В ЦКТИ было два вида работ: бюджетные и договорные.
Бюджетные работы, выполняемые по инициативе исполнителей, заблаговременно включались в общий план института. Заявка на проведение работы рассматривалась в министерстве и при положительном решении из министерства «спускалось» финансирование.
При договорной работе руководитель-исполнитель работы сам договаривался с заказчиком о проведении той или иной работы и получал финансирование от заказчика, которому централизованно спускались деньги на «науку».
За время моей работы в ЦКТИ удельный вес бюджетных работ неуклонно снижался, а договорных – возрастал. Считалось, что таким образом обеспечивается увеличение процента «нужных» работ, имеющих прикладное значение. Обеспечивается переход науки от работы «в стол» к работе, имеющей практический выход. Приведенный тезис, конечно, довольно спорен, но такова была точка зрения руководителей страны и науки.
Окончание всех видов работ заканчивалось их защитой на заседании научно-технического совета - НТС. На заседание собирались как члены совета – ведущие сотрудники отдела, так и «простые смертные» - все любопытствующие, для которых это заседание и эта защита представляли какой-либо интерес.
На заседании защищающийся руководитель работы рассказывал о сути проделанной работы и отвечал на вопросы присутствующих. Заслушивались желающие выступить. Зачитывались отзывы внутренних рецензентов и «сторонних» организаций. Если работа была договорной, то обязателен был отзыв заказчика. После всего этого председательствующий или секретарь собрания зачитывал решение НТС, и, при согласии членов НТС, работа считалась принятой и законченной. Отчет по работе высылался заказчику, а копии поступали в библиотеку и архив ЦКТИ.
Вообще институт защит я считал и считаю очень полезным, не смотря на некоторую его формализованность и большие затраты времени членов совета и присутствующих. Во-первых, эта процедура хоть как-то заставляла поддерживать тонус исполнителей работ и не производить откровенную «туфту». Во-вторых, несколько повышало уровень присутствующих, вводило их в курс происходящего в отделе, знакомило с тем, кто, чем занят, и что собой представляет в отделе. Иногда, правда, происходящая полемика была не вполне конструктивной, а служила отражением личных взаимоотношений сотрудников.
Для защищающихся предзащитный период характеризовался бурной деятельностью. Нужно было написать отчет по работе. Нужно было проверить и выправить текст, отпечатанный машинистками. Нужно было проверить кальки графических материалов и чертежей, выполненные копировщицами. Нужно было сдать рукопись отчета в отдел научно-технической документации для оформления и размножения. Ну, и кроме того, нужно было заполучить отзывы о работе рецензентов и заинтересованных организаций.
Проект отзыва – «рыба», обычно писался самим исполнителем. Подписание «рыбы» иногда проходило очень легко и превращалось в простую формальность. Иногда же работа с заказчиком над отзывом превращалась в настоящую работу. Иногда заказчик требовал проведения предзащиты работы у него, перед своими специалистами. Иногда заказчик вносил в «рыбу» значительные изменения, иногда писал отзыв самостоятельно.
У нас с Фрумкиным бывали как «трудные» (редко), так и «легкие» (как правило) отзывы.
Обычно, выполняя работу, мы работали в контакте с заказчиками и заранее старались учесть все их пожелания. Поэтому к моменту защиты работы заказчик был в курсе сделанного и соглашался с результатом. Но бывало и по-другому.
Систему противопомпажной защиты газоперекачивающего агрегата ГПА-Ц-6,3 мы делали по договору с Казанским «Специальным конструкторским бюро компрессоростроения». Перед защитой Фрумкин улетел в Казань за отзывом, конечно, имея при себе проект отзыва. Мы считали, что сложностей быть не должно. Однако, в Казани Фрумкину пришлось неоднократно рассказывать результаты работы специалистам различных отделов, выслушивать их замечания и включать их в отзыв. В результате отзыв получился положительным, но времени на него пришлось потратить много. В результате Фрумкин не успел вернуться с отзывом к назначенному в ЦКТИ времени защиты. Мне пришлось докладывать на НТС о проделанной работе и отвечать на вопросы. А когда пришло время зачитывать отзывы, и председательствующий обратился ко мне с вопросом: «А где отзыв Заказчика?» - распахнулась дверь, и в помещение влетел Фрумкин с отзывом. Пришлось тогда понервничать: ведь мы относились тогда ко всему этому вполне всерьез!
