Принцип ответственности 30 страница

@9 См., например, Niels Bohr Atomic Theory and the Description of Nature, Cambridge, 1961, pp. 24 и 100 слл.

@10 Что до слияния воедино эпистемологического с онтологическим значением в корпускулярно-волновой альтернативе, то оно, при всей его смелости, по крайней мере подлежит обсуждению, поскольку объекты, о которых идет здесь речь, представляют собой, начать с того, entia rationis (теоретические конструкты). К примеру, волновой аспект квантово-механического события, хотя он математически изоморфен с описанием конкретной материальной волны, обозначает "объект" такой высокой степени абстракции, как вероятностная волна, статус реальности которой и ее экзистенциальная независимость от строящего концепции наблюдателя и в самом деле могут подвергаться сомнению. Ничто из этого неприложимо к таким конкретным, насыщенным содержанием данным нашего первичного опыта, как тело и разум.

@11 Это верно для обеих сторон, хотя более очевидно для умственной, на которой мы ее и продемонстрировали: чувственное восприятие относится к физическому объекту, но также (как мы предполагаем) этим объектом вызвано. Материальная сторона, как кажется, изолируема лучше: возможно описывать физику глаза, вовсе не упоминая о зрении, и то же в отношении каждой части организма и даже всего организма в целом. Однако сомневаюсь, разумно ли делать так постоянно (например, рассматривать мозговые процессы и не упоминать, что они значат для ума), да и возможно ли вообще говорить о лишенных качеств физических объектах, не предполагая скрытым образом, в самом отрицании, перцептивных качеств, от которых они были абстрагированы. И еще следует сказать, что, в конце концов, нанесенная на холст краска вызывает в нас восприятие цвета, которому она соответствует; и это высказывание о действии на ум представляет собой в такой же степени утверждение относительно физического предмета, как высказывание о претерпевании воздействия с его стороны – утверждение в отношении ума. Словом, два "набора", какой бы из них ни был избран, продолжают пересекаться (или "взаимодействовать"), и в этом-то вся проблема и состоит.

@12 Еще проще, в том же формальном ключе, оказывается возражение, что в случае квантовой механики мы начинаем с данных одного и того же рода (пространственно-временные измерения), а заканчиваем разработанной нами двойственностью их представления, которой они должны быть учтены, между тем как в случае психофизического мы начинаем с двойственности данных принципиально различного характера, к тому же не нами измышленных, и делаем попытку их теоретического объединения. Если обнаружится, что в таком объединении они оказываются в некотором смысле "дополнительными", сама эта "дополнительность" становится единящим изображением двойственного явления. Таким образом, направление логического продвижения в том и другом случае противоположно, так что один приходит к раздвоенной модели, другой же (как мы надеемся) – к унифицированной. Все эти чисто формальные возражения, особенно касающееся "перекрещивающихся линий", относятся ко всем нештатным применениям принципа дополнительности, которые мне известны (например, в общественных науках): все они вынуждены нарушать (по крайней мере) семантически исключающий характер, свойственный двойственности в изначальной модели, и терпят неудачу уже по одной этой причине.

@13 В равной степени осмысленно задаваться вопросом, что в нашем поведении, даже с наличием умственного состояния в его основе, обуславливается, ограничивается или предписывается материальной необходимостью, а что на самом деле исходит от нас, т. е. выделить, применительно к данному моменту, относительные доли каждой из сторон: вновь нечто совершенно неприложимое к дополнительности в подлинном ее смысле.

@14 Что касается Спинозы, это показано мной в статье "Parallelism and Complementarity: The Psychophysical Problem in Spinoza and in the Succession of Niels Bohr", в R. Kennington, ed., The Philosophy of Baruch Spinoza (Studies in Philosophy and the History of Philosophy, vol. 7), Washington, D. C., Catholic University of America Press, 1980, с. 121-130 (заглавие искажено вследствие ошибки наборщика). Рассмотрение дополнительности там почти тождественно настоящему.

@15 E. Schrödinger "Naturwissenschaften" 23 (1935), 807.

