1 Имеется в виду любое нарицательное слово или название.
2 Абеляр различает определения сущностные (secundum essentia) и адъек-
тивные (secundum adjacentiam). Первые — определения существующих ве-
щей, вторые — отыменных. Здесь и ниже essentia грамматически означает
имя существительное, adjacentia — имя прилагательное. Логически оно от-
лично от субстанции, ибо, отвечая на вопрос «что есть?», обозначает немате-
риальный аспект вещи, выражая то субстанцию (если свидетельствует необ-
ходимое свойство вещи), то количество, то качество и т.д.
3 Под субсистенцией Боэций понимал «то, что само не нуждается в акци-
денциях для того, чтобы быть. А субстанция — это то, что само служит неким
подлежащим для других акциденций, без чего они существовать не могут.
Она стоит «под» акциденциями как их подлежащее (subjectum)» (Боэций.
Против Евтихия и Нестория // Боэций. Утешение философией. С. 173.
вании способа обозначения, первыми по природе являются те сло-
ва, которые содержат обозначение сущности, а не приложенности,
например, «человек» или «белизна», а не «белое». С другой сторо-
ны, так как при таком приоритете обозначения сущности эти де-
сять имен соответствуют всем родам и видам, то они имеют при-
оритет еще и сверх того, потому что в первом статусе сущности
именуют субъектную вещь. Ведь так же как об одной и той же вещи
можно сказать «человек», «животное», «тело», «субстанция», то
благодаря этому имени «субстанция» в статусе сущности она назы-
вается прежде прочих по природе.
Что же касается осмысленного содержания (sententia)1, то эти
десять имен могут называться первыми относительно родовых
и видовых, потому, разумеется, что по этому своему смыслу, кото-
рый заключается во [всем] прочем, как в части, они являются опре-
деляющими и некоторым образом конститутивными. Ведь «тело»
выражает то целое, что содержит телесную субстанцию, «живот-
ное» — что содержит чувственную одушевленную телесную суб-
станцию, а «человек» — все это вместе, а, кроме того, рациональное
и смертное.
Из-за всех этих причин и, возможно, множества [других] эти
десять имен в этом месте могут называться первыми сказуемыми.
[Выражение] «обозначающим первые роды вещей», которое при-
меняется в изъяснении замысла, определяет, что эти сказуемые нуж-
но понимать как десять наивысших родов, то есть те, которые обозна-
чают природы вещей как первые, то есть по статусу естественно они
предшествуют прочим, как мы о том уже сказали. Поэтому различие
между этой книгой и книгой «Об истолковании», как это выражается,
касается того, что вещи обозначают, ибо в последней внимание, разу-
меется, направляется к речам по поводу обозначения понятий, a в пер-
вом — по поводу обозначения вещей.
Предмет же (materia) этого автора — отчасти вещи, отчасти
слова. Ведь поскольку он обращает внимание на сказуемые слова
соответственно значению вещей, то, следуя этому, он делает ак-
цент то на слова, то на вещи.
Польза же такова, что благодаря этому трактату выясняется
некоторым образом значение всех речевых выражений, ибо в де-
сяти этих именах обнаруживаются, конечно же, природы всех ве-
щей. То, что он предлагает ради различения истины, приносит
много пользы для исследования природы любой вещи.
Спрашивается, нужно ли прилагать это знание о предикамен-
тах к логике! Ведь говорят, что это — не логика и не часть логи-
ки, ибо любая логика состоит из двух интегральных частей (и не
' Со времен Августина под сентенцией понималось «то, что чувствуется
душой или умом» (Августин. О Граде Божием. Т. 2. С. 177), то есть то, что по-
гружено внутрь души, выражая глубинные внутренние смыслы.
известно, что в ней имеются какие-либо другие), а именно из зна-
ния, как нужно находить доказательства, и знания, как нужно су-
дить о найденном1. А упомянутое знание предикаментов не учит на-
ходить доказательства и подтверждать найденное. Отсюда: никоим
образом нельзя утверждать, что оно прилагается к логике, хотя, одна-
ко, для логики оно весьма необходимо. С другой стороны, вовсе не
очевидно, что с этим согласен Боэций. Ибо когда он говорит, что эту
книгу нужно преподносить начинающим [изучать] логику, он, конеч-
но, полагал, что тот, кто читает эту книгу, уже тем самым приступает
к логике, чего не было бы никоим образом, если бы она не была свя-
зана с логикой. Более ясно он выражает это в таких словах: «Посколь-
ку, — говорит он, — искусство логики относится к речи и в этом тру-
де главным образом речь ведется о сказуемых — хотя ведь эта книга
соотносится с другими частями философии, — однако преимущест-
венно она относится к логике, некоторые простые элементы которой,
то есть речевые выражения, в ней прежде всего и обсуждаются»2.
