Тема 13. Является ли научная рациональность синонимом методологии науки.

Европейская цивилизация — рациональная цивилизация. Различные модели рациональности. — Неклассический и постнеклассический образ рациональности. — Безбрежность «новой» рациональности. — «Открытая» и «закрытая» рациональность. — Чем ограничена рациональность?— Рациональность е структуре сознания. — Функции рациональности.

За европейской цивилизацией изначально закрепилось значение рацио­нальной цивилизации. Ей присущ дух разумного и рассудочного подхода к действительности, практическо-прагматического нахождения способов решения проблем. Разум, рассудок, логос (понятый и как слово, и как закономерность) — вот видимые невооруженным глазом составляющие рациональности. Но разум может оказаться «не чистым» (в отличие от «чистого» разума). Рассудок может подсказывать то, что не будет рацио­нальным по большому счету, а логос-слово вдруг станет воспевать Бога, чувства и любовь. И куда же улетучится, испарится рациональность? Где она? Есть чувства, Бог, любовь, а рациональности как и не бывало. Раци­ональность оказывается запредельным, трансцендентным понятием. И если в мире есть зло, то насколько рационален божественный проект создания лучшего из миров?

Получается, что рациональность легче опровергнуть, нежели обосно­вать, и вера в имманентную миру рациональность обладает всеми достоин­ствами и недостатками собственно веры. «Верую, ибо абсурдно»... Ведь не случайно русский философ Иван Одоевский утверждал, что хотя рациона­лизм нас подвел к вратам Истины, но не ему будет суждено их открыть.

Но если пропустить все шаги, связанные с поиском самодостаточного обоснования рациональности, и начать (что весьма распространено) с элементарного представления о ней, тогда с рациональностью в первую очередь следует связать образ мыслей и действий, обладающий априор­ной (и откуда только такой берется?) разумностью, целесообразностью, ясностью, отчетливостью. Рационалист хочет видеть мир законосообраз­ным, и он представляется таковым. А когда по прикидкам современной науки оказывается, что пасущаяся на лугу корова — это в первую очередь

бешедая пляска электронов, обладающих парадоксальными эффектами взаимодействий на микроуровне, и лишь потом корова, в каких же судо­рогах бьется рациональность обывателя! Таким образом, рациональность — это Острейшая проблема менталитета и мировосприятия, не теряющая свою остроту тема для многочисленных споров и дискуссий.

Современные ученые, размышляя о специфике развития науки, под­черкивают, что она прежде всего отличается своей рациональностью, пред­ставляет собой развертывание рационального способа освоения мира. Можно встретить и более громкие суждения типа: наука шаг за шагом создает ког­нитивно-методологическую систему рациональности. При этом объем по­нятия рациональности, оставаясь не вполне выясненным, заставляет за­давать очередной вопрос: а как это следует понимать? В поисках ответа до­статочно эффективными оказывались определения, которые претендовали на раскрытие сложных научных проблем с точки зрения здравого смысла. С этих позиций рациональность — это прежде всего определенный способ впи­сывания человека в мир. Человек может соотноситься с миром посред­ством любви к природе, к Богу, к жизни. Рациональность — это такое впи­сывание в мир, которое опосредовано предварительной работой в мысли­тельном, идеальном плане и связано с пользой, надежностью, целесооб­разностью и общезначимостью. Следовательно, если вы рационалист, то вы предваряете все свои действия их апробацией в мыслительном, идеаль­ном плане. Вы сначала трансформируете реальную ситуацию в идеальный объект, производите различного рода эксперименты и прикидки и лишь затем, получив удовлетворительную схему деятельности, действуете. Одна­ко это в идеале. Вряд ли самый жесткий рационалист насилует себя такой непосильной мыслительной работой. Едва ли он всегда выступает как чест­ный аналитик, препарирующий ситуацию до мельчайших ее деталей. И как быть с тем, что рационалист должен владеть всем необходимым арсена­лом такой мыслительной препарации, грамотно и осознанно им пользо­ваться. Он должен уметь быть рационалистом.

Бесспорно, что рациональность предстает как наиболее адекватное средство проникновения на теоретический уровень исследования, где за шелухой явлений, видимости и кажимости исследователь пытается рас­познать сущность, основу, причину и закономерность данного феномена. Рациональность — это своеобразный код проникновения в теоретичес­кий мир, где мышление находит идентичные способы распознавания скры­тых связей и взаимодействий. Но как провести грань, как отличить уро­вень научной работы с теоретическими идеальными объектами от не­удержимого фантазирования и разгулявшегося воображения. Последние вряд ли могут быть отнесены по ведомству рациональных. Интуиция, во­ображение, фантазия всегда считались внерациональными способами по­стижения мира. Получается, что рациональным может быть не любое мысленное конструирование идеальных объектов, не любое создание идеальных миров, но лишь то, которые отвечает каким-то параметрам, критериям, требованиям.

Из тезиса И. Канта о том, что законы чистого разума имеют абсолют­ную общезначимость, следует, что всякое вообразимое существо, пусть

это будет даже ангел, если оно претендует на рациональность, должно подчиняться одним и тем же законам мышления. Тогда рациональность, как и утверждают словари и справочники, означает способность мыслить и действовать на основе разумных норм, а в широком смысле — соответ­ствие деятельности разумным правилам. Красивое утверждение, что кла­виатура, организованная категориями и формами интуиции, способна к созданию не одного-единственного мотива, а многочисленных мелодий и разнообразных вариаций, совершенно справедливо. Но оно образно сви­детельствует о многочисленных трансформациях рациональности (будет много мелодий разных стилей) даже в рамках ее понимания как абсолют­ной общезначимости. И в этом случае исходная и удобная модель пони­мания рациональности как общезначимости оказывается всего лишь ра­бочей гипотезой.

