Трех социальных функциях моды 2 страница

И наконец, последняя важная констатация в связи с отмеченной функцией: мода в целом (а не отдельные «моды» в отдельные перио­ды) охватывает общество в целом. А это означает, что ее нельзя счи­тать уделом ни элиты, ни отдельных социальных классов и слоев, де­мографических групп и т. д. Все они так или иначе принимают в ней участие, хотя формы участия и степень его активности, разумеется, неодинаковы.

Функция социализации. Мода — одно из средств приобщения ин­дивида к социальному и культурному опыту, т. е. она выполняет фун­кцию социализации'. Участие в моде связано с усвоением определен­ных социальных норм и ценностей. По справедливому утверждению Т. Е. Любимовой, «от других видов социализации мода отличается тем, что она обращена на общедоступные образцы»². Этим она отличается от таких форм социализации, как образование или участие в профес­сиональной деятельности.

Активное участие молодежи в моде отчасти объясняется социали­зирующей функцией этого явления: ведь именно в молодости проис­ходит наиболее активное освоение социальных ролей, норм и ценно­стей. Важно не только содержание собственно модных стандартов, но и сам факт следования неким нормативным образцам, участие в со­циальной жизни как таковой. Это участие благодаря моде выступает в значительной мере в игровой и демонстративной формах, что облег­чает процесс социальной адаптации.

Хотя модные стандарты и ценности носят нормативный характер (как и любые другие средства социальной регуляции), степень импе­ративности, принудительности, жесткости их предписаний не очень велика. Так называемый «диктат» моды зачастую преувеличивается в массовом и околопрофессиональном сознании. Это видно хотя бы из

' О социализации см.: Коп И. С. Социология личности. — М., 1967.

² Любимова Т. Б. Мода и ценность // Мода: за и против. М., 1973. — С. 72.

7 Зак 715

того факта, что нарушение нормативных предписаний моды, как пра­вило, не влечет за собой серьезных социальных санкций по отноше­нию к «провинившемуся». Во всяком случае, нормы в моде менее им­перативны, обязательны, жестки, чем в ряде социальных институтов или в обычае. За отставание от моды не сажают в тюрьму, не подвеши­вают на дыбе и не убивают. Обычные санкции в таких случаях: избега­ние «нарушителя» в своей социальной группе, насмешка, гласное или негласное порицание и т. п. Правда, можно возразить, что результаты такого рода санкций могут быть весьма серьезными. Но это говорит не об императивности и жесткости нормативного регулирования в моде, а об его эффективности, что, разумеется, не то же самое.

Но мода не просто приобщает индивида к наличным социальным и культурным образцам. Эта функция осуществляется посредством оп­позиции, противопоставления «старомодным», т. е. непосредственно предшествующим модным, стандартам. Воспроизводя одни стандар­ты, индивид в то же время отвергает другие. Подражая одним рефе­рентным группам и индивидам, участник моды одновременно стремится отличаться от других референтных групп и индивидов. Это сочетание слияния с одними значимыми другими и отличия от других значимых (в отрицательном смысле) других способствует формированию и укре­плению «Я» индивида, его личностной идентичности, самосознания. Таким образом, мода служит одним из средств символизации, форми­рования, укрепления «Я» индивида, причем преимущественно в де­монстративной и игровой формах '.

С другой стороны, мода иг­рает важную роль и в тех слу­чаях, когда индивид испытыва­ет потребность «скрыть» свое «Я», раствориться среди других индивидов. Воспроизведение модного стандарта в период его наибольшей распространенно­сти, привычности позволяет индивиду сделаться незамет­ным, раствориться среди дру­гих участников моды.

¹ Особое значение этой функции моды придавал американский лингвист и культуролог Э. Сепир {Sapir Е. Fashion // Encyclopaedia of the Social Scien­ces. - N. Y., 1931. Vol. 6. - P. 140).