С другой стороны, так как признается, что есть такая наука логи-
ки, то вопрос, нужно ли прилагать (supponenda est) ее к науке на-
хождения или суждения, остается. Но она прямо относится к на-
хождению, так как нами здесь главным образом она вводится для
нахождения доказательства того вопроса, который, по свидетельст-
ву Боэция, является первым. Ведь вопросы в первой [книге] второ-
го издания [Комментария] к Порфирию им самим подразделяются
таким образом: сначала, говорит он, нужно спросить о некоем [пред-
мете], есть ли он, затем — что именно он есть или каков он, куда [Бо-
эций] включает вопросы о прочих акциденциях, наконец, почему он
существует таким образом3. Относительно этого вопроса, о котором
мы говорили как о первом, который нужно укреплять доказательст-
вами, такая дистинкция предикаментов максимально необходима;
в соответствии с нею, исследуя нечто, можно обнаружить, есть ли
оно (если, разумеется, мы могли бы приспособить к нему какой-ни-
будь из предикаментов) или его нет (если оно — ничто), а, возможно,
и что оно есть (если мы припишем [нечто] одно прочим отдаленным,
как это делает Аристотель в [разделе] «О качестве», говоря: «Ведь ни
один из прочих предикаментов не прилаживается неправедно, ни ко-
личество и т. д.»4.
«Остается5 заглавие, которое было разным. Ведь одни озаглав-
ливали [книгу] „О вещах", другие — „О родах"», то есть о спосо-
1 См.: Петр Абеляр. Логика для «начинающих» (Глоссы к Порфирию) //
Абеляр. Тео-логические трактаты. С. 53.
- См.: Боэций. Комментарий к «Категориям» Аристотеля (с. 124 настоя-
щей антологии).
'·' См.: Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Утешение философи-
ей. С. 6-7.
" Boetii In Categorias Aristotelis libri quatuor // PL. T. 64. Col. 256 B.
5 Ibid. Col. 162 AB.
бах представления (maneriis) вещей, «которые объединяются од-
ной и той же похожей ошибкой»'. Ибо [Аристотель] сам2 провоз-
глашает, что обращает внимание только на сказуемые, говоря:
«Из того, что говорится без какой-либо связи, каждое обозначает
или субстанцию и т. д.»3. То, что он сказал: «Утверждение получа-
ется при их взаимосвязи друг с другом»4, — является важнейшим
доказательством того, что внимание он направлял на сказуемые5,
ибо утверждение связывается не вещами, а словами. Отсюда, по
свидетельству Боэция, книга скорее должна называться «О деся-
ти предикаментах»".
И заметь, что это имя — предикаментов — принимается либо
просто, либо как собирательное (in collectio). Оно принимается
просто при обозначении каждого из наивысших родов, согласно
второй книге второго издания Боэциева [Комментария] к Порфи-
рию: «Мы рассказали, что Аристотелем были установлены десять
предикаментов, которые потому называются предикаментами, что
сказываются обо всем прочем»7. На основании такого понимания
титульной записи он и предложил заглавие «О десяти категориях».
Это имя предикаментов Порфирий воспринял как собирательное
при обозначении любого из наивысших родов со всеми подчинен-
ными им родами и видами, говоря: «В каждом предикаменте есть
некий наивысший род и т. д.»8.
Поскольку это имя предикаментов принимается как собира-
тельное, то обычно спрашивается, являются ли все простые речевые
выражения предикабилиями в соответствии с каким-либо своим
значением в каком-либо предикаменте? На сей счет существуют
различные мнения.
