Адресаты посланий папы VII 2 страница

Структура клюнийских братств была относительно бесхитростна и опиралась на простую субординацию по отношению к аббату Клюни. Цистерцианцы же разработали сложную систему подчинения, делегирования и представительства, что способствовало четкой передаче информации и внутренних распоряжений по всей иерархии ордена. Стержневым принципом организации было аффилиро-вание, то есть подчинение всех братств головному на правах фили -алов. Каждый цистерцианский монастырь был отделением другого монастыря и подчинялся ему, а вся цепочка вела наверх, в головное аббатство Сито. Б противоположность независимым бенедиктинским братствам здесь существовала четкая структура управления, причем, опять-таки в отличие от клюнийской, эта система предполагала делегирование определенных полномочий, так что головная организация была освобождена от управления каждым филиалом в отдельности: руководство каждым филиалом осуществлялось из соответствующего центра. Наряду с этим имелись и центральные институты управления, в частности, проводились ежегодные капитулы всех аббатов и действовали единый для всех устав. Если клюнийские монастыри были по преимуществу молитвенным союзом, то цистерцианская сеть монастырей скорее заждилась на администра -тивной системе управления. Благодаря этим особенностям Цистерцианский орден широко распространился по Европе и имел разви -тую организационную структуру, представляя ясную административную модель для всякого, кто желал бы создать новое братство. Развитие цистерцианских монастырей приобрело поразительный

Роберт Бартлетт. Становление Европы

размах. С другой стороны, цистерцианцы придерживались определенной замкнутости. Цистерцианские монахи обязаны были оставаться в одной и той же обители (то есть соблюдался принцип закрепления кадров), и для обеспечения жизнедеятельности им, естественно, тоже требовалась немалая собственность, в первую очередь земельная. Соответственно, им приходилось делать и существенные вложения.

На четвертом этапе развития монастырей, падающем на XIII век, сложная цистерцианская организационная система сохранялась и развивалась, но произошел отход от принципа закрепления кадров на одном месте и крупных материальных вложений. Новые монашеские ордена, стремительно распространявшиеся в этот период по всей Европе и за ее пределами, имели сложную, четко определенную и интернациональную по масштабам организационную структуру с элементами выборности и законотворчества. В силу этого доктрина этих нищенствующих орденов и их преимущественная концентрация в городах означали, что первоначально они могли существовать и без земельных владений. Разумеется, по прошествии времени они нажили определенное состояние, но чаще — в форме ренты или других доходов с горожан, нежели доходов с обрабатываемой земли. Отсутствие замкнутости означало, что подающие надежды монахи могли переходить в любой орден, который считали для себя более перспективным. К середине XIII века они уже претендовали на господствующее влияние в Парижском университете, где трудились некоторые из видных интеллектуалов церкви, напри -мер, доминиканец Фома Аквинский. Один доминиканский автор рассказывает историю, как цистерцианцы, пораженные свободой передвижения, какую имели братья нищенствующих орденов, принялись шпионить за молодыми монахами, выискивая их грехи. По преданию, св. Доминик их упрекнул: «Зачем вы шпионите за моими учениками?... Я знаю наверняка, что мои молодые последователи выйдут за ворота с тем, чтобы непременно вернуться... Зато ваши молодые братья будут сидеть взаперти и все равно уйдут»⁴⁵. Это противопоставление недовольных своим заточением монахов, ищущих запретных ночных утех, и свободных в передвижениях, но исполненных ответственности молодых доминиканцев хотя и носит откровенно пропагандистский характер, но тем не менее правдиво отражает те сдвиги, которые произошли в XIII веке в представлениях об идеале религиозной жизни.

Четыре стадии развития западного монашества представляют движение в направлении усложнения административной системы и расширения свободы личного передвижения, от местной замкнутости ранних монастырей ко все более расширяющимся горизонтам международных религиозных братств. На смену независимым орденам раннего периода, сильно привязанным к своему региону, пришла система, в которой действовали гораздо более дальние межмонастырские связи. Новые монашеские ордена XII века, цис-

10. Римская церковь и христианский народ

терцианцы и тамплиеры, или XIII века — францисканцы или доминиканцы, имели такие структурно-организационные особенности, которые позволяли им быстро распространяться вширь, не теряя при этом своей специфики. Они сочетали скорость размножения кроликов с самоизоляцией рака-отшельника. Новые братства закладывались на основе глубокого убеждения, что они в той же мере будут приспосабливаться к своему окружению, сколь и воздействовать на него. В первом столетии своей истории цистерцианцы осно -вали 500 с лишним монашеских братств, францисканцы же — свыше 1400.

