Гласность, открытость (публичность) судебного разбирательства

Данные требования заслуженно рассматриваются в качестве непреложного свойства правосудия в демократическом обществе. Гласность является не только предпосылкой социального контроля за судебной властью, за тем, как вершится правосудие, но и условием, заставляющим судью контролировать свое поведение, «играть» роль судьи достойно. Судья должен быть как справедливым (по сути), так и своим поведением в открытом, гласном процессе подтверждать это качество. Суд над человеком предполагает его право быть услышанным судьей и согражданами, право объяснить им суть своих поступков и рассчитывать на понимание. В обстановке гласности значительно сложнее осудить невиновного человека или назначить ему несоразмерно суровое наказание. Открытость судебного разбирательства позволяет нивелировать получившие в последнее время распространение упреки в закрытости судебной власти, ее неподконтрольности народу. Двери судебных заседаний открыты для каждого и тот, кто желает увидеть, как вершится правосудие, имеет на это полное право. Все международные нормы, касающиеся отправления правосудия, указывают на гласность как на непременный элемент его справедливости.

Право на публичное разбирательство закреплено в ст. 10 Всеобщей Декларации, ст. 14 Международного Пакта и ст. 6 Европейской Конвенции. Европейский Суд отметил, что публичность (гласность, открытость) судебного разбирательства направлена на защиту сторон от тайного правосудия, не подпадающего под контроль общественности, и что она также является одним из средств сохранения доверия в судах всех уровней[*]. Статья 123 Конституции РФ гласит: «Разбирательство во всех судах открытое. Слушание дела в закрытом заседании допускается в случаях, предусмотренных федеральным законом».

Возможность проведения закрытых заседаний предусмотрена и международными нормами, причем в более широком объеме, нежели в российском законодательстве. Статья 18 УПК РСФСР разрешает проводить закрытое судебное разбирательство, когда необходимо предотвратить разглашение государственной тайны, по делам о преступлениях лиц, не достигших 16-летнего возраста, половых преступлениях, а также по другим делам в целях не разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц. Статья 9 ГПК разрешает закрыть судебное заседание в целях предотвращения разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц, а также для обеспечения тайны усыновления. Приговоры и решения суда во всех случаях провозглашаются публично. Согласно ч. 1 ст. 6 Европейской Конвенции «Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на все судебное заседание или часть его по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, если это требуется в интересах несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или — в той мере в какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда публичность нарушала бы интересы правосудия». Аналогичное положение содержится в ст. 14 Пакта, за исключением того, что Пакт в отличие от Конвенции разрешает не оглашать приговор или решение по гражданскому делу «когда интересы несовершеннолетних требуют другого или когда дело касается матримониальных споров или опеки над детьми».

В комментарии к ст. 6 говорится, что требование публичного оглашения судебного решения (приговора) «не должно толковаться буквально, как требование публично зачитать решение. Во всех случаях необходима соответствующая случаю форма открытости. В частности может оказаться достаточной сдача решения в канцелярию суда, где заинтересованное лицо может с ним ознакомится»[*]. Думается, что «соответствующая случаю форма решения» может пониматься и как возможность частичного оглашения приговора или решения. Например, полностью огласить резолютивную часть и сокращенно описательно-мотивировочную с тем, чтобы не оглашать того, ради чего заседание проводилось за закрытыми дверями. Поэтому следует поддержать позицию авторов проекта нового УПК РФ, которые в ч. 7 ст. 261 предусмотрели следующее правило: «Приговор суда провозглашается публично. В случае рассмотрения дела в закрытых заседаниях, по мотивированному определению (постановлению) суда может оглашаться только резолютивная часть приговора»[*].

Кроме того, следует обратить внимание и на более широкий круг оснований, позволяющих проводить закрытое судебное заседание. В судебной практике уже встречаются случаи, когда судебное заседание закрывается по той причине, что свидетели испытывали страх при даче показаний в присутствии публики. При этом судьи прямо ссылались на ст. 14 Пакта о гражданских и политических правах (ст. 6 Европейской Конвенции), в которой говорится о возможности закрытого слушания, «когда публичность нарушала бы интересы правосудия».

Так приговором Кировского областного суда от 4 ноября 1995 г. осуждена группа лиц, обвинявшихся в бандитизме, квалифицированном вымогательстве, похищении людей, а также других тяжких насильственных преступлений против личности. В ходе предварительного следствия со стороны обвиняемых высказывались угрозы расправой потерпевшим и свидетелям. Слушание дела было назначено в открытом судебном заседании. Однако в суд из 17 потерпевших явилось только двое. Остальные потерпевшие не явились из-за боязни угроз со стороны обвиняемых и их знакомых. Принимая это во внимание, судебная коллегия в целях обеспечения безопасности потерпевших 18 августа 1995 г. приняла решение о рассмотрении этого дела в закрытом судебном заседании. Рассматривая дела в кассационном порядке, Судебная коллегия Верховного Суда усмотрела нарушение ст. 18 УПК РСФСР, которая не предусматривает такого основания для проведения закрытого судебного заседания, в связи с чем приговор Кировского областного суда был отменен и дело направлено на новое рассмотрение.