В самом деле, одни понимают под предикаментом такие суб-
станциальные слова, которые именуют субъектную вещь по сущно-
сти, например, «человек», «белизна», «животное», «цвет». Другие
желают, чтобы принятое в качестве предикамента в соответствии
с основным значением относилось к прилегающей форме9, и по-
лагают, что и «белизна», и «белое» находятся в предикаменте каче-
ства, потому что и та, и другое обозначают «белизну», хотя и раз-
ными способами — одна по сущности, другая по приложенности.
1 См.: Боэций. Комментарий к «Категориям» Аристотеля (с. 125 настоя-
щей антологии).
'' Там же.
3 Аристотель. Категории, lb 25.
4 Там же, 2а 5.
5 Боэций. Комментарий к «Категориям» Аристотеля (с. 125 настоящей ан-
тологии).
" Там же.
7 Ср.: Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Утешение философи-
ей. С. 11.
" См.: Абеляр. Глоссы к Порфирию 47, 26.
9 Т. е. грамматически были бы прилагательными.
Но истинно говорит вот кто: определять не является необходи-
мым, и мы можем [это делать] не иначе, как только допустив, что
именно те и другие желают понимать под выражением «быть в
предикаменте». Ибо если «быть в предикаменте качества» есть ни-
что иное как «обозначать качества», то, разумеется, как «белое»,
так и «белизна» находятся в предикаменте качества.
Но, пожалуй, можно сказать, что «белое» также обозначает суб-
станцию благодаря именованию (nominatio), а «человек» и «жи-
вотное» определяют качество относительно [этой] субстанции.
Тогда и «человек» может полагаться в предикаменте качества, и
«белое» — в предикаменте субстанции. Но можно сказать, что,
когда одному и тому же слову случается означать вещь относи-
тельно разных предикаментов, то его нужно полагать по основно-
му значению в предикаменте; например, «белое», которое глав-
ным образом обозначает белизну, по этому [значению] главным
образом опознавалось и повсюду сохраняет его; об этом [значе-
нии] можно сказать, что оно является предикатом. Однако, если
мы обращаемся к основному значению ради импозиции, то под
один предикамент может быть подведено (supponi) всё в соответ-
ствии со значением понятия, которое является основным. Поэто-
му Присциан желает, чтобы имена прилагались главным образом
посредством качества1. Но говорят, что слова подводятся под пре-
дикамент в соответствии со значением, которое они выражают.
Отсюда «человек» подводится только под субстанцию, «белое»
же — под качество, и, таким образом, говорят, что сказуемое в пре-
дикаменте субстанции или качества есть ничто иное, как найден-
ное на основании значения субстанции, или качества, или количе-
ства, которое оно выражает, так как они взяты (sumpta sint2)
в предикаменте. Ведь хотя Порфирий в качестве предикамента пе-
речисляет только роды или виды, однако он не говорит, что толь-
ко они — [предикаменты]. Если кто говорит, что [выражение]
«быть в предикаменте» ничто иное, как [выражение] «род или вид
есть нечто (res)3 только как именование (nominantia) некоего пре-
дикамента», то известно, что заимствованное (sumpta) из преди-
каментов исключается. Так как они не высказываются относи-
1 Присциан - латинский грамматик VI в. См.: Priscianus. Institutio de arte
grammatica I 56, 29.
2 Речь здесь идет о словах, образованных от других слов, что называлось
у Присциана denominative (отыменное, пароним), причем этот термин приме-
нялся и к именам, и к глаголам. Как пишет И. В. Купреева в комментариях
к диалогу «О грамотном» Ансельма Кентерберийского: «Ансельм в поздних ра-
ботах в качестве синонима к denominativum использует термин nomen sump-
turn (имя заимствованное)» (Ансельм. Сочинения. С. 307). Скорее всего, в этом
качестве этот термин использует и Абеляр.
3 Res здесь, по-видимому, как у Ансельма, понимается как то, «о чем мы
говорим, что оно в каком-то смысле есть нечто» (цит. по: Анселъм. Сочине-
ния. С. 315, примеч. 43, составленное И. В. Купреевой).
тельно «что», то они не являются ни родами, ни видами. «Что»,
следовательно, в силу его «бытия в предикаменте», как принима-
ют и те, и другие, нужно познать прежде, чем определять, подоба-
ет ли всем простым речевым выражениям быть в предикаментах,
или нет. Но и не приводит к большой пользе это определять. До-
статочно только знать то, что сказал Аристотель: «Каждое обозна-
чает или субстанцию, или количество и т. д.»'.