На карте 12 показано распространение Цистерцианского ордена в северо-восточных областях Европы, где со временем были основаны такие отдаленные общины, как Тутерё (в 200 милях от полярного круга) и Фалькенау (на границах Руси). Направление экспансии явно шло с юга и запада на север и восток, и важную роль в этом процессе играли колонии монахов из прилегающих областей, таких, как Англия для Норвегии или Германия — для некоторых районов Польши. Цепочка субординации и взаимосвязей соединяла эти братства с великими головными аббатствами Франции, в особенности с аббатством Моримон, которое стояло над подавляющим большинством цистерцианских монастырей Северо-Восточной Европы. Так, монастырь Могила, основанный в 1222 году в окрестностях Кракова, являлся дочерней обителью по отношению к Лубенж-скому монастырю в Силезии, который, в свою очередь, подчинялся монастырю Пфорта в Тюрингии, а тот — Валькенриду в Гарце. Валькенрид же был филиалом монастыря Альтенкамп в Нижнем Райнланде, основанного в 1123 году на правах дочернего монастыря самого Моримона. На протяжении столетия была создана цепочка из шести монастырей, разбросанных на территории в 500 с липшим миль на восток, считая от колыбели ордена в восточной части Франции. Братства Португалии, Греции или Сирии являются еще более ярким примером широты географических горизонтов новых религиозных братств.

Такой стремительный и высокоорганизованный рост стал возможен благодаря новому уровню правовой регламентации и международной организации, основанного на письменных уложениях. Одним из способствовавших этому факторов было развитие легко тиражируемой модели, зачастую зафиксированной в письменных документах. Ее воспроизводство предполагало возможность переноса либо самой модели братства, либо монастырских кадров. Особенности организационной структуры международных орденов, сформулированные в соответствующих статутах и уложениях, были тесно связаны с их мобильностью. Сочетание четкой организацион -ной структуры и мобильности делало ордена действенным инструментом распространения культуры общества вообще. Более поздние религиозные ордена, наподобие цистерцианского, военных орденов или нищенствующих братств, в XII и XIII веке имели все

10. Римская церковь и христианский народ 285

возможности максимально использовать преимущества католической экспансии. По сути дела, некоторые из них, например, ордена крестоносцев и миссионерские францисканские ордена, и создавались с целью осуществления этой экспансии. Более старые монашеские общины на новых приграничных территориях были относи -тельно менее заметны. Так, на севере Испании братства бенедиктинцев не много выиграли от Реконкисты, а главенство на отвоеванных у арабов территориях захватили кафедральные соборы, военные ордена и нищенствующие братства. В Прибалтике могущество и богатство обрели ордена крестоносцев, цистерцианцев и доминиканцев. К примеру, в 1236 году папа Григорий IX выдвинул план назначения трех доминиканцев на епископские должности в Пруссии⁴**. Новые черты религиозных орденов позволяли им распространяться на необычайно далекие расстояния, сохраняя при этом свою роль носителей общей культуры. Неудивительно, что в 1254 году перед Великим ханом, при его дворе в Монголии, именно францисканский монах вел дебаты с мусульманами, буддистами и язычниками. Столь же естественно воспринимается и тот факт, что в такой дали от дома у него был с собой обычный учебник теологии, написанный парижским теологом Петром Ломбардским, а также резное изображение Мадонны «во французском стиле»⁴⁷.

КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ

Одна из любимых библейских цитат папы Григория VII была из книги пророка Иеремии (48:10): «Проклят, кто дело Господне делает небрежно, и проклят, кто удерживает меч Его от крови!» Именно в правление Григория VII и его последователей концепция и практика священной войны получила распространение как важнейший элемент жизни западных христиан. Папство являлось направляющей силой, понятие христианства — вдохновляющей идеей, монашеские ордена — организационной структурой, а крестовые походы — той общей целью, которая объединяла людей средневекового Запада.

