Второй уровень обеспечивает избирательный контакт с миром. Яркое, чувственно переживаемое удовольствие поддерживает необходимую для этого активность, устойчивость, заглушает неприятные ощущения. Можно сказать, что с его помощью достигается уже не редукция напряжения, не пассивное усвоение внешних ритмов, а активный подъем жизненного тонуса, избирательная стимуляция стенических и противодействие астеническим переживаниям.
Еще раз подчеркнем, что, хотя в сфере саморегуляции залогом нормальной работы является торжество принципа удовольствия, в норме это не вступает в противоречие с принципом реальности. В любых условиях для осуществления активной адаптации необходимо сохранение преимущества стенических состояний над астенической, и аутостимуляция в конечном итоге служит решению реальных зада",
Напомним, что на этом уровне ощущения удовольствия связаны прежде всего с благоприятным протеканием внутренних соматических процессов и с хорошим качеством сенсорного контакта с окружающим. Второй уровень дает радость от ощущения своего здоровья, правильных ритмов тела, восприятия чувственной фактуры мира, его вкуса, запаха, цвета - от переживания полноты и реальности жизни.
Известное состояние "сенсорного голода", неблагоприятные последствия "сенсорной депривации" свидетельствуют о том, что доза сенсорной стимуляции, необходимая для нормальной физиологической жизни, недостаточна для организации полноценной работы психики. Находясь в состоянии сенсорной депривации, мы создаем многочисленные способы дополнительной стимуляции. Уже младенец проявляет влечение к перцептивным стимулам как к таковым, вне связи с непосредственным удовлетворением физиологической потребности: он ищет взглядом яркую игрушку, сосредоточивается на свете лампы, бьет по погремушке, "играет", перебирая пальчиками перец глазами, сосет пустышку, палец или край пеленки. Известно, что это приятные для него впечатления, особенно оральные, помогают ему перенести ситуацию дискомфорта. Пустышка, палец долго используются ребенком как способ саморегуляции - они дают возможность успокоиться, заглушить голод, боль, тревогу.
Известно также, какое большое место в жизни ребенка первого - начала второго года жизни занимают действия с собственным телом и с объектами. Он стремится воспроизводить определенные, уже ожидаемые сенсорные эффекты (вспомним циркулярные реакции, описанные Ж. Пиаже). Ему необходима радость, которую дают движения - барахтанье, раскачивание, ползанье, приседания и "прыжки", потом ходьба; манипуляции с сенсорно яркими, звучащими игрушками, водой, песком; игры со звуками - ритмическое воспроизведение их в гулении, догом в лепете; игры со словами - их ритмизирование, рифмование, позже повторение детских стихов и прибауток.
Став взрослыми, в минуты усталости и потери интереса к жизни мы вновь обретаем бодрость, "прописывая" себе пешие прогулки, бег и купание, нам помогают ощущения травы и песка под босыми ногами, запах моря и тополиных почек. Теряя активность и нуждаясь в "скорой помощи" в борьбе с пресыщением, мы начинаем напевать, ритмично покачиваться, постукивать ногой. Наверное, каждый бывший студент помнит, как часто во время подготовки к экзаменам может "нападать жор", как для того, чтобы лучше сосредоточиться, мы начинаем ходить по комнате или включаем музыку.
В этих, часто непроизвольных, попытках саморегуляции, удержания активности на необходимом уровне и в нужном русле, мы используем не только подкрепление ее конкретными приятными впечатлениями. Вероятно, не в меньшей степени здесь ценно и подключение деятельности к энергии наших витальных ритмов и ритмов мира. Многие могут вспомнить, например, как хорошо думается "на ходу", ритм движения тела может стимулировать движение мысли, придать ее течению размеренность, складность, так же как нам часто помогает в этом стук колес поезда.
Кроме того, можно отметить, что средством аутостимуляции служит и удовольствие от благополучной реализации аффективного стереотипа контакта с миром (аналогично удовольствию от правильного течения внутренних соматических процессов), подтверждение надежности разработанных средств адаптации. Это может быть удовольствие от легкости, ловкости выполнения моторного, речевого или интеллектуального действия; точности и надежности поведенческого стереотипа, навыков социальной адаптации (Рубинштейн С. Л., 1946).