@16 На возражение, что никакому статистику не пришло бы и в голову выступать с таким утверждением относительно лица x на основании таблицы ожидаемой продолжительности жизни населения (он, мол, сказал бы, что в отношении единичного случая никакое суждение невозможно), следует ответить, что тот и другой случай не аналогичны между собой. В обычной статистике знания относятся к населению – как, разумеется, и предсказания, делаемые на их основании. Никаких ответов об индивидуумах и не ожидается; однако в случае "кошки Шрёдингера" изначальное знание касалось как раз состояния индивидуальной системы (в идеальном случае: столь исчерпывающее знание "совместимых" величин, какое только допустимо одновременно получить о системе), так что предсказания о будущем состоянии именно данной системы ожидать следует, и функцией Шрёдингера они действительно предоставляются. Верной аналогией поэтому будет не аналогия между кошкой и лицом x, но между кошкой и населением, к которому лицо x принадлежит, а там предсказание того, что в момент t ₁ две трети "его" (а именно его неконкретизированных нынешних членов) будут живы, а одна треть умрет, совершенно осмысленно и, возможно, истинно. Однако для неделимой кошки эта "истинность" выглядит лишь дразнилкой. Разумеется, и в том, и в другом случае применимо будет простое и незамысловатое утверждение, что шансы индивидуума на то, чтобы быть в живых, равны двум третям, и так это можно было бы и оставить, однако тем самым окажется затушеванным глубокое различие. В случае обыкновенной статистики утверждение выражает (например, для страховой компании) просто то, что индивидуум входит в совокупность, для которой было получено усредненное значение и каузальным утверждением никоим образом не является: тут не имело места никакого динамического анализа "состояния" всего или же части. В случае же Шрёдингера утверждение выражает именно внутреннюю (причем сущностным образом вероятностную) "каузальность" самого индивидуализированного состояния системы, т. е. ситуацию, сопоставлять которую с той вряд ли правомерно.

Именно это отличие и неортодоксальная природа предсказания в квантово-механических вероятностных условиях, в противоположность классической механике (полностью покрывающей статистику населения) и должен был отразить парадоксальный, а, возможно, даже и шутливый способ выражения, избранный моим собеседником. Отличие это оказалось бы утерянным, будучи погруженным в классические соотношения больших чисел (в противоположность индивидуальным случаям), которые выдают-таки точные (хотя не выведенные каузально) предсказания именно для больших чисел. (Сказано опять же в ответ на возражения, выдвинутые Адольфом Лове.)

@17 В статистике народонаселения мы можем допустить высокую степень детерминизма в отношении уровня смертности, рождаемости, преступности и т. д., не предопределяя тем самым единичного случая, например, в отношении того, умру ли, произведу ли на свет детей, совершу ли преступление именно я. Предполагается, что единичные случаи детерминируются различным образом посредством кластеров их собственных индивидуальных причин (будь они известны или же неизвестны, они в равной степени игнорируются), усредняющихся на достаточно большой выборке населения. Отметим снова отличие от кажущегося похожим случая с примером Шрёдингера. Там для того, чтобы получить этот результат, нам следовало предположить для участников столь тождественные изначальные условия, какими они только могут быть. В обычной статистике никакие подобные условия не накладываются. Напротив того, там определенный уровень получается для целой совокупности неопределенно различных изначальных условий (и последовательных причинно-следственных историй) участников. Никакие различия такого рода не усредняются в накоплении Шрёдингеровых кошек, происходит скорее обращение вероятностей для участников в надежный результат для совокупности. Уровень, получившийся в конце, присутствовал там у каждого из участников с самого начала, и что подверглось там усреднению к определенности по причине большого их количества, было всего лишь множеством неопределенностей равной величины, а не множеством различных детерминированностей, пришедших к среднему значению. Иначе говоря, среднее значение задано вероятностным уравнением единичного случая. (Например, в аналогичном "классическом" случае, если мне известно относительно популяции насекомых, что всеми ими управляют одни и те же биологические часы, то, при условии знания их хода для одного экземпляра, мне не будет нужды в том, чтобы статистика говорила мне, что вся популяция, вне зависимости от ее численности, умрет с наступлением зимы. Однако здесь индивидуальные биологические часы уже не вероятностные.)

@18 Это не только технически выполнимо, но и уже прекрасно знакомо: примером может служить любой счетчик Гейгера, регистрирующий отдельные радиационные частицы.