Президиум Верховного Суда по протесту заместителя Председателя Верховного Суда рассмотрел это дело в порядке надзора и пришел в выводу, что согласно ст. 52 Конституции РФ права потерпевших от преступлений охраняются законом. Из ст. 15 Конституции РФ следует, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.

В соответствии со ст. 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. публика может не допускаться на судебное разбирательство, когда того требуют интересы правосудия. В связи с этим Президиум пришел к выводу, что Кировский областной суд правомерно принял решение о рассмотрении дела в закрытом судебном заседании[*].

Представляет интерес и позиция Европейского Суда, согласно которой п. 1 ст. 6 Конвенции позволяет любому лицу отказаться от своего права на публичное судебное разбирательство. Отказ должен быть заявлен по собственной воле и «недвусмысленным образом». Вместе с тем, такой отказ не обязателен для суда и «национальные судьи имеют определенные дискреционные полномочия в этом вопросе и могут не принять такой отказ, если слушание дела при закрытых дверях противоречит общественным интересам»[*].

Действительно, при решении вопросов гласности и открытости иногда сталкиваются два защищаемых законом интереса — личный и общественный. Достаточно часто личный, а иногда и профессиональный, коммерческий интерес требует конфиденциальности, а общественный — открытости. Конституция РФ гарантирует гражданам защиту их достоинства (ст. 21); неприкосновенность частной жизни (ст. 23), что значительно шире интимной жизни, защищаемый УПК и ГПК; запрещает использование и распространение информации о частной жизни лица без его на то согласие (ст. 24); разрешает ограничивать права и свободы граждан федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55). На этом основании В.А. Ржевский и Н.М. Чепурнова справедливо отмечают, что соблюдение гарантированных прав и свобод человека при открытом слушании уголовных и гражданских дел — уже не этический, а правовой элемент. Поэтому они предлагают предусмотреть в процессуальном законе право сторон ходатайствовать перед судом о слушании дела в закрытом судебном заседании и установить более широкий круг оснований, позволяющих суду провести закрытое судебное заседание[*].

Соглашаясь в принципе с такой позицией авторов, особенно, если иметь в виду приоритетность интересов личности перед интересами общества и государства, следует, тем не менее, учитывать, что сфера правосудия, особенно по уголовным делам — это особая сфера общественных отношений, где и Конституция РФ, и международные нормы допускают отступление от общих правил в части защиты от вмешательства в личную и семейную жизнь, сбор, хранение и использование информации о частной жизни лица без его согласия на это и др. В правосудии по уголовным делам приоритетным является принцип публичности, а не диспозитивности, позволяющий сторонам свободно распоряжаться, в том числе и процессуальными правами. Поэтому, поддерживая идею о необходимости предоставления сторонам как в гражданском, так и в уголовном процессе, права ходатайствовать о проведении закрытого судебного заседания, полагаю необходимым: предусмотреть в уголовном процессе, в отличие от гражданского, более узкие пределы удовлетворения таких ходатайств судом. Конечно, это осложняет положение суда, поскольку разрешить конфликт между личными и общественными интересами в зависимости от конкретных обстоятельств дела — далеко не простая задача, особенно если при этом нужно учитывать и противоречивые интересы сторон.

Разработчики проекта нового УПК РФ учли целый ряд моментов, связанных с гласностью судебного разбирательства и необходимостью более тщательного обеспечения личных и профессиональных тайн. В частности в п. 1 ст. 261 расширены основания проведения закрытого судебного заседания. В ней говорится: «Суд должен обеспечить открытое судебное разбирательство дел, за исключением случаев, когда это может привести к разглашению охраняемой законом государственной, военной, коммерческой или иной тайны».

Пункт 2 ст. 261 проекта УПК РФ сформулирован следующим образом: «Закрытое судебное разбирательство, кроме того, допускается по мотивированному определению (постановлению) суда по делам о преступлениях лиц, не достигших 16-летнего возраста, о половых и других преступлениях в целях предотвращения разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц либо сведений, унижающих их достоинство, а также в случаях, когда этого требуют интересы обеспечения безопасности участников процесса и свидетелей, членов их семей и близких родственников».

Пункт 4 указанной статьи проекта предусматривает: «В целях охраны тайны переписки и телеграфных сообщений личная переписка и личные телеграфные сообщения граждан могут быть оглашены в открытом судебном заседании только с согласия лиц, между которыми эта переписка и телеграфные сообщения происходили. В противном случае такая переписка и телеграфные сообщения оглашаются и исследуются в закрытом судебном заседании. Указанные правила применяются и при исследовании звуко-, видеозаписей, носящих личный характер».

Представляется, что применение п. 4 ст. 261 проекта УПК РФ вызовет немало сложностей, поскольку понятие «личный характер» по своему содержанию достаточно неопределенное. Кроме того, почему в таком случае указанные ограничения не распространяются на вещественные доказательства, полученные в результате обыска, которые также могут содержать информацию «личного характера»?

