Язы́к газе́ты. См. Язык публицистики 1 страница

ЯЗЫ́К ГО́РОДА– 1. В широком понимании – совокупность локальных особенностей речи горожан (социальных, территориальных, возрастных и др.), обусловленных разнородностью городского населения и многообразием форм общения в нём. 2. Формируемый словом облик городской среды, включающий наименования городских объектов (урбанонимы) и городскую эпиграфику (своеобразие торговых вывесок, афиш, наружной рекламы, объявлений, граффити и т.д.), которые являются объектом лингвистического градоведения.

Языковой облик города «во многом определяется географией города и отражающей его топонимией, системой ориентиров и основных городских объектов <…>. Рукотворную географию города создают его площади, проспекты, улицы» [Шмелёва 2002: 133]. Лексикон городской среды включает множество взаимосвязанных подсистем – годонимы (наименования улиц, переулков, проспектов), хоронимы (наименования районов), эргонимы (названия государственных учреждений и коммерческих фирм), ойкодомонимы (собственные имена зданий), городские ориентиры и т.д., – каждая из которых имеет свою номинативную специфику, способы и модели номинации, различные в разные исторические периоды. Так, дореволюционная годонимиябыла исчерпывающе информативной: название улицы сообщало о том, какая она (Ровная, Узенькая), где расположена (Затюремная, Набережная), куда ведёт (Театральная, Новобазарная), что обеспечивало в целом её естественность, понятность и удобство для горожан. После революции власть прочно утвердила меморативный принцип присвоения имён – в честь великих вождей и деятелей революции (Ленина, Робеспьера), героев гражданской войны (Лазо, Перенсона), позднее – в честь знаменательных дат (60-летия образования СССР) и т.д. В связи с этим одной из значимых для языка города является проблема переименований и формирования принципов языковой политики в городской среде [Подберёзкина 2003: 511–529].

Особую атмосферу в городское речевое пространство вносят различные значимые для него объекты, субкультуры, сообщества (спелеотуристы, толкиенисты, байкеры и др.). Так, в Красноярске уникальным культурно-географическим пространством является заповедник «Столбы», на территории которого сформировался уникальный феномен городской словесной культуры – язык столбистов [Подберёзкина 1989, 1992].

В последние десятилетия «удельный вес слова в городской среде резко увеличился за счёт лавинообразного именования новых фирм, банков, коммерческих заведений, обилия рекламы, сменившей наглядную агитацию. Снята монополия государства на формирование языкового облика города, в нём принимает участие множество людей с различными ориентациями и вкусами» [Шмелёва 2002: 134].

Для эргонимиисовременного города характерны тенденции к экспрессивизации ономастикона («Разводяга», «Шуры-Муры», «Мотькин дом», «Клёво» и проч.), широкому использованию приёмов языковой игры («Пиvкоff», «Арт-Ель», «Аблоко»); обращение к дореволюционным номинативным моделям («Пошивочное ателье Зинчевской», коллегия адвокатов «Шпагин и партнёры»); использование стереотипных моделей для образования новых названий («PRямая линия», «Медиа-PRогноз», «PRопеллер» и мн. др.) [Трапезникова 2006: 372–375].

Данные тенденции обусловлены особенностями ономастического сознания современного имядателя: с одной стороны, стремлением к лингвокреативности и антропоцентризму (коммерческое имя становится отражением представлений о мире и языке имядателя), с другой – низким уровнем осознанности номинативного акта.

Особую роль в формировании Я.г. играет письменность городской среды [Шмелёва 1997: 114–123]. Как отмечает Т.В. Шмелёва, современный город полифоничен, он характеризуется множеством голосов, стилей, языков, алфавитов, орфографий, шрифтов, действием разнонаправленных тенденций: экзотичности и домашности, инокультурности и «русскости», шикарности и демократичности, новизны и стандартности [Шмелёва 1998].

Изучение Я.г., формирование выразительной, разнообразной, удобной для горожанина языковой среды – актуальная задача филологических исследований.