@19 Одной известной мне попыткой из области квантовой физики, которая избегает соблазна дополнительности и непосредственно обращается к взаимодействию, явилась статья Л. Басса (L. Bass "A Quantum Mechanical Mind-Body Interaction", Foundations of Physics 5/1 (1975), p. 159-172). Она начинается с введения сознания наблюдателя как существенной части одной из версий постулатов квантовой механики (фон Нейман), согласно которой допустимо сказать: "Впечатление, получаемое субъектом в результате взаимодействия, называемое также результатом наблюдения, изменяет волновую функцию системы" (Ю. П. Вигнер). Делая "небольшой шаг вперед", Басс измышляет изменяемую таким образом неживую микросистему, которая должна быть помещена в стратегическом узле центральной нервной системы наблюдателя, так чтобы "соответствующая волновая функция принадлежала нервной клетке, подвергающейся раздражению, когда волновая функция изменяется явлением сознания". Тем самым предполагаемая общей теорией связь между умом (= наблюдателем) и микроскопическими системами "будет приведена в соотношение с возможной связью между умом и телом наблюдателя" (p. 160). Вслед за этим Басс конструирует формализованную модель такого элемента в центральной нервной системе. Решающим для его функционирования моментом является, разумеется, то, что данный элемент должен быть "наблюдаем". Поскольку, очевидно, сознанием индивидуума наблюдение произведено быть не может, Басс прибегает к введению "подмозга", ссылаясь на рассмотрение Ч. С. Шеррингтоном ума как "совокупности квази-независимых перцептивных умов, объединенных в значительной степени временнóй согласованностью опыта" (p. 170). Любой такой "подмозг", регистрируя соответствующие данные в качестве "квази-независимого ума", сможет тогда играть роль "промежуточного наблюдателя", а "интегрировнный ум" субъекта – роль "окончательного наблюдателя", регистрирующего состояние нейронной сети в целом. Этот "окончательный наблюдатель" известен среди физиков-квантовиков как "друг Вигнера", поскольку он заимствован из мысленного эксперимента Ю. П. Вигнера.

Насколько внутренне основательна, в математическом смысле, построенная модель, судить не мне. Воздержусь также и от возражения, что у нас нет свидетельств относительно существования "подмозга"; как и от того, что в любом случае нам здесь на самом деле требуется "под ум ", а это вовсе не одно и то же; и что, хотя вполне можно говорить о частях мозга, уже сами рассуждения о частях ума сомнительны, перезаключение же от локальной части мозга (даже если бы она и в самом деле была частным мозгом) к части ума является еще одним сомнительным моментом. Я воздерживаюсь от такого рода возражений, поскольку на данной стадии умозрительным рассуждениям должна быть предоставлена широчайшая свобода. Но от чего уклониться невозможно, так это от возражения, что фундаментальная предпосылка модельного построения смешивает или соединяет, под собирательным термином "сознание", два различных предмета: состояние, или явление, субъективной регистрации и объективный акт, или явление, через которое она была получена, а именно измерение, которое является физическим вмешательством в состояние объекта. Здесь речь Вигнера – в вышеприведенной цитате – становится двусмысленной. "Впечатление, получаемое субъектом в результате взаимодействия" – что это? Что изменяет волновую функцию объекта – получение впечатления или обладание им? Разумеется, первое, как случай истинного физического взаимодействия. В противном случае пришлось бы поступиться требованием одновременности и мы, в качестве позднейших наблюдателей, могли бы даже изменять волновые функции систем в отдаленном прошлом, поскольку получаем знание о них посредством лежащей в промежутке истории Вселенной. Никто не будет утверждать, что наше знание о прошлом в состоянии прошлое изменить. Однако, поскольку мы придерживаемся одновременности наблюдаемого и наблюдателя, а значит, помещаем изменение объекта во внеумственной деятельности получения информации, куда, по квантово-механическим правилам, оно и относится, мы все еще не оставили в строгом смысле материальную сферу, и все еще не знаем, как умственные данные, когда они уже там, т. е. полученная и удерживаемая в сознании информация, тогда уже, в свою очередь, могут сделаться источником каузального обмена с объектом, которым следует "распорядиться" по причине "поступившей информации" (в ответ на нее). Каузальным средоточием проблемы тела и ума является не то, что мы, сами того не зная, могли причинить объекту в акте наблюдения, но то, что мы, владея полученным восприятием, можем теперь или впоследствии сознательно с объектом совершить, воздействуя на него своими телами, а значит, прежде всего, заставляя свои тела действовать именно так. Изначальная загадка все так же ухмыляется нам в лицо.