Ограничение гласности, которое имело место при тоталитарном режиме, не могло не сказаться на реализации этого принципа в судебной деятельности. Это касалось, например, возможности записывать ход судебного разбирательства и допускать в судебное заседание представителей средств массовой информации, когда нельзя было на законных основаниях закрыть судебное заседание, и дело слушалось при открытых дверях. В середине 80-х гг. процесс демократизации коснулся и судебной деятельности. Так 5 декабря 1986 г. было принято Постановление Пленума Верховного Суда СССР, где говорилось: «в целях обеспечения гласности судебного разбирательства устранить факты воспрепятствования лицам, присутствующим в зале суда, ведение записи судебного процесса. При этом необходимо иметь в виду, что фото-, кино- и видеосъемка в зале суда могут проводиться только по разрешению председательствующего по делу»[*].

Обращает на себя внимание, что, регламентируя вопросы гласности судебного разбирательства, международные нормы говорят лишь о присутствии представителей прессы и публики. Что же касается расширенного толкования, допускающего возможность применения фото-, кино-, видеосъемки, то это отдается, очевидно, на усмотрение каждого отдельного государства. Такая позиция вполне понятна, поскольку многие европейские государства (например, Англия, Франция) традиционно не допускают такой возможности. С их точки зрения, это несовместимо с достоинством и интересами правосудия. Российское законодательство может занять по этому вопросу и иную позицию. Следует, на наш взгляд, все же иметь в виду, что применение фото-, кино-, видеосъемки с целью широкой трансляции полученной таким образом информации затрагивает не только интересы правосудия, но и интересы участвующих в деле сторон. Поэтому правильно поступили авторы анализируемого нами проекта, записав в п. 5 ст. 261, что «фото-кино съемка и видеозапись допускаются с разрешения председательствующего по делу и с согласия сторон».

Оперативность правосудия

Судебная деятельность всегда характеризовалась двумя показателями: качеством и оперативностью, под которой понималось соблюдение процессуальных сроков. Процессуальные сроки и их соблюдение постоянно находились в поле зрения как судебной практики, так и юридической науки, разрабатывающей организационные основы правосудия. Вместе с тем, поскольку процессуальные сроки относились к организационным моментам осуществления правосудия, а организационное руководство судами осуществлялось Министерством юстиции, то состояние дел со сроками, преимущественно, было предметом ведения органов юстиции. В последние годы ситуация принципиально изменилась. Во-первых, Министерство юстиции, как орган исполнительной власти, лишилось функций организационного руководства судами и вопросы, связанные с соблюдением процессуальных сроков, перешли в исключительное ведение судебной власти; во-вторых, не без влияния международных норм оперативность правосудия перешла из сферы чисто организационных моментов судебной деятельности в сферу, характеризующую качество правосудия.

Хотя Верховный Суд и Министерство юстиции всегда связывали проблему сроков с эффективностью защиты прав граждан, тем не менее, ни в науке, ни в законе, ни на практике оперативность никогда не рассматривалась как право человека, обращающегося или привлеченного к суду, на то, чтобы его дело было рассмотрено без неоправданной задержки (в разумной срок). Между тем, согласно общепризнанным принципам и нормам международного права быть судимым без неоправданной задержки составляет одно из основополагающих прав человека, неразрывно связанное с правом на справедливое судебное разбирательство. Поэтому в настоящий момент Верховный Суд РФ уделяет проблеме сроков первостепенное значение, в том числе и потому, что в силу целого ряда причин как объективного, так и субъективного характера, положение дел со сроками предварительного расследования и судебного рассмотрения обстоит далеко не лучшим образом. Начиная с 1993 г. количество уголовных дел, рассмотренных в сроки, превышающие 1,5 месяца после поступления в суд, непрерывно возрастало. Так, если в 1993 г. с нарушением срока было рассмотрено 16,1% уголовных дел, то в 1998 г. — 23%. Из них, в течение 1,5-3 месяцев в 1993 г. рассмотрено 10,1%, а в 1998 г. — 12,1%; в течение 3-6 месяцев в 1993 г. рассмотрено 4,1% дел, а в 1998 г. — 7,9%. Свыше 6 месяцев в 1993 г. рассматривалось 1,9% дел, а в 1998 г. — 7,2% дел. Если в 1998 г. районными и областными судами всего рассмотрено 1137259 уголовных дел, а 7,2% из них рассмотрено в сроки свыше 6 месяцев, то это означает, что в 81885 случаях граждане, обвиняемые в совершении преступления, ожидали разрешения своей участи свыше полугода после поступления дела в суд. В первом полугодии 1999 г. с превышением сроков рассмотрено 14,3% уголовных дел.