Лит.: Исмагилова Н.В. Язык города Уфы: функционирование различных языковых подсистем и билингвизма: КД. Уфа, 2007; Капанадзе Л.А., Красильникова Е.В. Лексика города (к постановке проблемы) // Способы номинации в современном русском языке. М., 1982; Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Языковое существование современного горожанина: на материале языка Москвы. М., 2010; Ларин Б.А. О лингвистическом изучении города // История русского языка и общее языкознание. М., 1977; Подберёзкина Л.З. Язык столбистов // Язык и личность. М., 1989; Подберёзкина Л.З. Заповедник природный и лингвистический (К проблеме изучения корпоративных языков) // Russistik. (Русистика. Научный журнал актуальных проблем преподавания русского языка). Berlin, 1992. № 1; Подберёзкина Л.З. Лингвистическое градоведение (о перспективах исследования языкового облика Красноярска) // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: науч.-методический бюллетень. Вып. 6. Красноярск, 1998; Трапезникова А.А., Подберёзкина Л.З. Ономастическое сознание современного горожанина (на материале эргонимии Красноярска). Saarbrücken, 2011; Трапезникова А.А. Эргонимическая номинация в контексте лингвоэкологии города (на мат-ле Красноярска) // Вестник КрасГУ. Гуманитарная серия. № 6/1. Красноярск, 2006; Федянина О.Н. Некодифицированная лексика языка города Кирова: на материале жаргона и просторечия: КД. Калуга, 1997; Шмелёва Т.В. Многоязычие как черта речевого быта современного города // Русский язык в контексте современной культуры: тезисы докладов междунар. науч. конф. Екатеринбург, 1998; Шмелёва Т.В. Языковой облик сибирского города // Русский язык в Красноярском крае: сб. ст. Вып. 1. Красноярск, 2002; Шмелёва Т.В., Подберёзкина Л.З. Язык города Красноярска и городов края. Библиография // Русский язык в Красноярском крае: сб. ст.. Вып. 1. Красноярск, 2002; Шмелёва Т.В. Письменность городской среды // Фонетика – орфоэпия – письмо в теории и практике: межвуз. сб. науч. тр. Вып.1. Красноярск, 1997.

Л.З. Подберёзкина

 

ЯЗЫ́К ДЛЯ СПЕЦИА́ЛЬНЫХ ЦЕ́ЛЕЙ, или СПЕЦИА́ЛЬНЫЙ ПОДЪЯЗЫ́К, или LSP, – один из множества вариантов реализации общенародного языка, особая функционально-семиотическая подсистема, которая используется для профессионального общения, накопления, передачи и интерпретации специальных знаний, а также для оценки реалий профессиональной сферы. Термин «Я.с.ц.» является пословным переводом с английского Language for Special Purposes (LSP) и по частотности в настоящее время лишь немногим уступает своим синонимам. Основным фактором выделения Я.с.ц. в качестве подсистемы общенародного языка является профессиональное членение общества. Специальные подъязыки обслуживают все сферы духовной и материальной культуры, частично они могут использоваться в быту, особенно если речь идёт о домашнем хозяйстве.

В зависимости от сфер употребления и степени профессиональной замкнутости Я.с.ц. подразделяются на 3 группы: 1. Собственно специальные подъязыки (профессиональные), обслуживающие научную, промышленную (индустриальную), государственную, профессиональную, общественную, рекламную и информационную деятельность, профессиональную деятельность в сфере религии, дипломатии, литературы и искусства, финансов, моды, спорта и т.п.; 2. Специальные подъязыки народных ремёсел и промыслов (Я.с.ц. охотников/рыбаков, Я.с.ц кедрового промысла и т.п.); 3. Консубстанциональные специальные подъязыки, не имеющие чётких границ с другими подсистемами языка: территориальными диалектами, просторечием, групповыми жаргонами, разговорной формой ЛЯ (напр., Я.с.ц. кулинарии, огородничества, пользователей интернета, радиолюбителей, солдат-контрактников и т.п.). Перечисленные выше разновидности Я.с.ц. могут существовать в письменной и устной форме, преимущественно в письменной или устной форме, исключительно в устной форме.