Это особенно характерно для периодов, когда навык уже успешно сложился, но еще полностью не автоматизирован. Ребенок наслаждаете своим "свежим" умением произнести новое сложное слово или зариться на высокую ступеньку; ученик "щелкает" задачки освоенного им истого типа, молодой профессионал "играет" приемами, научными терминами. Однако такое удовольствие может стать и постоянным средством аутостимуляции. Характерен, например, тип людей, получающих удовольствие от педантичного воспроизведения обычного порядка действий, их процедуры; говорунов, которые с особым вкусом произносят "изысканные" слова и сложные обороты речи; резонеров, охотно рассуждающих по поводу проблемы, что для них может быть более значимо, чем ее реальное разрешение.
Наряду с подтверждением прочности отдельных жизненных инструментов выступает удовольствие от надежности всей системы нашей адаптации к миру - устойчивости аффективного образа мира и укомплектованности нашей "полки с инструментами". Мы получаем удовлетворение от повторяемости ритмов жизни мира и нашей жизни. Опять же это особенно явно заметно в раннем детстве, когда предсказуемость мира особенно необходима для развития системы стабильных связей с ним. Известно, что маленькие дети до определенного возраста больше радуются привычному, а не новому - повторению любимой игры, шутки, рассказа; они часто задают вопросы, на которые знают ответ и радуются именно совпадению полученного ответа с ожидаемым. Сходным образом такая потребность в воспроизведении ожидаемого, сохранении порядка может обостряться и у взрослых в периоды увеличении угрозы потери стабильности.
3. Фрейд (1990), как известно, трактует эту потребность в повторении как проявление общего стремления человека к возвращению в исходное состояние. Связывая исходное состояние с полной редукцией напряжения, он выдвигает гипотезу об изначально присущем человеку влечении к смерти. Однако, на наш взгляд, обсуждаемый феномен стремления к воспроизведению привычных моментов существования не может смешиваться со стремлением к полной редукции напряжения. Мы считаем, что редукция напряжения имеет отношение к генерализованной защите первого, низшего, уровня организации аффективных процессов. Стремление же к повторению привычного, к постоянному воспроизведению аффективного стереотипа контакта с миром представляется нам скорее настойчивой фиксацией отдельного момента активной жизни субъекта.
Этот момент отражает, по нашему мнению, как раз нарушение в равновесии сил, избирательную концентрацию энергии субъекта - его попытку "зацепиться", удержаться на уже завоеванных рубаках активности. Поэтому нам кажется, что данное стремление противоположно тенденции раствориться в динамике внешнего мира, характерной для первого уровня, дающего нам возможность полной редукции напряжения.
До сих пор мы говорили о непосредственной стимуляции активности, тонизировании психической жизни впечатлениями удовольствия второго уровня. Наряду с этим у данного уровня существует возможность запасти стимулирующие впечатления впрок и использовать связанную энергию удовольствия через многие годы после того, как она была получена непосредственно. В наибольшей степени мы можем сделать эти запасы в детстве и юности, когда полны энергией потребностей тела, и качество мира воспринимается нами особенно радостно, красочно, ярко и вкусно.
Приобретенные в молодости аффективные стереотипы помогут поднять нашу активность и на склоне лет. Мы вновь чувствуем себя хорошо и легко, вернувшись в любимые с детства места, почувствовав знакомый запах и вкус, услышав привычные звуки, взяв в руки старые игрушки, наряжая елку для своего ребенка. Когда-то мы своей радостью зарядили эти места и вещи, связали себя с ними в аффективный стереотип, который запускается теперь уже извне. Это одна из причин, почему так важны для нас наши детские воспоминания, почему мы говорим: "Дома и стены помогают". То, что мы положительно зарядили в окружающем в процессе опредмечивания потребностей, когда были молоды, активны и счастливы, возвращается к нам позже, когда мы становимся слабее и нуждаемся в помощи.
И, наконец, возможность субъекта сохранять активность в контактах с миром, противодействовать наступлению пресыщения, как известно, зависит от степени разработанности аффективного стереотипа жизни, от развития структуры его психического поля (Левин К., цит. по Выготскому Л. С., 19836; Зейгарник Б. В., 1981). Таким образом, структурирование жизненного пространства является для нас и средством саморегуляции - стабилизации активности собственных психических процессов.