Существовал также разнобой [в представлениях] об авторст-
ве «Предикаментов», то есть принадлежал ли этот труд Аристоте-
лю или кому другому. Боэций же разъяснил, что он принадлежит
Аристотелю по трем основаниям: так как он сам в других своих
произведениях не противоречит тому, о чем говорилось в этом
труде; так как в противном случае он издал бы труд несовершен-
ный и с пробелами, если бы при написании пренебрег трактатом о
доказательствах, или о посылках, или о простых речевых выраже-
ниях, хотя существует и другая книга Аристотеля, обсуждающая
то же самое, содержащая почти то же самое, ибо, направленная на
другое, она стилистически однородна. Архит также составил две
книги, которые он озаглавил как «Категории», в первой из них он
наставлял в тех же десяти предикаментах. Оттого потомки запо-
дозрили, что Аристотель не был изобретателем этого деления, по-
тому-де что то же самое написал и муж-пифагореец — этой мысли
неколебимо придерживается философ Ямвлих. С ним не согласен
Темистий и не признает, что тем [изобретателем] был Архит, пи-
фагореец из Тарента, который недолго жил при Платоне, но некий
Л/шш-перипатетик, который древностью имени придал авторитет
новому труду2.
Я же полагаю, что такое различие предикаментов скорее рассма-
тривается на основании значения сказуемых слов, чем на основании
природы вещей. Ведь если внимательно рассматривать природы ве-
щей, то никаким доводом не обнаружить, почему он не поместил
большее или меньшее количество предикаментов. Реально же в со-
ответствии со значением имен был обнаружен только такой довод:
он рассматривал десять имен, с помощью которых начал сигнифи-
кацию всех других имен — как родовых, так и видовых, и потому он
поместил сверх прочего то содержание вещей, которое по природе
является как бы первым и достойным, так как оно более общее, чем
прочее.
Способ же толкования, который касается предикаментов, та-
кого рода, что он тотчас приводит в порядок и обсуждает преди-
каменты, создав перечень простых речевых выражений на осно-
вании природы десяти предикаментов, а именно потому, что эти
' Аристотель. Категории 1Ь 25; Боэций. Комментарий к «Категориям»
Аристотеля (с. 125 настоящей антологии).
1 Цитата из «Комментариев к Аристотелю» Боэция. Ср.: Боэций. Коммен-
тарий к «Категориям» Аристотеля (с. 125 настоящей антологии).
обозначают субстанцию, те — количество, третьи — другое. И хо-
тя внимание направлено на предикаменты, речь о них идет не сра-
зу, но он предваряет их толкованию нечто необходимое: те поло-
жения, с помощью которых можно было бы облегчить учение для
последователей, так и мы представим описание двусмысленного
(aequivocus), однозначного (univocus)1, отыменного (denomina-
tivus) и нечто другое (обоснование всему этому мы дадим в сво-
ем месте), и они некоторым образом касаются [ниже]следующего
толкования. Теперь же вначале о двусмысленом и однозначном.
О двуосмысленном
Итак, потому [вначале], что один из последователей2 там, где
речь идет о вторых субстанциях, а также об отличительных и слу-
чайных признаках, обнаружит разницу между тем, что говорится
о субъекте, и тем, что находится в субъекте3; в силу того, то есть,
что это является сказуемым однозначно, а то — двусмысленно,
' Разумеется, эти два слова можно переводить, скажем, как «равнозвучное»
и «однозвучное», если бы такой перевод не был бы слишком аморфен, тогда
уж лучше бы сделать обратный перевод на греческий и передать их как «омо-
ним» и «синоним». Возможно, стоило бы перевести как «двузначное» и «од-
нозначное», сохраняя общий корень, но в таком случае из первого исчезло бы
присутствие подвижности, которое до сих пор сохраняется в слове «экивок»
и которое необходимо для понимания этой подвижности — не в смысле неус-
тойчивости, а как раз наоборот, в смысле существования озвученного, произ-
носимого, сказываемого слова, для которого характерна такая подвижность,
понимаемая как устойчивое свойство сказываемого слова. В случае однознач-
ности смысл «слипается» со знаком, в случае двусмысленности знак входит
в состав смысла. Более того, в тексте сохраняется написание «двусмыслен-
ный» лишь до того момента, пока Абеляр сам не пояснит, что речь идет об эк-
вивокации или эквивокатности как о дву-о-смысленности или дву-о-смыслен-
ном. После этого мы будем употреблять термины «двуосмысленный» или
«эквивокальный», «двуосмысленность» или «эквивокация» на правах сино-
нимов.
