Правительство Великобритании приняло предложения комиссии Волфендена относительно проституции и отвергло легализацию гомосексуализма (он оставался уголовным преступлением в Англии еще десять лет, до 1967 г.).
* Ibid. Р. 213.
Известный юрист лорд Патрик Девлин любопытным образом поддержал реформу комиссии Волфендена, но отверг идеи, на которых основывались предложения комиссии. В 1958 г. он выступил с лекцией*, в которой поставил три вопроса:
1. Имеет ли общество право высказывать суждения по поводу нравственности? Другими словами, существует ли общественная мораль, или мораль — это всегда частное дело?
2. Если общество имеет право высказывать суждение, имеет ли оно также право проводить свои суждения в жизнь с помощью закона?
3. Если общество имеет право проводить свои суждения в жизнь, то должно ли оно применять его во всех случаях или только в некоторых? И если только в некоторых, по какому принципу выделять эти случаи?
На первые два вопроса Девлин отвечает положительно. Что означает право общества высказывать суждения по поводу морали? Если большинство людей в обществе осуждают то или иное поведение, само по себе это еще не повод для вмешательства закона. Коллективное суждение (в отличие от суммы индивидуальных мнений) оправдано тогда, когда затрагиваются интересы общества в целом.
К примеру, сейчас мы считаем религию частным делом человека, интересы общества не затрагивающим. Но раньше полагали иначе: людям не позволяли верить в то, что считалось ересью, поскольку ересь рассматривалась как разрушительное для общества явление.
Любое общество, по Девлину, имеет не только политическую, но и нравственную систему. Если его члены не будут разделять фундаментальные нравственные ценности, оно распадется: «...общество означает сообщество идей; без разделяемых людьми идей о политике, морали и этике ни одно общество не может существовать. <...> если мужчины и женщины попытаются создать общество, в котором нет фундаментального согласия о том, что есть добро и зло, — эта попытка провалится; если общество было построено на согласии всех, И это согласие исчезает — общество разрушится»**.
* См.: Devlin P. The Enforcement of Morals. — Oxford: Oxford University Press, 1965. ** Ibid. P. 10.
Следовательно, утверждает Девлин, «если общество имеет право выносить суждения на основе общепризнанной морали, необходимой для сохранения общества столь же, как и общепризнанное правительство, тогда общество может использо-^ вать закон для поддержания нравственности, так же как оно использует его для защиты всего, что необходимо для его существования»*, а следовательно, и для законодательства против аморальности. Девлин заявляет, что аморальность как нарушение общих нравственных представлений аналогична измене и подавление аморальности с помощью закона также обоснованно, как и подавление подрывной деятельности.
Девлин отвергает разграничение публичной и частной морали. Даже аморальное сексуальное поведение в частной жизни является по сути поведением, подрывающим устои общества.
Девлин также указывает на некоторую непоследовательность в выводах комиссии Волфендена. Если гомосексуализм должен быть легализован и общество не готово осудить его в законодательстве как аморальное явление, то нет оснований принимать законы, защищающие юношей от совращения или преследующие гомосексуалистов-проституток, как это рекомендовала комиссия. Если проституция — это безнравственность в частной жизни, до которой закону не должно быть никакого дела, то почему же доклад комиссии рекомендует сохранить и усилить наказания за содержание публичного дома?
Последовательное проведение в жизнь идей Волфендена потребовало бы отказа от традиционного принципа английского права о том, что согласие жертвы не является оправданием физического насилия или убийства. Кроме того, придерживаясь принципов Волфендена - Милля, надо разрешать не только гомосексуализм и проституцию, но и другое: «Эвтаназия, или убийство другого по его просьбе, самоубийство и клубы самоубийц (suicide pacts), дуэли, аборты, инцест между братом и сестрой — все это акты, которые могут совершаться частным образом, без вреда для других или их развращения и эксплуатации»**.
В последней части своей лекции Девлин призывает проявлять максимальную осторожность, терпимость и гуманность
* Ibid.
** Ibid. P. 7.
при принятии законов, касающихся нравственности. Должна быть обеспечена максимально возможная свобода индивида, совместимая с целостностью общества. Небольшую аморальность, вызывающую у нас лишь умеренную неприязнь, следует терпеть. Наказываться законом должна лишь такая безнравственность, которая угрожает существованию общества. Невозможно рационально определить «критический порог» безнравственности. Показателем здесь является интенсивность наших чувств.
