Европейская культура XIX века. Если человек XVIII в., как правило, ощущал единым не толь­ко окружающий мир, но и себя самого, то в XIX в

Если человек XVIII в., как правило, ощущал единым не толь­ко окружающий мир, но и себя самого, то в XIX в. картина мира множится, дробится, и человек начинает ощущать себя как слож­ное существо, живущее несколькими жизнями.

Это новое мироощущение нашло отражение не только в фило­софии, науке, искусстве, но и в повседневной жизни, быту, внеш­нем облике, чувствах людей, живших в рассматриваемую эпоху.

Общая идея внешнего облика европейцев XIX в. — показное принятие правил светской и деловой жизни и нежелание допус­кать даже близких людей, своих родственников, детей, друзей, а

 

тем более чужих, слуг и т.д., в свой внутренний мир. При этом используются естественные средства: мужчины все чаще носят усы, бакенбарды, сначала короткие («фавори»), потом густые, соединяющие виски с усами, модной становится и борода (в чем есть и другое значение — подчеркивание мужественности в противоположность женственному элементу в облике мужчин XVIII в.).

Женские платья с кринолином, чепцы, шляпки со страусовы­ми перьями, вуали, веера, зонтики и другие аксессуары также позволяют, когда это необходимо, отгородиться от окружающих, сохранив свою тайну, не позволив разглядеть выражение глаз, улыбку или слезы. В чем идея кринолина? Женщина сама устанав­ливает дистанцию, на которую к ней можно подойти. Платье ог­раждает ее со всех сторон. Если оно с декольте, она как бы позво­ляет увидеть часть ее тела, но только верхнюю, нижняя же целомудренно прикрыта. В английской моде, в протестантских стра­нах, в мещанском быту, во всех сферах, где нравы были более пуританскими, закрыта была и верхняя часть тела, нередко глухим воротником. «Нагота несовременна», — отмечал Теофиль Готье. Но это скорее не недоступность тела, а недоступность души.

Боясь затеряться в толпе, люди начинают ценить одиночество и одновременно боятся его. Это нашло отражение в искусстве: одиночный портрет, одинокая фигура на фоне дикой природы (Давид, Рихтер), темы одиночества в музыке Шуберта, Шумана, Шопена, образы одиноких мечтателей в романтической поэзии. Так, в «Поэтических раздумьях» (1820) Альфонса де Ламартина одинокий герой ощущает себя песчинкой в бесконечности ми­роздания, готов раствориться в природе, но теряется перед от­крывающимся ему в природе лицом вечности и бесконечности. Его охватывает глубокая меланхолия.

Облик европейца XIX в. демонстрирует его скромность. Белый цвет, царивший в ампире, используется редко, когда надо под­черкнуть целомудрие. Темные цвета доминируют. В быту все мень­ше различий во внешности знати и простых людей. Мода для со­стоятельных людей постепенно демократизируется, что отражает дух эпохи.

Характерный пример — появление сыгравшего заметную роль в европейской культуре типа денди. Dandy — англ. «щеголь, фат», новое значение этого слова — «безупречно одетый человек». Пер­вым образцовым денди считают англичанина Джорджа Брайана Бруммела. Он воплощал тип человека, одетого скромно, но с без­упречным вкусом и обычно очень дорого. Бруммел прославился особым искусством: никто не мог так завязать галстук, как он. Денди шили у персональных портных множество вещей на каждый день. Один из денди — немецкий писатель Г. Пюклер-Мускау — сообщал, что каждую неделю мужчине, желающему прослыть эле-

гантным, требуется 20 рубашек, 24 носовых платка, 10 видов брюк, 30 шейных платков, дюжина жилетов и носков.

Однако дендизм почти не касался внутреннего мира человека и даже его поведения. Так, Бальзак, желая прослыть денди, ходил на приемы и балы пешком, брал карету перед самым дворцом, в карете чистил ботинки и выходил из нее так, как будто бы всю дорогу в ней ехал, демонстрируя окружающим дорогую трость с золотым набалдашником. Следовательно, всем этим мелочам он придавал значение. Но он совершенно свободно мог в ходе ве­ликосветской беседы хвалиться высокими гонорарами, очевидно не боясь разрушить этим образ денди. Другой французский англо­ман — П.Мериме — создал из своего лица бесстрастную маску. Но, как писал о нем И.С.Тургенев, «под наружным равнодуши­ем и холодом он скрывал самое любящее сердце; друзьям своим он был неизменно предан до конца; в несчастии он еще сильнее прилеплялся к ним, даже когда это несчастие было не совсем незаслуженное». Один из апологетов дендизма, Ш.Бодлер, вел богемный образ жизни. Дендизм, таким образом, не ограничивал возможности жить двойной жизнью, свободы внутреннего мира человека, но и не слишком способствовал его развитию.

Мыслители XIX в., представители романтизма противопоста­вили толпе образ свободной личности, наделенной исключитель­ностью. Одним из первых этот образ воплотил Д. Г. Байрон в по­эме «Паломничество Чайльд-Гарольда» (1812—1818), в так называемых восточных повестях (поэмах «Гяур», 1813; «Корсар», 1814; и др.). Поэтому этот образ свободной личности получил на­звание «байронический герой». Каковы его черты? Раннее пресыще­ние жизнью, болезнь ума, утрата связи с окружающим миром, страшное чувство одиночества, эгоцентризм (герой не испытыва­ет укоров совести от собственных поступков, никогда не осуждает себя, всегда считает себя правым). Таким образом, свободный от общества герой несчастен, но независимость для него дороже по­коя, уюта, даже счастья. Байронический герой бескомпромиссен, в нем нет лицемерия, так как связи с обществом, в котором ли­цемерие является способом жизни, разрушены. Лишь одну чело­веческую связь признает поэт возможной для своего свободного и одинокого героя — чувство большой любви, перерастающее во всепоглощающую страсть. «Байронический герой» встречался и в жизни. Прежде всего им был сам Байрон. Но, подобно Наполео­ну, ставшему настоящим мифом для людей XIX в., или итальян­скому революционеру Джузеппе Гарибальди, личность байронов-ского типа — редкая фигура в обществе, это скорее характеристика идеала, чем повседневной реальности.

А в реальности все более массовым становится порожденный новыми социальными отношениями тип делового человека. Анг­лийское слово «бизнес» начало проникать в другие языки только

 

в конце XIX в., слово «бизнесмен» — еще позже. Но тип делового человека — один из характерных для всего века. Брошенный Ф. Гизо призыв «Обогащайтесь!» был услышан повсеместно. Формируется класс предпринимателей, дельцов, нередко выступающих в роли буржуазных хищников. Их портреты воссоздали Бальзак («Гобсек», целая галерея стяжателей, выведенных в других произведениях «Человеческой комедии»), Диккенс («Домби и сын» и другие ро­маны), Домье (карикатуры). Этот тип — оборотная сторона «бай­ронического героя»: эгоисты с охлажденным умом, охваченные одной целью и страстью, наделенные незаурядным талантом. Но эта цель — богатство и власть, эта страсть — деньги, этот талант — умение делать карьеру и деньги, подавляя в себе всякое состра­дание.

Вместе с тем это нередко крупные организаторы, стратеги (Бис­марк), ученые (Тьер), выдающиеся практики, умеющие реализо­вать свои цели. Без людей этого типа невозможно было бы развить промышленность Европы, расширить торговлю, усилить дипло­матические контакты (в середине века почти полтора десятилетия Европа жила практически без войн).

Образ делового человека становится притягательным и для жен­щин, борющихся за свои права. Они стараются ни в чем не отста­вать от мужчин, несмотря на правовые ограничения, устремля­ются в сферы науки, образования, здравоохранения, искусства. Подчас женщинам приходится брать мужские псевдонимы, что­бы о них говорили наравне с мужчинами (Жорж Санд во Фран­ции, Джордж Элиот в Англии). В деловой женщине XIX в. нет и тени стяжательства, тем не менее она шокировала публику самим фактом участия в общественной жизни, а также иногда и экстра­вагантностью поведения.

