Лингвистические аспекты теории воздействия 215

действительности («корреспондентная» теория истинности). Иными сло­вами, обсуждалось то, что можно было бы назвать «пропозициональным искажением истины». Между тем, обратившись к прагматике речевого общения, к реальным ситуациям воздействия, легко обнаружить, что в языковом манипулировании более интенсивно используются «непро­позициональные» способы искажения истины, основанные на возмож­ности вариативной интерпретации действительности средствами языка. Обычно в этих случаях говорят о «введении в заблуждение», «полуправ­де», «умолчании» (ср. противопоставление тотальной лжи и полулжи в [Вайнрих 1987]). Языковые механизмы вариативной интерпретации дей­ствительности определяются самой сущностью функционирования языка, преобразующего недискретное в дискретное. С помощью языка человек получает возможность осмыслять недискретную действительность, ин­терпретируя ее в дискретных терминах языковых категорий. Происходит и другой процесс (в каком-то смысле обратный процессу интерпрета­ции) — недискретный многомерный мир смысла преобразуется в раз­вернутую по временной оси дискретную последовательность языковых выражений. Сущность механизмов вариативной интерпретации действи­тельности (языковых механизмов ВИД) обсуждается ниже.

Существование языковых механизмов воздействия на сознание, вос­принимаемых, преимущественно, как средство непропозиционального искажения истины, на протяжении длительного времени отмечалось фи­лософами (занимавшимися проблемами этики и эстетики), писателями и публицистами, психологами и представителями так называемой «общей семантики». Одним из первых вопрос о влиянии языка на восприятие действительности и, соответственно, о ее альтернативных интерпрета­циях затронул Фр. Бэкон в «Новом Органоне» [Бэкон 1977], обсуждая процесс человеческого познания и сопутствующие ему заблуждения — «идолы» или «призраки». В их числе он упоминал «идолов площади» (idola fori), порождаемых в процессе речевого общения и, в частности, приводящих к отождествлению слова и вещи — «языковая угроза», ин­тенсивно обсуждавшаяся впоследствии многими исследователями, в том числе Дж. Локком в «Опыте о человеческом разуме», где можно обна­ружить элементы теории и типологии «злоупотребления словами» (abuse of words) [Локк 1960]. Локк выделял, в частности, внесение намеренной неясности в высказывание; использование слов для номинации того, что они не могут обозначать; использование выражений с широкой семанти­кой (идея, истина, народ и пр.); чрезмерную образность речи.

В теологии о способах искажения истины писал Аврелий Августин и его крупнейший интерпретатор Фома Аквинский, которые, впрочем, ориентировались не столько на языковые, сколько на морально-этические категории (типы лжи исчислялись по их последствиям для участников — вреду, пользе и т. п.).

Осмысление проблем использования языковых механизмов ВИД прослеживается в художественной литературе. Так, Н. В. Гоголь, передавая

в своей поэме беседы Чичикова с помещиками относительно продажи мертвых душ, исключительное внимание обращает на процесс естествен­ноязыковой аргументации. При этом им тонко подмечается тот факт, что Чичиков по-разному квалифицирует предмет купли-продажи, в одном случае называя его собственно мертвыми душами, а в другом, ориенти­руясь на иных адресатов с иными представлениями, уже определяет его как неживые, несуществующие, ревизорские души (окончившие жизненное поприще) и т.д. (см. более подробный разбор этого примера в конце параграфа). Языковые аспекты механизмов воздействия привлекали вни­мание писателей, особенно склонных к морализаторству. Здесь могут быть упомянуты Л. Н.Толстой, существенной чертой творческого метода которого было развенчание разнообразных символов и стереотипов, в том числе языковых — ср. его определение в «Войне и мире» знамен как «тря­пок на палках», а также А. Бирс, автор знаменитого «Словаря сатаны», в котором «черное» определяется как «белое», «белое» как «черное» и т.д.

Риторическая традиция в той или иной мере затрагивала практиче­ски все стороны речевого воздействия, сосредотачиваясь на изменении языковой формы речи в зависимости от типа аудитории, типа текста, условий ситуации общения [Античные риторики 1978].

Рационалистически-морализаторская англоязычная традиция (Фр. Бэ­кон, Дж.Локк, А. Бирс, Э. Херман, У.Лэмбдин), своеобразно преломи­лась в школе «общей семантики» А. Кожибского и его более или менее ортодоксальных последователей С. Чейза, С. И. Хаякавы и до некоторой степени А. Раппопорта. Оригинальность принципов «общей семанти­ки» — тезисов о нетождественности слова и вещи, о неполноте описания действительности языковым выражением — очевидным образом относи­тельна. Новую интерпретацию тезис о нетождественности слова и вещи приобрел в нейро-лингвистическом программировании (см. §3 главы 5).

В рамках собственно языкознания механизмы ВИД стали обсуждать­ся сравнительно поздно. Так, не далее чем в 1972 г. Д. Болинджер в качестве президента Американского лингвистического общества обо­сновал важность профессионального лингвистического подхода к изуче­нию искажения истины [Болинджер 1987]. Тем не менее, в советском языкознании уже Л. В. Щерба поставил задачу «показа тех лингвистиче­ских средств, посредством которых выражается... идейное содержание» [Щерба 1957, с. 97], а также указывал на важность исследования стерео-типизированной лексики, интенсивно используемой в целях воздействия на сознание [Щерба 1942].

Можно сделать вывод, что значительная часть вопросов, связанных с функционированием языковых механизмов воздействия на сознание, была поставлена достаточно давно. При этом степень изученности раз­личных языковых механизмов ВИД неодинакова. Почти все исследова­тели, пишущие на эту тему, сосредотачиваются прежде всего на значении отдельных слов. На преобладание лексической семантики в области изу­чения механизмов ВИД обращал внимание Д. Болинджер в предисловии