Глава IX. О том, что образ и подобие Божие, по которому мы созданы, состоит в тройной свободе

28. Я же полагаю, что в этих трех свободах¹ содержатся те об-
раз и подобие Создателя, по которым мы созданы: образ запечат-
лен в свободе выбора, в остальных же двух — некое двоякое подо-
бие. Поэтому возможно, что только свободный выбор совсем не
испытывает недостатка или ущерба для себя, ибо в нем главным
образом запечатлен образ сущей вечной и неизменной божествен-

' Говоря о трех видах свободы, Бернард отправляется от теологемы боже-
ственного триединства. Он совмещает ее с представлением о природе Бога как
высшего блага или совершенного в себе самом бытия. Все, носящее печать
тварности, есть разрушение божественного совершенства. В соответствии
с этим лишь такое проявление свободы, как свободный выбор, в котором запе-
чатлен образ вечной и несомненной божественности, являет собой высшую,
наименее несовершенную ступень свободы.

ности. Действительно, даже если Он имел начало, конца, тем не
менее, Он не знает и возрастает не от праведности или славы;
и убывает не от греха или бедствий. Что более подобно вечности
и не есть вечность? В свою очередь, в двух других свободах, ибо
они могут не только частично уменьшаться, но и целиком быть
утеряны, наблюдается некое случайное подобие в большей степе-
ни божественным мудрости и могуществу, чем образу Всевышне-
го. Мы утеряли их по нашей вине и через благодать вновь обрели;
и ежедневно, одни из нас больше, другие меньше, в них преуспе-
ваем, или от них отходим. Они же могут быть так утеряны, что
уже нельзя будет их вновь обрести; можно и так ими владеть, что
они не смогут ни потеряться, ни уменьшиться.

29. Человек в раю был создан по этому двойному подобию му-
дрости и мощи Бога, но не высшей их степени, а той, которая ему
была ближе. Что же ближе к невозможности грешить и соблаз-
няться (в этом состоянии, несомненно, находятся святые ангелы
и пребывает Бог), чем мочь, но не грешить и не соблазняться, в ка-
ковом состоянии, конечно, человек и был создан? Утратив это
состояние из-за греха, даже будучи осуждены в нем и с ним, мы
снова его получили через благодать, но не в том виде, а на более
низкой ступени. Ведь мы теперь не можем быть совсем безгрехов-
ными и беспечальными: в то же время, ни грехи, ни печали не мо-
гут властвовать над нами из-за дарованной нам благодати. Ведь го-
ворится в Писании: «Всякий, рожденный от Бога, не делает греха»
(1 Ин. 3, 9), но это сказано о предназначенных к жизни, не потому,
что они совсем не могут согрешить, но потому, что грех им не вме-
няется в вину, ибо он или наказывается соответствующим раска-
янием, или поглощаются любовью. Потому что «любовь покрыва-
ет множество грехов»¹ (1 Пет. 4, 8) и: «Блажен, кому отпущены
беззакония, и чьи грехи покрыты»; и: «Блажен человек, которому
Господь не вменит греха» (Пс. 31, 1-2). Следовательно, высшей
ступенью божественного подобия обладают высшие небесные ан-
гельские чины, мы же — самой низшей, Адам обладал средней, а де-
моны — никакой. Ибо ведь высшим духам дано пребывать без гре-
ха и бедствий, Адаму хотя и дано быть без них, но не вечно; нам же
хотя и не дано быть без них, однако [дано] и не подпасть под них
полностью. Кроме того, дьявол и его присные, поскольку никогда
не хотят противиться греху, постольку никогда не могут избежать
кары за грех.

' Любовь (caritas) как связующее начало бытия понимается Бернардом
как любовь к Богу. Желание даровать эту любовь людям он считает одной из
главных причин воплощения Христа. Понятие любви к Богу он сделал цент-
ральным в своей философско-теологической системе. Вместе с тем в своей
жизни Бернард, поглощенный любовью к Богу, часто забывал о таком ее про-
явлении, как любовь к ближнему. В этом, в частности, упрекал его клюний-
ский аббат Петр Достопочтенный.

