Критические комментарии

Необходимо выявить определенные просчеты внутри самой теории когнитивного диссонанса. Некоторые из них также носят достаточно общий характер, хотя присущи уже не всей социаль­ной психологии, а лишь всему классу теорий соответствия. Самая главная слабость такого порядка — это достаточно противоречи­вое и неоднозначное решение вопроса о мотивирующем значе­нии диссонанса. Как уже было отмечено, в различных изложениях теории речь идет о разных вещах: то о мотивирующем значении диссонанса для поведения, то о мотивирующем его значении для перестраивания когнитивной структуры. Но это принципиально различные вещи, и «приблизительный» характер описания этой проблемы является, конечно, существенным изъяном теории. Не­которую неудовлетворенность разработки проблемы мотивации чувствует и сам автор теории: «На протяжении всей этой книги мы почти ничего не сказали о мотивации. Конечно, диссонанс может быть рассмотрен как мотивирующий фактор, но существу­ет множество и других мотивов, оказывающих влияние на челове­ка. И кроме того, мы оставили за пределами нашего анализа воп­рос об отношении между основными мотивами человека и стрем­лением к уменьшению диссонанса» [Фестингер, 1999, с. 314].

Также сомнительным представляется постоянное оперирова­ние лишь парой изолированных когнитивных элементов, рассмот­рение лишь их отношений. Здесь снова встает вопрос о праве на существование определенной модели в системе социально-психо­логического знания. Безусловное признание такого права не озна­чает снижения требований к принципам построения модели. Од­ним из таких принципиальных, методологических вопросов моде­лирования является правомерность выделения той или иной связи в качестве основы модели. В данном случае возникает вопрос: до­пустимо ли принять в качестве основы анализа динамики когни­тивной структуры взаимодействие двух элементов? Не задается ли уже этим фактом крайняя ограниченность предложенной модели? Складывается впечатление, что такая изолированная пара когниций, какая рассматривается при объяснении возникновения несо­ответствия, весьма слабо поддается в дальнейшем сопряжению ее с другими элементами когнитивной структуры, и это практически не позволяет перейти к сложным системам взаимодействия когни­тивных элементов. Несмотря на относительно хорошую, как спра­ведливо отмечает В. П. Трусов [Трусов, 1973], по сравнению с дру­гими теориями соответствия разработку теории диссонанса, не­смотря на длительную историю ее продуктивного существования (если иметь в виду многочисленность экспериментов), вопрос так никогда и не был перенесен в плоскость рассмотрения содержа­ния диссонанса при учете всей системы когнитивных элементов, образующих когнитивную структуру человека.

Наконец, серьезные возражения сохраняются и в отношении психологики, вводимой как обязательный компонент при утвер­ждении основного принципа теории диссонанса. ПредложеннаяАбельсоном и Розенбергом попытка более тщательной разработки ее проблем дала лишь более или менее формализованные конста­тации суждений здравого смысла, обыденной житейской психо­логии. Поставив важный вопрос о том, что люди в повседневных поступках руководствуются необязательно требованиями логики, но иными «резонами», Абельсон и Розенберг, естественно, не сделали эти резоны более строгими. Поэтому сакраментальная фор­мула «не-Х следует из Y» остается допускающей слишком произ­вольные толкования.

Д. Катц справедливо отмечает, что психологический уровень несоответствий (наряду с логическим уровнем и уровнем бессоз­нательного), обнаруженный в теории диссонанса, сам по себе, конечно, значим, поскольку позволяет индивиду как бы «взвеши­вать» несоответствие в сопоставлении с его личным опытом, со­циальной позицией, принимаемыми ценностями и т.д., однако он также не выводит за пределы чисто когнитивной сферы как «вместилища» этих несоответствий. Катц пишет, что и здесь несо­ответствие предстает как «конфликт неконгруэнтных элементов», в то время как за бортом остается вопрос «об исторических силах, ответственных за этот конфликт» [Katz, 1968, р. 182]. Хотя и в весь­ма своеобразной форме, но Катц приходит здесь к требованию более внимательного исследования «объективной среды». Теория диссонанса, как все когнитивные теории, этот вопрос просто не ставит: противоречия внутри когнитивной системы человека во­обще не анализируются с точки зрения того, какие реальные про­тиворечия окружающего мира нашли в них свое отражение (если, конечно, покинуть область повседневного обихода и попытаться проанализировать существенные характеристики этой «среды»).

По-видимому, довольно слабым утешением для теории когни­тивного диссонанса могут служить слова Дойча и Краусса, завер­шающие анализ идей Фестингера: «Несомненно, Фестингер ско­рее интересен, чем прав. И подобное отношение к нему совершен­но разумно. На современном этапе развития социальной психологии никто не бывает «прав» на длительный срок. Срок жизни любой теории очень краток» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 76]. Теория диссо­нанса стимулировала большое количество исследований и обрати­ла внимание на ряд интересных закономерностей, особенно в об­ласти психологического анализа конфликта. Главная же задача — объяснение мотивации человеческого поведения — оказалась не­выполненной. Общая ограниченность теорий соответствия, отсутствие попыток выйти за пределы только когнитивной организа­ции человека в более широкую область социальных условий его существования, не позволила и при дальнейшем их развитии пре­одолеть этот рубеж.

Логика развития этих теорий в рамках принятой концептуаль­ной схемы не обнаруживает выходов в сферу социальной реально­сти и в других вариантах подхода. Поиски устремляются совсем в другую сторону, они направлены на совершенствование теорий внутри принятых единых рамок постановки проблемы. В частно­сти, поиск направлен на совершенствование анализа самой при­роды когнитивного несоответствия, на максимально более точное его описание. В этом отношении новый материал дает следующая из теорий соответствия.