Крестовый поход был «обычным для христиан предприятием»⁴⁸, политической и военной кампанией, которую одобрял и поддерживал весь католический мир — аристократы, клирики и простые люди. Именно это имеет в виду хронист XIII века Мэтью Пэрис, когда объясняет, почему он посвятил крестовым походам столько страниц своей «Истории англичан»: «Мне не кажется неуместным в летописи и истории Английского государства... кратко описать ту славную войну, и в особенности потому, что от нее в те времена целиком и полностью зависело положение и состояние всей Церкви, а может, и самой католической веры»⁴⁹. Аналогичный универсальный подход обнаруживаем в словах предводителей первого крестового похода, описывавших свой триумф в Иерусалиме и призывавших разделить свое ликование «весь латинский народ» (gens latina)⁵⁰. Наднациональный характер крестового похода поразил

Роберт Бартлетт. Становление Европы

самих его участников. «Кто слышал когда-либо, — вопрошал крестоносец Фульхерий Шартрский, —

о том, чтобы воины одного войска говорили на стольких языках?... Если бретонец или немец желали задать мне вопрос, я был совершенно не в силах им ответить. Но хотя мы были разобщены разными языка -ми, мы были как братья в любви своей к Господу и как близкие сосе -ди-единомышленники»⁵¹.

Интернациональный характер крестового похода проистекал из его божественного предназначения. Участники похода шли под христианским знаменем — крестом, а не под династийньш или национальным флагом. Армия крестоносцев, будь то в Палестине или Испании, являлась «воинством Господним» (exercitus Deifi^. Во французском эпосе ХД века войско первого крестового похода именовалось «войском божьим», «воинством Иисуса», «отрядом Господа», «святой армией», «дружиной Иисуса», «кавалерией Господней»⁵³. Королевство Иерусалим было не просто еще одним динас-тийным владением, а «новой колонией Святого Христианского мира»⁵⁴. Несмотря на реальные этнические и политические разногласия, проявлявшиеся между крестоносцами с самого начала, язык, символика и в значительной степени сам факт борьбы за христиан -ские святыни были тем, что объединяло всех католиков.

Свидетели событий 1090-х годов отчетливо сознавали их неординарность. «В наше время, — писал Гвиберт Ножанский, — Господь учредил священную войну»⁵⁵. А Ордерик Виталий употреблял в отношении крестового похода выражение «неожиданная трансформация, случившаяся в наши дни»⁵⁶. Эти необычайные события 1095—1099 годов могли затем получить широкую известность и стать моделью для применения в новых ситуациях. Урбан II, стоявший у истоков первого крестового похода, не мог заранее знать, что именно случится. Однако люди XII века знали о том, как повернулись события, и следовательно, могли рассчитывать на их повторение. Предводители второго крестового похода 1147—1149 годов постоянно оглядывались назад, на первый поход. Даже после того, как его войско потерпело жестокое поражение в Анатолии, Людовик VII Французский крайне неохотно обратил свой взор на простую, казалось бы, альтернативу — избрать для дальнейшего продвижения морской путь: «Пусть пройдем мы дорогой наших предков, чья беспримерная доблесть снискала им славу на земле и Небесах»⁵⁷. Во время четвертого крестового похода, споря о том, кому быть новым латинским правителем Константинополя, Балдуину Фландрскому или Бонифацию Монферратскому, крестоносцы рассуждали: «Ежели мы изберем одного из этих двух великих мужей, то второго охватит такая зависть, что он уведет всех своих людей. И тогда земля эта будет для нас потеряна, точно так же, как был почти потерян Иерусалим, когда после его завоевания избрали Готфрида Бульонского»⁵⁸. Мы видим, что французские рыцари, за-