Психическое поле (жизненное пространство) дифференцируется ячейками индивидуальных аффективных стереотипов, связывая, переводя психическую энергию в состояние покоя; они как бы капсулируют ее в отдельных ячейках. Чем больше их в структуре нашего психического поля, тем больше возможность защититься от пресыщения. Переходя от одного аффективного стереотипа к другому, мы поддерживаем себя, свою активность уже запасенной в них аффективной энергией. Вспомним общеизвестную истину: "Лучший отдых - это смена занятий" и то, что о душевно усталом, опустошенном человеке, говорят: "Некуда себя деть".
В нашей практике работы с детьми, крайне пресыщаемыми в контактах с миром, одной из задач как раз и является разработка большого числа разнообразных аффективных стереотипов.. Так, арсенал привычных, приятных моментов пробуждения, начала дня (встреча с близкими, разговор о том, что кому снилось, выяснение, какая погода за окном, зарядка и т. д.) обеспечит ребенку более активное утро; а детальная разработка ритуала утреннего чая (любимая чашка, приготовление подходящего каждому чая - горячего, остывшего, сладкого, без сахара, бутербродов, повторение традиционных присказок и шуток и т. п.), удержит ребенка за столом во все время завтрака, поможет ему поддержать контакт с близкими.
Перейдем к другой стороне работы системы саморегуляции. До сих пор мы обсуждали, как происходит стимуляция и сохранение активности во взаимодействии с миром. Теперь рассмотрим вклад второго уровня в борьбу с отрицательными переживаниями.
Самым простым и прямым средством этого уровня в противостояли неприятному является попытка механически заместить его приятным. Так, расстроенный ребенок начинает сосать палец; не имея возможности устранить неприятный запах, мы используем ароматическую смесь; пытаясь притупить боль, начинаем ритмически раскачиваться, стонать, причитать; унимая тревогу, насвистываем бодрый мотивчик. Можно сказать, что первой непосредственной защитной реакцией этого уровня на реально неустранимые отрицательные впечатления является попытка заглушить их, "подсластить горькую пилюлю". Это - первый шаг к активной работе системы саморегуляции с отрицательным переживанием.
Наряду с прямым и простым заглушением "минуса" на этом уровне происходит и более сложная работа связывания его разрушительной энергии структурой психического поля, аффективным стереотипом отрицательного переживания. Отрицательное впечатление вплетается в сеть конкретных деталей жизни - его признаков, сопутствующих подробностей (это снимает тревогу, поскольку зафиксированные приметы, возможно, позволят избежать неприятностей в будущем и в сеть возможных средств защиты. Так, отрицательное переживание связывается в подробно разработанном аффективном стереотипе и в идеале постепенно десенсибилизируется.
Напомним, что, разрабатывая проблемы психической защиты, 3. Фрейд (1989) пишет о необходимости ограничить, ослабить, количественно дозировать энергию воздействия среды. И мы обсуждали, что эту глобальную задачу берет на себя первый уровень. Защита же от прорвавшегося травматического воздействия, уклониться от которого не удалось, согласно 3. Фрейду (1989, с. 388-389), предполагает связывание его своей внутренней психической энергией. Связать травматическое переживание, по его мнению, это значит перевести его энергию в покоящееся состояние, поэтому защитой от внезапного испуга, вызванного воздействием разрушающей силы, является страх как ожидание опасности и подготовка к ней.
Разработка аффективного стереотипа страха - фиксация опасности, детализация ее признаков, определение недопустимых условий контакта с миром - не только очерчивает страшное, но и капсулирует его, освобождая от него другие, безопасные области жизни. Так, мы, как правило, испытываем некоторое облегчение, узнав, что наше вчерашнее нездоровье могло быть связано с магнитной бурей. С одной стороны, это вызывает у нас опасения по поводу подобных бурь, но с другой - дает надежду, что в иное время мы будем в большей безопасности, что в следующий раз, отследив приближение угрозы, ми примем меры. Таким образом, детализированный аффективный стереотип переживания страха, накопления автоматизмов защиты от страшного позволяют нейтрализовать, десенсибилизировать и сам страх (сравним для примера самоощущение хронически больного с лекарством в кармане и без него).
