Общение как взаимодействие

(интерактивная сторона общения)

 

Природа и структура взаимодействия. Интерактивная сторона общения ― это условный термин, обозначающий характеристику тех компонентов общения, которые связаны с взаимодействием людей, с непосредственной организацией их совместной деятельнос­ти. Исследование проблемы взаимодействия имеет в социальной пси­хологии давнюю традицию. Интуитивно легко допустить несомнен­ную связь, которая существует между общением и взаимодействием людей, однако трудно развести эти понятия и тем самым сделать эк­сперименты более точно ориентированными. Часть авторов просто отождествляют общение и взаимодействие, интерпретируя и то и другое как коммуникацию в узком смысле слова (т.е. как обмен информаци­ей), другие рассматривают отношения между взаимодействием и об­щением как отношение формы некоторого процесса и его содержа­ния. Иногда предпочитают говорить о связанном, но все же самосто­ятельном существовании общения как коммуникации и взаимодействия как интеракции. Часть этих разночтений порождена терминологичес­кими трудностями, в частности тем, что понятие «общение» употреб­ляется то в узком, то в широком смысле слова. Если придерживаться предложенной при характеристике структуры общения схемы, т.е. полагать, что общение в широком смысле слова (как реальность меж­личностных и общественных отношений) включает в себя коммуни­кацию в узком смысле слова (как обмен информацией), то логично допустить такую интерпретацию взаимодействия, когда оно предста­ет как другая ― по сравнению с коммуникативной ― сторона обще­ния. Какая «другая» ― на этот вопрос еще надо ответить.

Если коммуникативный процесс рождается на основе некоторой совместной деятельности, то обмен знаниями и идеями по поводу этой деятельности неизбежно предполагает, что достигнутое взаимо­понимание реализуется в новых совместных попытках развить далее деятельность, организовать ее. Участие одновременно многих людей в этой деятельности означает, что каждый должен внести свой особый вклад в нее, что и позволяет интерпретировать взаимодействие как организацию совместной деятельности.

В ходе ее для участников чрезвычайно важно не только обменять­ся информацией, но и организовать «обмен действиями», спланиро­вать общую стратегию. При этом планировании возможна такая регу­ляция действий одного индивида «планами, созревшими в голове дру­гого» [Ломов, 1975. С. 132], которая и делает деятельность действительно совместной, когда носителем ее будет выступать уже не отдельный индивид, а группа. Таким образом, на вопрос о том, какая же «дру­гая» сторона общения раскрывается понятием «взаимодействие», мож­но теперь ответить: та сторона, которая фиксирует не только обмен информацией, но и организацию совместных действий, позволяю­щих партнерам реализовать некоторую общую для них деятельность. Такое решение вопроса исключает отрыв взаимодействия от комму­никации, но исключает и отождествление их: коммуникация органи­зуется в ходе совместной деятельности, «по поводу» ее, и именно в этом процессе людям необходимо обмениваться и информацией, и са­мими действиями.

Психологическое содержание процесса обмена действиями включа­ет в себя три момента: а) учет планов, «созревших в голове другого», и сопоставление их с собственными планами; б) анализ «вкладов» каждого участника взаимодействия; в) осмысление меры включенно­сти во взаимодействие каждого из партнеров. Но прежде чем характе­ризовать каждый из обозначенных психологических процессов, необ­ходимо как-то описать структуру взаимодействия.

В истории социальной психологии существовало несколько попы­ток дать такое описание. Так, например, большое распространение получила так называемая теория действия, или теория социального действия, в которой в различных вариантах предлагалось описание индивидуального акта действия. К этой идее обращались и социологи (М. Вебер, П. Сорокин, Т. Парсонс), и социальные психологи. Все фиксировали некоторые компоненты взаимодействия: люди, их связь, воздействие друг на друга и, как следствие этого, их изменения. Зада­ча всегда формулировалась как поиск доминирующих факторов моти­вации действий во взаимодействии.