По гражданским делам положение дел со сроками несколько лучше. В 1998 г. с нарушением сроков, установленных ГПК РСФСР, рассмотрено 12,7%, из них, свыше установленных до 3-х месяцев — 8,3%, а свыше 3-х месяцев — 4,9%. Однако в первом полугодии 1999 г. доля гражданских дел, рассмотренных с нарушением, предусмотренных ГПК РСФСР сроков увеличилась.

Сроки рассмотрения уголовных дел вызывают особую озабоченность в связи с тем, что около 30% лиц, обвиняемых в совершении преступления, содержатся под стражей. Принимая во внимание условия содержания под стражей, это становится не только правовой, но и социальной проблемой.

Немаловажным обстоятельством является и тот факт, что российские граждане получили возможность обратиться за защитой своих прав в Европейский Суд, и на сегодняшний день значительное число жалоб из России поступило, в том числе и на нарушение права быть судимым без неоправданной задержки. Справедливости ради следует отметить, что задержки при решении правовых споров — тема наибольшего числа жалоб, направляемых в Европейский Суд по правам человека от граждан европейских государств, подписавших Европейскую Конвенцию[*]. Но это не должно успокаивать хотя бы потому, что в случае констатации нарушения указанного права, жалобщик приобретает право на возмещение причиненного ему ущерба. Ущерб в ряде случаев может быть достаточно серьезным, если принять во внимание те последствия, которые в связи с длительным содержанием под стражей в ненадлежащих условиях могут наступить для обвиняемого.

В связи с этим полезно познакомиться с подходом Европейского Суда по правам человека к рассматриваемой проблеме. Согласно п. 1 ст. 6 Европейской Конвенции: «Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок». Статья 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах, перечисляя права, которые как минимум должны принадлежать лицам, обвиняемым в совершении преступления, в п. «с» указывает на право быть судимым без неоправданной задержки. Обращает на себя внимание, что речь в указанных нормах идет не о лицах, преданных суду, а о лицах, которым предъявлено обвинение. Поэтому начальным моментом, когда у гражданина появляется право быть судимым в разумный срок, считается момент предъявления обвинения, если он был задержан или ему избиралась мера пресечения, то соответственно с этого момента. Конечным сроком считается вступление приговора в законную силу. По гражданским делам начальным моментом течения срока является возбуждение истцом дела в суде[*]. Если с этих позиций посмотреть на состояние наших дел со сроками, особенно по уголовным делам, то картина будет просто удручающей.

Толкование формулы «разумный срок» зависит от того, находится обвиняемый под стражей или нет, поскольку находящееся под стражей лицо имеет право на то, чтобы его дело рассматривалось в первоочередном порядке и чтобы процесс шел достаточно быстро. Поэтому разумный срок, о котором идет речь, применительно к лицам, содержащимся под стражей, должен быть более коротким. Комиссия по правам человека разъяснила, что длительная задержка в судебном разбирательстве может быть приемлемой и обоснованной по причине, например, сложности дела, однако это не может оправдывать длительное содержание лица под стражей. Суд также неоднократно подчеркивал необходимость более оперативного вынесения решений по некоторым типам споров, имеющих жизненно важное значение для заявителя. «К делам, имеющим жизненно важное значение и особое свойство необратимости», власти обязаны подходить с особой заботой, поскольку... всегда есть опасность, что любая процедурная отсрочка приведет de facto к решению вопроса, переданного в суд, прежде чем будет принято судебное решение». Это было признано верным по делам о семейных отношениях, занятости, заболевании СПИДом из-за использования зараженных запасов крови и др[*]. Определяя, какой срок является «разумным» Европейский Суд постановил, что все решают конкретные обстоятельства дела. «Суд должен учесть, в частности, сложность фактических или юридических вопросов, постановленных в деле, поведение заявителей и компетентных властей и то, какие интересы первых были поставлены на карту; кроме того, лишь задержки, в которых можно обвинить государство, могут оправдать вывод о невыполнении требования, касающегося «разумного срока»[*].

Применительно к поведению заявителя Европейский Суд считает, что заинтересованное лицо должно проявить заботливость в выполнении касающихся его процессуальных действий, воздерживаться от тактики проволочек и пользоваться предоставляемыми внутригосударственным правом возможностями для сокращения сроков разбирательства.

В ряде решений относительно нарушения разумного срока Европейский Суд постановил, что хотя заявитель не обязан сотрудничать с обвинителями, он несет ответственность за любые задержки при рассмотрении уголовного дела, вызванные его поведением. Если в гражданском судопроизводстве установлено, что «заявитель не проявил заботливости, которой можно ожидать от стороны в подобном споре» и тем самым «способствовал продлению разбирательства», нарушения не выявляются[*]. Хотя «заявителей нельзя винить в неполном использовании средств правовой защиты, достигнутой им по внутригосударственному праву», их «поведение представляет собой объективный факт, ответственность за который нельзя возложить на государство, и который должен учитываться в целях определения, был ли превышен разумный срок, упомянутый в п. 1 ст. 6». Так в деле Vernillo против Франции в гражданском процессе, длившемся 8 лет, не было установлено нарушения, поскольку «аналогичные» задержки по вине суда составили лишь один год из этого срока, тогда как ответчики были ответственны за задержки длинной в один год и восемь с половиной месяцев, а истцы — за задержки, составившие около двух с половиной лет.

