Как теряется новость

 

Как правило, новость бытия самопорождающаяся далеко не так предстает в средствах массовой информации и коммуникации, как она возникает на самом деле. Самопорождающаяся новость бытия не соответствует новости бытия, порожденной ими. Мы приведем и собственные примеры, но пока сошлемся на работу французской исследовательницы Н. Букс «Журнализм перестройки».

Она выделяет среди главных свойств газет советского периода олитературивание, которое противоречит обычным функциям публицистических жанров. В ведущий и вездесущий жанр превратился диалог журналиста (специалиста) и читателя, которые становятся попеременными и как бы равноправными источниками информации, замыкая цепь коммуникации. При этом происходит отказ от нейтральности, насыщенность метафорами и гиперболами. Происходит мифологизация событий, преобладание вымысла над фактом (Buhks, 1989). Такое вольное обращение с социальной информацией расцвело в России последнего десятилетия особенно ярко. В коммуникации осуществляется не новость со-бытия, а новость себя-в-событии, субъекта-в-событии. Отсюда происходит размывание сути информации, нередко – ее искажение и шумы, как это происходит в технических каналах коммуникации. Информация не оказывает своего прямого социального действия, а производит коммуникативное действие, которое инициирует коммуникатор. Объект, на который коммуникация направлена, получает в результате не новость со-бытия, а новость субъекта-в-бытии. Он может (или не может) откликнуться на коммуникативное действие и стать, в свою очередь, ее субъектом, однако со-бытие превратится в субъект-субъект... в бытии, что удаляет возможность достижения достоверности знания, истинности со-знания и со-мыслия (смысла) бытия.

Эти процессы можно проследить по графическим циклам Л. Геллера, сформулированным на основе трудов Р. Барта в статье «Принцип неопределенности и структура газетной информации» (Геллер, 1994).

При этом задается вопрос: если функциональность публицистики ослаблена, если она не стремится к умножению социально полезной и прогрессивной информации, то какую-то информацию она все же производит? Каков же ее характер? И где теряется новость?

В основе производимых операций находятся понятия факт и событие, сообщение и информация. Сначала о факте идет короткое сообщение – например, информационного агентства. Только факт, замеченный таким образом и «пересказанный» в сообщении, выраженный визуальными, вербальными, пластическими, акустическими и любыми другими средствами, превращается в событие. Событие же есть объект и исходный материал информации. Автор строит ряд семиологических, то есть знаковых схем.

 

 

Далее, вслед за Полем Рикером, автором работ по герменевтике, в схемы вводится термин «фигурация», обозначающий метафоричность, символический код, придание факту образа, фигуры. Прослеживается путь от факта к созданию полноценной информации о нем, то есть к созданию образа мира. Журналист находит формулу для факта – поставляет сообщение. Субъект МК, с одной стороны, объект – с другой, и каждый по-своему усваивают сообщение, расшифровывают его, делая из него таким образом событие и включают в цепочки ассоциативных связей. Если первичную переработку факта в сообщение можно определить как фигурацию 1, то усвоение сообщения и становление из него события будет фигурацией 2.

 

 

В этой схеме фигурация 2 является обозначающим. На основе двух схем обозначается синхроническая модель знаковой структуры информации.

 

 

Однако коммуникация продолжается, происходит дальнейшее «вчитывание», «вдумывание», «вглядывание» в новость субъектом и объектом коммуникации. Субъект, повторяем, находится в более выигрышном положении, так как обладает первичным сигналом. Наряду с синхронической моделью нужна и диахроническая.

Фигурация является элементом структуры диахронической коммуникации, который содержит временной (исторический) вектор. Структура рисунка в данной модели усложняется. Факт – Ф₀ – становится объектом фигурации (фигурация 1). Он отбирается субъектом коммуникации, кодируется, получает соответствующую форму и превращается в сообщение о событии, теперь обозначим его как СФ₀. Вступает в силу фигурация 2, в результате которой из сообщения о событии и самого события извлекается информация – И₀. Она проходит проверку на соответствие факту, в сообщение вносятся необходимые коррективы, происходит так называемая верификация – составляющая часть процесса накопления информации.

 

 

Коммуникация развивается дальше во времени. Сообщение о факте СФ₀ превращает его в событие СМИ, ставит в ряд событий подобного рода. На этом этапе фигурация совпадает с тем, что можно назвать контекстуализацией: событие воспринимается и оценивается на фоне других событий, отражаемых в органе СМИ, канале СМК. Аудитория, массовый и индивидуальный объект коммуникации определяют уровень и значимость сообщений. Каждая новость сопоставляется с эталонами в данной области, в соответствии с ними получает соответствующую оценку. Так формируется информация H₁ о новом факте, назовем его фактом контекстуальным (Ф_К).