Очевидно, мода — далеко не единственное и не главное средство личностного самоутверждения и самореализации. Тем большее значе­ние она приобретает в этом качестве для тех индивидов, которые по тем или иным причинам или на том или ином этапе своего жизненно­го пути не находят иных средств '.

Активное участие в моде в этих случаях становится компенсацией иных социально санкционированных путей личностного самоутвер­ждения. Если индивид не находит себя в профессиональной, творческой, социальной и других сферах, мода становится для него самодовле­ющим способом утверждения своего «Я» и усиления его привлекатель­ности для других.

Особенно важна эта функция для индивидов с неустойчивой пси­хикой, для которых собственное «Я» представляется проблематичным и нуждается в постоянном подтверждении своей реальности, устой­чивости и привлекательности ².

Отсюда, в частности, опять-таки особая роль моды для молодежи. Молодой человек, еще не освоивший набор социальных ролей, еще формирующий свое самосознание и в известном смысле проектиру­ющий свое «Я», испытывает особенно острую потребность в социально санкционированных средствах личностной идентификации, одно из которых обеспечивает мода.

Тем не менее не только молодежь, но и некоторые социально-пси­хические типы личности особенно подвержены модной регуляции. Повышенная тревожность, неуверенность в себе, неустойчивость пси­хологического и социального статуса усиливают зависимость от пред­писаний, исходящих от модных стандартов. Последние воспринима­ются в этих случаях не просто как некие более или менее условные правила поведения и образцы культуры, а как жесткие нормы, нару­шение которых самим «нарушителем» воспринимается как подлинная трагедия, а другими участниками моды, принадлежащими к той же категории, — как серьезный проступок, заслуживающий сурового осуж­дения, презрения или, в крайнем случае, сожаления. У этих участни­ков моды подобного рода санкции (явные или скрытые, реальные или

¹ Попятно, что в данном случае речь идет главным образом о наиболеемассовой категории участников моды — потребителях, а не о тех, кто прича-стен к ней профессионально.

² О «Я» как предмете социологических, психологических и историко-культурных исследований см.: Кон И. С. Открытие «Я». - М, 1978; Кон И. С. В поисках себя. — М., 1986.

потенциальные) могут существенно снижать уровень самооценки и са­моуважения. Игра как атрибута вная ценность моды отступает на вто­рой план, и в целом мода в определенной мере исчезает, уступая место кодифицированной системе норм, хотя и меняющихся, но весьма жестких. Престижная функция. Мода — один из факторов повышения или понижения престижа тех или иных явлений, ценностей, культурных образцов и т. д.; таким образом, она выполняет престижную функцию. В моде происходит присвоение значений постоянно меняющимся со­общениям - модным стандартам. Модные стандарты связываются с атрибутивными ценностями, а через них - с денотативными. В ре­зультате происходит валоризация, т. е. наделение ценностями, одних культурных образцов («новомодных») и девалоризация, т. е. лишение ценностного начала, других («старомодных»). Это означает, что пре­стиж «новомодных» стандартов растет, а «старомодных» (только что вышедших из моды) - снижается. С другой стороны, одновременно растет престиж тех ценностей, которые обозначаются «новомодными» стандартами, и параллельно снижается престиж ценностей, обознача­емых «старомодными» стандартами. «Вхождение в моду» и «выход из моды» означают соответственно повышение или понижение прести­жа определенных культурных образцов и обозначаемых ими ценно­стей. Правда, поскольку мода — далеко не единственный фактор пре­стижа, вышедший из моды образец может сохранять высокий престиж благодаря другим, внемодным факторам, например, традиции. В таких случаях эффективность престижной функции в этих факторах долж­на быть по крайней мере не ниже, чем в моде.