Различные модели рациональности. Современные методологи, фикси­руя различные типы рациональности: закрытую, открытую, универсаль­ную, специальную, мягкую, сверхрациональность и пр., а также особен­ности социальной и коммуникативной, институциональной рациональ­ности¹, склонились к принятию полисемантизма, многозначности поня­тия «рациональность». Ее смысл может быть сведен:

1) к сферам природной упорядоченности, отраженной в разуме;

2) способам концептуально-дискурсивного понимания мира;

3) совокупности норм и методов научного исследования и деятель­ности.

Именно последнее, как очевидно, и приводит к возможности отожде­ствления рациональности и методологии науки. И здесь рассуждения до­статочно просты. По мнению Н. Моисеева, «реальность (точнее — вос­приятие человеком окружающего, которое его сознание воспринимает как данность) порождала рациональные схемы. Они, в свою очередь, рож­дали методы, формировали методологию. Последняя становилась инстру­ментом, позволявшим рисовать картину мира — Вселенной (универсум) — рациональным образом»². В. Швырев в статье «Рациональность в совре­менной культуре» фиксирует «концептуальный кризис в интерпретации понятия «рациональность», который обнаруживается в современных дис­куссиях по этой проблеме и связан с конкретной исторической формой рациональности, а именно с тем классическим представлением о рацио­нальности, которое восходит к эпохе Нового времени и Просвещения. Современный кризис рациональности — это, конечно, кризис класси­ческого представления о рациональности», — отмечает автор^. Он обус­ловлен потерей ясных и четких идейнд-кониептуальных ориентиров, ко­торыми характеризовалось классическое сознание вообще. Сквозь призму классической рациональности мир представал как законосообразный, структурно-организованный, упорядоченный, саморазвивающийся.

В современной философий науки научная рациональность рассматри­вается как высший и наиболее аутентичный требованиям законосообраз­ности тип сознания и мышления, образец для всех сфер духовной культу­ры. Рациональность отождествляется с целесообразностью. Рациональный способ вписывания человека в мир опосредован работой в идеальном плане.

Рациональность ответственна за специальные процедуры трансформации реальных объектов в идеальные, существующие только в мысли.

Говоря об открытии рациональности, имеют в виду способность мыш­ления работать с идеальными объектами, способность слова отражать мир разумно-понятийно. В этом смысле открытие рациональности припи­сывают античности. Но если деятельность по конструированию идеаль­ных объектов может уходить в бескрайние полеты фантазии, то научная рациональность, т.е. мысленное конструирование идеальных объектов, которое признает наука, ограничивает данную свободу мысли. Ей нужны знания, пригодные для практического использования, а следовательно, она признает лишь те идеальные объекты и процедуры, которые непос­редственно или опосредованно, актуально либо потенциально сопряже­ны с практической значимостью для жизнедеятельности людей.

С одной стороны, научную рациональность связывают с историей раз­вития науки и естествознания, с совершенствованием систем познания и с методологией. В этом отождествлении рациональность словно «покры­вается» логико-методологическими стандартами. С другой стороны, раци­ональность оказывается синонимичной разумности, истинности. И здесь на первый план выдвигаются проблемы выяснения критериев, основа­ний и обоснований истинного знания, совершенствования языка позна­ния. По мнению Б.С. Грязнова, рациональная система научного знания должна быть, во-первых, гомогенной, во-вторых, замкнутой и, нако­нец, в-третьих, представлять собой причинно-следственную структуру⁴.

Рациональность также понимается как присущее субъекту универсаль­ное средство организации деятельности. По М. Веберу, рациональность — это точный расчет адекватных средств для данной цели. По Л. Витгенш­тейну — наилучшая адаптированнрсть к обстоятельствам. По Ст. Тулми-ну — логическая обоснованность правил деятельности⁵. Канадский фило­соф У. Дрей рациональным называет всякое объяснение, которое стре­мится установить связь между убеждениями, мотивами и поступками че­ловека⁶.

А. Никифоров обращает внимание на то, что рациональность можно рассматривать трояко: как соответствие «законам разума», как «целесо­образность» и как цель науки⁷. В первом случае ядром понятия рациональ­ности станут законы логики. Когда методологи размышляют о рациональ­ности, то они имеют в виду прежде всего научную или логико-методоло­гическую рациональность. Но когда рациональность сводится к совокуп­ности правил, то исторический науковедческий анализ начинает нашеп­тывать о тех многочисленных коллизиях, когда то или иное методологи­ческое правило нарушалось, а учёный при этом имел реальные научные приращения. Таким образом, единого универсального понимания рацио­нальности отыскать невозможно. Эту идею подчеркивают методологи, отмечая, что существуют различные модели рациональности, а следова­тельно, различные модели методологии:

1) индуктивистская (Карнап,Хессе);

2) дедуктивистская (Гемпель, Поппер);

3) эволюционистская;

4) сетчатая (Лаудан);

5) реалистическая (Ньютон-Смит).

