Традиции и основания нравственной коммуникации. М. Мамардашвили о морали и истине

 

Начало XXI века было отмечено в России в исторической науке, социологии и культурологии первыми попытками комплексного, без разрывов и изъятий, без вульгарной политической ангажированности рассмотрения истории и культуры страны. Попытками объективного выявления в советском прошлом страниц и ценностей, так или иначе продолжающих линию самобытного нравственного и духовного развития народов и народностей России, объединившихся вокруг русского народа. Мы не будем здесь касаться проблем, связанных с якобы добровольным уходом в декабре 1991 г. из Советского Союза его основных соучредителей – России, Украины и Белоруссии и упразднением на основе этого Советского государства. Примем этот факт как историческую данность. Осталась Россия, Российская Федерация, правопреемница и наследница бывшего Союза и той России, «которую мы потеряли», говоря словами режиссера и политика С. Говорухина, в 1917 году.

Да, действительно, мы многое потеряли по сравнению с той Россией, начиная от западных, южных и восточных территорий огромной страны и кончая верой в ее собственный цивилизационный путь. И если многие потери невосстановимы, то эту веру нужно, крайне необходимо и, самое главное, – возможно восстановить. Попытки предпринимаются, о чем свидельствует ряд последних публикаций в прессе и опросов известных общественных деятелей, представителей науки и культуры (см., например, газету «Известия» от 25 февраля 2003 г.).

Собственно, и выработка национальной идеи, к чему тщетно призывал первый российский президент, и что было актуализировано после его ухода, невозможна без этой веры. Однако свободный рынок и соответствующее его непрестанное идеологическое обеспечение с фатальной неизбежностью кренятся все время в сторону западного опыта, образцов нещадной конкуренции, голого прагматизма, личностной бездуховности. В этих условиях – не до веры, открывай пошире двери.

А между тем стоит прислушаться к трезвым голосам тех политиков, ученых, журналистов, которые говорят, что с искоренением традиций коллективизма, совестливости, нравственной порядочности, со стремлением поскорее вручить бразды правления во всех сферах жизни тому поколению, которое целиком и полностью воспитано на образцах хваленой западной демократии, ее нравственной и культурной вседозволенности, России все труднее будет вернуться в русло самобытного цивилизационного пути, самобытной культурной, образовательной и воспитательной деятельности.

Стали выходить книги, авторы которых пытаются осмыслить более чем 70-летнюю историю Советского государства в общем контексте цивилизационного пути России, без политико-идеологических «шараханий», с одной стороны, русофобских и русофильских – с другой. Имеются в виду, к примеру, монографии «Социалистический канон» (2000 г.), «Советское богатство: статьи о культуре, литературе и кино» (2002 г.). Опубликован и ряд других работ подобного рода. Заслуживает внимания, например, статья В.В. Егорова «Неоконсерватизм и государственная кадровая политика в области СМИ» в сборнике «Основы журналистского образования» (М. 2001), да и другие статьи, опубликованные в этой книге. В таком ракурсе пытаются рассмотреть историю российской культуры, российского социума и его СМИ не только печатные издания так называемой «патриотической» направленности (как будто остальная пресса, а она именуется ныне «демократической», должна по определению быть непатриотичной). В том-то и новизна ситуации, что от периода навешивания ярлыков серьезные печатные и электронные издания переходят к разработке конструктивных концепций развития России с учетом положительного и ценного опыта социально-экономических, идеологических, нравственных и эстетических отношений в разные периоды ее исторического пути. Даже такие «ярые» в недавнем прошлом демократы и неприкрытые циники по отношению к традиционным ценностям российского общества, как А. Караулов и А. Гордон, в своих программах «Русский век» (ТВЦ) и «Гордон» (НТВ) с помощью приглашенных к разговору известнейших ученых (академиков РАН Вяч. Вс. Иванова, А. Воробьева и др.) пытаются выяснить, как же от революционных, «подстегивающих» историю методов жизнеустройства и жизнеотражения, когда цель оправдывает средства, перейти, наконец, к эволюционным, опирающимся на все лучшее, гуманное, ценное в традиции. Весьма характерной в этом отношении стала дискуссия, развернувшаяся в прямом эфире передачи «Свобода слова» 4 октября 2002 г. Передача была посвящена теме возможного возвращения памятника Ф.Э. Дзержинскому на Лубянскую площадь, но благодаря тому, что в ней участвовали видные политики, историки, деятели культуры и искусства – как демократы «первой» и других «волн», так и представители левых, в том числе – неоконсервативных взглядов, дискуссия показала очень показательный срез современного общественного мнения относительно правомерности резких подвижек не только материальных памятников, но и духовных установлений, их породивших.

В роли своеобразного гуру, осмысливающего путь, пройденный Россией в последние десятилетия XX в., стал выступать и известный писатель-сатирик Л. Жванецкий (передача «Дежурный по стране», ведущий А. Максимов, РТР, 2–3 сентября 2002 г.). Передача – своеобразная смесь юморесок, гротесковых миниатюр, политических памфлетов и едких сатирических монологов. Именно в монологах, которыми нередко заканчивается ответ на вопрос очередного зрителя, и которые далеко отходят от художественного контекста и становятся феноменом политики, проявилась тенденция не охаивать огульно прошлое и приукрашивать настоящее (или наоборот). В свойственной ему эксцентричной манере писатель сделал и такой вывод: «Мы вырвались из Бухенвальда и попали в Освенцим».

Все сказанное должно относиться и к осмыслению истории российской массовой коммуникации истекшего века. Печать, вся пресса – печатная и электронная – должна рассматриваться не в координатах «советское» – «до- или постсоветское», а с точки зрения соотношений «гуманное-антигуманное», «нравственное-безнравственное», «духовное-бездуховное», цивилизационное-варварское», «культурное-антикультурное», «прекрасное-безобразное». Этот ряд можно было бы продолжить, но, думается, авторская позиция в целом ясна читателю.