В структуре исторически сложившихся Я.с.ц. выделяются 2 слоя (уровня) верхний (зона нормы) и нижний (зона узуса). Верхний слой – это терминология и терминосистема (т.е. сознательно упорядоченная терминология). Нижний слой Я.с.ц. – профессиональная некодифицированная устная речь, а именно: профессиональный жаргон и профессиональное жаргонизированное просторечие. Промежуточное положение между ними занимает разговорная профессиональная речь, в которой, наряду с терминологической лексикой, используется значительное число профессионализмов. Для каждого из вариантов существования Я.с.ц. характерен специфический набор лексико-фразеологических средств. Основными единицами верхних регистров Я.с.ц. являются термины и другие разряды терминологической лексики (см. Терминологическая лексика), нижние регистры Я.с.ц. отличаются использованием ненормированной специальной лексики (см. Специальная лексика). В зависимости от особенностей отбора специальной лексики и задач профессионального общения выделяют научный, научно-технический, официально-деловой и разговорный стили Я.с.ц.

Лит.: Авербух К.Я. Манифест современной терминологии // Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. «Коммуникация: теория и практика в различных социальных контекстах “Коммуникация-2002”» (Communication Across Differences). Ч.1. Пятигорск, 2002; Валиева В.Х. Универсальное и национально-специфическое в профессиональном подъязыке: на материале лексики русского и английского вариантов профессионального музыкального некодифицированного подъязыка: АКД. Казань, 2006; Гринёв-Гриневич С.В. Терминоведение. М., 2008; Димитриева Е.Н. Процессы фразеологизации в английском научно-техническом тексте: на материале LSP «эксплуатация водного транспорта»: АКД. М., 2010; Зяблова О.А. Принципы исследования языка для специальных целей:на примереязыка экономики: АДД. М., 2005; Лейчик В.М. Языки для специальных целей – функциональные разновидности современных развитых функциональных языков // Общие и частные проблемы функциональных стилей. М., 2006.

О.В. Фельде

 

ЯЗЫ́К И РЕЧЬ – основные понятия области знаний, связанной с речевой/языковой деятельностью. Язык (Я.) – знаковая система, сформировавшаяся в течение всей истории человечества параллельно с развитием мышления и его высшей формы – сознания в процессах совместной жизнедеятельности людей как необходимое условие становления, выживания и духовного формирования рода Homo sapiens. Речь (Р.) – реальность языка. Это процесс и продукт реализации (использования/употребления) индивидом в устной или письменной форме в конкретных коммуникативных ситуациях единиц языка в соответствии с их свойствами, функциями, положением в языковой системе с целью самовыражения или как реакции на внешние раздражители, в т.ч. на обращённую к нему речь другого индивида.

Согласно И.П. Павлову, Я. – вторая сигнальная система, то, что неразрывно связано с сознанием и выделяет человека из всего животного мира. «Язык есть важнейшее средство человеческого общения. Без языка человеческое общение невозможно, а без общения не может быть и общества, а тем самым и человека» [Реформатский 1967: 7]. «Язык – это деятельность, вовлекающая все функции, делающие человека человеком» [Звегинцев 1996: 50].

Для того чтобы человек начал пользоваться Я. как средством общения и приобретения накопленного человечеством опыта, должны быть выполнены предпосылки: 1) наличие сформировавшегося феномена естественного языка, получившего за тысячелетия образования конкретной этнической общности неповторимое национальное своеобразие; 2) наличие у индивида в его наследственном коде «гена языка» – языковой способности; 3) наличие в окружении индивида в период его младенчества особей, уже владеющих Я. и способных выполнить роль «пускового механизма» в овладении ребёнком речью на этом этническом языке (диалекте, наречии). Несущественно, пользуется ли микросоциум языком биологических родителей ребёнка: конкретный этнический язык с его звуковым строем, лексикой, грамматикой по наследству не передаётся. Но нельзя недооценивать биологический аспект природы Я. Это наличие языковой способности; возрастной предел первичного овладения Я.; бо́льшая или меньшая врождённая способность к овладению языками; обусловленность звукового репертуара речи спецификой речевого аппарата; ограниченность звуков речи интервалом частот, доступным уху человека; сходство строения языковой системы со структурой генетического кода; обусловленность многих явлении Я. и Р. пределами оперативной памяти и мн. др.