2 См.: Боэций. Комментарий к «Категориям» Аристотеля (с. 121 настоя-
щей антологии).
3 Имеется в виду противопоставление dici de subjecto и esse in subjecto.
По-латыни так выражено то, о чем Аристотель говорит в 5-й главе «Катего-
рий»: «сущность, называемая так в самом основном, первичном и безуслов-
ном смысле, - это та, которая не говорится ни о каком подлежащем и не на-
ходится ни в каком подлежащем, как, например, отдельный человек или
отдельная лошадь» (2а 11-15). Однако иногда возникает впечатление, что
esse in subjecto в контексте абеляровых размышлений стоит переводить как
«быть в качестве субъекта», то есть быть самим субъектом. Об этой дистинк-
ции см. также примеч. 24 к диалогу «О грамотном» Ансельма Кентерберий-
ского (Ансельм. Сочинения. С. 312), где есть ссылка на исследования
Д. П. Хенри (Henry D. P. Commentary on De grammatico. The historical-logical
dimensions of a dialogue of St. Anselm's. Dordrecht; Boston, 1974).
нужно было прежде определить, что именно было двусмыслен-
ным, а что однозначным. Что он и делает в этом месте. «Почему
же Аристотель толкует о двусмысленном прежде, чем об одно-
значном?»1 Потому, по свидетельству Боэция, «что сами десять
предикаментов, хотя и различны по определениям, однако назы-
ваются одним словом — «предикамент». Ведь мы их все называем
предикаментами, сами же предикаменты, поскольку они суть роды
вещей, сказываются однозначно о субъектных вещах. Ведь любой
род однозначно сказывается о собственных видах. Поэтому он
правильно толкует вначале об общем названии всех предикамен-
тов, как бы объясняя, каким образом каждый сказывался о собст-
венных видах»2.
И заметь, что это имя — предикамент — потому называется дву-
смысленным, что Аристотель понимает: «белое» и что-либо случай-
но заимствованное здесь двусмысленно не потому, что имеет мно-
жественный смысл, но потому, что не имеет смысла субстанции.
Таким образом, сущее и одно какое-либо имя, связывающее вещи
с разными предикаментами, сказывается о самих предикаментах
двусмысленно не потому, что смысл выражен многими словами, на-
пример, у [слова] «пес», но потому, что они не имеют определения,
сказываемого о предикаментах, как субстанции. Ведь Аристотель
здесь понимает двусмысленное широко, а однозначное — узко, оче-
видно, говоря только, что однозначное есть то, что имеет и имя,
и одно и то же определение субстанции, соответствующее этому
имени·'. Определением же субстанции называется то, что не может
отсутствовать, соответствуя значению, из-за искажения субъект-
ной вещи, то есть [искажения], вышедшего за пределы субстан-
ции, так как определения даются согласно какому-нибудь име-
ни — родовому, видовому или дифференциальному. Ведь если
нечто отказывается быть одушевленной чувствующей субстан-
цией, то есть животным, либо разумным смертным животным,
то есть человеком, или тем, кто может пользоваться разумом, что
есть разумное бытие, то оно само необходимо должно испортить-
ся в субстанции. Только то, следовательно, называется двусмыс-
ленным, что имеет общее имя и не имеет одного и того же смысла
субстанции, как это представлено, в соответствии с конкретным
(illud) именем. Также правильно — по многим причинам — он до-
бавляет «в соответствии с именем»: поскольку иные определения
не относятся ни к однозначности, ни к двусмысленности, кроме
' Боэций. Комментарий к «Категориям» Аристотеля (с. 130 настоящей ан-
тологии).
2 См.: Там же.
J Ср.: «Соименными называются те предметы, у которых и имя общее
и соответствующая этому имени речь о сущности одна и та же, как, например,
„живое существо" — это и человек и бык» (Аристотель. Категории 1а 5-10).