Особо следует подчеркнуть такую категориальную пару, как «общечеловеческое-национальное». Вокруг этих понятий, собственно, и идут основные споры. Почему-то в последнее десятилетие XX века считалось (многими и до сих пор считается), что американские образцы культуры, эталоны американской цивилизации и выражают общечеловеческое, которое по определению должны перенимать другие народы и насаждать в различных сферах общественной жизни. Но классики философии и литературы, как русской, так и мировой, всегда говорили, что культура прежде всего должна быть национальна, национальные традиции всегда несут в себе общечеловеческое начало. Именно этим близки нам Фолкнер и Стейнбек, а американцам Толстой и Достоевский. Их собственное национальное жизнепонимание и жизнеощущение никогда не замахивалось на национальные менталитеты других народов и общностей, и потому оно было и патриотично и общечеловечно. Если вспомнить В.И. Ленина и его концепцию «двух культур» – буржуазной и пролетарской – в каждой культуре, то, как мы теперь понимаем, действительно в каждой культуре есть две культуры. Одна – та, которая обслуживает интересы промышленного и финансового капитала (по новой терминологии – это «рыночники», «младореформаторы», «либеральные экономисты», «демократы новой волны», «мафиозные структуры», то есть те, кто получил свою часть пирога), другая – это культура низших и средних слоев населения, научной, технической и художественной интеллигенции, которые многое потеряли и кроме бьющей по ним свободы вседозволенности ничего не получили. (Об этом говорили, например, на канале ТВС в 2002 г. в первый день учебного года академики Ж. Алферов и П. Капица). Хочется или не хочется это признавать официальным кругам и представляющим их интересы органам СМИ, в России истекшего десятилетия последняя культура целиком погребена первой.

Идейное затухание диссидентского движения в России после потери основной цели его является следствием того, что, завоевав свободу для обмена общечеловеческими ценностями, для их порождения, выражения и воспроизводства, страна утратила национальные ценности, на одновременной нещадной эксплуатации и критике которых и выросли диссиденты. Основная из идей буржуазной культуры новейшего времени – теория конвергенции, которая с помощью международного авторитета академика А.Д. Сахарова была-таки навязана многим нашим политикам и государственным деятелям, российской государственной политике, в своей лингвистической сути ничего более не выражает, как схождение, сближение, а в биологии – приобретение неродственными организмами в ходе длительной эволюции сходного строения и функций. Причем ими должны приобретаться и наследоваться жизненно-важные черты как с одной, так и с другой стороны. То есть это должен быть встречный процесс, двухстороннее движение. В нашей политической ситуации, в отражающих ее культурно-исторических феноменах этого не наблюдалось. Шла односторонняя агрессия (иначе ее не назовешь) образцов демократии, нравственного поведения и культуры. Это принесло свои горькие плоды, о чем, например, и говорилось в тех телепередачах, которые были упомянуты выше.

Не случайно годовщина августовских событий 1991 г. была в 2002 г. отмечена лишь рядом хилых публикаций в газетах, а по телевидению самым «выдающимся» откликом была трансляция американского пропагандистского фильма двадцатилетней давности «Огненный лис», знаковой картины разгара холодной войны, закончившейся гибелью Советской власти и построением капитализма в отдельно взятых социалистических странах. Но если в ряде стран идеи социализма осуществлялись в течение 30–40 лет, то в России этот срок был в два раза больше. Выросло, по крайней мере, 2 поколения советских людей. Последующие размышления ученых в рамках ночной программы «Гордон» очень слабо были связаны с этими катаклизмами и совсем никак – с этим блокбастером. Ее участниками не было дано никаких оценок, а общий вывод беседы был таков: революции, сломы государственной машины – это своеобразные фатальные для России возмущения, которые ничего положительного не дали, а лишь привели к утрате ею самобытных традиций (об этом уже говорилось выше).

История российской массовой печатной коммуникации в связи с историческими подвижками, как уже говорилось, раскладывается ее исследователями на дореволюционный, советский и постсоветский периоды. В ряде работ, как например в исследованиях А.А. Грабельникова, виден единый системный критерий, которым оцениваются гуманистические, самобытно-цивилизационные качества российской прессы двадцатого столетия. Им является сотворчество журналистов и читателей, редакционный и читательский коллективизм в оценке правил и принципов жизнеустройства российского общества и отдельной личности. Этим отличалась в большинстве своем и дореволюционная российская, и советская печать, традиции продолжили некоторые издания постсоветской печатной прессы.

В ряду исследований по проблемам целостности системы средств массовой информации (исторической, функциональной, видовой, жанровой и т.д.) отметим работу М.В. Шкондина «Средства массовой информации: системные характеристики» (М., 1995). В нашем контексте интересны выводы автора относительно случаев нарушения этой целостности. Среди прочих он называет и ослабление информационных связей, но имеет в виду преимущественно синхронизм этих связей (национальных, региональных и т.д.). А ведь систему надо рассматривать и в диахронном аспекте, как систему исторических традиций культуры и, в частности, журнализма. В этом случае, как мы полагаем, также нарушается информационная безопасность государства и личности, так как через СМИ теряется возможность создавать всесторонне обоснованную, адекватную происходящему картину общественной жизни, с максимальной объективностью оценивать события и явления, вырабатывать с помощью обращенных и в историю СМИ личностную позицию и модель поведения. В конечном счете, это ведет и к расплывчатости, полному исчезновению (или непоявлению) национальной идеи в российской массовой коммуникации, как печатной, так и электронной.

Об истории телевидения и радиовещания, этих эффективнейших средств массовой информации пишут и говорят гораздо более бессистемно, нежели о печатной прессе. Исследования ведутся, как правило, вне какой-либо обобщающей типологии ее периодов, качественных характеристик передач и каналов, основных тенденций развития электронных СМИ. Можно, пожалуй, назвать лишь два больших события последних лет, связанных непосредственно с освещением различных сторон развития в стране телевидения и радио и завоевания ими, в особенности телевидением, самой многочисленной потребительской аудитории (читательская аудитория к началу 80-х гг. была несравненно уже).