Можно добавить также и парадигмальную модель, и модель, основан­ную на принятии принципа критического рационализма, и модель, упи­рающуюся, как в свое ядро, в научно-исследовательскую программу, и модель тематического анализа науки. Все названные модели предполага­ют, что те или иные их представители осуществляют рациональную ре­конструкцию реальной истории науки, подгоняя ее под уже принятый алгоритм, и получают тем самым единую линию развития науки. Подоб­ную ситуацию Лакатос иллюстрирует следующем образом: «Так, внут­ренняя история для'индуктивизма состоит в признанных открытий не­сомненных фактов и-так называемых индуктивных обобщений. Внутрен­няя история для конвенциализма складывается из фактуальных открытий создания классифицирующих систем и их замены более простыми систе­мами. Внутренняя история для фальсификационизма характеризуется оби­лием смелых предположений, теоретических улучшений, имеющих все­гда большее содержание, чем их предшественники, и прежде всего — на­личием триумфальных негативных решающих экспериментов. И наконец, методология исследовательских программ говорит о длительном теорети­ческом и эмпирическом соперничестве главных исследовательских про­грамм, прогрессивных и регрессивных сдвигах проблем и постепенно вы­являющейся победе одной программы над другой»⁸. Если признать, что наука развивается сразу несколькими способами и одна модель наклады­вается на другую, а не становится за ней в очередь и тем более не вытес­няет свою соперницу, тогда мы либо вновь упремся в тупиковый вопрос: как возможно развитие науки, либо, махнув рукой, согласимся с выво­дом П. Фейерабенда — «Anything goes»! («Допустимо все!»).

Как видим, связь научной рациональности и реальной истории разви­тия науки не так уж и проста. В истоках эвристичности, столь необходи­мой для открытия нового, рационального меньше, чем внерациональ-ного, нерационального и иррационального. Рационализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества. Глубинные слои человеческого Я не чувствуют себя подчиненными разуму, в их клокочущей стихии бес­сознательного слиты и чувства, и инстинкты, и эмоции.

Неклассический и постнсклассический образ научной рациональности. Неклассическая научная рациональность «бе­рется» учитывать соотношение природы объекта со средствами и метода­ми исследования. Уже не исключение всех помех со стороны сопутствую­щих факторов и средств познания, а уточнение их роли и влияния стано­вится важным условием в деле достижения истины.

Всем формам рационального сознания присущ пафос максимального внимания к реальности. Если с точки зрения классической картины мира предметность рациональности— это прежде всего предметность объекта, данного субъекту в виде завершенной, ставшей действительности, то пред­метность неклассической рациональности — пластическое, динамическое отношение человека к реальности, в которой имеет место его активность. В первом случае мы имеем предметность Бытия, во втором — Становления.

Пост неклассический образ рациональности показывает, что понятие рациональности шире понятия рациональности науки, так как включает в себя не только логико-методологические стан­дарты, но еще и анализ целерациональных действий и поведения челове­ка. В самой философии науки возникшая идея плюрализма растворяет ра­циональность в технологиях частных парадигм. И, как выразилась П. Гай-денко, на месте одного разума возникло много типов рациональности⁹. По мнению В. Поруса, постнеклассический этап развития рационально­сти характеризуется соотнесенностью знания не только со средствами познания, но и с ценностно-целевыми структурами деятельности¹⁰.

Новый постнеклассический тип рациональности включает в себя но­вые ориентации: нелинейность, необратимость, неравновесность, хао-сомность и другие свойства реальности, которые до сих пор неуверенно признавались в качестве равноправных членов концептуального анализа. Эти методологические ориентации могут быть названы и новыми импера­тивами века.

Безбрежность новой рациональности. Отказ от монологизма и призна­ние множества конкурирующих подходов, подтверждающих полифунда­ментализм, инверсионность, принципиальную открытость систем, вет­вящуюся графику их описания, сопровождается опровержением принци­пов редукционизма, элементаризма, линейности. Все это делает совре­менную научную рациональность безбрежной и ветвящейся, как крона мощного дерева. В новый, расширенный объем понятия «рациональность» включена интуиция, неопределенность, эвристика и другие, нетрадици­онные для классического рационализма, прагматические характеристи­ки, например польза, удобство, эффективность. В новой рациональности расширяется объектная сфера за счет включений в нее систем типа: «ис­кусственный интеллект», «виртуальная реальность», «киборг отноше­ний», которые сами являются порождениями научно-технического про­гресса. Такое радикальное расширение объектной сферы, на взгляд В. По­руса, идет параллельно с его радикальным «очеловечиванием». И человек входит в картину мира не просто как активный ее участник, а как систе-мообразующий принцип. Это говорит о том, что мышление человека с его целями, ценностными орйентациями несет в себе характеристики, которые сливаются с предметным содержанием объекта. Поэтому пост-неклассическое понимание рациональности подразумевает единство субъективности и объективности. Сюда же проникает и социокультурное содержание. Категории субъекта и объекта образуют систему, элементы которой приобретают смысл только во взаимной зависимости друг от друга и от системы в целом. В этой системе можно увидеть и провозглашаемый еще с древности идеал духовного единства человека и мира.