С точки зрения философии Я. – сущность, а Р. – явление. Я. как система имеет все универсальные свойства системности в её общенаучном и философском понимании; Р., будучи реализацией Я., также системна, имея и специфические проявления системности. Я. – феномен психический (имеет своё бытие в психике, в сознании индивида) и социальный. Социальность Я. состоит в мотивах его происхождения и назначения, в функциях и в условиях использования, в причинах и механизмах исторических изменений. Р., точнее, конкретный акт Р. – явление индивидуальное, физическое (физическая природа звуков) и физиологическое (связь с деятельностью мозга). Основная дифференциация Я. и Р. состоит в оппозиции социального и индивидуального. Но между ними диалектическая связь. Я. индивидуален по способу хранения в сознании индивида, а Р. индивидуальна по способу исполнения и социальна по способу реализации (она всегда адресна). Система языка имеет уровневую структуру (фонематический, морфематический, лексемный, синтаксемный уровни, или ярусы, подсистемы), а Р. линейна. Но линейность (реализация «горизонтальных», синтагматических отношений) присутствует и в языке: в моделях словообразования, в схемах словосочетаний и предложений), а речи не чужды и «вертикальные», парадигматические связи: отбор единиц в процессе порождения речевых цепочек, наличие подтекста. Р. всегда ситуативна: привязана к конкретным участникам коммуникации с их статусно-ролевыми позициями, намерениями, целями, имеет временну́ю и пространственную локализацию. Я. же абсолютно нейтрален по отношению к любой конкретике, он поставляет ресурсы для любых коммуникативных ситуаций. Я. этноса един, а Р. неограниченно многообразна. Я. можно изучать, им можно овладеть, Р. же можно исследовать, ей можно подражать, можно её пародировать, но владеет каждый только своей речью. Можно оценить Р. индивида как благородную, высоко нравственную, красивую или безобразную, а к языку неприложимы эстетические и этические оценки. Я. стремится к стабильности, изменения в нём происходят в течение столетий, Р. же, будучи индивидуальной, актуальной и преходящей, стремится (в меру способностей и намерений автора) к новизне, неповторимости.

Анализируя различия Я. и Р., языковеды подчёркивают диалектику, их неразрывную двустороннюю связь. «Несомненно, оба эти предмета тесно связаны между собой и предполагают друг друга: Я. необходим, чтобы Р. была понятна и тем самым была эффективна; Р. же в свою очередь необходима для того, чтобы сложился Я.; исторически факт речи всегда предшествует языку» [Соссюр 1977: 57]. Исследуя Р. как эмпирическую данность, языковеды делают выводы относительно устройства Я. как системы. С известным допущением считается, что Я. «присутствует» в каждом речевом акте, в каждом предложении.

Изучение человеческого Я. – главный путь изучения человека.

Лит.: Вольский Н.В. Лингвистическая антропология. Введение в науки о человеке: Курс лекций. Новосибирск, 2004; Гречко В.А. Теория языкознании: учеб. пособие. М., 2003; Жаналина Л.К. Язык и речь: оппозиция // Филологические науки. 1996. № 5; Звегинцев В.А. Мысли о лингвистике. М., 1996; Реформатский А.А. Введение в языковедение. М., 1967, 2002; Слюсарева Н.А. О лингвистическом термине (langage – «языковая деятельность») // Язык: теория, история, типология. М., 2001; Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977.

А.А. Бернацкая

 

ЯЗЫ́К И СТИЛЬ РЕКЛА́МЫ – система языковых и внеязыковых средств выражения содержания в рекламных обращениях.

Для достижения воздействия на адресата в рекламе используются различные типы аргументов: описание потребительских качеств товара (Ariston. Наилучший из лучших), ссылки на авторитетное мнение, апелляция к имиджу производителя и имиджу адресата (Nivea – это косметические изделия великолепного качества, которого Вы вправе ожидать от самой крупной косметической марки в мире; Азартный бизнес для тех, кто умеет считать) и др. Наряду с вербальными, в рекламе применяются невербальные средства воздействия: визуально-графические (цвет, шрифт, изображение), кинетические (жест, мимика, поза), аудиальные (интонация, ритм).

Реализуя основную функцию публицистики, реклама тем не менее характеризуется стилевой пестротой – от использования средств официально-делового или научного стиля до открытой разговорности, от высокой поэтики до жаргона и просторечия. Выбор стиля определяется творческой идеей рекламиста, спецификой рекламируемого объекта, ориентацией сообщения на специальную или массовую аудиторию.