Первое событие – это конференция «К вопросу о периодизации истории отечественного телевидения», прошедшая в 1998 г. в ИПК работников телевидения и радиовещания. На ней присутствовали ведущие ученые, занимающиеся проблематикой электронных СМИ, организаторы и творческие работники советского телевидения, журналисты, пишущие о ТВ. На конференции была предпринята попытка выработки определенной типологии периодов развития ТВ, анализа структурных, качественных и кадровых изменений на Центральном телевидении и российских каналах в период так называемой перестройки и последовавшей после августа 1991 г. рыночной «перекройки» и «перетряски» телевещания. Впоследствии были изданы «Очерки истории отечественного телевидения», во многом беллетризованные, но в целом восстанавливающие брешь в историко-культурном осмыслении пути советского, а затем российского телевидения. В ряде очерков объективно проанализированы особенности советского периода телевизионной культуры и ее преимуществ по сравнению с культурой сформированного ныне не без помощи государства буржуазного в целом телевидения. Вскоре увидели свет также статья В.Л. Цвика «Особенности реформирования отечественной системы телевидения в условиях информационного рынка» (Вестник МГУ, серия 10, 1998, №3), монография В.В. Егорова «Телевидение между прошлым и будущим» (М., 1999), книга В.В. Гаспаряна «Три этапа новейшей истории телевизионной журналистики (1985–1998)» (М., 2000).

Телевидение – выдающее средство массовой коммуникации (общения людей друг с другом), поэтому оно должно стать и феноменом культуры – в том смысле, в котором понимали культуру философы К. Ясперс, М. Хайдеггер, А. Моль, М. Мамардашвили. Ее назначение и цель – способствовать возвышению, духовному и нравственному росту человека, а не быть лишь феноменом визуальной сиюминутной технической коммуникации, занятной и развлекательной, но в большинстве случаев – пустяшной, ориентированной на невзыскательный вкус.

Эти вопросы так или иначе были освещены в рамках круглого стола, проведенного в 2000 г. в связи с 50-летием Центральной студии телевидения в Центральном Доме журналиста. Это второе событие, совмещенное на этот раз с круглой датой, как-то подтолкнуло, но все же не активизировало по-настоящему исследовательскую мысль в направлении системного и комплексного изучения современной телевизионной коммуникации, ее идеологических, эстетических, духовно-нравственных и организационных сторон.

По сути, сложилась такая ситуация, когда практики и теоретики нового российского телевидения стремятся показать пышную разветвленную крону, но всячески стараются спрятать корни, обрубить их. Да, действительно, свободный разговор в прямом эфире, дискуссия по актуальной проблеме – достижение бесцензурного ТВ. Но вместе с тем эпоха рыночников и «младореформаторов» эфира показала, что выборочная цензура возникала там, где ее меньше всего ожидали. Ее нельзя было не заметить у гневного обличителя тех или иных ветвей власти, у обаятельной ведущей, склонной к морализаторству в информационных и к злой иронии в полемических передачах, у занимавшего первые строчки политических рейтингов телевизионного тяжеловеса и враз растерявших их, когда иссякли финансовые источники демократической демагогии. Лишь время показывало, «кто есть кто» и «кто кого», «кто за кем» и «кто почем». Разгул демагогии под флагом защиты последнего «бастиона» свободы – канала НТВ – достиг своей кульминации в Дни апрельского митингования 2002 г. у стен Останкинского телецентра.

Но историки и практики ТВ знают, что были на Центральном ТВ и свободные разговоры, и дискуссии в прямом эфире (хотя была и цензура). Ее отмена считается достижением демократических преобразований, и это справедливо. Но вместе с тем демократические и рыночные преобразования привели к такой либерализации нравов, поступков, поведения личности на экране (часто этих виртуальных субъектов и личностями назвать нельзя), что воспрепятствовать этому может лишь полное выключение телевизора. Но как же тогда быть с осуществлением законного права зрителя на свободу слова? Того слова, которое он хочет услышать, которое хочет сказать? На свободу выбора информационного, публицистического или художественного сюжета? Документального или художественного фильма?

Телевидение как культурная коммуникация выхолащивает свое ядро – нравственную новизну творения слова, новизну творения визуального образа, окрашенных духовностью. Новизну творческого высказывания, влекущего за собой новый акт творчества – личностного восприятия нравственного поступка, акт сомыслия, умножения и приумножения смыслов. Телевидение и печать – ведущие средства массовой коммуникации – как многоролевые виды социальной коммуникации все чаще и чаще сводят свои роли к одной – компенсаторской, эксплуатирующей преимущественно биологические инстинкты и потребности массового человека (сексуальные, гедонистические, агрессивные). На это же ориентирована и многоликая и всеядная печатная и телевизионная реклама.

Философ М.К. Мамардашвили в своих беседах по эстетике мышления считал основаниями последнего добро и истину (Мамардашвили, 2002). Но при этом просто желания добра, говорил он, чтобы оно не обернулось злом, как это обычно бывает, недостаточно. Добро в мышлении, в со-мышлении, чем должна являться в идеале массовая коммуникация, постигая смыслы (со-мыслы) жизни, – это особое искусство. Необходимо различать добро как вид желания и реальное добро, приносимое в результате актов мысли. «Собственно, язык религии и был нужен для того, чтобы отличить человека, стремящегося к добру, от человека, действительно доброго». (Мамардашвили, с. 184). Философ даже указывает на инфантильность русской культуры, в которой до сих пор требуются большие усилия для понимания всей глубины нравственного значения коммуникации между людьми. Русская культура так и прошла мимо Достоевского, не услышала его, и сам он в этом смысле тоже прошел мимо самого себя, будучи как мыслитель скорее просто систематизатором в описании собственных состояний.