Не редкость в женской среде и своего рода «хищницы», утра­тившие иллюзии и пускающие в ход любые уловки для того, чтобы занять в обществе более высокое положение, жить с ком­фортом, подобно Ребекке Шарп, образ которой создал англий­ский писатель У.М.Теккерей в романе «Ярмарка тщеславия» (1847-1848).

Демократизация общества приводит к возникновению непод­дельного интереса к обыкновенному человеку, его мыслям и чув­ствам, непростой судьбе. Уже в «Исповеди» Руссо обнаруживается этот подход к человеку, но массовым он становится в XIX в. Бальзак и Флобер, Диккенс и сестры Бронте, Домье и Курбе отдали дань привлекательному образу человека из народа, не пре­тендующего на исключительность, но обладающего не меньшим богатством чувств, а нередко и большей добротой, нравственно­стью, чем люди знатные, состоятельные, образованные. Выпус­кая в 1864 г. роман «Жермини Ласерте» о трагической судьбе про­стой служанки, братья Эдмон и Жюль де Гонкур писали в

предисловии: «Живя в XIX веке, в эпоху всеобщего голосования, демократии, либерализма, мы задали себе вопрос: неужели так называемые "низкие классы" не имеют право на роман, неужели этот низший "свет" — народ — должен оставаться под литератур­ным запрещением и пользоваться презрением авторов, обходив­ших до сих пор молчанием душу и сердце, которые у него могут оказаться?».

Образ обыкновенного человека был не лишен налета сенти­ментальности, и понятны предостережения Джордж Элиот, счи­тавшей, что жизнь простых людей надо изображать без идеали­зации.

Совсем иначе интеллигентное общество относилось к филис­терам. Это слово, в 1830-е годы перекочевавшее из немецкого в другие европейские языки (нем. Philister, англ. philistine, фр. philistin, т.е. «филистимлянин»), первоначально бытовало в студенческом жаргоне, обозначая тех, кто часто прогуливает лекции в универ­ситете. Новое его значение — «обыватель, придерживающийся вульгарных взглядов, лицемерной нравственности, бездарный и самодовольный». Филистер воплощал качества, наиболее ненави­димые создателями европейской культуры XIX в. Разбойник мог предстать благородным («Жан Сбогар» Ш.Нодье), убийца — до­стойным сострадания («Кармен» П. Мериме), падшая женщина — жертвой или даже героиней («Марьон Делорм» и «Отверженные» В.Гюго, «Дама с камелиями» А.Дюма-сына), но филистер был предметом только сатиры и презрения.

Крупнейший немецкий романтик Э. Т. А. Гофман со свойствен­ной ему иронией провел разделение общества на «музыкантов» и «просто хороших людей». «Музыканты» — это романтики, идеа­листы, творческие люди, гении, «просто хорошие люди» — это филистеры. В Англии в годы правления королевы Виктории (1837—1901) характерный уклад жизни — «викторианство» ~ был пронизан филистерским началом, что дало пищу для раз­вития английской сатиры.

У Г.Флобера филистер обрел вид некоего буржуа, записавше­го для себя в алфавитном порядке около 700 изречений — баналь­ностей и стереотипов, которыми можно руководствоваться в жизни {«Лексикон прописных истин», 1872, опубл. в 1910). Вот некоторые из них: «Англичане. — Все богаты»; «Библиотека. — Необходимо иметь у себя дома, особенно когда живешь в деревне»; «Гений. — Не следует им восторгаться, это — невроз»; «Дворянство. — Пре­зирать его и завидовать ему»; «Дети. — При гостях проявлять к ним лирическую нежность»; «Должность. — Должности надо всегда просить»; «Думать. — Мучительно," обычно приходится думать о покинутом»; «Жалость. — Воздерживаться»; «Змеи. — Ядовиты»; «Знаменитость. — Интересоваться малейшими подробностями ча­стной жизни знаменитых людей, чтобы потом иметь возможность

их поносить»; «Идеал. — Совершенно бесполезен»; «Кружок. — Надо всегда состоять членом кружка»; «Литература. — Занятие праз­дных»; «Лоб. — Широкий и лысый — признак гениальности»; «Ма­киавелли. — Не читая, считать его злодеем»; «Оригинальное. — Смеяться над всем оригинальным, ненавидеть, ругать и, если можно, истреблять»; «Поэзия. — Совершенно не нужна, вышла из моды»; «Поэт. — Благородный синоним бездельника, мечтате­ля»; «Ученые. — Издеваться над ними»; «Эпоха (современная). — Ругать. — Жаловаться на отсутствие в ней поэзии. — Называть ее переходной, эпохой декаданса». Флобер, создавая своего рода эн­циклопедию филистерства, отразил существенную сторону куль­турной жизни Европы, которая получит развитие и в XX в.

Разновидность филистера — английский сноб {snob — «выскоч­ка, мещанин»). В Англии выходил журнал «Сноб», в котором, еще учась в Кембридже, сотрудничал У. М.Теккерей. Позже в «Кни­ге снобов» (1846— 1847) он обстоятельно раскрыл понятия «сноб» и «снобизм». «Сноб — это лягушка, которая стремится раздуться до уровня быка», тот, «кто подло преклоняется перед подлым явлением». Снобов можно найти и среди мелких торговцев, и сре­ди военных, и в университетах, и в аристократических салонах, и в королевском дворце (очерк «Царственный сноб»). Сноб рабо­лепствует перед вышестоящими и презирает тех, кто стоит ниже его по общественной лестнице. Он претендует на избранность, оставаясь ничтожеством.

Значимость фигуры филистера подтверждается курьезным фак­том: один из наиболее популярных стилей эпохи (прежде всего в области быта, но также и искусства) впоследствии получил на­звание, связанное именно с этим образом. Это стиль бидермейер. Biedermeier (нем. «бравый господин Мейер», филистер) — фами­лия вымышленного персонажа из поэтического сборника немец­кого поэта Людвига Эйхродта «Biedermeiers Liederlust» {«Бидермей- еровское песенное сладострастие»), вышедшего в 1870 г., но отдельные части которого получили известность начиная с 1850 г. Эйхродт создал пародию на реальное лицо — Самуэля Фридриха Заутера, старого учителя, писавшего наивные, трогательные сти­хи (на одно из его стихотворений создали романсы Бетховен и Шуберт). Эйхродт в своей карикатуре подчеркнул филистерство, обывательскую примитивность мышления Бидермейера, ставше­го своего рода пародийным символом эпохи.

Бидермейер — последний крупный стиль европейского быта, сменившийся безудержной эклектикой вплоть до модерна конца XIX в. Ручной труд вытесняется машинным производством, но­вые хозяева жизни — разбогатевшие буржуа («нувориши», от фр. nouveau riche — «новый богач») подменяют требования художе­ственного вкуса требованием комфорта, что и нашло отражение в бидермейере. Центр бидермейера — Австрия (1815—1848), затем

Германия, Швейцария, откуда он распространяется по всей Ев­ропе. Во внешнем облике новых вещей отразилось техническое открытие, сделанное около 1830 г. австрийским промышленни­ком Михелем Тонетом: он научился гнуть в водяном пару клее­ную дубовую фанеру (позже — и трубчатые деревянные детали), что позволило изготовлять легкую и изящную мебель (например, знаменитые «венские стулья»), в которой на смену классицисти­ческой строгости и величественности приходит естественность изогнутых форм, говорящих об интимности, комфорте и прак­тичности. Венгерский исследователь стилей мебели Дюла Кес так охарактеризовал новый стиль: «Стиль бидермейер очень поучите­лен. Он может служить, в частности, примером тому, как опреде­ленная эпоха при помощи относительно скромных средств реша­ет проблему жилого интерьера, гармонизирующего со всем укладом жизни данного класса, как унаследованные традиции перераба­тываются в соответствии с требованиями и вкусами времени и т.д. <...> Никогда еще мебель не была столь "мебельной" по характе­ру, т. е. свободной от архитектурных форм и чужеродного декора. Критерием качественности мебели теперь считаются удобство форм и безукоризненная столярная работа. <...> Никогда еще в жилых помещениях не хранилось столько сентиментальных, наивных су­вениров и украшений, музыкальных часов и вышивок, как в этих дышащих романтикой комнатах, в которых под аккомпанемент спинетов распевали трогательные песни Шуберта». Один из при­знаков бидермейера — появление в буржуазном доме «чистой ком­наты» (нем. Gute Stube). «Обставленные с особой заботой, эти «вос­кресные» комнаты, возникшие в подражание аристократическим салонам, предназначались для приема гостей, для целей «репре­зентации». Позднее обычай содержать «чистую комнату» перешел и в крестьянский быт, где продержался до самого последнего вре­мени» (Д. Кес).