Что касается задержек, вызванных «наличием в судебной системе портфеля нерассмотренных дел», то Европейский Суд для более тщательного анализа разделил такие портфели на два типа. Первый возникает при чрезвычайных ситуациях, таких как экономический кризис, когда государство заранее не могло предвидеть резкое увеличение числа споров и, осознав проблему, принимает быстрые и эффективные меры для ее устранения.

«Конвенция возлагает на договаривающиеся государства обязанность организовывать свои правовые системы так, чтобы судьи могли выполнять требования п. 1 ст. 6, включая требование проводить разбирательство «в разумной срок». Тем не менее, временное накопление работы не влечет за собой ответственности договаривающихся государств при условии, что они достаточно оперативно принимают меры к устранению исключительной ситуации такого рода [*].

Портфель второго типа называется структурным — существует больше дел, чем способна рассмотреть судебная система. При таких обстоятельствах Европейский Суд проявляет большую жесткость, поскольку здесь не обнаруживаются обстоятельства, которые свидетельствовали бы о непредвиденной и чрезвычайной ситуации. В таких случаях имеет место запущенное состояние с кадрами судей и судебной нагрузкой. Такую позицию Суд продемонстрировал в деле Cuincho против Португалии. По этому делу Суд постановил, что поскольку наплыв дел, вызванный возвращением Португалии к демократии, не был совершенно непрогнозируемым, усилий Португалии (оказавшихся неэффективными) недостаточно для освобождения ее от ответственности[*].

Совершенно очевидно, что ситуация, сложившаяся в российской судебной системе из-за хронического недофинансирования, систематического увеличения нагрузки при неукомплектованности судебных кадров, скорее всего не будет Европейским Судом принята во внимание при рассмотрении жалоб граждан, поскольку все ухудшающаяся ситуация имеет место на протяжении значительного отрезка времени и была вполне прогнозируемой, особенно после принятия Конституции РФ 1993 г. Кроме того, нет решительно никаких доказательств, что государство принимает быстрые и эффективные меры для снижения судебной нагрузки и обеспечения нормальных условий функционирования судебной системы. О критическом состоянии правосудия Верховный Суд РФ и органы судейского сообщества доводили до сведения всех государственных и негосударственных органов, имеющих возможность повлиять на ситуацию, а также высоких должностных лиц, правомочных принимать решения: Президента РФ, Совета при Президенте РФ по совершенствованию судебной деятельности, Государственной Думы, Совета Федерации. На протяжении ряда лет Верховный Суд настаивает на скорейшем принятии необходимых законов, способных в некоторой степени снять напряженность с нагрузкой, которая в два с половиной раза превышает принятые нормативы. Однако у Государственной Думы не нашлось необходимого для этого времени и сил. Но дело даже не столько в законах. Дело в острой нехватке средств для реализации уже принятых законов. Мы большие надежды связываем с принятым законом «О мировых судьях в Российской Федерации», которым предполагается передать на рассмотрение около 65% гражданских дел и дел о преступлениях небольшой тяжести. Верховный Суд добился, чтобы финансирование системы мировых судов было обозначено отдельной строкой в бюджете[*]. Но будет ли это финансирование реальным — сказать трудно.

Катастрофически не хватает работников аппарата судов, от которых в значительной степени зависит надлежащая организация судебной деятельности, не говоря уже об острой нехватке средств на почтовые расходы, оплату расходов по явке вызванных в суд лиц и т.д. Вполне возможно, что неоднократное признание России нарушителем Европейской Конвенции подтолкнет государство к более решительным шагам для создания надлежащих условий функционирования правосудия.

Однако нельзя закрывать глаза и на имеющие место факты непростительной волокиты, которая не обусловлена никакими объективными причинами. На недобросовестное отношение судей к своим обязанностям квалификационные коллегии реагируют достаточно жестко. Почти 30% судей, лишенных квалификационными коллегиями полномочий за поступки, позорящие честь и достоинство судьи или умаляющие авторитет судебной власти, приходится на факты грубой волокиты.

Пленум Верховного Суда РФ неоднократно анализировал состояние дел с соблюдением сроков рассмотрения судами уголовных и гражданских дел и принимал по этому вопросу соответствующие Постановления. В Постановлении Пленума от 24 августа 1993 г. № 7 в ред. постановлений Пленума от 21 декабря 1993 г. № 11 и от 15 октября 1996 г. «О сроках рассмотрения уголовных и гражданских дел судами Российской Федерации»[*] наряду с констатацией наличия факторов, негативно влияющих на своевременность рассмотрения дел, независящих от отношения судей к своим обязанностям (неудовлетворительное материально-техническое обеспечение многих судов, недостаточно четкая работа конвойных подразделений органов внутренних дел, отсутствие необходимого количества народных заседателей, частые отказы адвокатов от участия в процессе в порядке ст. 49 УПК РСФСР), Пленум, тем не менее, отметил, что «основными причинами нарушения процессуальных сроков являются недостатки и упущения в деятельности судов, связанные, прежде всего с неудовлетворительной организацией судебного процесса, снижением исполнительской дисциплины, недостаточном контролем со стороны председателей соответствующих судов». Анализируя конкретные упущения и недостатки в деятельности судов, Пленум обратил внимание на следующие:

· Назначение дел к слушанию с заведомым нарушением предусмотренных ст. 223-1 УПК РСФСР и ст. 99 ГПК РСФСР сроков, без наличия каких-либо к тому оснований, в том числе и тогда, когда подсудимые находятся под стражей.

· Неглубокое изучение материалов уголовного дела на стадии назначения судебного заседания, упущения при подготовке гражданских дел к разбирательству, несвоевременное извещение участников судопроизводства, непродуманная организация судебного процесса, в результате чего рассмотрение дел неоднократно откладывается.

· Поверхностное рассмотрение некоторых уголовных и гражданских дел по первой инстанции, что приводит не только к отмене приговоров и решений в кассационном и поднадзорном порядке, но и к существенному увеличению сроков принятия окончательного решения по делам. Данные статистики свидетельствуют о том, что ежегодно отменяются в среднем в кассационном и надзорном порядке около 2,5% постановленных приговоров, что в абсолютных цифрах составляет около 4 тысяч приговоров. Решений по гражданским делам в процентном отношении отменяется меньше, но в абсолютных цифрах это приближается к 5 тысячам решений. Все указанные случаи влекут за собой необходимость нового предварительного расследования, либо нового судебного разбирательства, что в свою очередь увеличивает судебную нагрузку и существенно отодвигает время принятия окончательных решений.

· Несвоевременное изготовление протокола судебного заседания, что влечет нарушение сроков направления дел в кассационную инстанцию.

Пленум подчеркнул, что «плохая организация судебного процесса и недостаточно ответственное отношение к исполнению своих должностных и служебных обязанностей со стороны отдельных судей и работников аппарата становится особенно нетерпимой тогда, когда она влечет длительное пребывание подсудимых под стражей».

В целях обеспечения судами соблюдения процессуальных сроков и устранение фактов волокиты Пленум постановил:

1. Всем судам принять исчерпывающие меры к устранению отмеченных недостатков, к неукоснительному соблюдению процессуальных сроков, исключению фактов волокиты при судебном рассмотрении дел.

2. Обратить внимание судей на необходимость повышения их личной ответственности за своевременное и качественное рассмотрение каждого судебного дела.
Преднамеренное грубое или систематические нарушение судьей процессуального закона, повлекшего волокиту при рассмотрении уголовных или гражданских дел и существенно ущемляющих права и законные интересы граждан, следует рассматривать с учетом конкретных обстоятельств как совершение поступка, позорящего честь и достоинство судьи или умаляющие авторитет судебной власти.

3. Рекомендовать председателям судов принять необходимые меры по улучшению организации работы аппаратов судов и повышению исполнительской дисциплины, усилить контроль за своевременным рассмотрением судебных дел, обращая особое внимание на те из них, по которым подсудимые содержатся под стражей.

В 1996 г. Пленум изучил судебную практику с целью проверки выполнения судами Постановления от 24 августа 1993 г[*]. и пришел к выводу, что указанное Постановление оказало определенное положительное влияние на формирование у судей более ответственного и принципиального отношения к соблюдению процессуальных сроков разрешения судебных дел. Однако коренного перелома не произошло, о чем и свидетельствует судебная статистика.

В ноябре 1999 г. Верховный Суд РФ вынужден был вновь обратиться к проблеме соблюдения судом сроков рассмотрения дел, поскольку ситуация со сроками несмотря на некоторое улучшение оставалась неблагоприятной и необходимо было обратить внимание судов на то, что при неоправданных задержках рассмотрения судебных дел речь идет и о нарушениях Россией принятых на себя обязательствах по соблюдению Всеобщей декларации прав человека (ст. 10), Международного Пакта о гражданских и политических правах (ст. 14) и Европейской Конвенции о защите прав и основных свобод (ст. 6) в связи с чем граждане получили право на обращение с жалобой в Европейский Суд по правам человека. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 16 ноября 1999 г. «О ходе выполнения Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 августа № 7 отмечается, что наряду с наличием независящих от суда причин нарушения сроков рассмотрения судебных дел, продолжают иметь место факты грубой волокиты, в том числе и по делам, где обвиняемый (подсудимый) содержится под стражей. В резолютивной части Постановления кроме рекомендаций, направленных на устранение имеющихся недостатков, специально подчеркивается, что «при осуществлении правосудия необходимо исходить из того, что несоблюдение установленных законом сроков производства по уголовным и гражданским делам существенно нарушает конституционные права граждан на судебную защиту, а также противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права, которые закреплены в ст. 10 Всеобщей декларации прав человека, в п. 1 ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в п. 3 ст. 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах»[*].