Далее уже Ф_К комментируется в сообщении о нем – СФ_К и сам попадает в цикл коммуникации. Информация о нем И_К пополняет фактический контекст К_Ф, фигурация принимает форму законности. Далее – этап:

К_Ф Æ СК_Ф Æ И

Информация синтезируется и принимает определенный законченный вид. Идут поправки, коммуникация и верификация продолжаются. Вся цепь коммуникации выглядит так:

 

 

Информация о событии, таким образом, претерпевает в процессе своего распространения по каналам СМК сложную цепь превращений, часто удаляющих, а не приближающих нас к сути происшедшего.

 

4. Новое как источник негэнтропии информации. Две стороны нового: сущностно-содержательная (человек возвышается) и поверхностно-формальная (человек усредняется). Возникновение и трансформация нового в философском смысле (от новости знания к возвышению со-знания).

 

Ю.М. Лотман, разрабатывая свою семиотическую модель коммуникации в общем исследовании феномена культуры, ставит вопрос: каким образом удается в принципе порождать новое сообщение? Ведь образование новых сообщений, наряду с хранением и передачей информации и деятельностью по правильному преобразованию этих сообщений составляет суть определения мыслящего объекта. И дает ответ на этот вопрос: «Новыми сообщениями мы будем называть такие, которые не возникают в результате однозначных преобразований, и, следовательно, не могут быть автоматически выведены из некоторого исходного текста путем приложения к нему заранее заданных правил трансформации... Только творческое сознание способно вырабатывать новые мысли» (Лотман, 2000, с. 568–569).

Категория «новое» неотъемлема от явления и понятия «информация», базового в теории коммуникации. Коммуникация – это социальная реализация информации, а новое, новые сообщения, новые знания, приобретаемые в результате этих сообщений, это то, без чего информация не была бы информацией.

Новое осуществляется в пространстве и во времени, но родовой признак нового – это время его осуществления. Новое в процессе течения времени или его всплесков и взрывов – это то, что наступает по времени позже, чем некое нынешнее явление или состояние. По прошествии некоторого времени после процессов познания и освоения наступившего и узнанного нового, или после его отрицания и отторжения само это новое устаревает, заменяясь рядом более новых явлений, процессов, состояний, становясь памятью человека. Становясь памятью и опытом того, как поступить или не поступить человеку, некоей социальной группе, обществу, сообществу в целом.

Но, повторяем, прежде чем тот или иной факт, событие, процесс, явление стали памятью, они какое-то время пребывают в качестве социально-исторической новости (в смысле своего протекания и восприятия массами). О малой, незначительной новости говорят: «новость-однодневка». Но даже в самой своей малости она способна заставить обращать на себя внимание публики в течение дня. Бывают новости года, десятилетия, новости века. Трудно отделить от новости формальный покров ее журналистской, хроникальной оболочки, но какой бы малой формально значительная по существу новость не была, даже по прошествии времени, встречаясь с ней, уступившей свое место другим новостям, мы испытываем ее процессуальный характер, воздействующий на наши чувства и сознание, показывающий нам, какие мы есть или какими мы должны быть. Если этого не происходит, то новость канула в Лету, напугав, позабавив, удовлетворив биологическую потребность человека в страшилках, чудилках и подглядках.

Новость может быть источником, эпицентром взрыва новостей, их родоначальником и предтечей. Она может стать в острие пучка, в центр многолучевой звезды новостей, а то и их созвездий. Одна фраза может стать такой новостью, один жест. Но ее нужно записать, его нужно снять. Их нужно вовремя предугадать, запечатлеть, но обязательно отсеяв позерство, демагогию и велеречивость, внутреннее от внешнего.

Так происходит при эпохальных, поворотных событиях истории, так происходит и в обычной жизни, взрывающейся научными и художественными открытиями, техническими изобретениями, новыми политическими и экономическими решениями, а иногда просто скандалами.

И новость возникшего течения и процесса, и созвездия новостей, выпадающих и отлетающих от мета-новости и поражающих воображение, сознание, чувства свидетелей (со-видетелей), бывают поэтому как гуманные, оптимистические и мажорные, так и антигуманные, негативные, не жизнеутверждающие, а жизнеразрушающие. Часто СМК пытаются их упрятать в благостные одежды и формы, но время все равно высветит (благодаря новым ветвям коммуникации) истинные ценности.