«При неклассическом понимании предмета рациональности (как осо­знания специфики пребывания субъекта в открытых проблемных ситуа­циях, как необходимости саморазвития субъекта во взаимодействии с вне­шним миром и иными сознаниями)... свобода оказывается осознанной необходимостью, но не необходимостью объектной детерминации, а не­обходимостью творческого акта раскрытия новых горизонтов мироотно-

шения, прорыва в новые слои Бытия», — подчеркивает исследователь дан­ной проблемы В. Швырев".

В прежней парадигме прогноз внутреннего и внешнего состава собы­тия основывался на допущении о «замкнутых» системах. Обстоятельства, фиксирующие принципиально «незамкнутые» ситуации, в которых под­счет альтернатив затруднен в силу их бесконечного множества, из виду упускались. Этот широко распространенный прием логической рациона­лизации, направленный на погашение неопределенности, вступал в кон­фликт с реалиями бытия. Мир состоит из совершенно открытых, незамк­нутых систем! В любом из событий имеется совокупность более мелких его компонентов, часть которых готовит одни результаты, а другая пред­полагает иные. В «незамкнутых» системах невозможен линейный пересчет всех составляющих целостного события, которые дробятся, изменяются и порождаются в самом процессе взаимодействий. Это служит основанием для появления побочных продуктов, неожиданных, непредсказуемых эф­фектов. Расхождение целей и результатов — довольно частый, повсемест­но встречающийся процесс. Конечный результат гетерономен, в нем со­прягаются по меньшей мере три напластования: содержание первоначаль­но поставленной цели, побочный продукт взаимодействий и непреднаме­ренные последствия целесообразной деятельности. Они свидетельствуют о многомерных проявлениях природной и социальной стохастики. При­знание мнргофакторной детерминации, нелинейной тактики соотнесе­ния альтернатив — визитка новой, сугубо рациональной стратегии науч­ного поиска.

Современный ученый должен быть готов к фиксации и анализу ре­зультатов, рожденных вне и помимо его сознательного целеполагания, в том числе и к тому, что последние могут оказаться гораздо богаче, чем исходная цель. Незапланированное целеполаганием, непреднамеренным образом вторгшееся в результат бытие раскрывает мир незаинтересовано универсально. Вычлененный в качестве предмета изучения фрагмент бы­тия на самом деле не является изолированной абстракцией. Сетью взаи­модействий, токами разнонаправленных тенденций и сил он связан с бесконечной динамикой мира. Главные и побочные, центральные и пери­ферийные, магистральные и тупиковые направления развития, имея свои ниши, сосуществуют в постоянном неравновесном взаимодействии.

Возможны ситуации, когда развивающееся явление не несет в себе в готовом виде формы будущих состояний, а получает их извне как побоч­ный продукт взаимодействий, происходящих за рамками самого явления или по крайней мере на периферии данных рамок. И если ранее наука могла позволить себе отсекать подобные боковые ветви, казавшиеся не­существенными, то сейчас это непозволительная роскошь.

Оказывается, вообще непросто определить, что значит «не важно» или «неинтересно» в науке, а следовательно, весьма трудно очертить грань рационального и уж совсем невозможно существовать в условиях «стро­гой рациональности». Возникая на периферии связей и отношений, на фоне перекрещивания многообразных цепей причинения в сети всеобще­го взаимодействия (в том числе и под влиянием факторов, которые не-

значительным образом проявили себя в прошлом), побочные случайные продукты и события могут выступить в качестве источника новообразова­ния и быть даже более существенными, чем первоначально поставлен­ная цель. Они свидетельствуют о неистребимом стремлении бытия к осу­ществлению всех своих потенций. Здесь происходит своеобразное уравни­вание Возможностей, когда все, что имеет место быть, заявляет о себе и требует признанного существования.

Новые реалии убеждают в произошедшем изменении парадигмы фи­лософии науки, задают новый способ видения универсума и входят весо­мыми составляющими в современную постнеклассическую картину мира.

«Открытая» и «закрытая» рациональность. В рассуждениях о рацио­нальности всегда содержались предположения о различиях в ее степени. Одно суждение или действие оказывается рациональным в большей сте­пени, другое в меньшей. Указание же на степень всегда предполагало соответствие реального и должного — того, как что-то делается или мыслится, тому, как это должно делаться или мыслиться. Однако при таком подходе мы оказывались в порочном кругу тавтологии. Мыслящий разум руководит тем, что мыслится и делается, и он же задает нормы, стандарты и правила того, как должно мыслиться и делаться. Так поче­му же нечто более рационально, а нечто менее? От чего это зависит? Получается, что, если бы рациональность зависела только от разума, а разум бы правил миром, она не сталкивалась бы со своим иным, что ею не является. Отсюда возникает необходимость вывести рациональность за пределы разума и связать с чем-то внешним (например, с извечной закономерностью и упорядоченностью природы), объявив рациональ­ным все то, что отвечает идеям упорядоченности и закономерности. Но когда заявят о себе статистические закономерности, которые выпустят на широкую арену современной науки вероятность, случайность и хаос как апериодическое, лишенное регулярности движение и развитие, тог­да рациональности как упорядоченности вновь придется сбрасывать свой классический покров.

Рациональности также приписывается некая изначальная активность, понимаемая так, что действительное мышление во многом способно ини­циировать ту или иную деятельность, представить ее как необходимую, нужную для преобразований. Однако рационализм обвиняют и в бесси­лии, имея в виду воцарение в современном обществе абсурда, инстинк­тов насилия и агрессии, создание новых, противных разуму видов оружия. Жажда власти и жажда потребительства оказывается сильнее разума.

