Но религия — это больше, чем интеллектуальная реальность. Помимо всего, она еще и моральная сила. Это также преимущественно социальное. Понятия правильного и неправильного — прирожденно коллективные. Большинство из них регулируют связи между людьми: запреты на (439:) убийство, ложь и воровство или положительные предписания любить или помогать своему ближнему. Ни одно из этих правил не делает ощутимых исключений в социальном контексте. Даже эти моральные правила, которые не относятся явно к социальному поведению, имеют лежащий в основе их социальный компонент. Уважение к ритуалу — правильно, а нарушение его — неправильно, потому что так это декретирует группа. Для верующего, например, оскорбительно, если кто-то плюнет на Библию, но только потому, что группа, к которой он принадлежит, сделала из Библии сакральный объект.
Основная идея моральности подразумевает наличие силы за пределами любого отдельно взятого индивида, силу, которая создает требования и наказывает проступки. Эти требования и проступки необычны. От вас ожидают, что вы будете следовать моральной обязанности независимо от того, полезно это для вас или вредно. Если вы верите, что воровство неправильно, тогда оно останется неправильным, даже если бы вы получили приличную выгоду с помощью воровства; оно будет продолжать оставаться неправильным, даже если вас ни разу не поймали. Наказание за моральное нарушение — это скорее другая реальность, точно так же, как вознаграждение за моральное поведение — в Раю или в какой бы то ни было священной реальности, которая рассматривается в этом обществе.
Что такое реальность Рая или Ада и их эквивалентов в других религиях? Это единственная реальная сила, которая может занимать свое место в обществе как таковом. Моральная правота — это то, что делает вас членом группы, обладающим хорошим положением; ее вознаграждение конституирует уверенное ощущение принадлежности. Это то, что символизирует Рай. Моральное зло — это проступок против группы, и наказание его в чисто моральном плане носит автоматический характер: исключение из членства. В символизме христианской теологии Ад — это изгнание грешника от Бога. Моральное наказание — это отрешение от чувства принадлежности к обществу.
Почему люди привержены заповедям морали? Прежде всего, вследствие того, что этого требует группа. Но также и потому, что индивиды хотят принадлежать к группе. Людям трудно избежать некоторых моральных или иных (440:) чувств вследствие того, что почти каждый присоединен к какой-то социальной группе. Поскольку они хотят принадлежать к группе, они автоматически присоединяют себя к ее морали. Именно социальные связи продуцируют эти спонтанные чувства того, что рассматривается как правильное и неправильное.
Это необязательно означает, что каждый разделяет ту же мораль или каждый испытывает интенсивные моральные чувства. Напротив. Если мораль исходит из группового членства, тогда тот факт, что в обществе существуют различные типы групп, что группы конфликтуют друг с другом, и что индивиды могут присоединяться к группам или покидать их, означает, что будет существовать множество различных моралей. Та группа, к которой кто-то хочет принадлежать, и будет детерминировать, каким типом моральных чувств он будет обладать. Если группы находятся в конфликте, тогда их моральные нормы также будут конфликтовать. Это истинно в секуляризованном мире, равно как и в сфере религии. Люди, которые принадлежат к противостоящим политическим партиям, расценивают свою собственную позицию как правильную, а политику своих оппонентов как неправильную, в той же мере, в какой приверженцы конкурирующих религий чувствуют себя праведниками, а своих противников — грешниками.
Какой бы ни была группа, люди, если они хотят принадлежать к ней, должны чувствовать какой-то тип морального обязательства. Это звучит так, как если бы индивид должен чем-то пожертвовать, чтобы стать ее членом. Жертва в достаточной степени реальна, но имеются компенсации за нее.
Одно из главных убеждений в необходимости своей принадлежности к группе так близко к поверхности, что его можно увидеть невооруженным глазом. Оно неосязаемо, но вполне реально. Это та эмоциональная энергия, которую люди получают от принятия участия в общественных собраниях. Именно благодаря этой энергии, люди могут делать в толпе такие вещи, каких не могут или не будут делать в одиночку. Толпа заставляет их почувствовать себя сильными, потому что они ощущают себя частью чего-то такого, что гораздо сильнее их как индивидов. Она также дает им возможность ощутить свою правоту, потому что, (441:) участвуя в общей деятельности, они делают нечто большее, чем простая активность по преследованию собственных эгоистических интересов. По этим причинам люди, действуя в группе, способны на гораздо большее напряжение, чем обычно, когда они одиноки. (??? А эффект групповой лености?)
