Синтаксическая типология языков мира говорит о том, что существует два разных способа смотреть на действительный мир, относительно которых могут быть распределены все естественные языки. Первый подход — это по преимуществу описание мира в терминах причин и их следствий; второй подход дает более субъективную, более импрессионистическую, более феноменологическую картину мира <…>.
Из европейских языков русский, по-видимому, дальше других продвинулся по феноменологическому пути. Синтаксически это проявляется в колоссальной (и все возрастающей) роли, которую играют в этом языке так называемые безличные предложения разных типов. Это бессубъектные (или, по крайней мере, не содержащие субъекта в именительном падеже) предложения, главный глагол которых принимает «безличную» форму среднего рода. Как указывала Яринцов <…>, «безличная форма глаголов сквозной линией проходит через весь язык и составляет одну из наиболее характерных особенностей русского способа мышления».
В предыдущем разделе мы уже рассматривали ряд безличных конструкций, представляющих людей не агентами, не активными действующими лицами, а пассивными и более или менее бессильными, не контролирующими события экспериенцерами. Ниже мы остановимся на тех безличных конструкциях, которые предполагают, что мир в конечном счете являет собой сущность непознаваемую и полную загадок, а истинные причины событий неясны и непостижимы. Например:
Его переехало трамваем.
Его убило молнией.
В этой конструкции непосредственная причина событий — трамвай или молния — изображена так, как если бы она была «инструментом» некоей неизвестной силы. Здесь нет явно выраженного субъекта, глагол стоит в безличной форме среднего рода («безличной», потому что она не может сочетаться с лицом в функции субъекта), а незаполненная позиция субъекта (см. Мельчук 1974) свидетельствует о том, что настоящая, «высшая» причина события не познана и непознаваема. <…>
Пешковский (1956) указывает, что такое же свойство «загадочности» присутствует в предложениях типа
Стучит! = 'Что-то стучит (нельзя понять что и почему)', которые в этом отношении в корне отличаются от предложений с неидентифицированным субъектом типа
Стучат! = 'Кто-то стучит'.
Галкина-Федорук (1958: 139) замечает, что безличные предложения, в которых делается акцент на неизвестном и на необъяснимом, являются исключительно частыми в фольклорной литературе, в частности, в народных загадках.
Альтернативная номинативная конструкция, не имеющая такого значения, тоже, конечно, допустима:
Его переехал трамвай.
Его убила молния.
В русской разговорной речи, однако, чрезвычайно распространены как раз предложения первого, бессубъектного, типа. Советские грамматисты часто выказывали смущение при встрече с этим, не совместимым с официальным «научным взглядом на мир» свойством русского языка, относя его к реликтам прошлого. Так, академик Виноградов <…>, говоря о некоторых интересующих нас конструкциях, утверждал, что «языковая техника здесь использовала как материал отжившую идеологию».
Вся ирония тут состоит в том, что языковые конструкции, о которых идет речь, показывают, что «отжившая идеология» не только не проявляет признаков утраты продуктивности, но, напротив, продолжает развиваться, захватывая все новые и новые области и постепенно вытесняя из многих районов тех своих конкурентов, которые не предполагают, что природа событий может быть непознаваемой (ср. Галкина-Федорук <…>). И это вполне согласуется с общим направлением эволюции русского синтаксиса, отражающего рост и все более широкое распространение всех типов «безличных» предложений, в особенности предложений с дательным падежом субъекта, представляющих людей не контролирующими события, и бессубъектных предложений, представляющих события не полностью постижимыми.
Галкина-Федорук <…> пишет: «Количество безличных предложений в современном русском языке все время возрастает. Этот рост следует объяснять не только постоянным развитием и совершенствованием форм мышления, расширяющимся репертуаром средств выражения, но и различными грамматическими процессами, природа которых, в конце концов, тоже подчинена растущей сложности содержания речи. Наши данные показывают, что многие личные глаголы начинают употребляться по типу безличных. С другой стороны, некоторые виды безличных предложений остаются в языке в виде реликтов более старых форм мысли».
Пешковский <…> был особенно поражен непрерывным ростом безличных конструкций в русском языке: «Таким образом, безличные предложения, по-видимому, отнюдь не есть остатки чего-то убывающего в языке, а наоборот, нечто все более и более растущее и развивающееся». Тем не менее есть одна вещь, которую, по всей видимости, Пешковский не учел. Я имею в виду то, что рост безличных конструкций, вытеснение личных предложений безличными является типично русским феноменом и что в других европейских языках — например, в немецком, французском и английском — изменения обычно шли в противоположном направлении (<…>). Это дает все основания думать, что неуклонный рост и распространение в русском языке безличных конструкций отвечали особой ориентации русского семантического универсума и, в конечном счете, русской культуры.
Чтобы показать точное значение описываемых конструкций, я бы предложила дда них следующие толкования:
Его убило молнией.
что-то случилось в том месте в то время
не потому, что кто-то хотел этого
(была вспышка молнии)
нельзя было сказать почему
поэтому он был убит (он умер)
Стучит!
что-то случилось в этом месте
не потому, что кто-то делает что-то
нельзя было сказать почему
(можно слышать что-то, как будто кто-то стучал)
Его знобило/лихорадило/мутило.
что-то случилось с ним не потому,
что он хотел этого не потому,
что кто-то делал что-то
нельзя было сказать почему
поэтому он чувствовал холод/лихорадку/тошноту
Как показывают приведенные экспликации значения, все предложения такого типа являются неагентивными. Таинственные и непонятные события происходят вне нас совсем не по той причине, что кто-то делает что-то, а события, происходящие внутри нас, наступают отнюдь не потому, что мы этого хотим. В агентивности нет ничего загадочного: если человек что-то делает и из-за этого происходят какие-то события, то все представляется вполне ясным; загадочными и непостижимыми предстают те вещи вокруг и внутри нас, появление на свет которых вызвано действием таинственных сил природы.
В русском языке предложения, построенные по агентивной личной модели, имеют более ограниченную сферу употребления в сравнении с аналогичными предложениями в других европейских языках, значительно более ограниченную, например, по сравнению с английским языком. Богатство и разнообразие безличных конструкций в русском языке показывают, что язык отражает и всячески поощряет преобладающую в русской культурной традиции тенденцию рассматривать мир как совокупность событий, не поддающихся ни человеческому контролю, ни человеческому уразумению, причем эти события, которые человек не в состоянии до конца постичь и которыми он не в состоянии полностью управлять, чаще бывают для него плохими, чем хорошими. Как и судьба.