Функция психофизиологической разрядки. В современных усло­виях эта функция моды особенно значима, учитывая негативное вли­яние на индивида таких факторов, как монотонность многих произ­водственных процессов, однообразие городской среды, стандартный характер промышленной продукции и т. д. Утомляемость нервной си­стемы и психики человека в современном индустриальном и урбани­зированном обществе чрезвычайно высока. Однообразие повседневной жизни усугубляется тем, что житель современного города, в значитель­ной мере отчужденный от природы, по существу, не подвергается воз­действию разнообразия, имеющегося в природной среде обитания. Речь идет не только о пространственном, но и о временном природном раз­нообразии: ведь смена времен года, весьма ощутимая, скажем, для ар­хаической культуры или даже для крестьянских обществ, мало ощу­щается жителем современного города, почти круглый год ежедневно проделывающим один и тот же путь транспортом на работу и обратно.

При всем том, что первобытные и архаические общества, безуслов­но, не отличались внутренним разнообразием социальной и культур­ной жизни, их повседневная жизнь отнюдь не страдала монотонностью вследствие тесной связи с пространством и временем природы. Даже образ жизни оседлых племен, не говоря уже о кочевниках, был насы­щен самыми разнообразными впечатлениями. Вот как резюмировала эмоциональную потребность первобытного человека в разнообразии одна австралийская аборигенка: «Белые могут подолгу жить на одном месте, но у туземцев устают глаза всегда смотреть на те же предметы, и ноги устают ходить по тем же местам. И даже тела их устают, когда приходится спать всегда в том же становище. Туземцам необходимо увидеть другие места, ступать по другой земле» '.

Мода — один из ответов на насущную потребность в психофизио­логической разрядке, особенно актуальную в связи с монотонностью, эмоциональной бедностью, однообразием повседневной жизни совре­менного горожанина. В этом отношении функциональная нагрузка моды весьма велика. По выражению поэта С. Кирсанова, «мода — это праздник для глаза на фоне будничной жизни»².

Итак, мы рассмотрели семь социальных функций моды. Их перечень и анализ отнюдь не исчерпывающие. Можно представить себе и другие социальные функции, выполняемые модой и выделяемые на основе иных критериев. Кроме того, как и всякому более или менее масштабному со­циальному явлению, моде могут быть присущи не только функции, но и дисфункции, т. е. такие социальные последствия, которые препятству­ют социальной регуляции поведения индивидов и групп и адаптации об­щества к изменяющимся условиям его существования.

Тем не менее социальные функции моды существенно преобладают над дисфункциями. А это значит, что мода соответствует глубоким потребностям социального организма в целом и отдельных его подси­стем, включая экономику и культуру.

' Макларен Д. В австралийских джунглях. — М.; Л., 1929. — С. 102. Конеч­но, эти утверждения, принадлежащие представительнице племен, которые вели бродячий образ жизни, нельзя считать универсальными; тем не менее они весьма характерны и выражают ту эмоциональную потребность в разно­образии, удовлетворяемую у «естественных народов» природой, которая да­леко не всегда находит себе соответствующую замену в современном индуст­риальном городском обществе. По-видимому, этим же отчасти объясняются случаи быстрой гибели туземцев, внезапно оказавшихся в условиях совре­менной городской цивилизации.

² Декоративное искусство СССР, 1963. — № 4. — С. 33.

Глава 8

Мода, потребление, дизайн

Я не столько забочусь о том, каков я в глазах другого, сколько о том, ка­ков я сам по себе. Я хочу быть богат собственным, а не заемным богат­ством.

Мишель Монтепь. Опыты

Мы бываем счастливы, только чув­ствуя, что нас уважают.

Влез Паскаль. Мысли

Иль неодушевленных нет вещей, Иль мне они не встретились ни разу.

Белла Ахмадулина. Непослушание вещей

1. Потребности в вещах: ориентир

для проектирования или объект регулирования?

Вопрос, вынесенный в заглавие настоящего раздела, весьма часто воз­никает в дизайнерской проектной деятельности, в особенности при про­ектировании качественно новых видов бытовых вещей. Каждая из про­тивоположных позиций сталкивается с серьезными контраргументами.