Но это все же был стиль. Вскоре в него вклинились элементы неоготики, затем (во второй половине века) «второго рококо», неоампира, неоренессанса. Мир вещей, окружающих человека XIX в., — мебель, архитектура, улицы, парки, кареты, книги, газеты, безделушки — все несет на себе печать эклектики.

На этом фоне исключительным явлением выглядит деятель­ность английского писателя и художника Уильяма Морриса, ко­торый, опираясь на труды Джона Рескина и опыт художников-прерафаэлитов, в 1861 г. создал предприятие по изготовлению предметов быта (мебели, ковров, обоев, витражей, книг), где обезличенному машинному производству был противопоставлен ручной труд художников-дизайнеров, опиравшихся на традиции средневековых цехов. Эстетическое движение «Arts and Crafts» {«Ис­кусства и ремесла»), выросшее из этого начинания (с 1888 г.), отстаивало «новый английский стиль» (или «стиль Студио» — по

названию выпускавшегося художниками журнала «The Studio»), в котором широко использовались мотивы средневекового искус­ства. У. Моррис обосновывал свой подход к быту не только в ста­тьях, но и в получившем широкую известность утопическом ро­мане «Вести ниоткуда» (1891). Его девиз «Красота и удобство» свидетельствует о том, что он не отвергал практичности бидер-мейера, но на первое место ставил эстетический принцип.

Достижение XIX в. — формирование особого детского мира. Еще на рубеже XVIII —XIX вв. в домах аристократов появляются дет­ские комнаты. Педагогика вслед за Руссо развивала мысль о том, что нельзя считать ребенка просто маленьким, недоразвившимся взрослым, детство и юность имеют свою собственную ценность. Появляются специальная детская одежда, книги для детского чте­ния, игрушки. К сожалению, на протяжении всего века в семьях и школах сохраняются и такие предметы «детского мира», как роз­ги, линейки, используемые для битья, и т.д. (их применения не исключали даже крупнейшие педагоги, например И.Ф. Гербарт, несмотря на испытанное им влияние трудов Руссо и Песталоцци). Создание предметов «детского мира» постепенно превращается в настоящую индустрию.

В XIX в. все более очевидно стремление европейцев к индивиду­ализму как стилю жизни. «Ты ничего не должен мне, но зато и я ничего не должен тебе» — так можно сформулировать жизненный уклад и в элите, и в других слоях общества. Капиталистическая конкуренция усиливает эту тенденцию. Однако на фоне укрепле­ния индивидуалистических позиций сохраняются тенденции к объединению, развиваются новые его формы, меняют содержа­ние старые. Так, сохраняется форма салонов как центров обще­ния. Но теперь наряду с традиционными аристократическими все большую роль играют салоны, в которых посетители знакомятся с произведениями живописи, музыки, литературы, технически­ми новинками.

Романтизм ввел моду на объединение в кружки. Их участники, в большинстве своем молодые люди, были в них связаны как общи­ми интересами, так и дружескими отношениями. Собираясь обыч­но в определенный день недели в доме или на квартире у лидера, члены кружков обсуждали волнующие их проблемы, проверяли впе­чатление от новых произведений, создавали совместные манифес­ты. Таковы парижские кружки Нодье, Делеклюза, Гюго.

В Англии в 1848 г. возникло братство прерафаэлитов — худож­ников, взявших за образец средневековое искусство (до Рафаэля). Братство — тоже своего рода кружок, но отмеченный еще более сплоченной общностью, напоминающей о коммунах утопистов.

В XIX в. формой объединения, нередко стихийного, были на­родные, рабочие движения — луддиты в Англии (1811), греческое освободительное движение (1821 — 1829), английский чартизм,

выдвинувший требование всеобщего избирательного права (нача­ло — 1836, высшая точка — 1848), революционные движения на­родов Европы в 1848— 1849 гг. и др.

Культура XIX в. в наибольшей степени, по сравнению с культу­рой предыдущих эпох, отмечена ростом цивилизационных процес­сов, которые становятся доминирующими.

Прежде всего заметна тенденция к обеспечению коммуникации людей. Так, в 1820 г. не было железных дорог, а к концу века они были построены во всех крупных европейских государствах. В на­чале века для передачи сообщений на большие расстояния требо­вались недели, в 1837 г. англичане Чарлз Уитстоун и Уильям Кук запатентовали новое изобретение — электрический телеграф (в том же году американец Сэмюель Морзе предложил телеграфный код — «азбуку Морзе»), и через некоторое время для передачи информации по телеграфу требовались секунды.

В 1838 г. организуется регулярное пароходное сообщение через Атлантический океан. В 1840 г. в Англии вводятся почтовые марки (до этого письма оплачивались адресатом), это новшество сказа­лось на росте корреспонденции. В 1841 г. англичанин Томас Кук открыл первое агентство путешествий (travel agency). В 1871 г. через Альпы был проложен первый большой железнодорожный тун­нель. Развитие возможностей общения можно увидеть и в распро­странении даггеротипов (ранней разновидности фотографии), изобретение которых принадлежит Луи Даггеру (1838).

Техника меняет условия труда. Среди изобретений, улучшив­ших положение огромного отряда рабочих, создание англичани­ном Хамфри Дейви в 1815 г. шахтерской лампы с закрытым огнем. Одни технические новшества порождают другие. Создание М.Фа-радеем динамо-машины в 1831 г. заложило основы практического использования электричества. Изобретение шведом Й.Эрикссоном винта для корабля в 1836 г. продвинуло вперед кораблестроение. Создание в Англии Генри Бессемером «бессемеровского» способа получения стали (1856) сказалось на многих областях европей­ской жизни — от производства оружия до архитектуры и быта. В том же году английский химик Уильям Перкин изобрел первую искусственную краску — начинается новая эпоха в текстильном деле и других областях, связанных с красителями.

Изобретения касаются и сферы художественной культуры (при­меры многочисленны — от усовершенствования метронома вен­ским мастером И.Н.Мельцелем в 1816 г. до появления саксофо­на, созданного в 1841 г. бельгийцем Адольфом Саксом).

Европа гордится своими техническими достижениями, любу­ется ими на всемирных выставках (Лондон, 1851; Париж, 1869). Лондонская экспозиция развернута в специально построенном Хру­стальном дворце из стекла и стали — прообразе новой архитекту­ры и строительства.

Успехи техники приводят к тому, что европейцы живут все более комфортно и во все более искусственной среде. Своего рода символ расширения этого «искусственного мира» — изобретение в 1869 г. во Франции маргарина.

На территории Европы устанавливаются цивилизованные меж­государственные отношения. Войны в период с 1815 г. (разгром наполеоновской Франции коалицией европейских государств) до последней трети века (австро-прусская война 1866 г., франко-прусская война 1870 г.) не характерны, за исключением юга, где разворачивается борьба за независимость в Греции и Италии (Рос­сия при этом еще не включается в полной мере в европейское пространство, и в середине века Англия и Франция вступают в Крымскую войну 1853—1856 гг.). На смену великим полковод­цам — Наполеону, Веллингтону, Нельсону — приходят выдающие­ся дипломаты — Талейран, Меттерних, Пальмерстон. Образование новых государств (Бельгии в 1830 г., Италии и Румынии в 1861 г., Австро-Венгерской империи в 1867 г., даже созданной «железом и кровью» Германской империи в 1871 г.) было связано не с общеевропейскими, а с локальными конфликтами (революция­ми, войнами), немалую роль в этом процессе играла интенсивная дипломатическая деятельность. Революции 1830, 1832 и особенно 1848 гг. (восстания в Париже, Берлине, Будапеште, Праге, Вене, Каталонии, Валахии, Польше, пик чартистского движения в Ан­глии) подавляются в основном внутренними силами, общеевро­пейское революционное движение, таким образом, удается рас­членить и погасить. В течение века во многих странах идет разработка и переработка конституций, регламентирующих жизнь государств (пример — нидерландская конституция 1848 г.). Под напором бур­жуазно-демократических, народных движений расширяются пра­ва граждан. Так, в 1832 г. в Англии право голоса получает боль-шинство представителей среднего класса. Ограничивается эксплуатация. В Англии в 1819 г. труд несовершеннолетних был ограничен 12 часами в день, в 1842 г. был запрещен женский труд под землей. Шаги в этом направлении ослабляли напряжение в обществе, что способствовало его стабилизации, уменьшению сти­хийности.