Проблема нового, его возникновения, становления и утверждения, или, наоборот, – неприятия и отрицания, приобретает при глобальных масштабах социальных преобразований огромное теоретическое значение и непосредственную практическую значимость.

Аристотель, рассматривая вопрос о соотношении старого и нового в едином бытии философов элеатской школы, отметил, что в реальной действительности существует не просто общее движение, что видов движения и изменения столько же, сколько и видов сущего. Философами античности также был поставлен вопрос об относительном характере возникновения и изменения отдельных явлений. Это актуально и сегодня. В онтологическом плане это равнозначно тому, что всякое новое (и соответственно – всякая новость) могут быть относительно новыми. В гносеологическом плане это говорит о фундаментальном значении относительности знания.

Свойства времени проявляются более выпукло при выделении различных объектов исследования, в которых реально представлены закономерности того или иного хронологического времени, общие или специфические временные черты появления нового. Ученые распределяют эти свойства в зависимости от форм времени, среди которых обозначаются прежде всего такие, как физическое, биологическое и социальное время, а затем – геологическое, психологическое, гносеологическое и непосредственно-информационное время. (Сафронов, с. 55–62). Все происходящие события находятся во временных отношениях с материальными и духовными человеческими взаимоотношениями. При этом в социальном мире, который нас интересует более всего, отсутствует какое-либо единое время, единая последовательность событий. Иначе можно было бы предсказать грядущие катаклизмы и творческие вершины. «Каждая материальная система обладает собственным ритмом изменений, последовательностью смены состояний и цикличностью» (Мелюхин, с. 104).

Впрочем, ряд историков находят ритмы повторяемости событий, но они настолько длительны, что их вряд ли можно проверить эмпирическим путем. Например, в статье А. Трошина утверждается, что в истории повторяются схожие по содержанию события через каждые 300 лет (В. Трошин. В круге втором.//«Труд», 12.07.2001 г.).

Выделение собственного времени отдельных систем – биологического, социального, геологического, информационного и т.д. – позволяет дополнить смысл единого физического времени целым рядом новых отношений и особенностей, так как временное следование в границах разных по сущности времен не идентично. Известен, например, феномен психологического времени, когда за один миг психического восприятия события пролетают годы физического времени (прием, широко используемый в литературе и искусстве). Это эффект сгущения событий. Существует и эффект разряжения событий. Пример подобного рода встретился автору в военных мемуарах, где рассказчик вспоминал о фронтовом случае, когда в стрессовом состоянии ожидаемого разрыва снаряда он увидел его пролетающим мимо, как бы в замедленной съемке.

Как пишет Г.М. Елфимов (Елфимов, 1983), в рамках собственного времени отдельной системы новое сужает диапазон событий. Качественная окраска такого нового события определяется системой, к собственному времени которой относится событие, наступившее позже других. Это качественное отличие может быть проведено с помощью двух типов установления новизны:

· путем сравнения с доступным множеством предшествующих событий (общая масса сравниваемых событий ограничена);

· как констатация уникальности качественно определенного явления (общая масса сравниваемых событий не ограничена). В этом случае понятие уникальности (новизны) имеет потенциальный характер (Елфимов, с. 74).

Качественно новым, например, в изменении геологической поверхности Земли явилось возникновение существенной (для самой геологической поверхности) связи с деятельностью человеческого общества, получившей глобальное развитие. Этим путем геологическая поверхностная оболочка Земли, область жизни – биосфера – переходит в новое состояние – ноосферу. С помощью научно направляемого человеческого разума эта оболочка меняется резко геологически, человек в ней становится геологической (планетарной) силой, небывалой в истории нашей планеты (Вернадский, с. 65).

Возникновение качественно нового состояния превращает изменение во времени в поэтапное развитие. Но это происходит в том случае, если новое состояние отличается по сущностному качеству в сторону добролюбия, истинного знания, соборности и гуманизма. В противном случае это приводит не к развитию, а к регрессу. Это мы видим на многих примерах российской действительности, где нового понакручено за последние 10 лет больше, чем за полвека. Однако экономического, научного, культурного, нравственного развития не происходит. Нет внутреннего развития и в самих СМК, при всей внешней новизне и разнообразии их форм, каналов и текстов.

Итак, новое – это связь с самим фактом существования объекта в действительности, это наличие его качественной неповторимой определенности, его уникальности.

Но оно (новое) может основываться и на внешних связях, то есть на характеристике повторяемости черт множества объектов. В рамках этого множества и оценивается сходство или различие объектов, выявляется новизна. Принадлежность к различным множествам, различным видам отношений выступает и как многогранность (в каждом случае – со своим новым со-мыслием – смыслом, а чаще – со-блазном нового смысла), одного и того же объекта. Так, к примеру, раздувается информация о создании новых партий, блоков, движений, появлении новых политических имен и лидеров, или резком сходе с политической орбиты тех или иных политических партий и фигур.