Ориентироваться на потребности? Но ведь потребитель в своих представлениях и желаниях ограничен рамками уже сложившейся, наличной реальности форм и вещей, зачастую плохо информирован о лучших образцах или же просто не обладает развитым вкусом. Что касается принципиально новых видов изделий, то потребность имен­но в них вообще исключена, так как потребитель не может их знать: нельзя знать то, что еще не существует. Действительно, как представить себе, к примеру, потребность в холодильнике до создания холодиль­ника? Очевидно, ориентация на потребности, ограниченные сегод­няшними представлениями о вещах, тормозила бы развитие дизайна, призванного видоизменять и совершенствовать мир вещей, а не вос­производить его в неизменном виде, развивать вкусы потребителя, а не просто приспосабливаться к ним.

Наконец, и это также очень важно, что считать потребностью, а что нет? Ведь одна и та же потребность может удовлетворяться самыми различными вещными средствами вследствие так называемой «эла­стичности» потребностей. Не случайно и в социологии, и в дизайне время от времени раздаются призывы вообще отказаться от понятия потребностей вследствие его неопределенности'.

Регулировать потребности в бытовых вещах, управлять ими, проек­тировать их? У противников этой позиции также немало аргументов. Быт как неофициальная область жизнедеятельности человека в наи­меньшей степени поддается непосредственному и целенаправленно­му регулированию. Здесь важное место занимают обычай и мода, се­мья и неформальные связи между людьми. Быт — это та область, где индивиды хотят и вынуждены сами нести бремя принятия решений о том, что и как им делать (разумеется, в рамках определенных общих социальных установлений). Индивидуальные и групповые различия в потребностях чрезвычайно велики: то, что для одного — потребность, для другого — излишество или блажь, а третьему вообще неизвестно, что это такое и «с чем его едят». Как в таком случае управлять столь разнородными объектами? Кто и как будет определять, какие потреб­ности следует формировать и развивать, а какие — игнорировать или даже сводить на нет? Наконец, сама попытка вторжения в интимней­шую сферу — сферу человеческих желаний — претит нам, так как по­мимо самого человека, субъекта потребностей, нельзя решать, что ему нужно, а что нет. Такова проблема².

¹ Decoufle A., Schwartz N. The Concept of Needs: A Survey of Illusions //Futures, 1974. — № 1; Lloyd-Jones P. Designing for Need — Radio Talk // Designfor Need: The Social Contribution of Design / Ed. by J. Bicknell, L. McQuiston —Oxford a.o., 1977.

² Вот как сформулировал эту проблему К. Мейснер в статье «Вещи и жили­ще», опубликованной в польском журнале Project: «Каждый человек воленформировать свое окружение в соответствии со своим психическим обликоми культурой — это положение, представлявшееся правильным и справедли­вым, стало вдруг вызывать резкие нападки, после того как его внесли в проекттак называемой Неборовской Хартии, подписанной в конечном итоге один­надцатью международными организациями, занимающимися проблемамиформирования человеческого окружения. Как можно — спрашивали оппо­ненты — предоставить заниматься этим важным делом неизвестно кому, ру­ководствующемуся неизвестно какими вкусами, если в нашем распоряженииимеется целая армия образованных архитекторов, художников по интерьеру,градостроителей, ландшафтных архитекторов, дизайнеров? Можно ли отка­зываться от культурных завоеваний человечества, отдавая дело проектиро­вания в руки любителей?» (Project, 1978. — № 2. — Р. 85).

Чтобы наметить пути ее решения, необходимо уточнить теоретиче­ские представления о потребностях в вещах и функциях вещной сре­ды в человеческой жизнедеятельности.

Можно считать общепризнанным положение о том, что социальные потребности теснейшим образом связаны с системой общественного производства, определяются ею и, в свою очередь, обусловливают ее развитие.

Не вдаваясь в обсуждение общей проблематики человеческих по­требностей, которая широко дискутировалась в социальной науке, от­метим только, что потребности в бытовых вещах относятся к категории социальных потребностей. Последние могут выступать, во-первых, как потребности социальных систем различного уровня (общество, соци­альная группа и т. д.), во-вторых, как потребности.личности, воплоща­ющей определенный социальный тип. Потребности в бытовых вещах с социологической и социально-психологической точек зрения мож­но рассматривать как социально-типические потребности личности.

