Смысл и цель жизни

Философская антропология не может обойти вопрос о смыс­ле и цели жизни. Разные философские учения отвечают на него по-разному. Представители материализма обращаются к рас­смотрению объективной действительности и реальной жизне­деятельности людей, представители идеалистических направлений устремляют свой взгляд к Богу, обращаются к разуму, духу, идеям и т.д. Но, несмотря на постоянное внимание и оби­лие точек зрения, на сегодняшний день этот вопрос остается открытым и нет никаких оснований считать, что он может быть решен абсолютно.

Может быть, больше всех над вопросом о смысле и цели жизни размышлял и мучился Л.Н. Толстой. В результате он пришел к выводу, что и то и другое заключается в самосовер­шенствовании личности. Вместе с тем для него было ясно, что смысл жизни отдельной личности нельзя искать отдельно от смысла жизни других людей. Однако все это еще не говорит о том, что Толстой в конце концов разрешил для себя эту пробле­му. “Одна тайна всегда останется для человека, только одна: зачем я живу? Ответ разумный один: затем, что этого хочет Бог. Зачем Он этого хочет? Это — тайна” — таков окончатель­ный вывод Толстого.

Особенно много внимания вопросу смысла жизни уделяется в философии экзистенциального направления. С огромной силой и во всей своей противоречивости он был поставлен в русской философии Достоевским, заострившим его до “логи­ческого самоубийства”. Так, в “Бесах” инженер Кириллов чув­ствует, что Бог необходим для утверждения жизни, а потому и должен быть. Но он знает, что его нет и быть не может: “Неуже­ли ты не понимаешь, что из-за этого только одного можно вы­стрелить в себя?” Вопрос о смысле жизни превращается, таким образом, в вопрос о Боге. Для религиозного экзистенциализма этот вопрос решается эсхатологически, т.е. жизнь продолжает­ся и в потустороннем мире, где происходит свободное творче­ство души, не обремененной телом, и где она реализуется в “царстве божием”. Таким образом преодолевается трагизм зем­ного человеческого существования, выражающийся в противо­положности и непримиримости вынужденного единства души и тела, “царства Духа” и “царства Кесаря”.

В атеистическом экзистенциализме Бога нет, поэтому жизнь превращается в абсурд, подобно тому как абсурден труд Сизифа. Произведение известного французского экзистенциа­листа А. Камю “Миф о Сизифе” и призвано как раз дать подоб­ный ответ на вопрос о смысле жизни. Тезис экзистенциализма о том, что “существование предшествует сущности”, также прямо связан с утверждением бессмысленности человеческого существования, ибо человек только на пороге смерти может кое-что сказать о смысле бытия. Это подтверждает и один из основных тезисов Сартра — “человек — это ничто”.

Как же все-таки подойти к ответу на вопрос о смысле жизни, если отвлечься, конечно, от иррациональных, мистических концепций? Представляется, что дать логически обоснован­ный ответ об абсолютном и высшем смысле жизни человека не­возможно. Искать первоначальный смысл в человеческом бытии — это значит встать на точку зрения телеологии, пред­положить наличие заранее заданной для человека цели. Но тогда встает еще один вопрос — “кто установил эту цель?” — и целый ряд подобных вопросов. Другими словами, обосновать теоретически смысл жизни, видимо, нельзя. Помимо этого, ре­шение вопроса о смысле жизни предполагает и осуществление сократовского императива — “познай самого себя”, а это тоже открытый вопрос. Дать абсолютный ответ на него — это значит исчерпать саму жизнь, которая беспредельна в своем сущест­вовании и не исчерпывается рациональным объяснением. Кроме того, как тут не вспомнить слова Ницше: “Познавший самого себя — собственный палач”. Ну и наконец, для того чтобы познать смысл жизни, ответить на вопрос “для чего мы живем?”, необходимо, видимо, познать и смысл смерти и отве­тить на вопрос “для чего мы умираем?”. А этот вопрос вообще, как нам кажется, лишен смысла.

