Глава II. О том, что такое свободный выбор и в чем состоит его свобода

3. Для того, однако, чтобы доступнее стало то, о чем сказано,
и дабы надлежащим образом перейти к тому, что мы хотим сказать,
считаю необходимым повторить то же, более философски. В вещах
естественных (naturales) жизнь не есть то, что чувство, чувство —
не то, что влечение, а влечение — не то, что согласие. Все это стано-
вится яснее из определений каждого из них. Так в каждом теле есть
жизнь, внутреннее и естественное движение, имеющее силу толь-
ко внутри. Чувство же, жизненное движение в теле, имеет силу
и вовне. Опять-таки естественное влечение есть сила в одушевлен-
ном существе, свойственная жадно стремящимся двигаться чувст-
вам. И, наконец, согласие есть произвольный акт воли (voluntas)
или даже (о чем, как я помню, я сказал ранее) свойство души, сво-
бодное само по себе (habitus animi, liber sui). Далее, воля есть ра-
зумное движение, повелевающее чувством и влечением. В какую
бы сторону она ни направлялась, она всегда имеет своим спутни-

ком разум, некоторым образом следующий за ней по пятам. Это не
значит, что она действует всегда из побуждений разума, но лишь
то, что она никогда не двигается без разума, так что многое делает
она через разум, против разума, т. е. при его помощи, но против его
согласия или суждения. Поэтому говорится: «Сыны века сего до-
гадливее сынов света в своем роде» (Лк. 16, 8), и опять же: «Они
умны на зло» (Иер. 4, 22). И не может быть присуще твари благо-
разумие или мудрость, даже во зле, без разума.

4. Разум же дан воле, дабы наставлять ее, а не расстраивать.
А он бы расстроил ее, если бы поставил ее перед необходимостью
(necessitas), чтобы она не создавала себя свободно по своему усмо-
трению (arbitrio), либо советуя ей увлечься дурным и не следовать
духу, дабы она подверглась животным побуждения и, даже, стала
преследовать все то, что от духа Божия, либо побуждая ее к добру,
следуя благодати и сделав ее духовной, и все это обсуждая и не бу-
дучи никем судим. Если, говорю я, воля под запретом разума не мо-
жет сделать чего-либо из указанного, она уже не может быть волей.
Ибо, где необходимость, там нет воли¹. Если что-либо делается пра-
вильно или неправильно по необходимости и без согласия воли как
таковой, то разумное существо либо не должно считаться грешным,
либо не может быть совершенно праведным, ибо и в том и в другом
случае отсутствует то, что единственно делает его грешным или
праведным, т. е. воля. Все же прочее, упомянутое выше, жизнь, чув-
ство или влечение сами по себе не делают [людей] ни грешными,
ни праведными. В противном случае и деревья — из-за жизни, и
животные из-за двух остальных способностей, могли бы считаться
способными либо к греху, либо к праведности; а это абсолютно не-
возможно. Мы, имеющие жизнь вместе с животными, отличаемся
и от тех и от других тем, что называется волею. И согласие ее пол-
ностью добровольно, а не побуждается необходимостью, поскольку
оно обнаруживает праведного или неправедного, с полным основа-
нием делает людей праведными или грешными. Итак, это согласие
вследствие неустранимости свободы воли, вследствие непреклон-
ного решения разума, который всегда и всюду сопровождает волю,
весьма удачно, как я полагаю называется свободным выбором. Сво-
бодным вследствие воли (liber sui propter voluntalem), судьей над
самим собою — вследствие разума. И справедливо, что свободу со-
провождает суждение: ибо все, что свободно само по себе, если гре-
шит, то и судит. А это действительно суд, ибо справедливо терпит

¹ К области, где царит необходимость божественного предопределения, от-
носится все, сотворенное Богом. Человека же, по мысли Бернарда, возвышает
над прочим сущим наделенность разумом, порождающая его способность же-
лать и не желать, т. е. свободу воли. Дав человеку разум, Бог тем самым возвы-
сил его над другими своими творениями. Вместе с тем воля человека, будучи
сотворенной, содержит в себе несовершенство, которое может быть причиной
обращения человека ко,злу. ···>.'.., _: · ·-

 

 

тот, кто грешит, то, чего он не хочет, ибо если он грешит, то потому,
что хочет [грешить].