П. Девлин приводит следующий пример. Существует, как он пишет, «всеобщее отвращение к гомосексуализму». Мы должны спросить себя, как мы отнесемся к этому явлению, если подойдем спокойно и беспристрастно. «Возможно, мы почувствуем, что в ограниченных рамках гомосексуализм может быть терпим, но его широкое распространение было бы пагубным. Похожим образом большинство обществ относится к разврату, рассматривая его как естественную слабость, которую невозможно искоренить, но которая должна удерживаться в определенных пределах»*.
Однако если наше общество действительно воспринимает гомосексуализм как «порок настолько отвратительный, что само его присутствие является оскорблением», тогда, утверждает Девлин, «я не вижу причин, по которым общество может быть лишено права искоренить его»**. Точно так же садизм и жестокость по отношению к животным вызывает в нас чувство глубокого отвращения и негодования, и общество запрещает их законодательно, не спрашивая, в общественной или в частной сфере это практикуется.
Ответ Г. Карта П. Девлину
В 1963 г. Г. Харт опубликовал текст трех лекций под общим заглавием «Право, свобода и мораль», в которых выступил в поддержку рекомендаций комиссии Волфендена и с критикой позиции Девлина. Харт, однако, осознавал, что идеи Милля, на которых основывались выводы комиссии, действитель-
* Ibid. P. 17.
** Ibid.
но уязвимы для критики. Поэтому он высказывался весьма осторожно, выдвигая более умеренный вариант этих идей.
Харт не защищает все, что говорил Милль и, в отличие от него, полагает, что не только вред, причиняемый другим, может быть основанием для принуждения с помощью закона. Но относительно законодательного проведения в жизнь морали позиция Милля представляется ему верной*.
Г. Харт начинает с разграничения принуждения с целью поддержания моральных норм общества (юридический морализм) и принуждения для защиты индивидов от самих себя (юридический патернализм). Последний, по Харту, имеет все права на существование.
Милль, исходя из своего «принципа вреда», возражал и против патернализма. В частности, он считал, что наркотики должны продаваться свободно. Он явно возражал бы и против закона, запрещающего убивать человека с его согласия.
Однако, считает Харт, со времен Милля имел место «общий упадок веры в то, что индивиды знают свои собственные интересы лучше всех»**. Люди могут «делать выбор или давать согласие без должного размышления или понимания последствий; или в погоне за сиюминутными желаниями; или в условиях, когда здравое суждение затуманено; или под влиянием внутренних психологически влечений; или под тонко завуалированным давлением других, которое невозможно доказать в суде»***.
На основе этих идей Харг выступает с критикой аргументов Девлина. Он утверждает, что приводимые Девлином примеры законов, не укладывающихся в рамки классического «принципа вреда», могут быть объяснены как проявления юридического патернализма, а не моралнзма.
«Слишком часто считают, что если закон не защищает одного человека от другого, то единственным его мотивом может быть наказание нравственно! порочности, или, говоря словами лорда Девлина, „проведене в жизнь морального принципа"****. Однако, как показывает Харт, было бы большой на-
* Hart H. L. Law, Liberty ind Morality. — London: London University Press, J 963.—P. 5.
** Ibid. P. 32. *** Ibid. P. 33. **** Ibid. P. 34.
тяжкой считать, что целью закона, запрещающего торговлю наркотиками, является только наказание безнравственности торговцев, а не защита покупателей от самих себя.
Так же часто утверждается, что законы, наказывающие за жестокость к животным, могут быть объяснены только как проявление юридического морализма. Но и здесь закон прежде всего направлен на предотвращение страданий живых существ (то есть тоже базируется на идее предотвращения вреда), а не против аморальности мучителей.
Многие законы, на первый взгляд направленные против аморальности, на самом деле карают нарушение общественных приличий и порядка. Сексуальный акт между мужем и женой не является аморальным, но совершаемый публично — оскорбляет общественные приличия и наказуем законом. Английское законодательство (по Харту) не рассматривает проституцию как преступление, но наказывает ее публичное проявление, чтобы защитить рядового жителя от оскорбительного для его чувств зрелища.
Девлин утверждает, что разделяемая всеми мораль — это «цемент» общества. Она так же необходима, как правительство, и, хотя отдельное безнравственное действие не развратит людей, и (если делается частным образом) даже не шокирует, и не оскорбит их, это не меняет дела. Мы не должны оправдывать «поведение в изоляции»: тот, кто не представляет непосредственной угрозы другим, все равно своим безнравственным поведением «подрывает один из великих моральных принципов, на которых основывается общество».