10. Римская церковь и христианский народ

воевавшие в 1204 году Константинополь, ощущали себя прямыми продолжателями дела французских рыцарей, которые летом 1099 года шагали по залитому кровью Иерусалиму. Участие в крестовых походах в самом деле могло стать гордостью фамилии или национальной традицией. Николай Сент-Омер, правитель города Фивы в франкской Греции и в прошлом супруг Марии Антиохийской, построил в Фивах замок и «внутри расписал его стены фресками, изображающими, как франки покоряли Сирию»⁵⁹. Точно так же Элеонора, с 1236 года королева Английская, имела в Вестминстерском дворце «Антиохийские покои», декорированные сценами осады Антиохии во время первого крестового похода⁶⁰. Ее супруг, Генрих III, повелел развесить на стенах своих покоев и замков картины с изображением его дяди, Ричарда Львиное Сердце, в битве с Саладином. Всякий раз, проходя по этим комнатам, придворные и слуги должны были созерцать наглядное напоминание о центральном событии крестового похода и о славе великого крестоносца.

Даже на неблагодарной почве Восточной Европы идея крестового похода могла наполниться мощным объединительным звучанием. В год 1108 был составлен документ, содержащий призыв епископов провинции Магдебург и других восточносаксонских лидеров к вождям остальной части Саксонии, Лотарингии и Фландрии присоединиться к кампании против язычников-славян⁶¹. Подлинное авторство письма точно неизвестно, но общий смысл вполне ясен. После перечисления тех жестокостей, какие терпят христиане от язычников, автор призывает клириков и монахов Саксонии, Франконии, Лотарингии и Фландрии «последовать примеру мужей Галлии (Gal-lorum imitatores... estate)... и объявить у себя в церквях: "Да грянет священная война, поднимайтесь все, кто в силе!"» Он призывает воинов-христиан:

«Собирайтесь все и приходите, все, кто любит Христа и Церковь, и готовьтесь, как мужи галльские, освободить Иерусалим! Наш Иерусалим... повергнут в рабство... пусть Он, кто своей могучей десницей дал силу победить врагов мужам Галлии, кои пришли с самого дальнего За -пада на самый дальний Восток, даст и вам волю и силу подавить бесче -ловечных язычников, с которыми мы соседствуем».

Мы видим здесь прямое обращение к памяти первого крестово -го похода и попытку направить эти воспоминания на решение совершенно новых задач — на войну против полабских славян-языч -ников. Провинция Магдебург становится «нашим Иерусалимом»; к воинам восточной Германии и Фландрии обращен призыв превзойти в доблести «мужей галльских», которые добились победы «на дальнем Востоке». Риторическая, образная и историческая память становится инструментом, обращенным в новом направлении.

Призыв 1108 года не принес немедленных плодов. Однако из него видно, что спустя десятилетие после падения Иерусалима под ударами крестоносцев события и образы первого крестового похо-

Роберт Бартлепип. Становление Европы

да служили основой для выработки идеологических установок войны в совсем иной части христианского мира. В полной мере последствия этого проявились в 1147 году, когда прозвучал призыв ко второму крестовому походу и идея священной войны приобрела обобщенное звучание. «Каждая католическая провинция, — писал датский летописец Саксон Грамматик, — получила приказ двинуться на ту часть мира варваров, которая была к ней ближе всего»⁶². Военные кампании проводились в Восточном Средиземноморье, на Пиренеях и в Восточной Европе, где в ходе так называемого крестового похода против славян терминологию, организацию и практику военных действий крестоносцев впервые ощутили на себе лужи -чане. С военной точки зрения кампания дала скромные результаты, но прецедент был создан. «Армия воинов со знаком {креста}» впервые вторглась в земли полабских славян⁶³.

Следующая попытка применения сложной организационной структуры и идеологии крестового похода в Прибалтике имела место в 1171 году в связи с планами создания в Эстонии епархии под патронажем Дании. Папа Александр III издал буллу, адресованную христианским правителям и народам Скандинавии, в которой искусно сочетал восхваление их религиозной верности, утверждение авторитета папства, призыв поддержать местную церковь и предпринять крестовый поход. Он в самом деле сокрушался по поводу <(дикости [язычников] — эстонцев... по отношению к верным сынам Господа», одновременно вознося хвалу Господу за то, что его адресаты «целеустремленно и твердо держатся католической веры и хранят верность святой Римской церкви, которая стоит надо всеми церквями, как помазанница Господа и правительница всех других церквей Божественной волею». Папа призывал скандинавов не терять упорства в своей верности и послушании, воздерживаться от грабительских набегов, слушаться и почитать прелатов Церкви и платить им церковную десятину и другие положенные подати. В конце шло обещание крестоносцам:

((Полагаясь на милость Божию и милосердие апостолов Петра и Павла, Мы даруем тем, кто со всей силой и искренностью будет ера -жаться с язычниками, на один год отпущение всех грехов, в которых они исповедались и за которые им была наложена епитимья, так же, как Мы поступаем с теми, кто посещает гробницу Господню; тем же, кто падет на поле брани, Мы даруем отпущение всех грехов их, если они получали за них епитимью»⁶⁴.

Отпущение грехов сражавшимся в защиту христианской веры против язычников и полное отпущение грехов погибшим — вот в точности формула крестового похода во Святую землю. И все же применение реформированным папством на театре военных действий за 1250 миль от Рима инструмента, который в предыдущее столетие получил распространение главным образом в контексте Средиземноморья, не было просто механическим перемещением. На-

10. Римская церковь и христианский народ

саждение идей крестового похода в Прибалтике означало попытку установления более тесных связей с Римом, утверждения папской власти, а также оказания материальной и психологической поддержки местным церквям. Освящение войны было равносильно принятию на себя в полной мере обязанностей народа, причисляющего себя к христианскому миру.

Судя по всему, призыв Александра ничем не увенчался, и языческая Эстония оставалась непокоренной вплоть до следующего столетия. Тем не менее машину крестового похода, единожды занесенную в Прибалтику, ожидало блестящее, но и кровавое будущее. Создание миссионерских епархий в Ливонии в 80-х годах XII века и обращение в христианскую веру части коренного населения означало, что теперь в самом сердце прибалтийского региона появилась новая и пока еще уязвимая церковь, которая больше всего нуждалась в защите и обороне со стороны христианского воинства. В 1199 году папа Иннокентий III, в полном смысле слова папа-крестоносец, пользовавшийся инструментом крестового похода со всем разнообразием и изобретательностью, призывал саксонцев «во искупление грехов своих... со всей мощью и мужеством восстать именем Господа и выступить на защиту христиан в этих землях [т.е. в Ливонии]»"⁵. Войско крестоносцев действительно двинулось в Ливонию, но там его ждало полное военное фиаско. Был убит и сам епископ Ливонский. Только при его преемнике Альберте Букете-худском христианство в Ливонии утвердилось окончательно, причем одним из своих главных инструментов Альберт избрал ту организационную структуру, которая была самым непосредственным порождением крестоносного движения, военный орден.

Ордена крестоносцев, такие, как тамплиеры, госпитальеры и Тевтонские рыцари, отчасти имели успех в силу своей кажущейся невероятности. Идея, вызвавшая их к жизни, представляла собой сплав противоположностей. Рыцарь XI века был необуздан, алчен, неуправляем и похотлив, монах XI века — миролюбив, беден, покорен и целомудрен. На этих противоречивых корнях вырос орден крестоносцев XII века: бедные, чистые и подушные рыцари — и воинственные монахи. Такая комбинация агрессии и самоотречения оказалась необычайно привлекательной, и вскоре крестоносные ордена стали в ряд самых богатых и престижных организацией в христианском мире. Они были наиболее мощным и жизнеспособным организмом, появившимся вследствие милитаризации христианского мира в XI и XII веках.

Первым орденом, ставшим для других моделью, был Орден тамплиеров, основанный около 1118 года рыцарем из Шампани по имени Гуго де Пэйн, взявшим на себя охрану паломников на пути в Иерусалим из средиземноморского порта Яффа. В Иерусалиме им дал приют король Балдуин П- Пристанище располагалось на территории храма, откуда они получили прозвание «бедных рыцарей Христовых и Храма Соломона»⁶⁶, каковое и было зафиксировано в