30. Следовательно, в то время как эти две свободы — суждения
и желания наслаждения — посредством которых истинная муд-
рость и мощь служат разумному существу, и таким образом Богу,
распоряжающемуся по своему усмотрению, и в которых они ви-
доизменяются в зависимости от причины, места, времени, ибо в
малой мере они присутствуют на земле, целиком — на небесах, уме-
ренно — в раю, в аду же они совершенно отсутствуют, свобода вы-
бора относительно того состояния, в каком она создана, нисколько
не меняется, но в равной мере и всегда (насколько она присутству-
ет в себе) ею владеют небеса, земля, подземное царство: ведь пер-
вые две свободы считаются заслугой подобия, последняя — образа.
В аду погибли обе свободы, как свидетельствует авторитет Писа-
ния, то есть, те которые, как считается, относятся к подобию. Ведь
именно там совсем нет мудрости, которая возникает из свободы
суждения, что разъясняет известное место, где говорится: «Все, что
может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда
ты пойдешь нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудро-
сти» (Еккл. 9,10). В свою очередь, о могуществе, которое дается по-
средством свободы желания наслаждения, Евангелие говорит так:
«Связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внеш-
нюю» (Мф. 32,13). Что же связывает руки и ноги, если не лишение
всякого могущества?

31. Но могут сказать; почему нет никакой мудрости там, где
переносимые злодеяния заставляют раскаиваться в содеянных
злодеяниях? Неужели не мудро устроено, что кто-то в муках рас-
каивается или не раскаивается во зле? На это с успехом можно
возразить, что только совершение греха (opus peccati), но не гре-
ховное желание (voluntas mala) наказывается'. Ибо нет никакого
сомнения, что ввергнутый в муки не находит удовольствия в по-
вторении акта греха. Однако если воля и в муках остается злой,
какой вес имеет отрицание грешником своего деяния; ведь пред-
полагается, что он знает, что в пламени нельзя предаться радо-
сти? Отсюда и слова: «в лукавую душу не войдет премудрость»
(Прем. 1, 4). Как же мы докажем, что злая воля и в наказании ос-
тается злой? Опуская все остальное, с уверенностью можно ска-
зать, что никто не хочет быть наказанным. Праведность же в том,
чтобы быть наказанными вершащим достойное наказания. Следо-
вательно, они не хотят того, что праведно. Но кто не хочет того,
что праведно, имеет и волю неправедную. Значит, воля неправед-
на и тем самым зла потому, что не находится в согласии с правед-
ностью. Существует два состояния, которые определяют непра-
ведность воли: или когда хочется грешить, или когда хочется,

¹ Августин, напротив, особое значение при божественной оценке придает
побуждениям, а не деяниям (Августин. О Граде Божием. Кн. XIV, гл. 28). Да-
лее Бернард подходит ближе к позиции Августина.

согрешив, остаться безнаказанным. Им, следовательно, хочется
грешить, пока позволено. А когда уже не могут, хотят остаться
безнаказанными за согрешенное. Что в этом проявляется от ис-
тинной мудрости, от доброй воли? Они раскаиваются в том, что
согрешили; однако, если бы им был предоставлен свободный вы-
бор, разве они не предпочли бы грешить, чем терпеть наказание за
грех? А ведь первое неправедно, а второе — праведно. Разве доб-
рая воля предпочтет выбрать скорее неправедное, чем праведное?
Кроме того, не истинно раскаиваются те, кто страдает не столько
от того, что жил для себя, сколько от того, что уже не может про-
должать эту жизнь. Таким образом обнаруживается то, что совер-
шается внутри. Ибо пока плоть живет страстями, воля, как изве-
стно, пребывает во зле. Итак, от подобия, которое заключается
в свободе суждения и желания наслаждения, в аду нет ничего
и быть не может, в то время как образ пребывает там неизменным
из-за свободного выбора.