Соименное (синоним) переведено Боэцием как однозначное.
тех, что даны в соответствии с осмысленным содержанием (sen-
tentia) имени, и поскольку в противном случае он не определил
бы правильно однозначное и двусмысленное, как мы пытались
выразить при представлении определения. А то определение бы-
ло дано в соответствии с осмысленным содержанием имени,
внешний смысл (sensus) которого включается в осмысленное со-
держание определенного имени, как, например, вот в этом имени
«человек» [заключено] животное разумное смертное, а не чувст-
вующее, а в имени «разумное» — могущее пользоваться разумом,
и в имени «белое» — обладающее белизной, пусть это определе-
ние белого, хотя и существует по имени, однако не принадлежит
субстанции, как было показано. Если же кто-то, определяя имя,
скажет: «животное смеющееся», то он определяет содержание че-
ловека через название субъектных вещей, но не обнаруживает че-
рез [слово] «смеющееся» осмысленного содержания имени, внеш-
ний смысл которого не содержится во внутреннем смысле
(sententia) человека. Это описание человека может, следователь-
но, относиться к содержанию (continentia) вещей, но не к внут-
реннему смыслу имени1. Так, пожалуй, и вот это имя «пес» и лю-
бое двусмысленное может определяться, то есть ограничиваться,
в соответствии с содержанием вещей, каковым вещам оно подоба-
ет, как если бы, например, сказали, что этим именем «пес» назы-
вается (appellare)2 то, что является лающим животным или этой
небесной звездой, или тем морским чудищем3. Но этого определе-
ния не содержится в осмысленном содержании имени, ибо имя
«пес» прилагается (est impositum) к некоей [вещи] не по той об-
щей причине, что свойственно им троим, ибо сказуемое слово не
было бы многозначным по смысловому ощущению, если бы по-
всюду представляло одно и то же. Когда же Аристотель говорит
относительно разумного обоснования (ratio) субстанции, что оно
однозначно, то он понимает однозначное уже, чем Порфирий, ког-
да утверждает, что собственные признаки сказываются однознач-
но1, или Боэций, который не говорит, что деление акциденции по
1 Это весьма существенное место для понимания позиции Абеляра, где он
не ограничивается ни интенсиональным, ни экстенсиональным контекстами,
а обращает внимание именно на внутренний смысл имени, коренящийся в са-
мой вещи (об этом он говорит чуть ниже), которая образуется через единство
субъекта и субстанции. А это, в свою очередь, позволяет считать субъект-
вещь (или субъектную вещь) тождественной субъект-субстанции (или субъ-
ектной субстанции) в соответствии с концептуалистскими требованиями су-
ществования (а не мышления) общего в вещи. В противном случае речь
может идти о некоей призрачности вещи (в гностическом смысле), а не о во-
площении слова.
" Appellatio (от appellare) имеет здесь значение референции.
3 См. об этом: Боэций, Комментарий к Порфирию // Утешение философи-
ей. С. 19.
' Там же. С. 20.
субъектам свойственно эквивокации1. Подобно тому как Аристо-
тель понимает однозначное в более узком смысле, так двусмыс-
ленное — в широком, утверждая, что двусмысленное — это все то,
что имеет общее имя, исключая общее разумное обоснование суб-
станции, — определение двусмысленного мы теперь предлагаем.
Двусмысленными (aequivoces) называются те вещи, которые
имеют одно и то же имя в соответствии с их общей материей2.