Цивилизация обретает в межличностных отношениях форму ста­бильного правопорядка. В 1829 г. сэр Роберт Пил основывает в Лондоне Metropolitan Police Force (британскую полицию).

Судьи, прокуроры, адвокаты, стряпчие, судебные исполните­ли — характерные фигуры европейской жизни XIX в. Полицей­ский и чиновник — символы порядка, европейской цивилизо­ванности. Агрессивность вводится в определенные рамки, избыток энергии находит разрядку в цивилизованных формах, например в спорте (так, в 1867 г. маркиз де Квинсберри в Англии разрабаты­вает правила бокса).

Идея всемирности, развивавшаяся крупными мыслителями предшествующего периода, оборачивается идеей всемирного гос­подства. Впереди здесь United Kindom — возникшее в соответ­ствии с актом 1801 г. об объединении Великобритании и Ирлан­дии государство, распространившее свое влияние практически на все континенты. Продолжается колонизация внеевропейских стран: в 1840 г. — Новой Зеландии, в 1841 г. — Гонконга, в 1851 г. — Лагоса (в Нигерии), в 1855 г. —- Бирмы. Не отстает и Франция (1830 г. — Алжир, 1839 г. — Габон, 1842 г. — Гаити). Англичане ведут войну с сикхами в Индии (1845— 1849), с маори в Новой Зелан­дии (1845— 1875), с персами в Афганистане (1856— 1857), нередки столкновения европейских держав между собой на территориях вне Европы. Отношение к неевропейским народам насквозь европоцен-трично. На них почти не распространяются достижения европей­ской цивилизации. Законы других государств бесстыдно нарушают­ся. Так, поощряемая англичанами контрабандная торговля опиумом в Китае приводит сначала к первой опиумной войне между Англи­ей и Китаем (1839—1842), а затем и ко второй опиумной войне (1856— 1860). Позже в киплинговской формуле «Запад есть Запад, Восток есть Восток» отразится это характерное для XIX в. проти­вопоставление европейской цивилизации внеевропейскому миру. XIX век — век науки, торжества научного анализа (синтез науч­ных знаний — скорее характерная черта европейской культуры ру­бежа XIX—XX вв.). Мир воспринимается европейцами не столько в целом, сколько раздробленным на множество явлений, требую­щих изучения с помощью научных методов (прежде всего — на­блюдения и эксперимента). В XVIII в. наука — интеллектуальное занятие, а нередко и модное развлечение (достаточно сказать, что в домах великосветских дам — законодательниц салонов появились специальные комнаты, оборудованные ретортами и другими при­борами для проведения химических опытов). В XIX в. наука под вли­янием промышленной революции приобретает ярко выраженный практический характер, имеет прямой выход в технику. Так, фун­даментальные открытия в области электромагнетизма, сделанные М.Фарадеем, Д. Максвеллом, Г. Герцем, приводят к возникнове­нию новой отрасли — электротехники (а в конце века — и радио­техники). Практическое значение имело и открытие закона сохра­нения и превращения энергии (Р. Майер, Г. Гельмгольц, Д.Джоуль и др.). В свою очередь, новые технические изобретения позволяют значительно продвинуть научные исследования. Так, немецкий хи­мик Роберт Вильгельм Бунзен в 1841 г. изобрел угольно-цинковый гальванический элемент, с помощью которого получил в 1852 — 1855 гг. при электролизе хлоридов металлические магний, литий, кальций, стронций и барий. В 1854 г. он вместе с Р.Кирхгорфом начал изучать спектры пламени, окрашенного парами различных солей, в результате возникает новый раздел химии — спектраль-

ный анализ, применение которого позволяет его основателям от­крыть новые элементы — цезий (1860) и рубидий (1861). Химики XIX в. исследуют вещество поэлементно, что дает материал для величайшего открытия в области химии — периодического закона химических элементов Д. И. Менделеева (1869).

Наука разрабатывает частные законы, вытекающие из общих, в свою очередь установленные в XIX в. частные законы в дальней­шем рассматриваются как общие. Таковы первое и второе начала термодинамики, впервые установленные французом Никола Кар-но в работе «Размышление о движущей силе огня и о машинах, способных развивать эту силу» (1824). Первое начало термодина­мики, к формулировке которого он подошел, — частный случай закона сохранения энергии. Напротив, второе начало, окончатель­но сформулированное немецким ученым Рудольфом Клаузиусом в 1850 г. (тепло не может самопроизвольно переходить от более хо­лодного тела к более горячему так, чтобы ни в каких других телах не произошло никаких изменений), в дальнейшем, после того как Клаузиус в 1865 г. ввел понятие «энтропия» (тепловое состояние тела, затем — мера внутренней неупорядоченности си­стемы), приобрело общефилософское значение: энтропия (неупо­рядоченность) в замкнутых системах возрастает (или — в обрати­мых процессах — не изменяется).

В ученых практического склада есть что-то от чиновников и юристов. После открытия закона сохранения энергии заглох инте­рес к созданию perpetuum mobile («вечного двигателя»). «Бурным гениям» в прикладной науке нечего делать, и они устремляются в область наиболее абстрактного научного знания — в математику. Гениальный юноша—норвежец Нильс Генрик Абель, в 22 года до­казавший, что уравнения выше 4-й степени неразрешимы в ради­калах (1824), исследовавший так называемые абелевы интегралы, жил в нужде и умер непризнанный на 27-м году жизни. Француз Эварист Галуа, независимо от Абеля доказавший то же положе­ние об уравнениях выше 4-й степени, создавший общую теорию решения алгебраических уравнений («теорию Галуа»), умер в 20 лет. Математики направляют основные усилия на точность и до­казательность своей науки. Математики XIX в. не верят в очевид­ность ряда положений, стремятся каждое из них строго доказать, что потребовало создания новых теорий, в частности теории ир­рациональных чисел.

Совершается прорыв и в области геометрии. Вслед за Н.И.Ло­бачевским, создателем неэвклидовой геометрии (1826), немец Георг Фридрих Бернхард Риман в лекции «О гипотезах, лежащих в осно­вании геометрии» (1854, опубл. в 1867) рассмотрел геометрию как учение о многообразиях «-го порядка. Идея «риманова про­странства», вытекающая из такого подхода, сыграла огромную роль в науке XX в.

Математика при всей своей абстрактности привлекает ученых, стоящих перед конкретными техническими, научными задачами. Торжеством прикладной математики стало открытие 23 сентября 1846 г. немецким астрономом И. Галле планеты Нептун в соответ­ствии с расчетами, выполненными французом У. Леверье, исполь­зовавшим данные о неправильностях орбиты Урана (до него эти расчеты сделал англичанин Д.Адаме, но не доказал их наблюде­нием). Впервые планета была открыта «на кончике пера», а не в результате наблюдения.

В XIX в. дальнейшее развитие получают географические исследо­вания. Путешественники, мореплаватели оставляют все меньше бе­лых пятен на карте мира. После открытия Антарктиды 16 января 1820 г. русской экспедицией Ф.Ф.Беллинсгаузена и М.П.Лазаре­ва к ней устремились многочисленные исследователи, и в течение века контуры последнего неизвестного континента были нанесе­ны на географические карты. Развитие в XIX в. географии свиде­тельствует о специализации знания, формировании из разделов единой науки новых наук. Выдающуюся роль здесь сыграл немец­кий ученый и путешественник Александр Гумбольдт. Его труды начала века заложили основы ландшафтоведения, определили са­мостоятельность географии растений (берущей начало в трудах К.Линнея), климатологии (в 1817 г. ввел понятие об изотермах и т.д.). В середине века возникают океанография, зоогеография и другие частные географические науки.