Ключевой идеей структурности рациональности является замечание о том, что усиление рациональности означает ее максимальное приближе­ние к классическому идеалу и эталону рационального, понимаемого как торжество разума. Остается только выяснить, насколько универсален ра­ционализм и нет ли у него более сильного конкурента-партнера. На по­мощь вновь придется призвать вспомогательные разъяснения. Первое из них резонно указывает на «открытый» и «закрытый» типы рациональности.

Достаточно эвристичная идея открытой рациональности отражает оче­видный факт постоянного совершенствования аппарата анализа, спосо-

бов объяснения и обоснования, сам процесс бесконечного поиска исти­ны. Но наиболее часто и наглядно идея рациональности как рефлексив­ного контроля и объективирующего моделирования реализуется в режи­ме «закрытой рациональности» на основе заданных целеориентиров. По­этому нередко рациональность сводят к успешной целесообразной или целенаправленной деятельности. Исследователи критически относятся к типу «закрытой» рациональности. Именно абсолютизация и догматизация оснований, функционирующих в режиме «закрытой» рациональности ча­стных парадигм, как уже отмечалось выше, лишают в современном со­знании идею рациональности ее духовного измерения, ценностно-миро­воззренческой перспективы, связанной с установкой на гармонизацию отношений человека и мира.

Однако то, что представляется рациональным в «закрытой» рациональ­ности, перестает быть таковым в контексте «открытой». Например, реше­ние производственных проблем не всегда рационально в контексте эколо­гических. Или, как подчеркивает А. Никифоров, деятельность, иррацио­нальная с позиции науки, может быть вполне рациональной с других точек зрения, к примеру, с точки зрения получения ученой степени. Вообще говоря, для науки всякая деятельность', не направленная на получение истины, будет нерациональной¹'. Кроме того, «открытая» рациональность не может быть обеспечена той степенью технологического методологиз-ма, который возможен в ситуациях «закрытой» рациональности.

Чем ограничена рациональность? Конечно же, рациональность и ра­ционализация ограничены «непрозначностью бытия», не дающего воз­можности реализовать идеальные планы деятельности, вырабатываемые рациональным сознанием. Это можно считать онтологическим ограниче­нием рациональности. Рациональность ограничена также и реальной ко­нечностью конкретно-исторического субъекта познания, теми формами познавательной деятельности, которые сложились и имеются в его рас­поряжении. Таково гносеологическое основание ограниченности рацио­нальности.

Рациональность ограничена наличием в человеческой природе таких стихий, как чувства, эмоции, духовность, — это антропософское ограни­чение рациональности. Она ограничена также присутствием в человеке фактора телесных и физиологических потребностей — биологическое ог­раничение рациональности. Исследователи отмечают, что не нужно сбра­сывать со счета то, что рациональность может быть ограничена агрессив­ностью аутестического самоутверждения. Замечание вполне резонное, если мы рассматриваем рациональность не как очищенный от всех налетов субъективности искусственный препарат, а в контексте новой парадигмы мышления, в которой субъект есть одновременно и наблюдатель и акти­ватор в одном лице. В силу сказанного можно смело присоединиться к выводам типа: «Современное «зрелое» рациональное сознание должно включать в себя моменты метарациональности, фиксирующей пределы рационализации как самого сознания, так и действительности...»'-'.

Сами критерии отличения рационального от нерационального сегод­ня, в век признания энергоинформационных взаимодействий, допускают

не столько принятие жестких норм и стандартов, сколько наличие спе­цифической установки и типа ментальной деятельности. Когда рациональ­ность связывают с сознательным управлением собственным поведением, то в этом случае речь идет о широком понимании рациональности в кон­тексте человеческой деятельности и коммуникативных процессов. Оно предусматривает два обязательных условия: рефлексивный самоконтроль и учет требований рациональности. Реалии дня сегодняшнего заставляют признать, что рациональность не есть следование одной и только одной норме. Во-первых, рациональность предполагает альтернативное поведе­ние, возможность выбора различных способов действия. Во-вторых, ра­циональность как опорный момент осознанного поиска позиции, адек­ватной действительности, не осуществляется в чистом виде, она охваты­вает лишь какие-то стороны человеческого мироотношения, переплета­ясь с внерациональными его формами. В-третьих,,в современных услови­ях с новой силой заявляет о себе иррационализм (от лат. irrationalis — неразумный), который указанием на значимость интуиции, инстинкта, веры, чувств, природных задатков пытается лишить рациональность при-' оритетных позиций, дискредитировать рационалистическую шкалу оценок.

Рациональность в структуре сознания. В контексте классической фило­софии рациональность понимают как высшую способность сознания, а рациональное мышление, связанное с понятийным и логическим аппа­ратом, возводится на вершину всех структурных характеристик сознания. В этом случае рациональность оказывается в ином понятийном гнезде и соседствует с сознанием, познанием, знанием, претендуя на то, чтобы считаться их атрибутом — всеобщим и неотъемлемым качеством.