Кроме того, новое – это качественные различия связанных во времени явлений. В этом смысле новое принадлежит либо настоящему, а также прошлому, если оно непрерывно вытекает из традиционного, либо может принадлежать будущему (при возможности прерывности). Последнее предваряет возможность возникновения в будущем качественно иных, чем они были в прошлом, явлений (Елфимов, с. 76–77). Так сменяют друг друга новые художественные стили, направления моды, музыкальные ритмы и манеры исполнения, приемы политической риторики, формы самого информирования масс (жанры, виды телепрограмм и т.д.).

Все сказанное помогает прояснить, во-первых, как новое возникает в социальной системе, какими модификациями оно может здесь обладать, а во-вторых, как отражается это в самом информационном времени, призванном давать рамки новому и продвигать его при условии глубокого гуманистического, историко-прогрессивного наполнения.

Мы уже давали определения энтропии, то есть информационного усреднения, шаблонизации при имеющемся, может быть, увеличении самого количества сообщений. Творческая активизация массовой макросреды, которая делегирует своих творческих субъектов научно-технической, культурной, политической, художественной коммуникации на создание новых проектов, изобретений, открытий, политических решений и т.д., приводит к негэнтропии информации. Это понятие означает, как писал П.А. Флоренский, сущностный рост информации. Он способен воздействовать и на явления такой основополагающей модели времени как социальная, на социальное время. Но такое позитивное влияние может происходить лишь при наличии новостного ядра информации, действительно способного дать многочисленные пучки, лучи и отростки нравственно заряженной информационной энергии. Не случайно в середине 90-х годов прошлого века обострилась проблема формирования в России так называемой «русской национальной идеи». Кроме информационных сообщений и комментариев о самой необходимости ее создания, прогнозов будущего развития страны после появления подобной идеи дело дальше не пошло (если не считать принятия нового-старого гимна). Если будет происходить топтание на месте, то от негэнтропии мы опять вернемся к энтропии информации. «Изобретение» национальной идеи невозможно без кристаллизации тех идей, которые «разлиты» в общественном сознании» (Тощенко, с. 54).

Из всего сказанного вытекает и проблема двух сторон нового – сущностно-содержательной и поверхностно-формальной.

В 60–70-е гг. советская пресса любила повторять, что Россия – самая читающая страна в мире. Казалось бы, абсолютные цифры выпуска газет, журналов, книг подтверждали этот факт. Но как обнаружилось после 90-го года, когда была отменена цензура, советский человек, оказывается, был лишен доступа ко многим информационным источникам, а главное – был лишен многих произведений мировой классики литературы и общественных наук.

Так называемые диссиденты (инакомыслящие) восполняли вакуум в непосредственном, неформальном общении, делясь крохами информации, которые «намывали» в разного рода неофициальных источниках. Это были, прежде всего, западные информационные центры и каналы коммуникации. Возникала «великая иллюзия» получения и осуществления новой парадигмы развития России – западно-ориентированной, которая смогла бы указать новый вектор развития государства. Но в процессе сосредоточения идей, как правило, лишь в политическом времени, в политической коммуникации, был упущен момент гуманизации, «совестизации» (термин Ю.П. Буданцева) этого мета-нового, этого ядра мета-новостных изменений. Из ванны вместе с грязной водой был выплеснут и ребенок. И это – при наличии громких заявлений типа советского слогана: «Все для блага, все во имя человека!».

СМК действовали, в основном, в русле общеполитического, а не социального времени. Поэтому процесс общей коммуникации, освободившись от идеологизированного «скотча» и партийных пут прежних лет, приобрел другие путы и клейкие ленты – непременной антиидеологизации. Были отринуты все прежние идеи (а помните, выше мы говорили, что новое в гносеологическом плане – всегда относительно, оно вырастает из старого), из новых идей были предложены старые идеи западных ценностных ориентации, потоками обрушившихся по каналам МК на сознание, заполнивших образовавшийся в печатных и электронных СМК вакуум.

Все это привело и макросреду – общество как объект МК, и микросреду – непосредственные субъекты МК – не к возвышению (негэнтропия) социальной информации, а к ее усреднению и стереотипизации, распылению и исчезновению (энтропии). К тому, против чего выступали русские философы.

 

1. Эктропия – здесь: изменение в сторону упорядочения, большей организованности, сложности, то есть в сторону, противоположную энтропии, ведущей к хаотизации и деградации.