Мысль нельзя подумать механически, она рождается из душевного потрясения, – продолжает М. Мамардашвили. В этом плане по своей невозможности с ней можно сравнить любовь. Удивиться, например, невозможной жизни, что она-таки есть, и думать об этом – это и есть мысль. Мыслящий, размышляющий субъект (в нашем контексте – коммуникатор) в процессе мышления, со-мышления, коммуникации не должен себя украшать, компенсировать в себе какие-то недостатки, наказывать кого-нибудь другого посредством мысли. А ведь сколько в истории, – отмечает философ, – персонажей, у которых были не мысли, а способы, посредством которых эти люди лишь переживали какие-то в них существовавшие, совершенно независимые и до мысли возникшие состояния души. Когда через мысль просто канализировались комплексы, зависть, гнев, претензии к миру, желание самоутверждения, желание дополнить себя чем-то.

Эти слова как нельзя лучше характеризуют многих современных коммуникаторов как в печатных, так и в электронных СМК. В современных процессах коммуникации как и издревле, во времена, например, Платона, слова которого цитирует М. Мамардашвили, можно выразить нечто весьма ценное, нравственно значимое, что мелькнуло лишь на какое-то мгновение, только в атмосфере свободной беседы. Когда это нечто может, как искорка, вспыхнуть в воздухе между разговаривающими людьми на какую-то секунду, без преднамерения у того, кто говорит.

Главный вывод философа в цитируемой беседе заключается в том, что для свершения добра в мире, в котором все далеко не прямо, а криво, нужен труд. Реальность далеко расходится с представлением. В следующих беседах он конкретизирует, четче описывает, если выразиться в терминах нашего дискурса, вектор коммуникативного действия, направленного на потенциальных и действующих субъектов коммуникации. Он говорит, что рассуждая о сущности добра и зла, часто обращают внимание на наличие у них весьма странных свойств: добро есть нечто, что каждый раз нужно делать заново, специально, а зло делается само собой. И этим же свойством обладает, в частности, совесть. Парадокс?

Но действительно, когда человек совестлив, он «держится» в своей совести. Он как бы впервые за всех, за все человечество совершает самостоятельный акт совести, не надеясь на других, на тех, кто сделал это до него.

Однако порой, как говорит М. Мамардашвили, замечающие названные свойства люди мечтают о создании некоего механизма счастья, способного производить среди окружающих справедливость и социальную гармонию. И заключает, что нет в мире естественного механизма добра, а нравственные основания должны находиться в области смыслов (со-мыслий. – В.Б.) и ценностей человеческой жизни, ее воспроизводства в пространстве и во времени.

Когда человек рассуждает: покажите мне добро и я буду добрым, – то он не плох сам по себе, но если он действительно так думает, он еще не мыслит. Такое думанье, размышляет философ, относится к немышлению. И как точно далее характеризует он современную массовую коммуникацию! «Однако удивительно, что именно немышлением заполнены в наше время миллионы книг и иногда оно преображается еще в литературу так называемого научно-фантастического жанра, в которой обсуждаются социальные модели или моральные вопросы. В них вызывает удивление не фантастика содержания, а фантастический способ рассуждения, в ходе которого не выполняются элементарные правила мысли... Если рассуждать, что можно быть моральным ради пользы, то это не моральное суждение,... мораль вообще, в принципе не имеет эмпирических оснований, она по определению бескорыстна» (Мамардашвили, с. 204). Задавая вопрос – для чего быть добрым, мы разрушаем феномен добра.

Следовательно, необходимо выделять в коммуникативных процессах действительную мысль, а она появляется, когда есть предмет, о котором можно мыслить. «Между тем о сражениях люди часто просто бессмысленно и беспечно разговаривают. И во всех этих разговорах акт мысли, естественно, отсутствует; они сопровождаются псевдоактами мысли, ее симулякрами. Такие люди обсуждают, кто счастлив, а кто нет, есть ли законы счастья-несчастья и т.д. Эти бесконечные разговоры и заполняют чаще всего романы, повести, эссе и даже научные статьи» (Там же, с. 206).

Философ приводит здесь в основном примеры из литературы и печатной журналистики, но телевидение, особенно современное, постсоветское, каждый день дает нам примеры передач и сериалов или полностью безнравственных, или же построенных на механических, рационально-бездушных принципах морали. Доброта и совесть, подчеркивает он, – эфир существования моральных явлений, так же как истина – это стихия (в смысле первосущностей – огня, земли и воды). Но часто в общении, в коммуникации люди не мыслят так, как они помыслили, потому что не искренни. Правильно мыслить и есть то состояние, в котором находится человек, в котором он проявляется как личность. И если будут уничтожены простые человеческие истины, то рухнут и все остальные, какими бы благородными целями они не оснащались. Именно в пафосе человек творит зло.

 

2. Телевизионная коммуникация: идеалы и реалии, традиции и современность.

 

Как и любое другое явление в жизни российского общества телевидение – это важнейшее из средств массовой коммуникации – следует рассматривать в историческом и социально-культурном контексте этой жизни: как возникло, как развивалось, чем стало.

Данные положения можно было бы применить к анализу различных видов телевизионного эфира – информационного, развлекательного, художественного, к анализу различных телевизионных продуктов и жанров – информационных программ, телерепортажей и интервью, телеигр и викторин, разговорных передач с участием аудитории в студии (ныне этот жанр в основном выступает как ток-шоу).

Так как нас интересует нравственный, воспитательный аспект разговорной телевизионной коммуникации (интервью, ток-шоу, телеигры), то сосредоточим свое внимание на примерах несомненной преемственности некоторых программ советского и нынешнего российского телевидения, прямого и непрямого заимствования некоторых приемов – с одной стороны, и отрицания их – с другой. Здесь важно подчеркнуть, что развитие и углубление традиций советского телевидения могло бы привести к гораздо более высоким достижениям, чем те, которые нынешнее телевидение ставит себе в заслугу, закупая все новые и новые зарубежные проекты.