Проблема рациональности структуры сознания встала в последнее вре­мя в связи с интенсивным проникновением системно-структурного ме­тода в различные области знания. И хотя в XX в. модно определять созна­ние как нечто «непосредственно схватывающее», понимающее, «знаю­щее самое себя и свою основу», тот же XX в. распространил системно-структурный анализ на языкознание, культурологию, этнографию, со­циологию. Захватил он и такую сложную исследовательскую область, как человеческое сознание, предельно его рационализировав. Как известно, любая структура предполагает наличие элементов, их взаимодействия, соподчинение и иерархию. Структура (от лат. — строение, распо­ложение, порядок) выражает совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе при раз­личных внешних и внутренних изменениях.

Применение системно-структурного метода к анализу сознания для выявления подлинного статуса рациональности и изучения его структуры вовсе не означает, что сознание трактуется как устройство, состоящее из «кирпичей и цемента». Эмпирически сознание предстает как непрерыв­но меняющаяся совокупность чувственных и умственных образов. Однако сознание — это особого рода динамическая целостность, где в постоян­ном потоке проносящихся психических впечатлений, ментальных обра­зов, мыслей, идей и интересов адсорбируется и сохраняется нечто устой­чивое и инвариантное, что позволяет говорить об общем строе сознания

как личности, так и группы, этноса, поколения, общества. Признаками сознания считается разумная мотивированность, предвидение личных и социальных последствий действий, способность к самоконтролю; все эти признаки с равным успехом могут быть отнесены и к рациональности. Однако сознание характеризуется еще и интенциональностью (направ­ленностью на предмет), обращенностью к рефлексии и самонаблюде­нию, эмпатией, связанной с мгновенным принятием того или иного фе­номена, концентрацией и различными уровнями ясности. Сознание мо­жет быть как максимально концентрированным, так и резко рассеянным. Можно говорить о ясном, темном и сумеречном сознании.

Когда исследователи¹⁴ приступают к изучению структуры сознания,

они всегда сталкиваются с парадоксальной ситуацией. Сознание как чув­ственно-сверхчувственный объект отчетливо обнаруживает себя, но тем не менее ускользает от непосредственного анализа. С одной стороны, созна­ние не мыслимо вне своего материального субстрата — головного мозга — и материи, отражение которой является содержанием сознания. С другой сто­роны, сознание не сводимо ни к самому субстрату — головному мозгу, ни к материи. Даже самый искусный анатом, проследив нерв до мозжечка, не может приблизиться к первоначалу, дающему чувства и мысль.

Существует как минимум два подхода, объясняющие природу созна­ния. Первый связан с именем французского философа-рационалиста Рене Декарта, который предлагал понимать сознание как замкнутый внутрен­ний мир человека, который содержит в себе ощущения, восприятия, па­мять, эмоции, волю, мысли, суждения, язык, а также образы вещей. Названные элементы составляют структуру сознания. Главной формой деятельности сознания признается логический строй мышления. Декар­тово «cogito ergo sum» (я мыслю, следовательно, существую) подчиняет сознанию все проявления человека вплоть до его существования.

Опираясь на этот подход, наука предлагает поход «внутрь» сознания, т.е. исследование механизмов мозга. Однако нейрофизиологи сомневаются в возможностях получения полной информации о сознании на основе изучения структур и деятельности мозга. Возникает огромное количество проблем, связанных с общественной природой сознания, его конкрет­но-историческим и творческим характером.

Второй подход, согласно которому сущность сознания следует искать не в нем самом, а во внешнем мире, в общественной практике, развит царксовой традицией. В нем предполагается, что образы сознания рожда­ются в процессе деятельности, в результате воздействия на человека ок­ружающей реальности. Мышление и сознание тем совершеннее, чем шире круг вещей, с которыми человек вступает в контакт, чем активнее сам субъект. Выводы данного подхода: «бытие определяет сознание», «созна­ние — субъективный образ объективного мира», «сознание — отражение бытия», «сознание — коллективно полученное знание» — подтверждают зависимость сознания от внешнего бытия, общественную природу созна­ния. С этих позиций сознание предстает не как личностное и индивидуаль­ное свойство, не как загадка и тайна, а как универсальная и формируе­мая характеристика всего человеческого рода.

Феномен сознания интерпретируется как рационально постижимый и рационально детерминированный. Ибо по способу своего бытия сознание есть свойство мозга, нервные процессы головного мозга служат материальными носителями сознания.

По содержанию сознание представляет собой отражение объек­тивной реальности, информацию о внешнем мире и о себе, предвари­тельное мысленное построение действий и предвидение их результатов.

По способу своего возникновения сознание является продуктом развития биологической и социальной форм движения мате­рии; общественно-предметная деятельность человека есть условие исто­рического становления сознания.

По функциональному назначению сознание — фактор управления по­ведением и деятельностью человека, обобщенное, оценочно-целенап­равленное отражение и конструктивно-творческое преобразование дей­ствительности, условие становления форм логического мышления.

Перспективы философско-научного проникновения в суть феномена сознания помимо объединения двух имеющихся подходов (проекции к сфере материальной объективации и к субстрату головного мозга) требу­ют учета энерго-информационных взаимодействий и потенциала расши­ренного сознания.