Сложность проблемы состоит, однако, в том, что потребности в тех или иных вещах, более или менее очевидные при изучении спроса на уже выпускаемые изделия, теряют свою очевидность при проектиро­вании новых вещей и формировании нового их ассортимента.

Под потребностями обычно понимают нужду или недостаток в чем-либо необходимом для нормального функционирования и развития биологического организма, личности, социальной группы, общества; при этом потребности становятся внутренним источником активно­сти '. Как отмечал А. Н. Леонтьев, «потребность сама по себе, как внут­реннее условие деятельности субъекта, — это лишь негативное состо­яние, состояние нужды, недостатка, свою позитивную характеристику она получает только в результате встречи с объектом ("реализатором", по этологической терминологии) и своего "опредмечивания"².

Это взаимодействие негативного аспекта потребности (нужды, не­достатка) и ее реализатора — объекта — позволяет увидеть и выделить три аспекта, три стадии развития потребности, предшествующие ее удов­летворению. (Напомним, что субъект потребности в данном случае — определенный социальный тип личности, а объект — бытовая вещь.)

Первая стадия — потребность-состояние (другое иногда использу­емое обозначение — потребностное состояние) — представляет собой дообъектную стадию формирования потребности. Она может суще-

¹ Ядов В. А. Потребности // Большая Советская Энциклопедия. 3-е изд. —Т. 20. - С. 439.

² Леонтьев А. Н. Потребности, мотивы и эмоции. — М., 1971. — С. 5.

ствовать еще до знакомства субъекта потребности с ее объектом или даже до возникновения данного объекта вообще. Это «потребность в себе», еще не ставшая потребностью в вещи (или, скажем, в услуге). Именно в этом смысле потребность в холодильнике до создания хо­лодильника существует; она существует как нужда в тех функциях, которые он выполняет, но которые еще не обрели своего вещного во­площения. Потребности-состояния выражаются в разного рода напря­жениях и проблемных ситуациях, с которыми сталкиваются социально-типические субъекты деятельности, или же в разного рода «поисковых автоматизмах», не направленных на определенный объект.

Вторая стадия развития потребности — потребность-стремление — наступает уже после знакомства с объектом и фиксации его (либо его образа, символа или знака) в сознании субъекта; при этом сам объект непосредственно недоступен в силу тех или иных причин. Потребность-стремление выражается в активном поиске данного объекта (ситуации), удовлетворяющего потребность-состояние. Именно на этом этапе, ког­да объект, попадая в поле деятельности субъекта, становится реализа­тором потребности, включаются механизмы мотивации: потребность-стремление —- это одновременно мотив, движущая сила деятельности.

Наконец, третью, завершающую фазу формирования потребности, предшествующую ее удовлетворению, составляет потребность-уста­новка, или, шире, потребность-ориентация. Этот аспект потребности состоит в готовности к определенным действиям, направленным на данный объект (ситуацию), для удовлетворения потребности-состоя­ния и потребности-стремления.

Различение указанных аспектов имеет смысл лишь в соотношении с тем или иным реальным или возможным (в результате проектирова­ния) объектом или классом объектов: то, что мы интерпретируем как потребность-состояние по отношению к одному классу объектов, мо­жет быть стремлением или установкой по отношению к другому клас­су. Так, ценностные стремления и установки в отношении тех или иных сторон бытовой жизнедеятельности применительно к проектируемым бытовым вещам являются потребностями-состояниями.

Теперь мы можем уточнить, что следует понимать под ориентацией на потребности и их регулированием. Если нет вольной или невольной, осознанной или неосознанной направленности на какие-то потребно­сти в процессе проектирования вещной среды, то регулятивные акты вообще не могут состояться. В свете изложенного становится ясно, что ориентация на потребности в процессе проектирования означает на­правленность либо на нереализованные и подспудные потребности-состояния, либо на реализуемые потребности-стремления, либо, нако-

нец, на реализованные (не путать с удовлетворенными) потребности-установки, связанные с уже существующими вещами и их образами.