В наиболее общей форме мы наблюдаем это во время спортивных состязаний. Индивидуальный атлет, побуждаемый большой и сочувствующей толпой, и атлеты, играющие в составе сыгранной команды, иногда совершают такое, что выходит за пределы того, что они сами обычно считают возможным. Но ведь такого же рода чувства играют свою роль и в очень опасных ситуациях, наподобие военных сражений. Обычный уровень мужества людей не очень высок, особенно когда каждый из них действует сам по себе. Но во время боевых действий войска часто стоят вместе под очень плотным огнем и идут почти на верную смерть; мужество длится до тех пор, пока группа держится вместе и чувствует, что каждый подвергается той же опасности.
Поэтому энергия и моральная сила собранной воедино группы — и очень мощная, и потенциально очень опасная. Именно такие групповые ситуации приводят индивидов к высочайшим уровням альтруизма. Они становятся способны на героические действия и личное самопожертвование. Они способны стать мучениками, особенно если это может быть сделано на людях и с выражением сильной поддержки. В то же время толпа легко теряет чувство самообладания. Моральная энергия может быстро стать фанатической и оказаться повернутой во многих различных направлениях. Из возбуждения собранных масс рождаются крестовые походы и совершаются революции. Группы меньших размеров обычно бывают менее возбудимы, но они также обладают эффектом подъема энергетического уровня людей, которые входят в них.
Поэтому один из очень действенных способов добиться доверия и притока энергии состоит в том, чтобы принимать участие в напряженной групповой ситуации. У политики и религии общие корни. Религиозные лидеры или политические ораторы, в частности, стремятся получить высокую степень личной энергии от своей социальной роли. Лидер, который может фокусировать на себе внимание толпы, который может выражать идею толпы, которой обладает (442:) аудитория в целом, сам наполняется особой энергией. Если группа в достаточной степени возбуждена, лидер вдохновляется больше, чем обычная личность. Он или она становится харизматиком, избранным, героем, даже холической фигурой. Энергия, которая продуцирует эту трансформацию, исходит не от лидера. Это энергия группы, наращенная путем прохождения через собравшуюся толпу и посланная в фокус лидером, который говорит им и для них. Лидер — это канал для коллективной энергии, и то, что зримым образом экзальтирует его или ее, находится выше индивидов, в массе. Но секрет власти лидера над группой — в ней самой. Именно аудитория создает пророка; именно движение создает лидера.
Лидер пожинает наибольшие вознаграждения от участия в групповой деятельности. Политический лидер, выступающий за групповые идеалы, становится ее энергетическим лидером. Проповедник, говорящий перед массами, становится самой святой личностью в церкви, потому что он является центром церемонии, которую остальные наблюдают. Но обычные рядовые члены группы тоже могут получать эмоциональную выгоду. Они не получают столь же мощной энергетической волны, того же ощущения правоты, как лидер, но они приобретают личную силу и уверенность от участия в групповых собраниях. Чем с большим энтузиазмом они вверяют себя духу собрания, тем большее чувство экзальтации получают. Участвуя в своей церкви, в своем политическом митинге, они могут приобщить себя, они приобретают приращение энергии и доверие к себе, что заставляет их почувствовать себя способными достичь таких вещей, которых они не смогли бы достичь иным путем.
Таким образом, групповые собрания являют собою разновидность некой машины для трансформации энергии. Путем вхождения в групповую ситуацию индивиды могут сделать себя сильнее и целеустремленнее. Это скрытая форма оплаты, которая объясняет продолжающуюся привлекательность религии и ее секуляризованных эквивалентов.
Дуализм священного и мирского, это базовое различие, которое составляет содержание всех религиозных верований, соответствует чередованию двух способов социальной организации. Значительную часть времени общество находится в дисперсном состоянии; люди решают свои земные (443:) задачи — едят, потребляют, следуют своим практическим интересам и заботам. Уровень коллективной энергии низок, поскольку люди могут черпать ее только из своих собственных ресурсов. Однако на смену этим дисперсным временам приходят времена сбора. Это архетипические религиозные ситуации. Это могут быть церковные соборы или празднование племенного обряда. В любом случае собрание общества изменяет энергетическую динамику. Например, настроение австралийского клана, собирающегося вместе, являет собою концентрацию и взаимную стимуляцию, которая проскакивает среди собравшихся членов подобно электрическому заряду. Возникают общие эмоции. Мир повседневных мирских забот вытесняется другим настроением, более интенсивным и направленным на иные цели. С помощью ее символов группа больше не фокусируется на индивидуальных задачах светского мира, а на коллективном себе. Вне его люди извлекают смысл высшей сферы, которую они называют божественной. Это сфера духовного, ибо именно в его рамках группа принимает совместное участие.