В данном параграфе предпринята попытка определить общую типологическую составляющую развития отечественного телевидения на примере таких разговорных преимущественно передач советского и первых лет постсоветского периода, как «От всей души», «Старая квартира», «Сделай шаг», в меньшей степени – «Я сама», «Жди меня», «Поле чудес». Она прослеживается до 1999 г., после чего на телевидении возобладали тенденции упрощения коммуникации с массовой аудиторией, сведения ее к чисто прагматическим, вплоть до откровенно рекламных, или сугубо гедонистическим интересам.

Со времени своего прихода к массовому зрителю в 50-х гг. прошлого века телевидение активно вовлекало, вписывало в свою орбиту самые различные явления действительности. Вместе с тем оно пыталось исследовать их, отобрать и запечатлеть в своих произведениях самое ценное и передовое, что попадало в объектив теле- и кинокамер.

С широким развитием средств видеомагнитофонной записи в 70-х гг., привлечением к созданию передач ведущих публицистов, режиссеров, операторов, совершенствованием телевизионных форм стало возможным говорить о подлинно телевизионных произведениях, которые можно было многократно повторять в эфире, предоставляя возможность все новым кругам зрителей приобщиться к художественно-публицистическим ценностям, созданным непосредственно на телевидении с присущей ему стилистикой.

Ими стали так называемые «массовые» передачи – программы в форме конкурсов, викторин, телевизионных перекличек, вечеров трудовой славы, встреч с интересными людьми «у огонька». Эти передачи обогатили традиционные документально-художественные жанры – кино- и телеочерк, репортаж, документальный телефильм. Ведь их создатели ставили своей целью более полное раскрытие личности, характера человека, не описательно, а в живых его проявлениях и поступках, с помощью специфических для ТВ выразительных средств.

В начале 70-х гг. раз в квартал стали выходит передачи из цикла «От всей души», которые готовила молодежная редакция. На том этапе развития ТВ она сконцентрировала в себе многое из приемов, творческих находок не только из арсенала самого телевидения, но и других видов искусства и литературы. Передача разбивала, говоря словами С. Эйзенштейна из его «Автобиографических записок» «невозмутимую, раз установленную бытовую соотносительность элементов явлений... во имя идей и чувств, стремящихся говорить, петь, кричать посредством этих элементов». Весь пафос передачи, весь ее интонационный и образный строй был направлен на постижение личности современника. Она раскрывалась свободно, в естественной атмосфере общения товарищей и соратников по труду. Характер человека показывался на экране в многообразных жизненных связях, в увиденных с позиций данного дня исторических соотношениях.

Опыт создания передач показывает, что творческие победы публицисты и художники телевидения одерживали и одерживают тогда, когда выносят на экран процесс исследования реальности в ее подлинно гуманистических, направленных на возвышение личности, проявлениях. При этом участниками этого процесса являются сами зрители, и он, проходя последовательно различные авторские фазы творчества, достигает в результате высот художественного обобщения. Соучаствуя в действии, которое происходит на экране, люди, говоря словами А.М. Горького, «обязаны и принуждены... взглянуть в свой внутренний мир, задуматься – еще раз – о цели и смысле бытия» («Литературное наследство», т. 70, М., 1963, с. 135).

Как протекало это действие в передачах «От всей души»?

На экране – общий план зала, в котором собрались в очередной раз участники – представители одного рабочего коллектива – завода, фабрики, строительного треста, шахты, порта. Они у себя дома, так как передачи шли обычно из местного Дворца культуры.

Разумеется, надо отдавать себе отчет, что и сплоченные коллективы, и Дворцы культуры сейчас трудно найти, массовые передачи идут все больше из кафе, ресторанов, дискотек, городских площадей – новорусского пространства культуры, и собираются вместе сугубо отдельные яркие (и часто отнюдь не яркие) индивидуальности. Тем не менее, если мы говорим о необходимости развития отечественных традиций общения, то прошлый опыт должен помочь определиться и в современной ситуации. Ведь собираются ныне артисты – в Доме актера, деловые люди – в деловых, молодежь и студенты – молодежных клубах. Часто создается впечатление, что телевидение намеренно выдергивает человека из привычной ему обстановки, прививает несвойственные русскому менталитету эгоцентризм и индивидуализм. В угоду постмодернистскому принципу отстраненности нарушаются отечественные традиции соборности личности. Отсюда – усиливающаяся разъединенность, маргинальность российского общества, отсутствие со-словности, «со-словесия» по В. Далю, то есть групп и слоев, связанных общим словом. А слово стоит в начале всех деяний.

Передачи, подобные циклу «От всей души», с помощью общего слова осуществляли подобное далевское со-словесие, духовное трудовое сословие. Начинались они театрализованным или кинопрологом, раскрывающим суть того или иного общего дела. Рассказ постоянной ведущей – В.М. Леонтьевой воскрешал страницы истории того или иного коллектива, выделял лучших его людей. Этот рассказ можно охарактеризовать как публицистический жанр «слово», истоки которого, как отмечал академик Д.С. Лихачев, можно увидеть в древнерусской литературе. «Будучи жанром ораторской прозы, публицистики, оно обязательно «изустно» предлагалось, требовало какой-то трибуны для произнесения, но... «слово» не было плодом минутного вдохновения оратора, а являлось письменным литературным произведением, создавалось заранее». (Цит. по: «Проблемы жанров в журналистике». Л., 1968, с. 64).