[Аристотель] правильно говорит «называются» и не говорит «они
есть», так как вещи сами по себе не обладают дву-о-смысленнос-
тью (aequivocatio), но дву-о-смысливаются (aequivocantur) на ос-
новании имени, которое называется собственно эквивокацией,
то есть дву-о-смысливающим (aequivocans); вещи же собственно
двусмысленны (aequivoci), то есть дву-о-смысленны (aequivo-
catae). Имя же, по свидетельству Боэция, восприми здесь в соот-
ветствии с общим значением вещей, каковым вещам мы предици-
руем приложенные слова (imposita vocabula), то есть общее слово,
по природе склоняемое. Так как он сказал: «у которых имя об-
щее», то, кажется, он исключает как многосмысленное (multivoca),
так и разноосмысленное (diversivoca), у которых скорее разные
имена3. Ведь многосмысленное — это то, что обозначается разны-
ми именами при одном и том же определении, как, например, меч,
клинок; мы называем это многосмысленным во множественном
числе4 не на основании множества вещей, хотя субъектная вещь
всецело тождественна, но скорее на основании словесной раз-
личенности. Разноосмысленными называются те вещи, которые в
соответствии с разными именами имеют потому и разные опреде-
ления, например, человек и осел, что также может относиться, по-
жалуй, к одной и той же вещи, если она сама называется разными
именами, которые существуют не в одном и том же смысле, на-
пример, человек называется и плавающим и смеющимся, хотя, од-
нако, эти два имени не являются выражением одного и того же
' См.: Боэций. Комментарий к «Категориям» Аристотеля (с. 127 настоя-
щей антологии). См. также: Боэций. Комментарий к Порфирию // Утешение
философией. С. 20. Речь здесь идет только о делении по привходящему при-
знаку, которое в отличие от деления по значениям слова не называется экви-
вокативным.
- Здесь начинается комментарий того, что Аристотель называет омони-
мичным (одноименным): «Одноименными называются те предметы, у кото-
рых только имя общее, а соответствующая этому имени речь о сущности раз-
ная, как, например, ζώον означает и человека, и изображение. Ведь у них
только имя общее, а соответствующая этому имени речь о сущности разная,
ибо если указывать, что значит для каждого из них быть ζώον, то [в том и дру-
гом случае] будет указано особое понятие» (Аристотель. Категории 1а). Абе-
ляр не ведет речи о материи.
:! Аристотель. Категории 1а.
" В русском языке множественное число может быть выражено в собира-
тельном имени.
смысла, как, например, такие: меч, клинок, сабля, которые называ-
ют совершенно одно и то же. А то, что, [говоря о двуосмысленном],
он добавляет [слово] «только», то этим он отделяет унивокальное,
которое, хотя и имеет, как и эквивокальное, общее имя, связывает
не только имя, но и содержит одно и то же определение субстан-
ции. Тем, что присоединяется [выражение] «разумное обосно-
вание субстанции различно»', он ограничивает то, при исключении
чего может быть добавлено [слово] «только», поэтому «только», ра-
зумеется, полагается или при исключении вообще всего (например,
когда говорят «только Бог всемогущ», то подразумевается: так [все-
могущ], как никакая другая вещь), или при исключении чего-либо
определенного (например, когда говорят «у меня есть только туни-
ка», то есть не нагрудник, pectula). To же, что он говорит: «разумное
обоснование субстанции различно», восприми через отрицание,
то есть «не одно и то же», в противном случае это не соответствова-
ло бы всему двуосмысленному под каким бы то ни было именем, на-
пример, эквивокальному «захватывающий» или «захватчик» (от
«захватывать»), потому что у «захватывать» нет разных определе-
ний субстанции, так как у него вовсе нет никакого определения,
данного в соответствии с субстанцией, то есть данного только в
соответствии с таким статусом, который, поскольку он гибнет, ока-
зывается невозможным в качестве субстанции. Подобно этому ни-
какие заимствованные (sumpta) акцидентальные имена, по которым
мы здесь определяем субъектные вещи как двуосмысленные, не име-
ют никакого разумного основания, то есть определения, субстанции.
Следовательно, определение субстанции различно, что значит: не од-
но и то же; ты, например, просто можешь отрицать то однозначное,
определению которого она предоставляется. То же, что добавляется
«в соответствии с тем данным именем», не бесполезно. Ведь если бы
он вовсе устранил тождество определения субстанции, то это не со-
ответствовало бы всему двуосмысленному, относительно того ли об-
щего имени или другого, ибо часто вещи, которые под одним именем
двуосмысленны, под другим — однозначны2, как, например, три зна-
чения [имени] «пес»: под определенным именем «пес» они двуос-
мысленны, и под тем же именем — однозначны: тело или субстанция.
Далее, если мы говорим аффирмативно, что в разумном осно-
вании субстанции находится разное, так как мы, разумеется, пре-
доставляем одному и тому же имени различные определения, то
окажется, что имя «человек» — эквивокация, потому что оно име-
ет определение «разумное смертное животное», а кроме того —
определение «животное, умеющее ходить на двух ногах», которые