Убеждающая рекламная коммуникация должна соответствовать этическим нормам, а также быть достоверной и добросовестной, исключать обман и мошенничество. В рекламе не допускается проявление агрессии, пошлости и вульгарности, оскорбляющих общественный вкус. Помимо этических норм, в рекламном тексте необходимо соблюдать требование коммуникативно-речевой, стилевой и композиционной нормативности.

Композиция рекламного обращения обычно включает в себя заголовок, слоган (рекламный девиз), текст, состоящий из зачина, основной части и заключения, а также логотип фирмы и реквизиты рекламодателя. Однако жанровое многообразие рекламы обусловливает большую вариативность в построении конкретных рекламных обращений.

Важным компонентом рекламы является Слоган (см.) – афористическое выражение рекламной идеи. В прямой, иносказательной или абстрактной форме слоган отражает направления деятельности предприятия, качество товаров, обслуживания и др., напр.: Ароматы счастливой жизни!; Наш высокий уровень – это Ваш взлёт!; Новое поколение выбирает Pepsi! В политической рекламе слоганом выступает лозунг партии, который делает её узнаваемой для избирателей, напр.: Верим в Россию! Верим в себя! («Единая Россия»); Мы за бедных. Мы за русских (ЛДПР); За достойную старость! («Российская партия пенсионеров»). Языковое оформление слогана обусловлено стремлением к выразительности и краткости. Для этого используются различные риторические фигуры и средства словесной образности: метонимия – Продаём холод!, метафорическое сравнение – Florena… и моя кожа нежнее шёлка, антитеза и параллелизм – Лучше экономно говорить, чем дорого молчать, анафора – Мы не ограничиваемся цветом – мы задаём тенденции будущего, эпифора – Больше, чем деньги, лучше, чем деньги и др.

Эффективность рекламы обеспечивается также соблюдением стилистических принципов диалогичности, личностности и усиления напряжённости изложения. Диалогичность достигается за счёт использования вопросительных предложений (Почему бы Вам не изучить иностранный язык с нами?) и вопросно-ответных комплексов (Хотите хорошо жить? Звоните!). Личностность изложения проявляется в ориентации рекламы на неформальный диалог с адресатом (Заплати и бери!; Зарядись. Освежись. Заклубись); замене Вы-общения на ты-общение (Ты паришь. Ты ощущаешь свободу, которую дарит тебе «Пежо 206»); в использовании языковой игры (Ваша киска купила бы Вискас; Идеальная пара – реклама обувного магазина); употреблении разговорных и просторечных выражений (Дёшево и сердито! Предлагаем компьютеры…). Напряжённость текста, т.е. усиленное ожидание его продолжения, создается за счёт употребления местоимений, требующих смыслового восполнения (Я тебе вот что скажу…); условных придаточных предложений (Если Вы хотите купить или продать квартиру, агентство «21 век» – Ваш лучший помощник).

Механизмы распространения рекламы таковы, что она проникает в сознание человека даже помимо его воли, поэтому особую значимость в рекламной коммуникации приобретают вопросы культуры речи. Речевые ошибки (напр.: дорогие цены; бальзам для натираниявкожу; Ваше горло не будет першить); неестественные интонации; чуждые русскому менталитету жесты, мимика, стереотипы речевого поведения – всё это наносит вред бурно развивающейся в нашей стране рекламной коммуникации и, разумеется, культуре речи.

Лит.: Андерсон А.В. Лингвокультурологические и национально-ментальные особенности языка рекламы: КД. Краснодар, 2006; Викентьев И.Л. Приёмы рекламы. Новосибирск, 1993; Гермогенова Л.Ю. Эффективная реклама в России. М., 1994; Кохтев Н.Н. Реклама: искусство слова. М., 2004; Медведева Е.В. Рекламная коммуникация. М., 2003; Музыкант В.Л. Реклама в действии: стратегии продвижения. М., 2009; Песоцкий Е.А. Современная реклама. Теория и практика. Ростов н/Д, 2003; Рекламный текст: семиотика и лингвистика. М., 2000; Розенталь Д.Э., Кохтев Н.Н. Язык рекламных текстов. М., 1981; Учёнова В.В. и др. Реклама: Палитра жанров. М., 2004; Фещенко Л.Г. Структура рекламного текста. СПб., 2003; Ягодкина М.В. Язык рекламы как средство формирования виртуальной реальности: ДД. СПб., 2009.