Наиболее значительные успехи в XIX в. были достигнуты био­логами. Выдающееся событие — рождение теории клетки. В 1825 г. чешский ученый Ян Эвангелиста Пуркине (известный как созда­тель термина «протоплазма», 1839) открыл ядро яйцевой клетки, а в 1837 г. близко подошел к формулировке клеточной теории, изу­чая клеточную («зернистую») структуру тканей животных. В 1839 г. эту теорию выдвинул немецкий биолог Теодор Шванн в своем труде «Микроскопические исследования о соответствии в струк­туре и росте животных и растений». Хотя он не избежал ошибок (например, считал, что клетки образуются путем кристаллизации из аморфной цитоплазмы, а не путем деления), но главное, что ему удалось доказать, — единство живых организмов на клеточ­ном уровне, и это открытие сыграло огромную роль в дальней­шем развитии естественных наук, отразилось и в гуманитарных областях культуры XIX в. Естественно, оно не могло бы быть сде­лано без технического усовершенствования научных приборов, прежде всего микроскопов.

Биология обретает исторический аспект с началом всесторон­него исследования ископаемых растений и животных. Для обозна­чения этого направления в науке в 1825 г. французский ученый Дюкроте де Бленвиль ввел термин палеонтология. Еще ученик Ари­стотеля Теофраст обратил внимание на ископаемые останки рас-

тений, Леонардо да Винчи высказал гениальное предположение о том, что это не «игра природы», а остатки когда-то живших растений, на рубеже XVIII — XIX вв. англичанин У.Смит, фран­цузы Ж.Ламарк, Ж.Кювье и другие ученые изучают ископаемые растения и останки доисторических животных, что и приводит к осознанию существования доисторической жизни и необходимо­сти особой науки, ее изучающей, — палеонтологии. Жорж Кювье установил, что в каждом организме между твердыми и мягкими тканями выдерживается определенное соотношение («корреляция частей организма», раскрытая им в многотомных «Уроках сравни­тельной анатомии»). Современники говорили об ученом, что он может «по когтю восстановить льва». Это открытие позволило Кювье восстановить по скелетам облик древних обитателей зем­ли — огромных пресмыкающихся, вымерших много миллионов лет назад.

Важная особенность научной культуры XIX в. — установление специфического типа взаимосвязей: не синтез знаний, а исполь­зование данных одной науки для развития другой. Так, открытие Ж. Кювье сыграло огромную роль в развитии геологии. В начале века У. Смит, Ж. Кювье, А. Броньяр показали, что по ископае­мым останкам можно датировать геологические слои, в которых они обнаружены. В результате родился палеонтологический ме­тод, на основе которого в первой половине XIX в. была создана геохронологическая таблица слоев земной коры. В 1835 г. англий­ский геолог А. Седжвик в Уэльсе выделил слой, возраст которого составляет 430 — 510 млн лет, и назвал его «кембрий» («Cambria» — лат. название Уэльса). Этот слой — древнейший в палеозойской эре, длившейся 325 млн лет (палеозой — «древняя жизнь»). Были выделены более молодые мезозойская эра (длилась 115 млн лет), кайнозойская эра (длится 70 млн лет), более древний докембрий (протерозойская эра, длившаяся 700 млн лет), самая древняя ар­хейская эра (остатки организмов которой не найдены и ее дли­тельность не определена), в каждой эре были выделены периоды. Так, в четвертичном периоде кайнозойской эры, длящемся и сей­час, появляется человек.

Метод, открытый Ж. Кювье, позволил восстановить облик древ­нейших людей, останки которых были найдены в середине века (в 1856 г. под Неандерталем в Германии — неандертальца, в 1868 г. в Кро-Маньоне во Франции — кроманьонского человека, к кото­рому возводится homo sapiens — современный человек).

Все эти открытия теснейшим образом связаны с развитием эво­люционной теории. Уже в XVIII в. господствовавшему в науке креа­ционизму (утверждению неизменности природы, созданной Твор­цом) был противопоставлен трансформизм, признававший изменчивость природы (П. Гольбах, К. Гельвеций, Д.Дидро, Ж. Ла-метри). Выдвинутая И. Кантом теория формирования Солнечной

системы из газовой туманности, впервые поставившая проблему исторического развития небесных тел, подвигла Ж.Л.Бюффона связать историю развития жизни с историей Земли. Работы К. М. Бэ­ра, Э.Жоффруа Сент-Илера, а также Ж.Кювье (хотя он стоял на позициях креационизма) создали основу для формулирования эво­люционной теории. Ее первое изложение принадлежит французу Ж.Б.Ламарку (1809). Однако потребовалось провести огромную ра­боту от создания гибридов (начатого еще в 1717 г. англичанином Т. Фейрчайльдом) до получения данных палеонтологии и антро­пологии, чтобы учение об эволюции сложилось окончательно.

Это произошло в 1859 г., когда был опубликован главный труд Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбо­ра» (первый набросок его учения относится к 1842 г., первое со­общение в печати — к 1858 г.). Дарвин обобщил огромное количе­ство известных науке фактов, собственные наблюдения, сделанные в ходе кругосветного путешествия на корабле «Бигл» (1831 — 1836) и в последующие годы. По Дарвину, в основе эволюции лежат три неразрывно связанных фактора — изменчивость, наследственность и естественный отбор. Изменчивость обеспечивает приспособле­ние организмов к меняющимся внешним условиям, наследствен­ность закрепляет приобретенные особенности, естественный от­бор вытекает из борьбы за существование (дарвиновское выражение «struggle for life» — «борьба за жизнь»). Дарвин установил взаимо­зависимость между онтогенезом (индивидуальным развитием осо­би) и филогенезом (развитием ее предков). В 1866 г. немецкий ученый Эрнст Геккель сформулировал эту зависимость в виде био­генетического закона, утверждающего, что онтогенез (особенно в зародышевой форме) повторяет филогенез. Теория Дарвина име­ла огромное значение не только для частных наук, но и для ново­го философского взгляда на действительность: она отвергала те­леологические воззрения (представление о движении мира к некой цели), определявшие мировоззрение предшествовавших эпох, ус­танавливала примат причинно-следственных отношений — прин­цип детерминизма.

Становление эволюционизма совпало с появлением нового об­ширного материала по истории культуры. В 1822 г. француз Жан Франсуа Шамполион расшифровал первые иероглифы древнееги­петского текста на «розетском камне», найденном в 1799 г. сапе­рами Наполеона близ г. Розетты в Египте. Два первых прочтенных им слова — «Птолемей» и «Клеопатра» — стали отправной точкой в знакомстве с письменными памятниками Древнего Египта. Пе­ред европейцами открылся новый мир — намного более древний, чем античный, а ретроспектива истории человечества увеличи­лась на много столетий. Найденный археологический материал позволил представить не только жизнь древних цивилизаций (еги­петской, месопотамской, а в конце века — минойской), но и

первобытных людей. Еще Лукреций разделил историю на камен­ный, бронзовый и железный века. В 1836 г. датский археолог Х.Том-сен, сохранив эти названия, подтвердил это разделение данными археологии. В 1865 г. английский археолог Д.Леббок предложил разделить каменный век на «палеолит» и «неолит» (позже появил­ся и термин «мезолит» для обозначения промежуточного перио­да). Французский археолог Г. Мортилье, последователь эволюци­онной теории Дарвина, в 1869— 1883 гг. выделил эпохи палеолита (шелль, ашель, мустье и др.), в результате всех этих усилий сло­жилась близкая к современной хронология истории и культуры человечества, дополнившая биологическую и геологическую хро­нологию Земли.