Наличный массив философской литературы в большинстве своем фик­сирует в качестве проблемного поля изучения структуры сознания диа­лектическое,напряжение между «Я» и «не-Я». В качестве последнего («не-Я») выступает бытие, внешняя действительность объективной реально­сти, собственное тело, собственное «Я», другое «Я» — «Ты». Обычно при­нято начинать характеристику структуры сознания со стороны «Я». В ка­честве основных элементов сознания выделяют: ощущение, восприятие, представление, память, эмоции, волю, рациональное мышление. Но ни один названный компонент не может быть значим сам по себе. Он приоб­ретает роль необходимого структурного элемента сознания лишь в ре­ально функционирующем сознании. Ощущения, оторванные от последу­ющих форм сознания, теряют свой познавательный смысл. Изоляция ощу­щений от мышления, воли от чувств неправомерна. Уже Гегель считал несправедливым утверждение, что ум и воля совершенно независимы друг от друга и что ум может действовать, не желая, а воля может обходиться без ума. Сознание — это такая динамичная система, где всякий психиче­ский акт соотнесен и взаимосвязан как с другими актами, так и с вне­шним, внеположенным бытием.

Анализ структуры сознания принято начинать с характеристики ощущения как наиболее элементарного, далее неразложимого и не имеющего структуры познавательного явления. «Самым первым и са­мым первоначальным является ощущение, а в нем неизбежно качество». Ощущение — это тот мостик, который связывает человека и окружаю­щую его действительность. Доступ и последующая обработка информации определяется пороговым уровнем ощущений. «Иначе чем через ощуще­ние, мы ни о каких формах вещества, ни о каких формах движения ниче­го узнать не можем» (Ленин). Ощущение есть отражение отдельных свойств

предметов объективного мира во время их непосредственного воздействия на органы чувств. Информационно-пропускная способность органов чувств человека распределена так: самый большой объем информации связан со зрением, затем идет осязание, слух, вкус, обоняние.

Целостный образ, отражающий непосредственное воздействие на орга­ны чувств единичных предметов, называется восприятием. Вос­приятие — это структурный образ, состоящий из комплекса ощущений. В понимании природы восприятия большое место отводится двигательным процессам, подстраивающим работу перцептивной системы к характери­стикам объекта. Имеется в виду движение руки, ощупывающей предмет, движение глаз, прослеживающих видимый контур, напряжение мышц гортани, воспроизводящей слышимый звук. Другой характеристикой вос­приятия является интенция — направленность на какую-либо ситуацию, что обеспечивает возможность субъективных трансформаций образа с целью приведения его к виду, годному для принятия решений.

Когда процесс непосредственного воздействия на органы чувств пре­кращается, образ предмета не исчезает бесследно, он хранится в па­мяти— структурном компоненте сознания, связанном с механизма­ми запечатления, сохранения, воспроизведения и переработки поступа­ющей в мозг информации. При отсутствии или потере памяти ни о какой рациональной ориентации не может быть и речи. Различают многие виды памяти: моторную, эмоциональную, образную, словеснологическую, а также долговременную и кратковременную. Многие наблюдения говорят об отсутствии жесткой связи между повторением и долговременной па­мятью. Последняя во многом зависит от мотивационной сферы человека.

В результате сохранения памятью внешних воздействий возникают представления, т.е. образы тех предметов, которые когда-то воз­действовали на органы чувств человека, а потом восстановились по со­хранившимся в мозгу следам при отсутствии этих предметов, а также об­разы, созданные усилиями продуктивного воображения. Представления существуют в двух формах: в виде воспоминаний и в образах воображения. Если восприятия относят только к настоящему, то представления — и к прошлому, и к будущему. Представления отличаются от восприятия мень­шей степенью ясности и отчетливости.

Высшей формой сознания является мышление, своеобразный вожатый по лабиринту бытия. Мышление связано с целенаправленным, обобщенным и опосредованным отражением человеком действительнос­ти. Мышление — это организованный поисковый процесс. Он отличается от хаотической игры ассоциаций и предполагает движение по логике пред­мета. На вопрос: «Можно ли жить без мышления?» — Локк отвечал поло­жительно, утверждая, что есть люди, которые большую часть жизни про­водят без мышления.

Раскрытие рациональной мыслью глубинных, сущностных связей не­избежно выводит за пределы чувственной достоверности, поэтому при характеристике деятельности мышления прибегают к его понятийной форме. Мышление может быть рефлектирующим и нерефлектирующим. Рефлексия (от лат. — «обращение назад»), рефлектировать — зна-

чит устремлять свои помыслы на понимание самого себя и на то, как другие знают и понимают. Можно сказать, что рефлексирующий стремит­ся достичь логического содержания, обладающего статусом всеобщности и необходимости. Рефлексия появляется тогда, когда субъект пытается развернуть любую мысль в форме понятия, т.е. освоить ее категориально.

Открытие функциональной асимметрии мозга показало, что инфор­мационные процессы в двух полушариях головного мозга протекают по-разному. На первых порах разница между функциями полушарий упро­щенно трактовалась как соответствующая двум типам мышления: «лево-полушарного», ответственного за логику, и «правополушарного» — за ху­дожественную образность. В настоящее время очевидно, что разница со­стоит в другом. И левое, и правое полушарие способны воспринимать и перерабатывать информацию, представленную как в словесно-знаковой, так и в образной форме. Основное различие сводится к тому, что левопо-лушарное мышление так организует любой материал, что создает одно­значный контекст. Правополушарное мышление формирует контекст многозначный, который не считывается всеми участниками коммуника­ции одинаково и не поддается исчерпывающей интерпретации. Таким об­разом, различие между правополушарным и левополушарным мышлени­ем— это различие между двумя стратегиями переработки информации, противоположными способами организации контекстуальных связей ее элементов¹⁵.