Нарушение моральных принципов — это атака на общество в целом, и общество может использовать закон для защиты своей морали. Поэтому «...подавление порока — такое же дело закона, как и подавление подрывной деятельности»*.
Однако, утверждает Г. Харт, доводы П. Девлина основываются на неосознанно принимаемом на веру представлении о том, что «<...> вся нравственность — сексуальная мораль вместе с моралью, запрещающей вредоносное для других людей поведение, например, убийство, воровство и нечестность, — формирует как бы одну неразрывную ткань, так что
* Ibid. Р. 48^9; Devlin Р. Ор. cit., р. 8,13,15. 177
тот, кто отклоняется от какой-либо из норм нравственности, вероятно или неизбежно отклонится и от всех остальных»*.
Разумеется, общество не может существовать без морали, Ьтражающей и дополняющей законодательное запрещение поведения, вредоносного для других. Однако «нет никаких данных в поддержку, и есть много данных, опровергающих теорию о том, что те, кто отклоняются от обычной сексуальной морали, каким-либо другим образом враждебны обществу»**.
Кроме того, Девлин, отталкиваясь от вполне допустимого предположения о том, что некоторая общая для всех мораль необходима обществу, переходит к отождествлению общества с его моралью в данный момент истории. В итоге получается, что изменение морали равнозначно разрушению общества. Именно это заставляет его отрицать аморальность в частной жизни и полагать, что безнравственность в сексуальных вопросах равносильна государственной измене.
Если отклонения от традиционной сексуальной морали не будут преследоваться законом, то весьма вероятно, что общественная мораль станет менее строгой, но это не означает, что общество будет подорвано или разрушено. Будет иметь место лишь постепенное изменение морали, вполне совместимое с сохранением и прогрессом общества***.
По Харту, Девлин также неправ в том, что полагает, будто любое общество имеет право защищать свои нравственные нормы, когда они оказываются под угрозой, независимо от того, в чем эти нормы состоят. Неправильно полагать, что любое общество стоит того, чтобы его защищать и что для его защиты все средства хороши. Общественная мораль может оправдывать и рабство, и сожжение ведьм... Более того, поскольку в современном многонациональном обществе люди придерживаются разных религий, политических взглядов и т. д., сама идея «морального консенсуса» становится довольно спорной.
* Hart H. L. Law, Liberty and Morality. Press, 1963.—P. 50-51. •^Ibid.P^l. *** Ibid. P. 52. |
London: London University |
Критика П. Девлина Р. Дворкиным
Р. Дворкин также выступил с критикой Девлина, но несколько с других позиций. Согласно Дворкину, Девлин прав, считая общественную мораль значимой, в том числе и для законодательства. Но он неверно понимает саму общественную мораль. То, что мы называем общественной нравственностью, по Р. Дворкину, значительно сложнее, чем это представляется П. Девлину.
Девлин утверждает, что общество имеет право проводить в жизнь свои нравственные убеждения с помощью закона, в частности делать уголовно наказуемым аморальное поведение. Такое законодательство оправдано, когда имеет место искреннее отвращение и возмущение большинства людей по отношению к этому поведению.
Разъясняя свою позицию, Дворкин приводит следующий пример. Предположим, я говорю вам: «Я собираюсь проголосовать на выборах против кандидата N, потому что знаю, что он — гомосексуалист, а я считаю, что гомосексуализм глубоко безнравственен». Если вы не согласны с такой оценкой гомосексуализма, вы можете обвинить меня в том, что я поступаю неправильно, на основе предубеждений и эмоций. Я постараюсь переубедить вас и доказать правильность моих представлений о гомосексуализме. Но, даже если мне не удастся это доказать, мы можем сойтись на том, что у вас — одна позиция по поводу гомосексуализма, а у меня — другая, и я имею право голосовать, исходя из своих нравственных убеждений.
Что нужно, чтобы убедить оппонента в том, что в этом вопросе я руководствуюсь нравственными убеждениями? Я должен буду привести доводы в пользу своей позиции. Но всякие ли доводы будут для этого уместны? Если я скажу, что «все гомосексуалисты сволочи», или «меня просто трясет, когда я их вижу», или «гомосексуализм вызывает землетрясения», или «все знают, что гомосексуализм — большой грех», вы оправданно обвините меня в том, что я демонстрирую всего лишь предубеждения, эмоции, очевидные глупости или несамостоятельность своей точки зрения. Это — явно недостаточные основания для того, чтобы голосовать против кандидата-гомосексуалиста.