Частным случаем эволюционного подхода можно считать срав­нительно-исторический метод, сложившийся в языкознании XIX в. У его истоков стояли братья Шлегели, В.Гумбольдт, Я.Гримм. Появляется представление не только о языковых семьях, но и о едином предке большинства европейских языков и об их генети­ческом сходстве с языками Индии, незадолго до середины века возникает и термин «индоевропейские языки». Немецкий линг­вист Август Шлейхер, автор двухтомного «Компендия сравнитель­ной грамматики индогерманских языков» (1861 — 1862), подобно Кювье, предпринял попытку реконструкции праязыка по мате­риалам, которые дают родственные языки (на гипотетическом ин-догерманском, т.е. индоевропейском языке он написал басню). Ему же принадлежит труд «Теория Дарвина в применении к науке о языке» (1863), раскрывающая тесную связь сравнительно-истори­ческого метода с эволюционным учением.

Дарвинизм повлиял и на исследование общественных процес­сов (социал-дарвинизм, переносивший идею борьбы за существо­вание на общественные отношения). Но наибольшее значение в этой сфере науки имели труды французских историков Ф. Гизо, О.Тьери, А.Тьера, которые начиная с 1820-х годов разработали учение о классах общества и классовой борьбе; возникновение со­циологии как науки об обществе (термин предложен Огюстом Кон-том); возникновение и развитие исторического материализма К.Маркса и Ф.Энгельса — марксистской теории общественного развития. Основоположники марксизма стремились преодолеть в своем учении идеализм немецкой классической философии, ме­тафизичность и механицизм просветителей, утопизм создателей утопического социализма (Оуэн, Фурье, Сен-Симон). В этих на­мерениях прослеживаются общие предпочтения европейской на­учной мысли середины и второй половины века.

Так, в частности, переход от отдельной личности к обществен­ным движениям и тенденциям характерен для культурно-истори­ческой школы в литературоведении и искусствознании. Один из ее основоположников, француз Ипполит Тэн, во введении к 1-му

тому «Истории английской литературы» (1863) изложил учение о трех факторах, определяющих жизнь человека, — «раса, среда и момент» (это положение впоследствии станет краеугольным кам­нем натурализма). Если один из создателей литературоведения как науки Ш.О.Сент-Бев в соответствии с выдвинутым им биографи­ческим методом основное внимание уделял личности писателя, Тэн и его последователи (Геттнер в Германии, Брандес в Дании) описывали направления и течения, в которых отдельному худож­нику, его жизни, внутреннему миру не придавалось уже такого большого значения. Даже в психологии, только еще формирую­щейся, уже в 1859 г. складывается особая область — социальная психология, также переносящая акцент с отдельной личности на общественные группы.

Наука XIX в. открыла европейцам целый новый мир, подобно тому как великие географические открытия эпохи Возрождения изменили их представления о Земле. Однако в какой мере средний европеец был знаком с грандиозными достижениями науки? Оче­видно, в самой малой. В сфере образования царила классическая гимназия по образцу той, какую еще в 1538 г. открыл в Страсбур­ге И.Штурм. Доступ простым людям к науке был закрыт. Женщи­ны, даже из знатных и состоятельных семей, получали доступ к знаниям с большим трудом, ибо их удел был определен обще­ством однозначно: «Kinder, Kuche, Kleider, Kirche» («Дети, кух­ня, платья, церковь», или «четыре К», — печально известная фор­мула немецкого кайзера Вильгельма II). В низовой среде сохраняется и нередко усиливается религиозность. Откликом на нее можно считать признание в 1870 г. папы римского непогрешимым. Цер­ковь самым решительным образом осудила теорию Дарвина о про­исхождении человека из обезьяны (только в наши дни, в 1996 г., папа римский признал правоту этой теории, однако примени­тельно к телу человека, душа по-прежнему рассматривается со­зданием Бога). Благодаря успехам техники в XIX в. значительно расширяется книгопечатание, появляется множество газет и жур­налов, но научные идеи не слишком интересуют ни издателей, ни читателей (за исключением скандалов). Сами ученые не имеют достаточно информации о том, что делают их коллеги. Австриец Грегор Иоганн Мендель, августинский монах, выявил закономер­ности в наследовании родительских признаков, положившие нача­ло науке генетике, опубликовал итоги исследований в 1866 г., а обратили на них внимание только через 35 лет. Огюст Конт начал публиковать свой «Курс позитивной философии» в 1830 г., а был признан только во второй половине века. Поэтому нередко уче­ные параллельно работали над одними и теми же проблемами, как Абель и Галуа в математике, Леверье и Адаме в астрономии. Осложняла положение и борьба школ в науке. Так, спор Ж. Кю­вье и Э.Жоффруа Сент-Илера в 1830 г., формально выигранный

Кювье, надолго остановил разработку эволюционной теории. Од­нако главные достижения науки в итоге получили не только при­знание, но и развитие в научной мысли конца XIX и XX в., ока­зали влияние на философию и художественную культуру, технику и быт европейцев и других народов планеты.

Наиболее значительные достижения в области искусства свя­заны с литературой, музыкой, живописью, оперой, балетом, популярен цирк (первое цирковое здание было построено в Лон­доне Филиппом Эстли в 1768 г., и с этого времени в Европе начинается возрождение забытого искусства). Заметно скромнее по сравнению с XVII —XVIII вв. достижения архитектуры, в кото­рой доминирует эклектика художественных форм, скульптуры, в известной степени драматического театра, где царят мелодрама и водевиль.

Широкое развитие получает «низовое» искусство — «бульвар­ный роман», роман-фельетон, мелодрама, водевиль, пантомима, кафешантан, ревю и т.д. Дитя века — новый вид развлекательного искусства, оперетта. Создание этого слова (operetta — итал. «ма­ленькая опера») приписывается Моцарту (нем. Operette), но ее возникновение относится к 1850-м годам н связано прежде всего с именем Жака Оффенбаха. Одна из оперетт Оффенбаха называ­ется «Парижская жизнь» (1866). «La vie parisienne» — особое на­правление, появившееся в искусстве французской столицы, созда­вавшее стиль жизни, полной безудержного веселья, беззаботности, богемности, быстрых ритмов, неглубоких чувств, и ощущения пья­нящего дыхания большого города, полного неожиданностей, странностей и очарования, столицы художников и авантюри­стов — Парижа. Этот стиль оказал несомненное влияние на евро­пейцев. Так, жители Будапешта (возникшего в 1872 г. из имевших многовековую историю Буды, Пешта и Обуды) называли свой город «вторым Парижем», воспроизводя некоторые приметы «1а vie parisienne».

Главные художественные системы, получившие развитие в ис­кусстве XIX в., — романтизм и реализм.

£дмшшмЩ складывается около 1795 г. практически одновре­менно в Германии, Англии, Франции, к этому же году относится и появление термина (в трудах Ф. Шлегеля) для обозначения но­вого художественного направления, ориентирующегося на лите­ратуру христианской Европы (Данте, Шекспир, Кальдерон, Гёте), а не на античные образцы. В 1810— 1820-е годы возникает мощное романтическое движение в литературе (Э. Т. А. Гофман, Г. Гейне в Германии, Д. Г. Байрон, П. Б. Шелли, Д. Ките, В. Скотт в Англии, А.Ламартин, А.де Виньи, В.Гюго во Франции, А.Мандзони, Д.Ле-опарди в Италии, А.Мицкевич в Польше), музыке (Ф.Шуберт в Австрии, Н.Паганини в Италии, К.М. фон Вебер в Германии), живописи (Т.Жерико, Э.Делакруа во Франции, Д. Констебл в Ан-

глии, К.Д.Фридрих в Германии). В 1830— 1840-е годы романтизм достигает зрелости, в искусство входят Жорж Санд, А.де Мюссе, Р.Шуман, Г.Берлиоз, Г.Доницетти, В.Беллини, Ф.Шопен, Ф.Лист, У.Тернер и другие выдающиеся представители этого на­правления. Во второй половине века романтизм вступает в по­зднюю стадию своего развития, однако «Отверженные» В. Гюго (1862) и оперы Р.Вагнера показывают его огромные возможно­сти и в это неблагоприятное для него время.