5. Впрочем, то существо, которое не сознает себя свободным,
на каком основании может вменяться ему доброе или злое? Необ-
ходимость извиняет и то, и другое. Ибо там, где необходимость,
там нет свободы, а там где нет свободы, нет заслуги, а посему нет
и суда. Исключается при этом только первородный грех, так как
известно, что он имеет иное основание. Во всех же остальных слу-
чаях, там, где отсутствовала свобода добровольного согласия, не-
сомненно отсутствуют заслуга и осуждение. Вследствие этого все,
свойственное человеку, за исключением воли, свободно и от за-
слуги, и от осуждения, ибо оно не свободно в себе. Жизнь, чувст-
во, влечение, память, разум (ingenium) и тому подобное в той ме-
ре зависят от необходимости, в коей они не подлежат ведению
воли. Воля же не может быть лишенной свободы, потому что ей
невозможно не повиноваться самой себе (ибо никто не может не
захотеть того, чего он хочет, или хотеть того, чего он не хочет).
Воля же, конечно, может замениться, впрочем, не иначе, как иной
волей, но никогда не потеряет свободы. Воля в такой же мере не
может быть лишена ее [свободы], как и она сама. Если бы человек
мог либо вовсе ничего не желать, либо желать нечто, но не с помо-
щью воли, то в таком случае воля была бы лишена свободы. От-
сюда, положим, вытекает правило, что неразумным, детям, а так-
же спящим не вменяется никакое деяние, доброе или злое, ибо,
конечно, не владея своим разумом (ratio), они не могут и пользо-
ваться собственной волей, а вследствие этого не могут иметь сво-
бодное суждение (judicium libertatis). Итак, вследствие того, что
воля не имеет ничего свободного, кроме себя, по справедливости
она не может быть судима иначе как из себя. Таким образом, ни
вялый ум, ни слабая память, ни беспокойные влечение, ни притупив-
шиеся чувства, ни праздная жизнь сами по себе не делают человека
виновным, так же как не делают его невиновным противоположные
качества, ибо ясно, что они могут происходить по необходимости
и вне зависимости от воли.

Глава III. О том, что свобода может быть троякого рода:
свобода по природе, свобода благодати и свобода славы

6. Итак, одна только воля, вследствие того, что в силу рожден-
ной ей свободы она никакой силой, никакой необходимостью не
может ни противоречить себе, вполне заслуженно делает тварь
праведной или неправедной¹, достойной блаженства или страдания,

' Эта мысль Бернарда вступает в противоречие с его последующими высказы-
ваниями об определяющей роли божественной благодати в спасении человека.

поскольку она согласует [свои деяния] с правдой или неправдой.
И вследствие этого, подобное добровольное и свободное согласие,
от коего (что следует из сказанного выше) зависит, как известно,
всякое суждение, я считаю сообразным называть по вышеприведен-
ному определению свободным выбором; свободным со стороны во-
ли; выбором, насколько это относится к разуму (ratio). Но, конечно,
свободным не тою свободой, о которой говорит апостол: «Где дух
Господень, там свобода» (2 Кор. 3, 17). Эта свобода есть свобода от
греха, как говорит он в другом месте: «Ибо когда вы были рабами
греха, тогда вы были свободны от праведности... Но ныне, когда вы
освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость,
а конец — жизнь вечная» (Рим. 6, 20-22). Кто же будучи во плоти
греховной, требует для себя свободы от греха? По справедливости,
поэтому, говоря о свободном выборе, я имел в виду не эту свободу.
Есть также свобода от страдания, о которой таким образом говорит
апостол: «... И сама тварь освобождена будет от рабства тлению во
свободу славы детей Божиих» (Рим. 8, 21). Но разве найдется тот,
кто в нынешней смертности возомнит о такой свободе? Мы, поэто-
му, основательно отклоняем и для такой свободы наименование
свободного выбора. Следовательно, наиболее соответствующей это-
му термину мы считаем свободу от необходимости, так как ясно, что
необходимое противоположно добровольному. Другими словами,
то, что делается по необходимости, уже не есть делание по воле,
но наоборот.