А вот аргумент: «Я буду голосовать так потому, что гомосексуализм осуждается в Библии» — это действительно довод, показывающий, что у меня есть, хотя и спорная, нравственная позиция по этому вопросу. Итак, чтобы обосновать мое политическое решение, чувств недостаточно, нужны рациональные доводы.
Этот вывод также применим и по отношению к обществу в целом. Даже если действительно большинство считает, что гомосексуализм — это отвратительный порок и не хочет терпеть его, возможно, что это общее мнение состоит из «предрассудков (основывающихся на том, что гомосексуалисты нравственно неполноценны, поскольку они женоподобны), иррациональных мнений <...> и личного отвращения (основанного не на убеждениях, но на слепой ненависти, возникающей из-за неосознанного подозрения по поводу четкости своей сексуальной ориентации). Возможно, что обычный человек не в состоянии привести никаких доводов в пользу своей позиции, а просто ориентируется на своего соседа, а тот на него, или же приводит доводы, предполагающие такую общую нравственную установку, которой он не может серьезно или последовательно придерживаться. А если так, принципы демократии, которых мы придерживаемся, не позволяют проводить в жизнь этот моральный консенсус, поскольку вера в то, что предрассудки, личные антипатии и иррациональные мнения не оправдывают ограничений Свободы других, также занимает чрезвычайно важное, основополагающее место в нашей общественной морали»*.
Согласно Дворкину, Девлин просмотрел важное различие между двумя смыслами, в которых может употребляться слово «мораль»: «Верно то, что мы иногда говорим о „нравах", или „морали", или „моральных представлениях", или „моральной позиции", или „нравственных убеждениях" группы в антропологическом смысле (как можно это назвать), описывающем любые позиции группы по поводу уместности поведения, качеств или целей людей. В этом смысле мы можем сказать, что мораль нацистской Германии основывалась на предрассудках или была иррациональной. Но мы можем также использовать некоторые из этих терминов, особенно такие, как „моральная
* Dworkin R. Taking Rights Seriously, p. 254. 180
позиция" и „нравственное убеждение", в различительном смысле, чтобы противопоставить описываемые ими позиции предрассудкам, рационализациям, личной неприязни или вкусу, произвольным позициям и тому подобным вещам»*.
Для нравственной позиции нужны основания, то есть нечто большее, чем предрассудки, а именно — комплекс общих и последовательных принципов, которых люди искренне придерживаются. Именно такие разумные, критические и последовательные суждения и составляют «моральный консенсус сообщества» в различительном смысле**.
Законодатель, который отказывается действовать на основе народного негодования, нетерпимости и отвращения, на самом деле проводит в жизнь другую, и более важную, составляющую общественной морали. Конечно, он не может игнорировать возмущение публики. Он будет считаться с ним в своей законодательной стратегии и в стремлении влиять на убеждения людей. Но «мы не должны смешивать стратегию со справедливостью и факты политической жизни с принципами политической морали»***.
Через сорок лет после дискуссии между Девлином и Хар-том в жизни развитых стран многое изменилось. Общественное мнение стало значительно более терпимым к вопросам морали, в 1960-е гг. были декриминализованы многие виды сексуальной активности****. Однако споры об этом законодательстве и праве общества проводить в жизнь свои моральные представления продолжаются, и развертываются они в рамках той концептуальной традиции, которая была заложена Девлином и его критиками.
* Ibid.
** Дж. Феинберг критикует Дворкина за то, что тот считает, будто сообщество автоматически получает право с помощью закона проводить в жизнь этот моральный консенсус, и указывает на возможность ошибочного соглашения, например такого, который будет осуждать не приносящее никому вреда поведение (Feinberg J. Harmless Wrongdoing: The Moral Limits of Criminal Law. — Oxford: Oxford University Press, 1988. — 4. — P. 142-144. *** Ibid.
**** уд тад происходит не везде. См. недавнее заявление президента Намибии о том, что гомосексуалисты и лесбиянки являются врагами намибийского общества и все они будут посажены в тюрьму и затем высланы из страны. Законодательство исламских стран также расценивает нетрадиционные сексуальные ориентации как уголовное преступление (в некоторых странах даже караемое смертной казнью).