В основе художественного метода романтизма лежит двое-мирие — представление о противоположности идеала и действи­тельности. Сами эти понятия не новы для искусства. Но роман­тики по-новому понимают и идеал, и действительность, и их противоположность. Они отрицают классицистическое представ­ление о том, что идеал постижим, конкретен, достижим и уже был достигнут в античном искусстве, из чего вытекал способ его воплощения через подражание античным образцам. Для романти­ков идеал — это нечто прекрасное, совершенное, но абсолют­ное, таинственное, туманное, непостижимое разумом и недо­стижимое. Напротив, действительность конкретна, низка, безобразна и преходяща, она достойна только отрицания. Про­тиворечие между идеалом и действительностью абсолютизирует­ся, это непреодолимая пропасть. Отсюда понимание цели искус­ства: «Искусство не есть изображение реальной действительности, а искание идеальной правды» (Жорж Санд). Приблизиться к по­стижению идеала нельзя с помощью разума и науки, он досту­пен только интуиции и искусству. Из этого представления выте­кает особая миссия художника — нового вождя человечества — и особый способ его существования и творческой деятельнос­ти: художник не подчиняется никаким правилам, он свободен, главное в художнике — это талант и вдохновение. Абсолютность идеала приводит к абсолютизации моральных категорий (добра и зла), титанизму романтических образов в противовес нич­тожности толпы. Романтизм типизирует через исключительное, через неповторимую индивидуальность (что приводит к разви­тию романтического психологизма, позволяющего раскрывать внутренний мир человека с невиданной степенью индивидуа­лизации, но человека романтического, исключительного). Вик­тор Гюго, в «Предисловии к «Кромвелю» (1827) изложивший программу французского романтизма, говорил об искусстве как зеркале, но не простом, а концентрирующем. Этот образ хоро­шо передает принцип типизации через исключительное.

Действительность относительна и преходяща — и романтики выдвигают необычайно важное положение для всей культуры XIX в.: «Прекрасно то, что ново». Не случайно один из основопо­ложников немецкого романтизма Фридрих фон Гарденберг взял себе псевдоним Новалис (лат. novalis — «целина, новь»).

 

Другое следствие — развитие принципа историзма. Романтиче­ский историзм (в произведениях В. Скотта и несколько иначе у французов Виньи и Гюго) порывает с представлением об исто­рии как источнике примеров, образцов, уроков для современно­сти; возникает интерес к историческим эпохам как таковым, преж­де всего переломным, когда становится очевидным действие законов развития общества, значение народных движений — при­том что темную, аморфную массу должен направлять романти­ческий герой — вождь; для романтиков характерен показ иного, чуждого, не совпадающего с современным мира и людей в их обыденной жизни («исторический колорит», «местный колорит», ориентализм и т.д.). Но действительность также низка, консерва­тивна, поэтому для романтиков прекрасно то, что не соответ­ствует действительности, — фантастическое.

Яркий пример воплощения в искусстве идеи романтического двоемирия — балет А.Адана «Жизель», поставленный в париж­ской Королевской академии музыки 28 июня 1841 г. Основной автор либретто Теофиль Готье разделил балет на два акта, в пер­вом события разворачиваются в реальном плане, во втором — в фантастическом (душа Жизель, умершей от несчастной любви к Альберу, спасает возлюбленного, пришедшего к ее могиле и по­павшего во власть безжалостных вилис — душ таких же в про­шлом несчастных девушек). Чтобы подчеркнуть различие двух ми­ров, балетмейстеры Ж. Коралли и Ж. Перро поставили во втором акте исполнительницу партии Жизель К. Гризи на пуанты, позво­ляющие танцевать на кончиках пальцев, в то время как в первом акте она танцевала на полупальцах. Переход от полупальцев к пальцам — это переход из земного мира в потусторонний, при­зрачный, нематериальный, фантастический.

Романтики разрушают не только чистоту жанров, но и чистоту видов искусства, как бы доказывая, что содержание, передача которого доступна какому-либо виду, может быть передано сред­ствами других искусств. Г. Э.Лессинг в просветительском трактате «Лаокоон, или о границах живописи и поэзии» (1766) утверждал, что живопись не может передать то, что дано литературе, и на­оборот. Романтики спорят с таким подходом. Они пишут программ­ную музыку, т. е. музыку, использующую средства литературы: пер­сонажи, сюжет и т.д. Такова, например, «Фантастическая симфония» Г. Берлиоза (1830). Поэты утверждают принцип живо­писности (Байрон, Гюго), художники ищут средства передать дви­жение на полотне (Делакруа, Тернер).

Складывается романтический стиль, коснувшийся не только ис­кусства, но даже и манеры мыслить и чувствовать, его черты об­наруживаются в социальных утопиях и экономических теориях, истории и палеонтологии, революционных движениях и государ­ственной политике.

Реализм (позже названный критическим реализмом) — вторая идущая художественная система в искусстве XIX в. Он развива­йся параллельно с романтизмом и в тесном взаимодействии с шм, в 1820 годы реалисты включаются в романтическое движе­ние. В 1830— 1840-е годы реализм окончательно обретает свое лицо, чо плодотворно взаимодействует с романтизмом. Их противостоя­ние возникает в середине века.

Наиболее значительны достижения реализма в литературе, прежде всего в прозе (Ф.Стендаль, О.Бальзак, П. Мериме во Фран­ции, Ч.Диккенс, У. М.Теккерей в Англии), в живописи (фран­цузские художники О.Домье, Г. Курбе). Во второй половине века наряду с продолжающими писать Диккенсом и Теккереем выдви­гается новый лидер реалистической литературы — французский писатель Гюстав Флобер. Реалистические очерки, рассеянные по многочисленным газетам и журналам Европы, сатирические ка­рикатуры, песни, драмы реалистического толка и т.д. создают фон для этих классиков реализма.

Характерная особенность: романтизм начинается с формулиро­вания теории, создания термина для определения возникающего направления, реализм же, напротив, с художественного творче­ства. Классики реализма первой половины века не называют себя реалистами. Так, Стендаль считал себя романтиком, Бальзак отно­сил свое творчество к эклектическому направлению (в которое вклю­чал и Жорж Санд). Даже в конце века такой авторитетный литера­туровед, как Эмиль Фаге, относил Стендаля к классицизму, неизбежно признавая его второстепенным автором, и резко крити­ковал эклектический стиль Бальзака, не осознавая специфики ре­алистического искусства. Термин «реализм» появился в 1856— 1857 годы, когда во Франции Шанфлери (псевдоним Жюля Юссона) выпустил сборник статей «Реализм», а его соратник Луи Эмиль Эдмон Дюранти вместе с критиком А.Ассеза выпустил 6 номеров журнала под тем же названием. Тогда же Жорж Санд опубликовала статью «Реализм» (1857), в которой со всей определенностью обо­значилась противоположность позиций романтиков и реалистов.

Огромную роль в развитии нового художественного метода сыг­рали достижения науки XIX в., что подчеркивает культурные взаи­мосвязи различных сфер духовной жизни европейцев. Сравнивая отношение романтика и реалиста к какому-либо факту социаль­ной несправедливости, можно заметить, что романтик выразил бы свое возмущение, а реалист прежде всего попытался бы рас­крыть причины, породившие этот факт, т.е. подошел бы к нему с позиций науки. Отсюда критический характер реалистического искусства, нередкое обращение к сатире, столь ярко проявивше­еся в «Ярмарке тщеславия» У.М.Теккерея (с подзаголовком «Ро­ман без героя»), в романах Ч.Диккенса, карикатурах О.Домье, песнях П.Ж.Беранже, стихах и поэмах Г.Гейне.

Значительный след в сознании реалистов оставил метод Кювье. Так, П.Мериме писал И.С.Тургеневу (10. XII. 1868): «Для меня нет задачи интереснее, чем обстоятельнейший анализ историче­ского персонажа. Мне кажется, можно добиться воссоздания че­ловека минувших эпох способом, аналогичным тому, каким вос­пользовался Кювье для восстановления мегатерия и многих вымерших животных. Законы аналогии так же непререкаемы для внутреннего облика, как и для внешнего». Возможность «по когтю восстановить льва» лежит в основе принципа реалистической типи­зации (через частное давать общее), определяет значимость реали­стической детали.