Не вызывает сомнений, что дизайн призван ориентироваться на че­ловеческие потребности и вносить свой вклад в решение человеческих проблем. В противном случае он лишается гуманистического смысла своего существования в культуре и превращается либо в одно из ору­дий социального манипулирования человеком, либо в проектирова­ние, для которого люди выступают не как цель, а как средство для достижения произвольно конструируемого будущего, либо в самодов­леющую игру с формами, для которой люди вообще не существуют. В известном отношении главная функция дизайна состоит в концент­рации усилий на таких потребностях, которые в наименьшей степени удовлетворяются другими имеющимися в распоряжении общества средствами. Исторически прослеживается постоянное перемещение интереса дизайнеров к наиболее «горячим» проблемам, и это отчасти объясняет трудности в определении дизайна и его границ. По-види­мому, в дальнейшем такое перемещение будет продолжаться, что вы­текает из самой сути дизайна.

К каким же из выделенных аспектов потребностей следует обращать­ся в процессе проектирования? Очевидно, необходимы ориентации на все три аспекта, но при этом важно осознавать, о какой из них идет речь в различных проектных ситуациях, в пользу какой из них или же какого их соотношения следует сделать выбор. Нет нужды специаль­но доказывать, что этот выбор будет успешным при том условии, что он базируется на глубоком понимании существующих и перспектив­ных тенденций в социальной, экономической, культурной областях и, в частности, собственно в сфере потребления.

Следует подчеркнуть особое значение ориентации на потребности-состояния, так как именно в ней заложены основные возможности для творческого развития дизайна, для опережающего и развивающего проектирования. Эта ориентация означает способность видеть реаль­ные проблемы для проектирования там, где они не лежат на поверхно­сти. Она выступает как направленность на функции как таковые, на функции, освобожденные от их наличного вещного воплощения. Вре­менное отвлечение от наличной вещной реальности в данном случае можно рассматривать как методический прием, стимулирующий твор­ческий поиск дизайнера. Очевидно, одна и та же проблема на стадии потребности-состояния может быть решена различными дизайнер­скими средствами в зависимости от обстоятельств.

Если исходить из отмеченного понимания потребности как нужды или недостатка в чем-либо необходимом для нормального функцио-

нирования и развития живой системы, то непременным условием об­наружения потребности следует признать определенное представление о целостности ее носителя. Для того чтобы знать, что чего-то недоста­ет, мы должны знать то целое, в котором обнаруживается некоторая «пустота». Очевидно, выявление потребностей-состояний и ориента­ция на них предполагают не только пространственный, но и времен­ной подход к тем целостностям, в которых потребности выявляются. А это предполагает опору, с одной стороны, на определенную интер­претацию культурной традиции, с другой — на прогноз будущих со­стояний субъекта потребностей.

Теперь обратимся к вопросу о том, как происходит регулирование потребностей в бытовых изделиях. Ведущая роль в этом процессе при­надлежит социальным институтам: экономическим, политическим, нравственным, образовательным и т. д. Они регулируют не только по­требности-состояния, но и стремления и установки в отношении ве­щей. Помимо социальных институтов регулятивную функцию в отно­шении потребностей выполняют социальные движения, обычай и, конечно, основной предмет нашего анализа — мода. Они также регу­лируют все три аспекта потребностей в вещах. Существует момент, в ко­тором ориентация на потребности непосредственно переходит в их проектирование. Это ориентация на «потребное», социально проекти­руемое будущее, иными словами, на социальные идеалы. Ориентация на идеал, «приспособление» к нему становятся теперешней потребно­стью; иными словами, целенаправленное создание завтрашнего обра­за жизни — это сегодняшнее потребностное состояние.