Е.А. Баженова, О.В. Протопопова

 

ЯЗЫ́К И СТИЛЬ РУ́ССКОЙ ПОСТМОДЕРНИ́СТСКОЙ ЛИТЕРАТУ́РЫ. В современной науке постмодернизмом (от лат. рost – ‘после’ и фр. moderne – ‘новейший, современный’) именуется направление в литературе, философии и эстетике ХХ – начале ХХI вв., которое выступает прежде всего как способ мировосприятия. Постмодернизм (П.) представляет одну из важных фаз в историческом развитии модернизма, его появление связывается с потребностью в радикальной переоценке ценностей.

Философские позиции, взятые на вооружение П.: ощущение тотального кризиса цивилизации и восприятие мира как хаоса, лишённого всякого смысла, представление об исчерпанности прежних взглядов на историю и обесценивание «вечных» ценностей, в т.ч. кажущихся незыблемыми канонов красоты. В результате «постмодернисты сознательно отвергают нормы, правила и ограничения, выработанные предшествующей культурной традицией, отказываются от авторитетов (в т.ч. авторитета модернизма) или иронически их переосмысляют» [Словарь литературоведческих… 2008: 121], что в текстах проявляется в виде многочисленных и разнообразных отклонений от всех возможных языковых и речевых норм, в гипертрофированной избыточности художественных средств и приёмов постмодернистского искусства, эстетическом «фристайле» [Лексикон нонклассики 2003].

Доминантами П. являются его радикальный деконструктивизм («особая стратегия по отношению к тексту, включающая в себя одновременно и его “деструкцию”, и его реконструкцию» [Современная западная… 1991: 87]) и децентризм как средство отрицания логоцентризма.

Характерные черты постмодернистской техники:

1) глобальная цитатность, оперирующая готовыми клише и стилями из других эпох; игра с цитатами; Интертекстуальность (см.) как выражение духовной интеграции. К интертекстуальным относят такие литературные связи, как аллюзии, реминисценции, цитаты, пародии, парафразы и т.д., напр., центон Вс. Некрасова, состоящий из известных строк А.С. Пушкина: Я помню чудное мгновенье: / Невы державное теченье. / Люблю тебя, Петра творенье! / Кто написал стихотворенье? / Я написал стихотворенье или И ещё: бороться и искать, найти и не сдаваться, вперёд, заре навстречу, товарищи в борьбе, штыками и картечью проложим путь себе – песни русских революций и гражданских войн, вихри враждебные, во саду ли, как у наших у ворот, ах, вы сени, и потом мы рекомендовали бы занятия музыкой... (С. Соколов). Восприятие таких текстов требует значительной эрудиции от читателя, с чем связана «двуадресность» постмодернистского текста, который рассчитан на два типа читателя: элитарного («посвящённого») и массового («непосвящённого»);

2) ризоматическая или децентристская, лабиринтная организация повествования как результат соответствующего нового типа мышления: Интересное мне продолжение города, запустившего улицы в чернокнижие, продолжается речью хозяина лавочки, обращённой к черни его усов: Если сегодня явится мсье Собака, что нельзя исключать, поскольку он каждый день является господином Собакой, а вычти его из дня – и в ночи завуалируется Собакой, тогда как день с золотой промоиной в собачьем месте... (Ю. Кокошко);

3)фрагментарность и хаотичность в изображении мира, нонселекция как намеренное создание текстового хаоса;

4) стирание границ между реальностью и вымыслом питает виртуальность, выдуманность и фантазийность героев и событий, напр., «такие зоо-образы современного литературного бестиария, как петух, единорог, лиса, волк, собака и кысь в произведениях Ю. Буйды, А. Боссарт, П. Крусанова, В. Пелевина, Т. Толстой» [Бабенко 2008: 155], использование вместо художественного образа симулякра («образ отсутствующей действительности, правдоподобное подобие, лишенное подлинника, поверхностный, гиперреалистический объект, за которым не стоит какая-л. реальность» [Лексикон нонклассики 2003: 409], пространственно-временные сдвиги (смешение стран и времён);