Однако, даже когда человек рефлектирует, он всегда чувствует и пе­реживает, ведь без человеческих эмоций не может состояться никакое человеческое взаимодействие. Самое первичное, примитивное отноше­ние человека к миру фиксируется эмоцией удовольствия или неудоволь­ствия. Заметим также, что нарушение сознания начинается с расстрой­ства в первую очередь именно эмоциональной сферы, потом нарушается строй мышления, затем самосознание — и далее идет процесс глубинно­го всеобщего распада сознания. Эмоции органично включены в структуру сознания. Рациональность же всегда понималась как нечто на-дэмоциональное. Эмоции носят глубоко личностный характер. Сильные эмоции могут вызвать даже психосоматические симптомы — головную боль, заикание, мышечную боль, язвы, кожные болезни. Объект, который воспринимается как смертельный, может дать даже такую реакцию, как рвота. Все это подчеркивает огромную роль эмоций в структуре сознания.

При рассмотрении функционирования сознания выделяют когни­тивные пласты, связанные с познавательным отношением к миру и стремлением к истине, а также ментальные состояния. После­дние суть переживания, тяготеющие к оценочным регулятивам: вера, надежда, любовь, радость, огорчение и пр. Вся жизнедеятельность чело­века проникнута сложной тканью человеческих переживаний. Известный отечественный психолог С.Л. Рубинштейн подчеркивал, что сознание есть единство знания о действительности и переживания отношения к этой действительности. Именно это и обеспечивает единство когнитивного и ментального начал в сознании и показывает бедность рациональности, трактуемой как жесткая подчиненность норме и целесообразности.

Функции рациональности. Рациональность базируется, во-первых, на отражательной функции сознания. Функция (от лат. «совершение, исполнение») предполагает обобщенное, целенаправленное (создание образов, предвосхищающих практические действия), оценочное (изби­рательная ориентация на выработанные обществом и принятые субъек­том ценности) отражение действительности. Нейрофизиологическая ос­нова феномена целенаправленности получила объяснение в 1923 г. в уче­нии Ухтомского о доминанте. Доминанта (от лат. «господствующий») по­нимается как временно господствующая рефлекторная система, прида­ющая поведению определенную направленность. Как довлеющий очаг возбуждения, доминанта суммирует и накапливает идущие в нервную систему импульсы и одновременно подавляет активность других центров. Этим объясняется активный и целенаправленный характер рациональ­ного поведения.

Рациональность как деятельность по конструированию мыслительных образов, схем деятельности, включает в себя преобразователь­ную функцию сознания. Ее следует рассматривать не только как внепо-ложенную, т.е. выходящую во внешнее бытие, но и как обращенную на себя, как самопреобразование. Однако сознание отличается многообра­зием степеней модальности, в нем имеет место и стихийно-спон­танный, предполагающий интуитивное смыслообразвание элемент. Ра­циональность же связана с целесообразным созиданием нового содержа­ния, преднамеренно-нормативными ориентациями, предполагающими строй мыслей и установок, соответствующих приня­тым эталонам и ценностям, навязываемыми извне целями.

Ориентационная функция рациональности включает в себя регулирование — принятие решений в едином строю норм жизнедеятель­ности, а также самоконтроль, связанный с синхронизацией внутренних и внешних оценочных критериев. Самоконтроль предполагает анализ мо­тивов собственного поведения, выбор наиболее адаптивно эффективного способа достижения поставленных целей.

В целом рациональность предстает как один из необходимых и суще­ственных адаптационных механизмов сознания, решающих великую за­дачу фильтрации многофункциональных взаимодействий окружающего мира. Рационализм обеспечил свои приоритеты, наладив вербально-по-нятийную систему трансляции культуры. Вся институциональная система образования строится с учетом требований и ограничений рационально­сти. Результаты рационального знания зафиксированы в соответствующих материальных носителях (книги, учебники, дискеты, магнитные ленты); они хранятся в человеческой памяти и транслируются из поколения в поколение, являясь в условиях современной цивилизационной парадиг­мы официально принятыми и общеобязательными.

ЛИТЕРА ТУРА

¹ Рациональность на перепутье: В 2 кн. М., 1999.

² МоисеевН. Современный рационализм. М., 1995. С. 41.

³ Швырев В. С. Рациональность в современной культуре // Общественные на­уки и современность. 1997. № 1. С. 105--106.

⁴ См.: Грязное Б. С. Логика. Рациональность. Творчество. М., 1982. С. 208.

⁵ См.: Современная западная философия. Словарь. М., 1989. С. 210.

⁶ Философия и методология истории. М., 1977. С. 37.

⁷ См.: Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998.

⁸ Лакатос И. История науки в ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. М., 1978. С. 230.

⁹ Гайденко П.П. Проблема рациональности на исходе XX века // Вопросы философии. 1991. №6. С. 106.

¹⁰ Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции // Вопросы философии. 1997. №2.

¹¹ Швырев B.C. Указ. соч. С. 114.

¹² См.: Никифоров АЛ. Указ. соч. С. 249-250. ^пШвыревВ.С. Указ.соч. С. ПО.

¹⁴ Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. М., 1972.

¹⁵ Диалектика познания. Л., 1983. С. 89.