 С 152

Тем 4 4 ПРОИЗВОДСТВО СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

ходит, в самой своей объективности, к статусу символической системы, которая организуется по типу системы феноменов п соответствии с логикой различий...»¹ Прикладным аспектом этой проблемы является оценка статуса человека по определенным! символическим индикаторам.

Внешнее символическое признание, престиж, является, по ] Веберу, индикатором страты, легитимизации ее социальной пози- ] ции и ее потенциальной или реально используемой монополии! «особого рода». В достаточно точном смысле символическая сти-1 лизация жизни отдельных общностей и страт отражает устойчи-1 вость соответствующей структуры общества. Определенная симво­лика, выработанный язык социальной коммуникации, внутренняя культура (субкультура), очень корректно отграничивающая «своих» от «чужих», конструирует не только внутреннее, но и внешнее общественное пространство (отношений, связей с други­ми субъектами) и тем самым способствует институционализации страты.

Российское общество в этом смысле имеет достаточно размытые и пересеченные контуры, хотя мы обоснованно говорим о диффе­ренцированной структуре современных элит, включающих «ста­рую» и «новую» подобщности. Маргинальность новых элит, как и новых слоев аутсайдеров, вынуждает их продолжать использовать сложившиеся прежде символические стереотипы и смысловые цен­ности, держаться традиционного для них знакового ряда; но про­цесс легитимизации статуса не столько связан с отграничением прежнего социального бытия, сколько с символической инициа­цией в новой общности. По мере закрепления в элите осваиваются новая культура и стиль, теряет социальный смысл гипериндикация (символическая демонстрация самопричисления).

Как выявляется в результате сопоставления, символическая социальная «упаковка» субъекта оценивается в современной Рос­сии довольно своеобразно: в первую очередь учитываются знаки принадлежности к власти, демонстрация уровня благосостояния (материальных «возможностей»), наличие «патронажа» и связан-

¹ Бурдье П Социальное пространство и генезис классов // Социология политики М, 1993 С 68

БОРЬБА ЗА «СПРАВЕДЛИВОЕ НЕРАВЕНСТВО)

пых с ним возможностей заимствования ресурсов. В связи с этим меняются оценки социального престижа разных видов деятельнос­ти, когда физически или этически «грязная» работа все же счита­ется более привлекательной с точки зрения денежного вознаграж­дения.

Профессиональная стратификация в значительной степени те­ряет свою первостепенность в определении социального статуса и престижа, поскольку вознаграждения очень иррационально соот­носятся и с системными (общефункциональными) ценностями профессии, и с достигнутым уровнем профессионализма как тако-иым. По этим причинам соответствующие индикаторы социаль­ного положения оказываются содержательно запутанными и фак­тически неадекватными. Следовательно, ответы нужно искать в анализе «аксессуаров» социальных «одежд», которые демонстри­руют конкретные субъекты (люди, группы, партии), открывая свое истинное место в общественной диспозиции (стиль социаль­ной символики), свои социальные запросы (гипертрофированная самоиндикация), собственные оценки сложившейся социокуль­турной среды стратификационных отношений (социальные идеа­лы, маркировки «свои — чужие»).

Динамика коэффициентов удовлетворенности, характеризую­щая изменения качества жизни россиян, показывает стабильный приоритет круга общения (0,8) и отношений в семье (0,77), которые определяют сегодня микромир человека. Н. Смелзер, обобщая современные социологические представления о классе, писал, в частности, о том, что многие исследователи отмечают значительно большую вовлеченность в семейные заботы людей из нижних, а не из средних слоев. В примерах, которые он приводит, просматривается социальное сходство с досуговым поведением россиян, характеристики которого подтверждают неразвитость среднего класса, выявленную по функциональным и формальным параметрам.

¹ См Беляева А А Средний слой российского общества, проблемы обретения социального статуса // Социологические исследования 1993 № 10, Умов В И Россий­ский средний класс социальная реальность и политический фантом // Политические исследования 1993 № 4, Комаров М С Социальная стратификация и социальная структура // Социологические исследования 1992 № 7, и др.

Тема 4. ПРОИЗВОДСТВО СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

Изучение ценностных оснований идентификации в современ? ном российском обществе (например, исследования С.Г. Климо^ вой, В.А. Ядова и др.) показывает, что по сравнению с начал! 80-х гг. значительно увеличивается эмоциональное переживай проблем витально-мотивационного и семейно-родственного ко, плексов.

Тем не менее и ориентация на «обеспеченность», и ценно' «реализации», смыкаясь на признании высокой значимости микро-, социальных отношений и качества микромира людей как такового,' присущем большинству россиян (по крайней мере, в переломное время), ведут к повышению роли досуга, который и сегодня высту­пает важнейшим символическим индикатором статуса. Объем до­суга, его функциональное и качественное наполнение стали опреде­лять социальное положение весьма характерным образом.

Эволюция индивидуального названия, включая характеристики I номинации, легитимизирующей положение человека в социальной ' структуре, символически закрепляющей его общественный рей­тинг, суть социография, описание происхождения, социализации, жизненных свершений, статусной траектории конкретного чело­века. Даруя символический капитал, конвертируемый в эмоцио­нальные формы поддержки, доверие, авторитет, политическое влияние, прямые материальные выигрыши, название приносит разного рода социальные прибыли.

Номинация в современном обществе создает социальные стра­ты, поскольку перераспределяет статусно подкрепленный пре­стиж, задним числом формирует для поименованного социальную позицию, транслируя возможности «достичь особого рода моно-, полии» (М. Вебер). Речь идет, в сущности, о правилах социальной метаигры, договоре об условиях занятия тех или иных обществен­ных позиций. Д. Белл именно в этом смысле определяет социаль­ный класс как «институционализированную систему основных правил приобретения, удержания и изменения дифференциальной власти и связанных с нею привилегий». Такой договор, такого рода правила устанавливаются путем символической позитивной санкции — легитимизации.

¹ Цит. по: Надслъ С Н. Современный капитализм и средние слои. М., 1978. С. 22.

БОРЬБА ЗА «СПРАВЕДЛИВОЕ НЕРАВЕНСТВО»

Номинация, признанная и затверженная норма отношений к субъекту (именно так она может быть рассмотрена в теоретичес­кой перспективе Р.К. Мертона), в случаях уклонения от правил установленной директивно или только рекомендуемой субордина­ции создает более тонко проявленное социальное напряжение.