Примечания переводчика

Лекция «Наука как персональный опыт» переведена по отдельному оттиску («Wissenschaft als persönliches Erlebnis. Vortrag, gehalten am 15.Oktober 1986 zur 600-Jahr-Feier der Ruprecht-Karls-Universität»). Она опубликована также в издании: Die 600-Jahr-Feier der Ruprecht-Karls-Universität. Heidelberg, 1987. Книга «Принцип ответственности. Опыт этики для технологической цивилизации» переведена по изданию: Hans Jonas. Das Prinzip Verantwortung: Versuch einer Ethik für die technologische Zivilisation. Frankfurt am Main, 1979. Приложение I "Сила и бессилие субъективности" (см. с. 229) переведено нами с английского языка по изданию Hans Jonas. The Imperative of Responsibility. In Search of an Ethics for the Technological Age. Translated by Hans Jonas with the Collaboration of David Herr. Chicago & London, 1984, p. 205-231. По принадлежащему автору английскому переводу (там же) сверены неясные места немецкого оригинала, а в примечаниях отражены многие иногда весьма значительные по объему уточнения и дополнения (вполне естественно, что, работая над переводом, автор не мог и не должен был удерживаться от продолжения работы над текстом). Несмотря на ряд дополнений, объем книги в американском издании примерно на одну шестую меньше, чем в немецком: была значительно, более чем в два раза, сокращена последняя, 6‑я глава (с потерей очень важных и интересных идей, возникших, в частности, в связи с полемикой с Эрнстом Блохом). Завершающий книгу итоговый раздел "От критики утопии к этике ответственности" (p. 201-204), кроме того, что намного короче немецкого варианта, изложен автором по-новому. Поэтому мы сочли необходимым дать и его перевод – в Приложении II (см. с. 256). Предисловие к американскому изданию, хотя и написано для него заново, представляет собой главным образом резюме содержания книги (что было дано уже в немецком варианте, причем более развернуто). Интересен, однако, небольшой завершающий пассаж (p. xi), касающийся истории возникновения книги и оценки ее самим автором. Вот что здесь говорится:

"Когда книга впервые появилась по-немецки в 1979 г., она имела позади уже многолетнюю историю своего становления – начиная с тех самых пор, когда, в прочитанной в 1959 г. лекции "Практические применения теории" ("The Practical Uses of Theory", ныне 8‑е эссе в моей книге "The Phenomenon of Life"), я впервые предложил свою оценку того, что, как мне казалось, представляет собой новое соотношение теории и практики в нашу эпоху, и того, какую роль играет это соотношение в общественном человеческом бытии. Начиная с этого момента моя озабоченность воздействием технологии на человеческое состояние все возрастала – по мере того, как делалось все более очевидным само явление. Накапливаясь и развиваясь, мои идеи находили выражение в делавшейся все более длинной череде статей, а с самого начала 70‑х годов стало уже подразумеваться, что статьи эти будут частью вызревавшего у меня в уме целостного заявления, которое должно было сплотить воедино отдельные попытки, сведя их в такую систематическую форму, на какую я только способен. Настоящий том как раз и является таким заявлением – разумеется, все еще фрагментарным, если сопоставлять его с устрашающими вызовами самого предмета. Эта констатация справедлива прежде всего в отношении тех мест, где изложение переходит от описания фактов и опасностей (согласие относительно которых захватывает теперь все более широкие круги) к подлинной, императивной цели книги, а именно к тому, чем должна ответить фактам этика. Здесь нам придется идти по целине. Настоящая terra incognita ждет, чтобы ее нанесли на карту, и "практический разум", в Кантовом смысле, т. е. разум нравственный, побуждается к тому, чтобы прокладывать себе путь в собственном зыбком свете".

Цитаты из И. Канта и К. Маркса даны в нашем переводе, со ссылкой на соответствующие места в русских переводах. Ссылки на И. Канта даются по следующим изданиям: "Обоснование метафизики нравственности" – Кант И. Сочинения в шести томах. М., "Мысль", 1965, т. 4, ч. 1 (там работа называется "Основы метафизики нравственности"); "Критика практического разума" – там же; "Критика чистого разума" – Кант. Критика чистого разума. М., "Мысль", 1994. Цитаты из Библии переведены с немецкого. Немногочисленные вставки в текст авторских примечаний (дополнения к ним самого автора в английском переводе, ссылки на литературу в русских изданиях, переводы иноязычных выражений) помещены в фигурных скобках – {}, поскольку квадратные уже заняты автором.