Надо сказать, что слабое место программы «Дежурный по стране», о которой говорилось выше, как раз в том, что она эклектична по своей структуре. Наиболее выразительным и убедительным был заранее подготовленный и страстно произнесенный Л. Жванецким монолог на тему существующей разрухи в стране. Но он потерялся в импровизационных, иногда путанных текстах-ответах на вопросы, юморесках, обычных для писателя. Как говорят в народе, – ни два, ни полтора. Выступи он с этим монологом в Госдуме, глядишь, приняли бы какой-нибудь законопроект. А так, взятое все вместе, похоже на концерты советских времен, когда сатирические миниатюры А. Райкина воспринимались делегатами очередного съезда партии как необходимый десерт к нудным и шаблонным его заседаниям. Дежурить по стране – это значит как-то устранять, или хотя бы делать попытки к устранению ее бед, а не сводить зачастую все к гневно-шутовскому их перечислению (шутовской колпак не принесет биографических невзгод, но несомненно принесет дивиденды популярности). Смешение жанров приводит и к смысловой путанице, размыву ориентации зрителя. Действительно, от великого до смешного – один шаг.

Валентина Леонтьева пусть не раз в месяц, а раз в квартал, но действительно была дежурной по стране. Дежурной в плане отслеживания всего лучшего в характере и поступках народа, дежурной и доброй учительницей одновременно.

«Слово» телевизионных документалистов, как правило, не обходится без драматургической организации материала. Это было свойственно и передачам «От всей души», и недавним – из циклов «Старая квартира», «Сделай шаг», и нынешним – «Я сама», «Жди меня» и ряду других. Те или иные ситуации были определены заранее и в сценариях передач «От всей души», в них были намечены драматургические коллизии и ходы, завязки и развязки. Среди участников этих документальных представлений были и те, кто по ходу развития сюжета «высвечивался» творческой волей авторов, укрупнялся, становился героем очередной новеллы, лирического или драматического очерка. Исследование той Среды, той атмосферы, в которой происходили становление, утверждение личности, духовный рост человека, исследование, происходившее, казалось бы, на глазах, было подготовлено упорным поиском в архивах, в живых беседах с людьми, в самой гуще событий. В зале эти события воссоздавались совместно с их непосредственными участниками. Все это затем будет применено и в передачах цикла «Старая квартира». Ряд авторов и организаторов прежнего цикла продолжал это документально-художественное, глубоко нравственное творчество и в новых условиях создания коммерческого телевизионного продукта.

«Кажется, что бы делать искусству там, где писатель связан историческими фактами и должен только о том стараться, чтобы воспроизвести эти факты как можно верней? – писал В.Г. Белинский в статье “Взгляд на русскую литературу 1847 г.” – Но в том то и дело, что верное воспроизведение фактов невозможно при помощи одной эрудиции».

Эту же мысль развивал в годы становления телеискусства В. Саппак, говоря о том, что реальное «движение жизни» – это лишь «первоначальная элементарная правда и непосредственность, без которой искусство не может существовать, но которая сама искусством не является» (Саппак, с. 44–45). Художественность передач «От всей души», как и впоследствии, через 20 лет, передач «Старая квартира» (РТР), «Сделай шаг» (ТВ-6), «Жди меня (ОРТ) скрывалась в отборе жизненного материала, в сопряжении, казалось бы, далеких фактов, в состыковке различных исторических пластов через судьбы людей. Художественность – в самих неприхотливых рассказах, продолжающих, дополняющих рассказ ведущих, в реакции участников на развязку того или иного эпизода. Реакция эта наблюдалась в передачах в ситуации, инсценированной авторами, в которой участники передачи вовлекались в само драматургическое действо и были поглощены процессом исследования и узнавания. Они при этом не замечали того, чего добивались создатели циклов, того, о чем на заре советского документального кино писал Д. Вертов – «стремления прочесть на лицах обнаженные “киноглазом” мысли» (Вертов, с. 135).

Итак, жанр передач, приоритет которых целиком за русской культурой, передач глубоко нравственных и патриотичных, телециклов, не расколотых политическими реалиями последних десятилетий, а как бы продолжающих друг друга, жанр этот – «слово» рассказчика-публициста, включающее в себя ряд очерков и новелл, последнюю точку в которых их герои ставят сами. Ставят своим рассказом, душевными встречами, особой реакцией сопричастности к историческим событиям и фактам, реакцией на происходящее в студии и эфире. Зрители и сами вовлекаются в студийное действие, многие перипетии которого вырастают до незабываемых художественных образов.

В процессе перестройки и после «перекройки» телевидения на новых коммерческих началах большую часть российского эфира, как известно, заняли передачи развлекательные, без особых нравственных устоев или, наоборот, с устоями западного прагматизма, индивидуализма и откровенной наживы. Преобладающими жанрами подобных передач стали телеигра и телешоу, где слово отступило на задний план или же, все более утрачивая свою мобилизующую нравственную силу, стало обслуживать рулеточные пассажи очередного телекрупье, выполнять дежурные функции связующего дешевого конферанса. Преемственную линию публицистичности, нравственных поисков на экране постепенно прекратила проводить даже программа «Взгляд», признанный перестроечный лидер в области освещения больных для общества тем, использования при этом богатого арсенала не только сугубо изобразительных средств, но и выразительных ресурсов устного слова. Кстати, последние очень профессионально продолжал применять в телекоммуникации приглашенный для ведения ряда сюжетов ведущий советский диктор И.Л. Кириллов. В эфир на московском канале вышло также несколько передач, наследующих на новом, коммерческом, витке развития телевидения некоторые традиции «Голубого огонька». Речь идет о передаче «На московский огонек», которую вела А. Меркулова. Но среди участников передач преобладали уже герои нового времени, скрытые (и не очень) спонсоры, открыто произносящие длинные панегирики как в честь этого времени, так и в честь ведущей, пригласившей их на передачу.

И что же сохранилось к началу нового века «в сухом остатке»? Сохранилось, как уже отмечалось, несколько передач с камерным, но в то же время выходящим на широкие гражданственные проблемы разговором обыкновенных, в общем то неярких внешне и незаметных людей. Людей, составляющих духовно-нравственное сословие российского общества, берегущих и наследующих его лучшие традиции, отзывчивых на чужую боль и беду, сохранивших веру в силу Слова и в благотворность доброго поступка, доброго, без непременно обозначенной впереди пользы, Дела. Контрапунктом такого телевизионного общения является Слово ведущих программ, намечающее нравственное и эстетическое русло речи своих собеседников, плавное и неспешное, не в пример бойкой, изломанной и скомканной речи современных ток-шоуменов и диск-жокеев.