6) алогичность, абсурдность и парадоксальность, которые занимают существенное место в поэтике П., использование шизофренического речеведе́ния, напр.: Здесь душа постигает, что души не существует, здесь нет Бога – и нет ничего, кроме Бога, и так далее … (В. Пелевин), Жизнь – захватывающая, весёлая игра. Кошки-мышки, hide-and-seek. Я и кошка, я и мышка. I hide and I seek. Раз-два-три-четыре-пять, выхожу искать. Кто не спрятался, я не виноват (Б. Акунин);

7) стилистические и жанровые смешения (гибридизация), напр., А. Битов роман «Пушкинский дом» создаёт на границах художественной литературы, эссеистики, литературоведения и культурологии, а в романе «Оглашенные» он стирает грань между литературой и наукой;

8) ирония, самоирония, пародийность и языковая игра, являющиеся важнейшими элементами постмодернистского текста: Мы собрались все, могучий интеллектуальный потенциал нации, кто с гриппом, кто с трудом вставши с дивана. Бодрых и лихих, энергичных, обвешанных сотовыми микрофончиками, на могучих броневиках с пушками среди нас не было... (Л. Петрушевская). Одним из центральных художественных приёмов П. является пастиш («сознательно деформированная копия, акцентирующая те или иные черты оригинала» [Лексикон нонклассики 2003: 334];

9) неуверенность повествователя в своей позиции, зоны смысловой неопределённости, напр.: Мне приятно думать, что я не раб его, а солдат. / Может быть, сержант, почему бы нет. (Д. Быков), а также «нелепословие» (М.Н. Эпштейн): Он что-то ещё говорит, // И каждое слово горит <...> Вот так: бобэоби... но нет, вивиэре... // Потом моонзу, моонзу! – так отвечает Бог вопрошающему лирическому герою (Д. Быков);

10) этическая амбивалентность, эстетизация безобра́зного, повышенное внимание к умственному и нравственному уродству, реабилитация телесного, чувственных радостей: скабрезность содержания, использование обсценной, экскрементальной лексики, напр., Женщина в кусты присела / Льётся струйка прочь от тела / и белеют смутно ягодицы... (Э. Лимонов), оксюморонных паралогизмов: святая проблядь (Вл. Сорокин), любимая паскуда (А. Боссарт), ласковые суки (Виктор Ерофеев), название произведения И. Яркевича «Как я занимался онанизмом», непристойные описания «любовных сцен» в романе Вл. Сорокина «Тридцатая любовь Марины».

В диалоге русской литературы с П. «встретились силы действия (внутрироссийский мировоззренческий кризис и западная философия постмодернизма) и противодействия (константы русской ментальности, мощь национальной литературной традиции, вольный творческий дух, не терпящий жёсткого эстетического диктата)», что проявляется в конструктивном сопротивлении влиянию П. или его игнорировании на содержательном и формальном уровнях [Бабенко 2008: 348].

Принято считать, что на смену П. уже пришел постпостмодернизм. В. Курицын П. обозначает «как героический этап этой эпохи (этап обретения имени), а постпостмодернизм – как его более спокойное развитие, как мирную жизнь» [Курицын 2001: 256].

Лит.: Бабенко Н.Г. Язык русской прозы эпохи постмодерна: динамика лингвопоэтической нормы: ДД. СПб., 2008; Карпов А.С. Русский постмодернизм в отечественной науке о литературе // Филологические науки. 2002. № 1; Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М., 2001; Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура ХХ века. М., 2003; Липовецкий М.Н. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920–2000-х годов. М., 2008; Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм (очерки исторической поэтики). Екатеринбург, 1997; Сковородников А.П. Рефлексы постмодернистской стилистики в языке российских газет // Русская речь. 2004. № 6; Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: учеб. пособие. М., 2001; Словарь литературоведческих терминов для выпускников и абитуриентов. Ростов н/Д, 2008; Современная западная философия: словарь / сост.: Малахов В.С., Филатов В.П. М., 1991; Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000.