На повышение ответственности судей за оперативность правосудия должно оказать влияние и Постановление Конституционного Суда от 2 июля 1998 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 331 и 464 УПК РСФСР[*].

В данном Постановлении Конституционный Суд признал неконституционными те положения ст. 331 и 464 УПК РСФСР, которые не допускают обжалование и опротестование таких промежуточных решений суда первой инстанции, как отложение и приостановление разбирательства дела, возвращение дела на дополнительное расследование, а также роспуск коллегии присяжных заседателей. При этом Конституционный Суд отметил, что, откладывая либо приостанавливая разбирательство по делу, направляя дело для производства дополнительного расследования или распуская коллегию присяжных заседателей и возобновляя в связи с этим подготовку к судебному заседанию, суд фактически переносит осуществление правосудия на неопределенный срок, что противоречит ст. 46 Конституции РФ и п. 3 ст. 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах в части права обвиняемого быть судимым без неоправданной задержки. Признание неконституционными тех положений уголовно-процессуального закона, которые не допускают обжалование и опротестование промежуточных судебных решений, в результате которых необоснованно увеличиваются сроки принятия окончательных решений и происходит фактическое продление сроков содержания обвиняемых под стражей, поставило принятие таких решений под контроль вышестоящих судов, что, безусловно, должно способствовать законности и обоснованности таких решений.

На возможность ускорения уголовного процесса и обеспечение оперативности правосудия должно оказать влияние и Постановление Конституционного Суда от 23 марта 1998 г., признавшего неконституционность тех положений ст. 133, 218 и 220 УПК РСФСР, которые не допускают судебного обжалования решений должностных лиц, осуществляющих предварительное расследование преступлений, связанных с приостановлением предварительного следствия и продлением его срока. Таким образом, и этот вид промежуточных решений взят под контроль судебной властью.

Особого внимания заслуживает институт возвращения дела на дополнительное расследование.

В целом, около 10 % уголовных дел возвращается судами на дополнительное расследование. В 1998 г. на дополнительное расследование возвращено свыше 130 тысяч уголовных дел на 142504 лиц. Пленум Верховного Суда РФ анализировал практику возвращения судами уголовных дел на дополнительное расследование и принял по этому вопросу Постановление Пленума от 17 апреля 1984 г. № 2 в ред. Постановления Пленума от 21 декабря 1993 г. № 11[*].

В данном Постановлении Пленум разъяснил ряд вопросов, связанных с принятием законных и обоснованных решений о возвращении дела на дополнительное расследование и отметил, что «не всегда, когда это возможно, суды самостоятельно принимают необходимые меры к восполнению пробелов дознания или предварительного следствия. Отдельные суды вместо вынесения обвинительных приговоров по предъявленному обвинению либо по закону о менее тяжком преступлении в той части, где это обвинение доказано, или оправдания по основаниям, указанным в ст. 309 УПК РСФСР, необоснованно возвращают дела на дополнительное расследование, что порождает волокиту и нарушает права граждан».

Институт возвращения дела на дополнительное расследование подвергся значительной корректировке в установленной законом процедуре для рассмотрения уголовных дел с участием присяжных заседателей. Так в ст. 433 УПК РСФСР говорится, что по итогам предварительного слушания судья может вынести постановление о направлении дела для производства дополнительного расследования лишь в тех случаях, когда установит, что обвинительное заключение составлено с нарушением требований настоящего Кодекса или что при производстве по делу допущены другие существенные нарушения уголовно-процессуального закона, а также когда о возвращении дела для производства дополнительного расследования, в том числе по мотиву необходимости изменения обвинения, ходатайствует государственный обвинитель либо другая сторона. Следовательно, со стадии предварительного слушания уголовное дело можно направить на дополнительное расследование по любому предусмотренному законом основанию только по ходатайству сторон. По инициативе же суда такое решение можно принять только ввиду существенного нарушения уголовно-процессуального закона, в том числе, когда обвинительное заключение составлено с нарушением требований УПК. Со стадии же судебного разбирательства вернуть дело на дополнительное расследование можно лишь по ходатайству прокурора, потерпевшего, подсудимого и его защитника в случае, когда в ходе судебного разбирательства были выявлены новые, имеющие существенное значение для дела, обстоятельства, исследование которых в судебном заседании невозможно без проведения дополнительного расследования (ч. 3 ст. 429 УПК РСФСР).

Итак, со стадии судебного разбирательства вернуть дело на дополнительное расследование можно при наличии одновременно двух условий:

· если об этом просят стороны;

· если в ходе судебного разбирательства были выявлены новые, имеющие существенное значение для дела обстоятельства, исследование которых в судебном заседании невозможно без проведения дополнительного расследования.

Следовательно, по инициативе суда вернуть дело со стадии судебного разбирательства на дополнительное расследование невозможно.