В некоторых отношениях само проектирование бытовых вещей — регулятор потребностей в них. Если какие-то проектные решения при­водят к удовлетворению потребностей (состояний, стремлений или установок), то в этом случае можно сказать, что имел место акт их ре­гулирования, так как в случае иных решений они получили бы другую направленность. С другой стороны, проектирование вещей само по себе представляет необходимый исходный этап формирования потреб­ностей в них (на стадиях стремлений и установок) постольку, посколь­ку вещи в качестве объектов потребностей представляют собой реали­заторы последних. Это относится как к дизайну, так, разумеется, и ко всей системе общественного производства.

Ясно, что возникновение вещи само по себе еще недостаточно для того, чтобы она стала объектом социально-типической потребности личности. Для этого, помимо прочих факторов, требуется, чтобы об­раз ее утвердился в общественном сознании в качестве функционально необходимого объекта, чтобы ее потребление стало социальной цен-

ностью и нормой, определяемыми социальными институтами, распро­страняющимися в форме моды или застывшими в форме обычая. Но и на последующих фазах бытия вещей, в сфере распределения и, в ча­стности, в рекламе, роль дизайна в формировании потребностей чрез­вычайно велика и прямо зависит от его способности учитывать и удов­летворять их.

Остается сделать вывод, и состоит он в том, что вопрос, вынесен­ный в заглавие настоящей главы, не содержит в себе дилеммы и, сле­довательно, задача отнюдь не состоит в выборе альтернативы.

2.0 функциях вещей

Для формирования адекватного представления о мире вещей и по­требностей в них все еще остается актуальной задача расширения по­нятия функциональности в теории и практике дизайна. До сих пор оно нередко осознанно или неосознанно, прямо или косвенно отождеств­ляется с утилитарной функциональностью. В лучшем случае «функ­циональное» часто рассматривается в дихотомической паре с «эстети­ческим», так, как если бы эстетическое представляло собой не особую функцию наряду с другими, а некую анти- или не-функцию.

Четкое осознание того факта, что вещам неотъемлемо присущи мно­гообразные значения и функции в жизни человека и общества, спо­собствует и более глубокому пониманию утилитарных функций.

В этой связи уместно вспомнить, в частности, слова Л. Грамши о со­отношении эстетического и функционального в архитектуре: «Нигде не сказано, что "украшение" не является элементом функциональным. Оно не носит узкофункционального характера, как, скажем, и матема­тические вычисления»'.

Исследование «структуры» и «истории» разнообразных функций в различных вещных воплощениях, по существу, остается задачей бу­дущего. Необходимо также признать роль функционально избыточ­ных, функционально нейтральных и дисфункциональных по отноше­нию к потребностям элементов в развитии культуры вообще и мира вещей в частности. Процесс превращения вещных потребностей-со­стояний в стремления и установки, направленные на определенные вещи, представляет собой процесс реализации и «объективации» этих потребностей. Исторически возникая как потребности в функциях (в отмеченном широком понимании), они приобретают вещное вопло­щение и как таковые приобретают относительно автономный и само-

¹ Грамши А. О литературе и искусстве. — М., 1967. — С. 73.

довлеющий характер. Потребность в функции частично трансформи­руется в потребность в вещи, и первоначальная неразрывная связь между этими двумя видами потребности становится более слабой.

В начале существования вещи в культуре ее способность выполнять ту или иную функцию выглядит далеко не бесспорной, и зачастую тре­буются значительные усилия и время для того, чтобы потребление вещи стало социальной нормой и общепризнанной ценностью. Возни­кая как средство выполнения одних функций, вещь впоследствии часто подвергается функциональному и знаковому переосмыслению. Бытие множества вещей сопровождается усложнением их значений и функций в обществе и культуре и соответственно расширением кру­га удовлетворяемых ими потребностей. Такое увеличение функцио­нальной нагрузки, в частности, за счет усиления роли эстетических, социально-коммуникативных и прочих функций можно видеть, напри­мер, в развитии изделий длительного пользования.