Замысел цикла «Старая квартира: 1947–1999 гг.» раскрывает его автор, писатель и драматург Виктор Славкин. «Поскольку люди и при царях и при генералиссимусах жили, стирали белье, ходили в гости, мы вспоминаем не Сталина, мы вспоминаем себя – «Старая квартира» была задумана как воспроизведение эмоций второй половины XX века, для которой характерны рождение и крушение иллюзий. По существу XX век и есть старая квартира. Мы прощаемся с ней и надеемся, что в XXI веке у нас будет новая квартира. Хотя и это может оказаться иллюзией» (Токарь Л., Славкин В. Возвращение в «Старую квартиру».//Вестник EAP., M., 1999, №1). А известный телекритик И. Петровская пишет, что передача сделана по канонам «того самого, почти забытого, доброго и внимательного телевидения, где главное – атмосфера общения, человеческие истории, внимательное проникновение во внутренний мир героя, тщательно подобранные приметы времени» (Петровская И.Е. Сто одна неделя с Ириной Петровской. М., 1998). Критик замечает также, что кадры официальной хроники, выдержки из газет создавали в программе необходимый эффект иронического отстранения, который удерживал зрителя от чрезмерной ностальгии и безоговорочного приукрашивания прошлого.

Важно подчеркнуть преемственность традиций советского и российского телевидения, старой и новой российской телекоммуникации в деле воплощения самой сути русской культуры, характера русского человека, его духовности, ненавязчивости, а порой и необъяснимой самоотверженности.

Именно эти качества отличали и передачу «Сделай шаг» (ведущий М. Кожухов, канал ТВ-6 до его передела), которая готовилась уже не в жанре «Слова» – индивидуального или коллективного, а позаимствовала у западного и американского телевидения жанр так называемого «ток-шоу», разговорный жанр с постановочными зрелищными элементами и эффектами. Однако заимствованная форма никак не повлияла на высокую содержательную наполненность программ. Они были посвящены неординарным поступкам россиян, порой совсем, казалось бы, незаметным, порой – героическим, но в любом случае – проявляющим и их отзывчивость, и их самоотверженность, их красоту духа. Тем самым передача как бы наследовала и традиции цикла очерков, которые готовил журналист Г. Бочаров для Литературной газеты» в 70-е годы. А так как зритель постсоветской России отвык от образов положительных героев на кино- и телеэкране (один из «последних героев» – Данила Багров из фильмов «Брат» и «Брат-2», решающий все проблемы с помощью пули), то и присутствующие в студии участники передач, и широкая зрительская аудитория тепло реагировали и принимали своих современников, столкнувшихся в жизни с нелегким выбором и часто делавших возможно невыгодный лично для них шаг.

Передача, по сути, торпедировала те принципы, которые все более и более пропагандировались на российском ТВ – принципы вседозволенности, а не скромности и воздержанности, индивидуализма, а не духа товарищества и взаимопомощи, личной выгоды, а не стремления к достижению общественной пользы. Названия этих передач говорили и говорят сами за себя: «О счастливчик!», «Кто хочет стать миллионером», «Золотая лихорадка», «Алчность», «Большой куш», «Слабое звено» и т.д. А ведь их вели и ведут известные журналисты и артисты – Д. Дибров, Л. Ярмольник, В. Пельш и ряд других. Знакомая многим спортивная журналистка М. Киселева в стилистически жесткой и грубой передаче «Слабое звено» настолько подавляет участников передачи, заставляя их буквально выгрызать и выбивать себе приз за счет других, что получила у зрителей кличку «надзиратель».

Но вернемся к программе «Сделай шаг». Однажды ее ведущий сам сделал этот шаг, однако глубоко неверный, не в духе передачи. Речь идет о передаче, в эфире которой он предложил 100 долларов той участнице, которая согласится обрезать волосы. Ему удалось спровоцировать на это одну девушку, видимо, не дорожившую традициями русской народной культуры. Поэтому она не поддержала нравственно чистые принципы героини программы, в свое время не согласившуюся за большие деньги продать бизнесмену свою роскошную косу...

К чести ведущего, в эфире следующей передачи цикла он принес зрителям и этой юной участнице свои извинения.

Французский философ Г. Тард еще в начале XX в. писал о том выборе, который постоянно делает индивид, личность между необходимостью индивидуализации поступка, а значит собственным нравственным и культурным творчеством, и присоединением к господствующему мнению общественных групп. Маленький мир индивидуальных ценностей, по мнению М. Бахтина, по своему велик, когда через участное сознание восходит к ценностям бесконечного мира познания (Пешков, 1996, с. 120).

Разумеется, нельзя абсолютизировать телевизионную коммуникацию как культуру лишь в том понимании, что первая является второй лишь при наличии поиска и разработки глубоких смыслов и вечных истин. В любой коммуникации, в любом тексте есть высокие жанры и низкие жанры. Мы уже отмечали, что Ю. Лотман дает им классификацию в работе «Внутри мыслящих миров», объединяя по принципу смежности: сакральные/профанические; официально-государственные/индивидуально-бытовые; научные/художественные. Но в ценностной перспективе он выделяет ряды совершенно иного состава. Крайним проявлением ее будет противопоставление того, что спасает, тому, что губит.

Классические литературные тексты всегда сводили мир эксцессов и аномалий, который окружал человека, к норме и устройству. И хотя фиксация однократных и случайных событий, преступлений и бедствий, то есть нарушений некоторого исконного порядка, всегда является зерном сюжета, гармонию макрокосма окружающей Вселенной, макрокосма истины, добра и красоты, всегда поддерживал в этих текстах микрокосм внутреннего мира человека.