7. Итак, как мы до сих пор видели, свобода нам представля-
лась в трояком виде: свобода от греха, свобода от страдания, сво-
бода от необходимости. Последняя дается нам природой, в первой
мы восстанавливаемся благодатью, вторая нам сохраняется на ро-
дине (reservatur in patria). Первая пусть называется свободой по
природе (Naturae), вторая — свободой благодати, третья — свобо-
дой жизни или славы (Vitae vel Gloriae). Ибо, прежде всего, мы,
благородное создание Божие, основываемся на свободной воле
или добровольной свободе; во-вторых, мы восстанавливаемся в
невинности, как новая тварь во Христе; в-третьих, возвышаемся во
славе, как тварь, совершенная в духе. И первая свобода имеет мно-
го от чести, вторая еще больше от добродетели, последняя есть вер-
шина счастья. Имея первую, мы стоим выше всех одушевленных су-
ществ, имея вторую, мы побеждаем плоть, имея третью, попираем
смерть. Или подобно тому, как при помощи первой Бог повергает
к стопам нашим всякую животную тварь и скот, так же при помощи
второй он простирает к стопам нашим духовных тварей этого ми-
ра, о которых говорится: «Не предай зверям душу горлицы Твоей»
(Пс. 73, 19); что же касается последнего вида свободы, он нас самих
намерен подчинить нам же победою над грехом и смертью, иными
словами, когда будет побеждена последняя смерть и мы перейдем во
свободу славы сынов Божиих; такой свободой освободит нас Христос

 

 

и вместе с нами передаст царство богу и отцу. Об этой свободе
и о той, которую мы назвали свободой от греха, я думаю, сказал
он иудеям: «Если сын освободит вас, то истинно свободны буде-
те» (Ин. 8, 36). Свободный выбор означал необходимость освобо-
дителя, который освобождал бы не от необходимости, которой во-
ля, как таковая, не знала, но от греха, в который она впала столь
же свободно, сколь и добровольно, а также от наказания за грех,
который она неосмотрительно повлекла и несла против своего
желания. Причем и от того, и от другого зла она не могла быть со-
вершенно освобождена иначе, как при посредстве Того, кто один
из людей сделался среди мертвых свободным (Пс. 87, 6), т. е. сво-
бодным от греха среди грешников.

8. Ибо Тот один среди сынов Адама требует себе свободу от гре-
ха, кто не совершил греха и нет лести в устах его (1 Петр. 2, 22). Да-
лее, и от страдания, которое есть наказание за грех, никто не отни-
мал душу Его от Него, но Он сам положил ее (Ин. 10,18). Наконец,
по свидетельству пророка: «Заклан был, ибо сам хотел» (Ис. 53, 7)';
подобно тому, как Он и хотел, Он «родился от жены, подчинился
закону, чтобы искупить подзаконных» (Гал. 4, 5). Был Он также
и сам подзаконен страданиям: но потому, что хотел [этого], дабы,
будучи свободным среди нечестивых и грешников, сбросить и то
и другое иго с плеч своих братьев. Он обладал всеми тремя видами
свободы, первой по своей человеческой и одновременно Божеской
природе, остальными по своей божественной силе (potentia). Имел
ли Он в раю эти две последние свободы первым из людей, как
и в какой мере имел Он их, это мы увидим впоследствии.