Думается, однако, что к решению вопроса о смысле и цели жизни, как и к самому этому вопросу, не следует подходить аб­солютно отрицательно, категорически утверждая, что он сам по себе абсурден. Применительно к жизни отдельной личности он имеет реальный смысл и значение. Более того, если бы каж­дый не отвечал для себя как-то на этот вопрос, то само сущест­вование человека было бы действительно бессмысленным, со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями. Достоевский по этому поводу очень хорошо сказал, что без твердого представления себе, для чего ему жить, человек “не со­гласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы”. Вместе с тем много глубо­кого смысла и мудрости содержится и в словах Ницше: “Тот, кто имеет зачем жить, может вынести любое как”. В этой связи большое значение имеет теория и практика логотерапии, раз­работанная В. Франклом¹, о которой мы уже упоминали. Здесь же отметим, что она ставит своей задачей помочь людям, нуж­дающимся в этом, обрести смысл жизни и тем самым излечить их душу. Задача эта архиважна, поскольку отсутствие смысла жизни приводит многих людей к трагическому исходу.

Имея в виду этот реальный для человека, а не абсолютный смысл жизни, мы полагаем, что в общем плане можно сказать следующее: смысл жизни состоит в развитии человека как самоцели, его всестороннем совершенствовании. Как писал Кант, существование человека “имеет в себе самом высшую цель, которой, насколько это в его силах, он может подчинить всю природу”². А поскольку человек по своей сути существо об­щественное, то и смысл его жизни может быть найден только на пути сопряжения интересов и целей общества и личности. Общность индивида и рода, личности и социума дает основа­ние оптимистически смотреть на бытие человека в мире и смысл его жизни. Трагизм индивидуальной смерти преодоле­вается тем, что человек и после смерти остается в результатах своей деятельности, своего творчества и благодарной памяти потомков.

Определить личностный смысл жизни — это значит осмыс­лить жизнь во всей ее сути и в большом плане, объяснить, что в ней подлинное, а что мнимое, определить не только основные задачи и цели жизни, но и реальные средства их осуществле­ния. По мнению видного российского мыслителя С.Л. Рубин­штейна, все это бесконечно превосходит всякую ученость и связано с драгоценным и редким свойством — мудростью.

Однако, как известно, сова Минервы вылетает только в су­мерках. Поэтому “юноше, обдумывающему жизнь” и пожелав­шему узнать смысл ее с самого начала, ничего не остается, как только обратиться за советом к тем, кто ее уже прожил, причем прожил, конечно, мудро; а еще лучше — к летописи человечес­кой мудрости, проверенной на опыте не только одного челове­ка, но и всего человечества. Одно из древних в различных мо­дификациях встречающееся у всех народов выражение на этот счет таково, что оно, увы, не оставляет надежды для спешащих получить готовый ответ на этот вопрос в начале жизни и отсы­лает их к самой жизни: “primum vivere deinde philosophare” — “сначала жить, потом философствовать”.

Близкая к ней, но более человеческая, в традициях русской философии мысль содержится у Ф.М. Достоевского: надо не просто “сначала жить”, а прежде всего надо “жизнь полюбить”, причем “полюбить больше, чем смысл ее”. Как говорит Алеша Карамазов, полюбить жизнь “прежде логики, и тогда только я и смысл пойму”. От себя добавим, что сердцевиной этой любви к жизни является любовь к людям, положенная в основу всех дел, мыслей, чувств и поступков личности. Лишь в этом случае можно твердо рассчитывать если и не на историческую па­мять, то, во всяком случае, на благодарность ближайших по­томков и окружения, которые и о тебе могут сказать замеча­тельными словами В.А. Жуковского:

О милых спутниках, которые наш свет

Своим сопутствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет,

Но с благодарностию: были.

Но, чтобы не заканчивать на такой грустной ноте, отметим, что всякий конец — это в то же самое время начало, любое ис­чезновение — это в то же самое время и возникновение, а на­стоящее не только переходит в прошлое, но и подготавливает будущее.