Роберт Бартлетт. Становление Европы

10. Римская церковь и христианский народ

их уставе. Оглядываясь назад из середины XII века, один средневековый западный хронист описывает их такими словами: «примерно в это время в Иерусалиме появилась новая разновидность рыцарства... они жили как монахи, хранили непорочность, соблюдали дисциплину дома и в походе, вкушали пишу в молчании, и все у них было общее, но против язычников они выступили с оружием в руках и намного расширили свои владения» 6? Одной из причин, почему «новая разновидность рыцарства... расширила свои владения», заключается в том, что все это происходило под патронажем тогдашнего религиозного гения Бернара Клервоского. Вскоре после подтверждения устава тамплиеров на соборе в Труа 1128 года Бер-нар составил трактат, где восхвалял это «новое рыцарство»:

«Прошел слух, что родилось рыцарство нового толка., Это действи -тельно новое рыцарство, говорю я, неведомое в веках, ибо оно ведет нескончаемую двойную битву, против плоти и крови и против духовно -го коварства в высших сферах...

Рыцари Христовы сражаются в битве за своего Господа со светлым разумом, не страшась ни греха смертоубийства врага, ни опасности собственной смерти, поскольку нет ни вины, ни особой заслуги в том, чтобы принять смерть или причинить ее другому во имя Христа... Ры -царь Христа, говорю я, убивает со спокойным рассудком, а умирает еще более спокойно... Слава христианина — в смерти язычника, ибо этим он прославляет Христа» б⁸.

Движение тамплиеров имело необычайный успех — не только в смысле роста численности и приращении богатства самого ордена, но и в качестве модели для других крестоносных орденов. Так, госпитальеры (они же иоанниты), которые вели свою историю от группы рыцарей, еще со времен первого крестового похода занимавшихся уходом за больными, под влиянием тамплиеров в XII веке претерпели существенную милитаризацию. Тевтонский орден, основанный в 90-х годах XII века, в точности перенял устав тамплиеров. Рождение первого из испанских орденов — Ордена Калатравы показывает, что влияние тамплиеров ощущалось даже в том, как именно проходило создание новых организаций. В 1147 году Альфонс VII Кастильский отвоевал Калатраву у мусульман и вверил ее тамплиерам. Когда же возникла новая угроза и рыцари сочли ее не -преодолимой, они вернули город короне. Глава цистерцианского аббатства Фитеро по имени Раймонд и его монах Диего Веласкес (в прошлом — рыцарь) попросили у короля защиты. Архиепископ Толедо совершил молитву об отпущении грехов во имя спасения Калатравы и братства цистерцианского толка. В 1164 году новая ассоциация заслужила папское одобрение:

«Мы берем под свою защиту и защиту св. Петра место под назва -нием Калатрава... Мы подтверждаем договоренности Наших возлюбленных сынов, аббата и цистерцианских братьев этого места о том, что вам надлежит служить этому ордену верой и правдой и с рыцарским оружием в руках биться, защищая город от сарацинов» б⁹.

Так цистерцианец, бывший рыцарь, вдохновленный примером тамплиеров, чья организация выросла по примеру цистерцианской, создал на местном уровне ее копию, изначально миниатюрную.

К началу XIII века военные ордена были более чем богаты и имели земельную собственность по всему католическому миру: такие географические названия, как Храм Учения («Тич-Темпл» в Коннахте, Ирландия, «Темпльгоф» на востоке Германии, «Темло де Уэска» в Испании), наглядно показывают, насколько широко по миру распространились тамплиерские обители. Крупнейшими финансовыми центрами Ордена храмовников стали Лондон и Париж. В Святой земле на плечи рыцарско-монашеских орденов в значительной мере были возложены задачи обороны. Мрачный знак уважения был оказан тамплиерам и госпитальерам со стороны Салади -на после сокрушительного разгрома христиан при Хаттине в 1187 году: их взяли в окружение и обезглавили. «Он казнил именно этих мужей, — объяснял Ибн аль-Атхир, — потому что они были самыми бесстрашными из воинов франков»⁷⁰.