К. Лоренц (1994), изучая значение некоторых форм ритуального поведения животных и человека, не несущих явной приспособительной функции, усматривает их смысл в связывании переживания пережитого испуга. Повторение ныне бессмысленного действия, воспроизводящее благополучное разрешение опасной ситуации, подтверждает безопасность настоящего. 3. Фрейд называет страх последней линией защиты, нам же кажется, что скорее его можно определить как первую активную линию обороны от травмирующих впечатлений.
Таким образом, на уровне аффективных стереотипов идет процесс накопления энергезирующих положительных переживаний и связывания, капсулирования, и частичной нейтрализации травматических, отрицательных, впечатлений.
Рассматривая выше взаимодействие первого и второго уровней в непосредственном разрешении задач адаптации, мы отмечали их противоположную направленность и возникновение между ними иерархических отношений. Второй уровень, как более активный, становится ведущим, модулирует проявления первого, оставляя ему в большинстве случаев роль фонового. Взаимоотношения этих уровней в процессе осуществления функции саморегуляции нельзя определить столь однозначно.
Конечно, и в этом случае более активен второй уровень, который фиксирует способы воспроизведения искомых переживаний, вводит их в ритм обыденной жизни. Так, впечатления первого уровня - созерцание движения красок заката, бликов огня в камине, цветущей вишни - создают ощущение покоя, но возможность узнать свою потребность в них, создать привычку разжигать камин и ходить смотреть на закат и цветущие деревья предоставляет нам второй уровень.
Его механизмы закрепляют и способы пространственной организации среды, позволяющие отодвинуть пресыщение и стабилизировать переживание комфорта. Как уже обсуждалось выше, это достигается внесением в среду симметрии, порядка, правильного ритма. Эти приемы позволяют частично связать свободный поток внешних сил и тем самым ослабить интенсивность давления среды на человека. Организуя пространственные и временные воздействия в ритмические структуры, мы раздвигаем границы нашего переживания комфорта и таким образом позволяем субъекту впитать больше энергии внешнего мира.
Мы видим, что активные механизмы второго уровня в данном случае не подавляют, а служат достижению большей эффективности в разрешении задач первого. Более активный уровень обслуживает менее активный. С другой стороны, механизмы первого уровня тоже используются для оптимизации аутостимуляции второго. Так, праздничный стол мы украшаем цветами, посудой изысканной формы, сами блюда с едой аранжируем, как букеты цветов, - все это призвано усиливать наше непосредственное удовольствие от хорошей еды.
Механизмы первого и второго уровня на равных участвуют и в создании аффективных блоков защиты от травмирующих переживаний. Так, если первый дает возможность оттолкнуться от неприятного впечатления, то второй (избирательно снижая порог дискомфорта к качественно дурному) создает один из фильтров вытеснения отвратительных впечатлений.
Также, в случае необходимости немедленного избавления от непереносимого переживания, в процесс защиты вовлекаются активнее механизмы второго уровня. Пресыщение достигается быстрее, если субъект дополнительно стимулирует себя сверхинтенсивными сенсорными впечатлениями. В момент отчаяния мы бьемся головой о стену, царапаем себя, рвем на себе волосы, одежду. Эти саморазрушительные действия в конечном итоге тоже имеют приспособительный смысл - именно сильная физическая боль позволяет нам скорее достичь состояния спасительного бесчувствия.
Таким образом, мы видим, что взаимодействие уровней в процессе саморегуляции гораздо более гибко и разнообразно, чем при решении реальных адаптационных задач. Вопрос "кто из них главный, ведущий, смыслообразующий?", здесь, по-видимому, звучит бессмысленно. Что аффективно важнее для нас в пейзаже: гармония пространственных отношений или цвета, запахи, чувственные ассоциации, возникающие при виде садов, отягощенных плодами? Возможно и то, и другое. В данном случае отношения уровней, которые могут поочередно доминировать, создавая благоприятный фон друг для друга, несомненно, характеризуются большей степенью свободы. Психотехнические приемы разных уровней развиваются параллельно и объединяются для решения задачи стабилизации аффективной жизни человека.