Учение об эволюции видов, развивавшееся в первой полови­не века Жоффруа Сент-Илером, координируется с реалистичес­кой идеей развития, а также с идеей видов (социальных типов). Не случайно самое крупное достижение европейского реализма — «Человеческая комедия» О.Бальзака, включающая в себя 95 про­изведений, была посвящена Жоффруа Сент-Илеру. В манифесте реалистического искусства — «Предисловии к "Человеческой ко­медии"» (1841) — Бальзак писал: «Живое существо — это осно­ва, получающая свою внешнюю форму, или, если говорить бо­лее точно, отличительные признаки своей формы в той среде, где ему назначено развиваться. Животные виды определяются этими различиями. Распространение и защита данной системы, согласованной, впрочем, с теми представлениями, которые мы создаем себе о божественной власти, будет вечной заслугой Жоф­фруа Сент-Илера... Проникнувшись этой системой, еще до воз­никновения тех споров, которые она возбудила, я понял, что в этом отношении общество подобно природе. Не создает ли об­щество из человека, соответственно среде, где он действует, столько же разнообразных видов, сколько их существует в жи­вотном мире? Различие между солдатом, рабочим, чиновником, адвокатом, бездельником, ученым, государственным деятелем, коммерсантом, моряком, поэтом, бедняком, священником так же значительно, хотя несколько труднее уловимо, как то, что отличает друг от друга волка, льва, осла, ворона, акулу, тюле­ня, овцу и т.д. Стало быть, существуют и всегда будут существо­вать виды в человеческом обществе, так же как существуют они в животном царстве».

Велико и влияние истории, трудов Гизо, Тьерри, Тьера, сфор­мулировавших представление о классах и их борьбе. Реалисты раз­вивают новый тип историзма, опираясь на эти открытия.

Диалектика Гегеля координируется у писателей-реалистов с диалектическим изображением жизни в борьбе противоречий. Не прошли они и мимо философии позитивизма. «Искренний реализм» 1850-х годов (Г. Курбе, Шанфлери, Дюранти) в духе философии О. Конта отрицал право художника на выход за пределы собствен-

ного опыта, главным принципом искусства объявляя «искрен­ность», достоверность воспроизводимого куска жизни.

Зерно реалистического метода и главное открытие реалистов точ­но определил Ф. Энгельс в письме к английской писательнице Мар­гарет Гаркнесс (апрель 1888 г.): «...Реализм предполагает, помимо правдивости деталей, правдивое воспроизведение типичных харак­теров в типичных обстоятельствах». Как это ни парадоксально, осо­бенно важен в этой фразе предлог в. И типичные (типические) характеры, и типичные (типические) обстоятельства в искусстве уже встречались. Реалисты установили закон, согласно которому типические (а не всякие) характеры формируются в типических (а не всяких) обстоятельствах, под их влиянием. Типическими ре­алисты считали социальные обстоятельства (в отличие от провоз­вестника натурализма Ипполита Тэна, введшего понятие «среды», т. е. всех обстоятельств, влияющих на человека, и несколько мелан­холически замечавшего: «Влияет также и климат»).

В произведениях реалистов второй половины века можно обнару­жить зародыши художественных направлений рубежа XIX— XX вв. — натурализма и импрессионизма у Флобера и Гонкуров, неоро­мантизма в поздних романах Диккенса. Испытавший влияние романтизма и реализма Шарль Бодлер стоял у истоков симво­лизма.

Одно из наиболее целостных выражений сущности культуры — универсальная картина мира. В XIX в. идея Единой Цепи Бытия, еще актуальная в предыдущем столетии, уже не может удовлетво­рить европейских мыслителей, так как она не содержит в себе представления о движении, развитии. Наиболее общие системы, отражающие новые культурные тенденции, нашли воплощение в идеалистической философии Гегеля и материалистической фило­софии Маркса и Энгельса: и в той и в другой присутствует диа­лектика, реализующая это представление.

Однако мысль о развитии на протяжении XIX в. породила и другие воззрения под влиянием научных открытий. Так, в 1812 г. Кювье, пораженный видом восстановленных им ископаемых жи­вотных, которых не с чем было сравнить в современной природе, выдвинул теорию катастроф, согласно которой мир периодиче­ски приходит к катастрофе, уничтожающей все живое, и требует­ся новый акт творения, чтобы снова появились живые организмы. На другом полюсе была эволюционная теория Э. Жоффруа Сент-Илера («Анатомическая философия», 1818— 1822; «Принципы зоо­логической философии», 1830), предполагавшая развитие мед­ленное, без скачков (позже Дарвин более определенно подчеркнет скачкообразный переход количества в качество при образовании

новых видов).

XIX век — столетие науки, которая оказала всестороннее воз­действие на культуру Европы. В особо влиятельной с середины

века философии позитивизма Огюста Конта и его последовате­лей (Э.Литтре, И.Тэн, Э. Ренан во Франции, Д.С.Милль, Г. Спенсер в Англии) содержалась мысль, что подлинное зна­ние — совокупный результат специальных наук, которые не нуж­даются в общей философии. Картина мира перестает быть уни­версальной, выделяется представление о естественно-научной картине мира (опыт ее построения представлен в труде Алек­сандра Гумбольдта «Космос. Эскиз физической картины мира» (в 4 т., 1845— 1858), которая, в свою очередь, дробится на соб­ственно физическую, биологическую, химическую и т.д. карти­ны мира.

В искусстве, воплощающем художественную картину мира, эта тенденция тоже прослеживается. Романтическое двоемирие — кон­цепция глобальная, но не детализированная, что связано с пред­ставлением об абсолютности и недостижимости идеала и отрица­нием действительности. Реализм здесь более независим от концепции. Самый цельный взгляд на мир принадлежит, очевид­но, Бальзаку, который в «Человеческой комедии» попытался со­единить достижения современной науки с мистическими взгля­дами Сведенборга, коснуться всех уровней жизни от быта до философии и религии. В «Предисловии к "Человеческой комедии"» он писал: «Мой труд имеет свою географию, так же как и свою генеалогию, свои семьи, свои местности, обстановку, действую­щих лиц и факты; также он имеет свой гербовник, свое дворян­ство и буржуазию, своих ремесленников и крестьян, политиков и денди, свою армию — словом, весь мир». Однако не случайно, разделив «Человеческую комедию» на три части, подобно «Боже­ственной комедии» Данте, писатель тем не менее не сделал их равными, в «Аналитических этюдах» он написал только 2 из 5 задуманных произведений, в «Философских этюдах» — 22 из 27, зато в «Этюдах нравов» — 71 из 111. Таким образом, и художе­ственная картина мира, более полная у Бальзака, чем у кого-либо из современников, как бы специализируется в создании социаль­ного портрета современного общества.

Распад целостной картины мира обнаруживается в теории ма­лых причин. Она нашла яркое выражение в школе французского драматурга Эжена Скриба, создателя «хорошо сделанной пьесы». В наиболее известном его произведении — пьесе «Стакан воды, или Причины и следствия» (1840) эта теория излагается устами ге­роя — знаменитого английского мыслителя и политического дея­теля XVIII в. Болингброка: «Никогда не надо пренебрегать ма­ленькими величинами, потому что через них мы приходим к большим. Вы полагаете, вероятно, как, впрочем, и большинство людей, что политические катастрофы, революции, падения им­перий вызываются серьезными, глубокими и важным причина­ми... Ошибка! Герои, великие люди покоряют государства и руко-

водят ими; но сами они, эти великие люди, находятся во власти своих страстей, своих прихотей, своего тщеславия, т.е. самых мел­ких и самых жалких человеческих чувств. <...> Великие следствия малых причин!.. Вот моя система!..»

Однако именно в искусстве можно обнаружить предвестие но­вого синтеза в представлениях о картине мира. Яркий пример — стихотворение Шарля Бодлера «Соответствия», вошедшее в сбор­ник «Цветы зла» (1857), в котором, возрождая древнюю концеп