Однажды в аналогичной с Фрумкиным ситуации оказался я на Сумском заводе компрессоростроения. Там начальник отдела автоматики, некто Сергеев, никак не хотел подписывать отзыв единолично, а требовал привлечь к этому специалистов других отделов. И мне пришлось неоднократно выступать перед ними, слушать их критику и пожелания. Иногда дельные, а чаще «ни о чем». Нужного результата мне и тогда удалось в результате добиться.
А вот другой пример, пример «легкого» получения отзыва. У нас были очень хорошие отношения с начальником отдела регулирования Уральского Турбомоторного завода в Свердловске – Владимиром Антоновичем Бабичем. Мы много работали вместе по договорам с заводом. Перед окончанием очередной работы обратились к Владимиру Антоновичу с просьбой об отзыве. «К сожалению, я ухожу в отпуск», - ответил тот. «Но вместо меня остается мой заместитель Уцеховский. Я ему передам, чтобы он подписал отзыв. Так что не волнуйтесь! Все будет в порядке!», - заключил он.
С проектом отзыва в Свердловск полетел я. Времени до защиты было очень мало. Поэтому я взял билет на ночной рейс до Сведловска (прилетал рано утром), а на вечерний рейс в тот же день – обратно. Прилетел, приехал на завод, пришел в отдел регулирования. «А Уцеховского нет! Он болеет! Позвоните ему домой. Вряд ли кто-нибудь другой подпишет отзыв!» - сказали мне в отделе.
Дали мне домашний телефон Уцеховского. Я позвонил, объяснил ситуацию, сказал, что у меня обратный билет на сегодняшний вечер. Уцеховский спросил, есть ли у меня проект отзыва, и пригласил меня к себе домой во второй половине дня, т.к. в первой половине дня он должен был идти в поликлинику.
Я пошел в заводскую гостиницу, поспал пару часов и с вещами отправился к Уцеховскому.
Уцеховский встретил меня очень радушно. Усадил меня за стол, накрытый белой скатертью, накормил вкусным обедом. Я все порывался перейти к обсуждению работы и отзыва, но Уцеховский все вел разговоры на абстрактные темы, «за жисть».
После обеда усадил меня в глубокое мягкое кресло и включил проигрыватель. Как сейчас помню, поставил «Первый концерт для фортепиано с оркестром» Чайковского. Сказал, что у него очень редкая запись с Рихтером. Проигрыватель был очень хорошего качества, импортный, со стереозвуком. Запись, действительно, замечательная. Но мне было не до музыки. Я смотрел на висящие напротив меня часы, показывающие, что время моего отлета неумолимо приближается, и думал об отчете и о том, что мы еще не начали разговаривать на интересующую меня тему.
Когда запись закончилась, Уцеховский поговорил о ее достоинствах и сказал, что раз мне нравится классическая музыка (я с дуру так сказал), он поставит мне еще 12-ю рапсодию Листа. И поставил. И я снова вертелся как на сковородке, потея и не отрывая взгляда от циферблата настенных часов. Наконец, когда и эта музыка закончилась, Уцеховский «сжалился» надо мной, попросил текст отзыва, не глядя, подписал и сказал, что до вызванного им такси в аэропорт у нас есть еще полчаса и этого времени нам хватит как раз на то, чтобы попить чая для завершения этого чудесного вечера.
Мы попили чай с пирожными, пришла машина, я распрощался с Уцеховским и укатил, увозя с собой драгоценный отзыв.
На следующий день, придя на работу, я стал жаловаться Фрумкину на непонятное поведение Уцеховского. «Что ты!»- сказал Фрумкин. «Уцеховский одинокий человек! Живет один! Гость для него редкость! А тут приехал человек из самого Ленинграда! И он решил усладить тебя по полной программе! Он действительно очень любит музыку! У него огромная коллекция пластинок. И он решил доставить тебе удовольствие! А отзыв – это так! Бумажка, не очень заслуживающая внимания! Цени, что он удостоил тебя такого приема!»