Глава IV. О том, какая свобода свойственна святым душам,
освобожденным от тела

9. Нужно знать определенно, что и та и другая свобода в полном
и совершенном виде присуща совершенным душам, освобожден-
ным от греха наравне с Богом и Его Христом, а также с ангелами,
превыше небес существующими. Ибо святым душам, хотя и недо-
стает славы, поскольку они не имеют тела, совершенно не свойст-
венно страдание. Однако свобода от необходимости свойственна
в равной степени и безразлично Богу и всякой дурной или доброй
разумной твари. Ни в грехе, ни в муках она не отнимается и не
уменьшается, не больше в справедливом человеке, чем в грешнике,
не более полной будучи у ангела, чем у человека. Потому что в той
мере, в какой человеческая воля обращается благодатью к добру

' В русском синодальном переводе: «Он истязуем был, но страдал добро-
вольно, и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и, как
агнец пред стригущим его безгласен». (Примеч. ред.)

в силу своего согласия с ним, в той же мере свободно она делает до-
бро, и человека свободным в добре, и это совершается добровольно,
а не навязывается против воли. Так же по своей воле склонивший-
ся ко злу остается тем не менее и во зле свободным, каковое зло во-
ля утверждает так же свободно, как и добровольно, причем человек
ведом своею волею, ничем не побуждаемый к тому, чтобы быть
злым. И подобно небесному ангелу или даже самому Богу, человек
свободно остается добрым, т. е. по своей воле, а не в силу внешней
необходимости; так же, конечно, и дьявол свободно ввергает себя во
зло и пребывает во зле по своему добровольному решению, а не под
влиянием чужого побуждения. Итак, свобода воли остается даже там,
где ум (mens) пленен, одинаково полная во зле и в добре, но в добре
более упорядоченная; в такой же мере цельная в твари, как и в Твор-
це, но в последнем более могущественная.

10. Обычно люди горько жалуются и говорят: «Хочу иметь до-
брую волю и не могу». В данном случае речь идет не о той свободе,
которая претерпевает ущерб от насилия или необходимости, но об
отсутствии того, что называется свободой от греха. Ибо тот, кто
хочет иметь добрую волю, доказывает, что он имеет волю вообще:
ведь он хочет иметь добрую волю, как следствие ее самой. А если
он имеет волю, значит, и свободу, но свободу от необходимости,
а не от греха. Само собою разумеется, когда у него не выходит ни-
чего из его желания добра, он чувствует, что у него не хватает сво-
боды, но конечно, свободы от греха, вследствие чего он ощущает
волю подавленной, но не уничтоженной. И когда он хочет иметь ее
доброй, он без сомнения ее имеет в любое время. Ведь доброе то,
чего он хочет, и не может он хотеть доброе иначе, как через добрую
волю: так же, как не может хотеть зла иначе, как через злую волю.
Когда мы желаем добра — наша воля добра; желаем зла — воля зла.
И в том и в другом случае — это воля, и она всегда свободна: ведь
необходимость уступает воле. Когда мы не в силах сделать то, что
хотим, то мы чувствуем, что сама свобода находится некоторым
образом в плену у греха и мучений, однако она не потеряна.

11. Волю только вследствие той свободы, на основе которой
она вольна судить о себе, добра ли она, если она сознает себя та-
ковой, или зла, мы и полагаем называть свободным выбором, ко-
нечно, за исключением того случая, когда она, не имея определен-
ного воления, не сознает себя ни той, ни другой. Потому что было
бы удобнее называть ее свободным суждением (consilium), если
бы дело шло о свободе от греха, и опять-таки ее было бы удобнее
назвать свободным желанием наслаждения (liberum complacitum),
если бы дело шло о свободе от мук. Ведь выбор есть решение (iu-
dicium). Подобно тому как решению свойственно различать, что
дозволено и что не дозволено, так и суждению — что полезно
и что не полезно, а желанию наслаждения — что нравится и что не
нравится. О, если бы мы советовали себе так же свободно, как мы

 

 