Вот почему, принимая решение о создании ордена крестоносцев в Ливонии, епископ Альберт опирался на традицию почти вековой давности. Новизна же заключалась в том, что он выступил повивальной бабкой первого удачного «государства крестоносцев», политического образования под властью крестоносного ордена. Неко -торые признаки такого хода событий угадывались еще и раньше. В 1131 году король Арагонский по завещанию оставил свое государство тамплиерам, однако завещание так и не было исполнено⁷'. В конце столетия, в начале 90-х годов, в руках тамплиеров ненадолго оказался Кипр. Однако первым государством ордена, которое просуществовало достаточно продолжительное время, стала Ливония. Орден меченосцев, созданный епископом Альбертом в 1202 году, в 1207 году получил в свое владение третью часть новой колонии — «так возникло первое в истории орденское государство»⁷². Меченосцы, с уставом по образу и подобию тамплиерского, символами креста и меча, были воплощенными профессиональными воинами Христовыми. Теперь же они стали еще и хозяевами земли. В 1210 году территориальные отношения между епископом Рижским и меченосцами стали предметом специального договора. Епископ отдавал рыцарям в распоряжение третью часть Ливонии и Леттии, взамен от них не требовалось никакой временной службы, зато в постоянные обязанности вменялась оборона региона от набегов язычников. Рыцари и их духовные отцы не платили епископу деся -тины, несмотря на то, что крестьяне-арендаторы с подведомственной им территории регулярно вносили десятину местным церквям и четверть податей уходила епископу. В свою очередь, и орден мог делать церквям подношения⁷³.

Принцип совместного проживания — вот на чем основывались отношения между епископским престолом и рыцарским орденом в захваченных государствах Прибалтики на всем протяжении их ис-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

тории. Однако после появления на исторической сцене Тевтонских рыцарей равновесие заметно сдвинулось в сторону ордена. Для по -давления язычников в Пруссии им была выделена база в Польше, и с 1230 года, опираясь на свои центры в Торуни и Хелминской области, они постепенно образовали новую территорию — так называемую Христианскую Пруссию. В 1237 году в Прибалтике произошло слияние Тевтонского ордена с орденом меченосцев. Отныне все восточное побережье Балтийского моря находилось в руках одного из главных орденов крестоносцев. В фарватере священной войны родилась мощная военно-политическая структура, которая стала вполне закономерным детищем агрессивного католического мира эпохи Высокого Средневековья. Примечательно и то, что процесс его формирования носил нединастийную форму. Подобно другим интернациональным монашеским орденам, ордена крестоносцев имели своих выборных должностных лиц и установленный бюрократический порядок. Жуанвиль сообщает, что экстремистские группы мусульман, ассасины, чья политическая задача полностью соответствовала их названию, не утруждали себя физическим устранением магистров ордена тамплиеров или госпитальеров, ибо им немедленно была бы найдена замена. Если убийство короля или князя могло повергнуть целое войско или царство в полный хаос, то за смертью высокого должностного лица в орденах крестоносцев следовал продуманный, четко регламентированный процесс по замене одного компетентного опытного воина другим.

Крестовый поход способствовал объединению христианского мира, и возможно, самым интернациональным по характеру плодом этого процесса стали духовно-рыцарские ордена. Вопреки некоторой национальной окраске (особенно заметной в испанских орденах) рыцари-монахи имели весьма широкий кругозор. Орден Калат -равы получил земельное владение в Тимау (Тымава) в нижнем тече -нии Вислы; Тевтонские рыцари владели землей в Хигаресе (на Тахо)⁷⁴. Следствием их распространения, в частности, было нарастание и ускорение движения капитала в масштабах всего христианского мира. Пожалования, подобные тому, что герцог Генрих Бор-вин II Мекленбургский сделал госпитальерам (60 мансов в окрестностях озера Миров)⁷⁵, показывают, что доходы от мекленбургских имений начинали перекачиваться в панкатолические институты, ка -кими ялвлялись ордена крестоносцев, и со временем могли быть использованы на цели, подобные походу в Святую землю. Другой мекленбургский документ еще более проливает свет на степень интеграции регионов в международную латинскую систему. На фран -цисканском соборе 1289 года в Эрфурте правитель Мекленбурга в письменном виде признал факт получения от великого магистра Тевтонского ордена 296 марок, которые его отец, Генрих Мекленбургский, отдал на хранение рыцарям в Акре перед тем, как был захвачен в плен сарацинами⁷" В данном случае ордена крестоносцев предстают в роли международных банкиров, регулировавших