Телевизионные передачи советского и постсоветского периода нашей истории, о которых здесь идет речь, поддерживают традицию русской литературы. Они не могут пройти мимо фактов и явлений меняющейся действительности, отражение которых, может быть, не делает чести их авторам и участникам. Но важна конечная цель телевизионной коммуникации – показ образцов нравственного поведения, активного участного сознания, красоты духа россиян и в этих условиях. Степень акцентирования бытовых частностей, эпатирующих зрителя жизненных эпизодов, очень личностных деталей человеческого поведения – всего того, что не могло быть отражено на экране советского телевидения, – может быть разной, но тем передачи этого нравственного вектора развития ТВ и отличаются, что отражение сенсации, скандала, иногда просто абсурда жизни никогда в них не становится самоцелью, средством привлечения нездорового, чисто биологического интереса. А так происходит во многих других программах современного коммерческого, буржуазного телевидения.

Отметим, что даже такая программа, как «Жди меня» (ОРТ, ведущие И. Кваша, М. Шукшина), которая могла бы многое показать и о многом рассказать из жизни криминальной России, российской глубинки, учитывая злободневную для современной России тему передачи (обнищание и бесправность во многих регионах, бездушие и безразличие к судьбам людей власть и деньги имущих, бесследное исчезновение людей не только в горячих точках, но и в мирных городах и селах), сохраняет в целом в рамках программы гуманистический, жизнеутверждающий смысл. Это осуществляется обращением творческих сотрудников передачи к неизбывным русским традициям сочувствия и взаимопомощи, сердечной поддержки и взаимовыручки в бедах и невзгодах. «Всем миром выручим» – такой рекламный слоган, если говорить на лексике современных телевизионщиков, можно было бы разместить на просцениуме в телевизионной студии, где проходит действие. Это действие не замкнуто в ее стенах, ведущие обращаются и к другим городам и весям нашей Родины. Mip (через i) собравшихся в студии расширяется, к поискам пропавших, или потерявших друг с другом связь людей подключаются далекие, но близкие по духу соотечественники. Более того, оказывается отечество, традиции у России одни и те же, что и в Беларуси, в Украине. Историческая общность судеб их народов, радостных и трагических их страниц отчетливо была прослежена, например, в передаче «Жди меня», прошедшей в эфир 7 октября 2002 г., в новелле о Василии из Ростовской области, потерявшем в детские годы мать (уроженку Ровенской области), которая была репрессирована и сослана в казахстанский лагерь, а затем работала в Караганде и Тайшете. С помощью передачи Василий (Василек, как назвала его мать в прямом эфирном включении), нашел и мать, и брата и сестру, которые приехали на передачу и встретились через 50 лет.

Такие передачи, как пользующиеся большим успехом у зрителей передачи из цикла «Я сама», бывают и действительно народными и демократичными, и откровенно буржуазными. То есть их авторы стремятся продолжать традиции отечественного телевидения, без чего, как они понимают, рейтинг их выпусков будет недолог и нестабилен. Именно в этом ключе была выстроена передача «Шаг навстречу». Ее героиня, как и Василий, в детстве была отдана на воспитание к дальним родственникам. Нина выросла, получила образование, вышла замуж, родила сына и... искала мать. История Нины, личность этой женщины, трогательная и целеустремленная одновременно, так подействовала на авторов цикла «Я сама», что они предприняли не свойственный в целом для программы сценарный ход – поехали в деревню, где, как узнали, жила мать Нины, вместе с нею самой и сняли на видеопленку их встречу.

Ведущий программ «Жди меня» И. Кваша говорит в своих передачах, что жизнь часто выписывает такие драматические и лирические сюжеты, которые нельзя придумать и художественно отобразить, которые волнуют зрителей именно своей непридуманностью, неизбывным оптимизмом, высокой духовностью гораздо сильнее, чем некоторые псевдохудожественные произведения. Именно такая драматическая, очищающая и просветляющая душу зрителя история стала темой одной из передач цикла «Я сама».

К сожалению, многие другие передачи ток-шоу «Я сама» лишь представляют заявку на серьезный диалог о серьезных нравственных проблемах общества. Но они половинчаты по своей сути, так как не достигают подлинного демократизма и народности, свойственных русской культуре и литературе в целом. Само Слово русское в передачах часто обесценено, модернизировано в угоду массовой моде на вычурное и эпатажное. Чего стоит, например, такая фраза бывшей соведущей передачи писательницы Марии Арбатовой, которую она бросила всердцах одной из участниц: «Мне поплохело». В передаче «Я сама» все время видны коммерческие путы сценария, которые сковывают естественное течение передачи, естественное течение русской речи. Даже бойкий мотив музыкальной перебивки задает необязательную, пустяшную тональность разговору, какой бы глубокой и пронзительной не была его тема. И если в начале работы над циклом ведущая Ю. Меньшова была простенькой девушкой, как бы из народа, наивной и мечтательной «простушкой», то сейчас это респектабельная ведущая, несущая в себе и на себе знаки заполонившей эфир буржуазности. В стиле ее речевого общения, в структуре ее телевизионного Слова тексты высокой, поистине сакральной, по Ю. Лотману, значимости, в отличие от речи ведущих программы «Жди меня», постоянно перемежаются с более низкими по внутреннему смыслу, профанными текстами. Что это – стремление подделаться под бытующее массовое сознание? Дань модернистской моде, рейтингу? Или просто упущения и даже провалы профессиональной журналистской этики и культуры?

Будущим исследователям современного телеэфира и его разговорных жанров предстоит ответить на эти и другие вопросы, касающиеся смешения различных речевых пластов, дробной, «карусельной», «клиповой» структуры телеизображения. Однако, как представляется, традиция лучших разговорных телепередач советского телевидения с их высокими гуманистическими и духовными принципами, свойственными русской культуре и литературе в целом, будет наследоваться все новыми и новыми мастерами телевизионной коммуникации.