судим о себе, дабы мы столь свободно выбирали дозволенное как
благое для нас, сознавая это, и недозволенное отвергали как па-
губное для нас на основе суждения, сколь свободно различаем мы
дозволенное и недозволенное посредством решения. Ибо, будучи
свободными в нашем выборе и безусловно свободными в сужде-
нии, мы стали бы вследствие этого свободными от греха. Но дела-
ет ли нас свободными все это вместе или только то, что должно
или дозволено делать? Не называемся ли мы по справедливости
также свободными, раз мы чувствуем себя свободными от всего,
что нам не нравится, т. е. от всякого мучения? Ныне же, когда мы
судим, что допустимо и недопустимо, но далеко не всегда выбира-
ем или отвергаем на основе суждения, а не правильного решения,
и кроме того, не соблюдаем всего того, что считаем правильным
или удобным, и даже не берем того, что нам кажется приятным,
а вместо этого упорно переносим тяжелое и неприятное, стано-
вится ясно, что мы не обладаем ни свободой в суждении, ни сво-
бодой в желании наслаждения.

12. Другой вопрос, имеем ли мы такую свободу в первом чело-
веке до грехопадения; это будет обсуждено в свое время. Совер-
шенно очевидно, однако, что мы будем иметь, когда по милосер-
дию Божию мы получим то, о чем мы молились: «Да будет воля
Твоя как на небе, так и на земле». Это, конечно, исполнится тог-
да, когда свободный от необходимости выбор, которым обладают
ныне все разумные твари, будет у избранных людей также и сво-
боден от греха и не затронут людскими несчастьями: и счастли-
вый пример святых ангелов, обладающих всеми тремя свободами,
доказывает, какова благая воля Бога, благословенная и совершен-
ная. Поелику этого еще нет, пока остается полно и пребывает не-
тронутой в людях только свобода выбора. Ибо свобода суждения
существует только отчасти и только у немногих людей духа, кото-
рые распинают плоть свою, зараженную пороками и вожделени-
ями, и существует лишь постольку, поскольку не царит в их
смертном теле грех. Свобода суждения приводит к тому, что грех
не царит; но так как он не полностью отсутствует, то это создает
ограниченность свободного выбора. Когда наступит то, что долж-
но свершиться, тогда исчезнет все, существующее не в полной ме-
ре: другими словами, когда будет полная свобода суждения, тог-
да и свободный выбор будет независим. Об этом мы и молимся,
ежедневно говоря Богу: «Да приидет царствие Твое» (Мф. 6, 10).
Царствие это не придет к нам сразу¹. Оно приходит ежедневно

' Бернард полагал, что область Царства Небесного расширяет свои грани-
цы и в земном бытии по мере изживания людьми своих грехов. Из этого мо-
жет быть сделан вывод, что добродетельная жизнь, следование божествен-
ным установлениям приближают наступление Царства Божия. Эта идея
несколько противоречит христианской догме о благодати, но такое толкова-
ние можно найти и у Августина.

и мало по малу каждый день расширяет границы для тех, по край-
ней мере, в которых с помощью Божией изо дня в день обновля-
ется внутренний человек. И насколько таким образом расширяет-
ся царство благодати, в такой же мере уменьшается власть греха.
Насколько же меньше то, что до сих пор отягощает душу вследст-
вие смертности тела, а мыслящее сознание (cogitantem sensum) —
угнетающей необходимостью, присущей земной юдоли; для тех
же, кто в смертности своей оказывается более совершенным, не-
обходимо сознаться в этом и говорить: «Во многих оскорбляем
всех» (Иак. 3, 2)'; и «Если говорим, что не имеем греха, обманы-
ваем самих себя и истины нет в нас» (1 Ин. 1, 8)². Поэтому молят-
ся они всегда, говоря: «Да приидет царствие Твое». И это свер-
шится даже в нас самих лишь тогда, когда грех не только не будет
господствовать в их смертных телах, но и вовсе не сможет нахо-
диться в уже бессмертном теле.