Существенное сокращение возможностей направления дела на дополнительное расследование в суде присяжных вполне объяснимо следующими моментами:

· рассмотрение дела с участием присяжных заседателей связано со значительными организационными сложностями и материальными затратами;

· несостоявшееся судебное разбирательство разочаровывает присяжных заседателей и подрывает авторитет правосудия;

· предпринятой законодателем попыткой более широкого внедрения принципа состязательности в процедуру рассмотрения уголовных дел.

Примечательно, что правило о возвращении дела на дополнительное расследование из стадии судебного разбирательства содержится в статье, озаглавленной «Состязательность в суде присяжных».

В ходе судебно-правовой реформы отношение к институту возвращения дела на дополнительное расследование стало резко ухудшаться под влиянием двух факторов: осознания значимости права обвиняемого быть судимым в разумные сроки и обязанности государства обеспечить реализацию этого права; конституционного принципа состязательности, который существенно ограничивает инициативу суда в восполнении недостатков предварительного расследования преступлений, за которое ответственна обвинительная власть.

По этому поводу высказался и Конституционный Суд в Постановлении от 20 апреля 1999 г. по делу о проверке конституционности положений п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232, ч. 4 ст. 248 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР в связи с запросом Иркутского районного суда Иркутской области и Советского районного суда г. Нижний Новгород[*].

Применительно к возвращению дела на дополнительное расследование предметом рассмотрения Конституционного Суда были те положения статей уголовно-процессуального закона, которые предусматривают возможность по инициативе суда возвращать уголовное дело на дополнительное расследование в случае невосполнимой в судебном заседании неполноты расследования, а также при наличии основания для предъявления обвиняемому другого обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении (п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР).

Конституционный Суд признал указанные нормы закона не соответствующими Конституции РФ, поскольку они по существу возлагают на суд обязанности, характерные для функции обвинения, что противоречит закрепленному в ч. 3 ст. 123 Конституции принципу состязательности. Кроме того, возвращение дела на дополнительное расследование неизбежно отдаляет перспективу окончательного разрешения дела и к тому же может быть связана с увеличением предельного срока содержания обвиняемого под стражей, что, по мнению Конституционного Суда, не соответствует ст. 46 и 55 (ч. 2 и 3) Конституции РФ и ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в части права обвиняемого на то, чтобы его дело было рассмотрено в разумный срок.

Таким образом, Конституционный Суд не только признал не соответствующими Конституции п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР, но и выразил в целом свое негативное отношение к институту возвращения дела на дополнительное расследование, поскольку во всех случаях это отрицательно сказывается на сроках разрешения дела по существу.

Оперативность правосудия — важный, но не единственный элемент, характеризующий справедливость. В правосудии, особенно по уголовным делам, сталкивается слишком много противоречивых интересов. Найти между ними разумный компромисс — дело достаточно сложное. Во всяком случае, к институту возвращения дела на дополнительное расследование необходимо подходить дифференцированно, в зависимости от оснований, позиций сторон и стадии процесса. Одно дело, когда речь идет о стадии судебного разбирательства или кассационного и надзорного производства и другое дело, когда речь идет о стадии назначения дела к слушанию, которая является контрольной по отношению к стадии предварительного расследования. После указанного Постановления Конституционного Суда у судей судов общей юрисдикции возникло много вопросов, в связи с чем Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление № 84 от 8 декабря 1999 г. «О практике применения судами законодательства, регулирующего направление уголовных дел для дополнительного расследования»[*], в котором разъяснил ряд положений, вытекающих из Постановления Конституционного Суда. В частности Пленум разъяснил, что запрет судам возвращать уголовное дело для производства дополнительного расследования по инициативе суда не распространяется на случаи обнаружения существенных нарушений уголовно-процессуального закона, допущенных органами дознания или предварительного следствия, т.е. основаниям, предусмотренным п. 2 и 5 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР. По указанным основаниям суд вправе по собственной инициативе возвратить уголовное дело на дополнительное расследование с любой стадии процесса, т.е. с той судебной стадии, на которой такие нарушения были установлены (п. 3). Пленум разъяснил и какие нарушения уголовно-процессуального закона следует считать существенными (п. 13). Что касается права суда возвратить уголовное дело для дополнительного расследования по основаниям, указанным в п. 1, 3 и 4 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР, по ходатайству сторон, то Пленум в п. 7 обратил внимания судов на то, что суд при этом не обязан удовлетворять заявленное ходатайство, а принимает решение исходя из интересов всесторонности и объективности исследования обстоятельств рассматриваемого дела. В Постановлении содержатся разъяснения относительно того, какая неполнота произведенного дознания или предварительного следствия может быть признана невосполнимой в суде (п. 10), какое обвинение следует считать более тяжким или существенно отличающимся от первоначального по фактическим обстоятельствам (п. 11). Пленум обратил внимание судов на то, что запрет возвращать уголовное дело для дополнительного расследования по инициативе суда по основаниям, предусмотренным п. 1, 3 и 4 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР, в равной мере относятся и к судам кассационной и надзорной инстанции.