Примером того, как реализовалась эта идея, может служить тео­рия Т. Парсонса, в которой была предпринята попытка наметить об­щий категориальный аппарат для описания структуры социального действия. В основе социальной деятельности лежат межличностные взаимодействия, состоящие из единичных действий. Единичное дей­ствие есть некоторый элементарный акт; из них впоследствии склады­ваются системы действий. Каждый акт берется сам по себе, изолиро­ванно, с точки зрения абстрактной схемы, в качестве элементов ко­торой выступают: а) деятель; б) «другой» (объект, на который направлено действие); в) нормы (по которым организуется взаимо­действие); г) ценности (которые принимает каждый участник); д) си­туация (в которой совершается действие). Деятель мотивирован тем, что его действие направлено на реализацию его установок (потребно­стей). В отношении «другого» деятель развивает систему ориентаций и ожиданий, которые определены как стремлением к достижению цели, так и учетом вероятных реакций «другого». Может быть выделено пять пар таких ориентаций, которые дают классификацию возможных видов взаимодействий. Предполагается, что при помощи этих пяти пар можно описать все виды человеческой деятельности.

Эта попытка оказалась неудачной: схема действия, раскрывающая его «анатомию», была настолько абстрактной, что никакого значения для эмпирического анализа различных видов действий не имела. Несос­тоятельной она оказалась и для экспериментальной практики: на основе этой теоретической схемы было проведено одно-единственное иссле­дование самим создателем концепции. Методологически некорректным здесь явился сам принцип ― выделение некоторых абстрактных элементов структуры индивидуального действия. При таком подходе вообще не­возможно схватить содержательную сторону действий, ибо она задается социальной деятельностью в целом. Поэтому логичнее начинать с ха­рактеристики социальной деятельности, а от нее идти к структуре от­дельных индивидуальных действий, т.е. в прямо противоположном на­правлении [Леонтьев, 1972]. Направление же, предложенное Парсонсом, неизбежно приводит к утрате социального контекста, поскольку в нем все богатство социальной деятельности (иными словами, всей совокуп­ности общественных отношений) выводится из психологии индивида.

Другая попытка построить структуру взаимодействия связана с описанием ступеней его развития. При этом взаимодействие расчле­няется не на элементарные акты, а на стадии, которые оно проходит. Такой подход предложен, в частности, польским социологом Я. Щепаньским. Для Щепаньского центральным понятием при описании социального поведения является понятие социальной связи. Она мо­жет быть представлена как последовательное осуществление: а) про­странственного контакта, б) психического контакта (по Щепаньскому, это взаимная заинтересованность), в) социального контакта (здесь это ― совместная деятельность), г) взаимодействия (что определяет­ся как «систематическое, постоянное осуществление действий, име­ющих целью вызвать соответствующую реакцию со стороны партне­ра...»), наконец, д) социального отношения (взаимно сопряженных систем действий) [Щепаньский, 1969. С. 84]. Хотя все сказанное отно­сится к характеристике «социальной связи», такой ее вид, как «взаи­модействие», представлен наиболее полно. Выстраивание в ряд ступе­ней, предшествующих взаимодействию, не является слишком стро­гим: пространственный и психический контакты в этой схеме выступают в качестве предпосылок индивидуального акта взаимодей­ствия, и потому схема не снимает погрешностей предшествующей попытки. Но включение в число предпосылок взаимодействия «соци­ального контакта», понятого как совместная деятельность, во многом меняет картину: если взаимодействие возникает как реализация со­вместной деятельности, то дорога к изучению его содержательной стороны остается открытой. Довольно близкой к описанной схеме яв­ляется схема, предложенная в отечественной социальной психологии В. Н. Панферовым [Панферов, 1989].

Наконец, еще один подход к структурному описанию взаимодей­ствия представлен сегодня в транзактном анализе ― направлении, предлагающем регулировать действия участников взаимодействия че­рез регулирование их позиций, а также учета характера ситуаций и стиля взаимодействия [Берн, 1988].

С точки зрения транзактного анализа каждый участник взаимо­действия в принципе может занимать одну из трех позиций, которые условно можно обозначить как Родитель, Взрослый, Ребенок. Эти пози­ции ни в коей мере не связаны обязательно с соответствующей соци­альной ролью: это лишь чисто психологическое описание определен­ной стратегии во взаимодействии (позиция Ребенка может быть опре­делена как позиция «Хочу!», позиция Родителя как «Надо!», позиция Взрослого ― объединение «Хочу!» и «Надо!»). Взаимодействие эффек­тивно тогда, когда транзакции носят «дополнительный» характер, т.е. совпадают: если партнер обращается к другому как Взрослый к Взрос­лому, то и тот отвечает с такой же позиции. Если же один из участни­ков взаимодействия адресуется к другому как к Взрослому, а тот отве­чает ему с позиции Родителя, то взаимодействие нарушается и может вообще прекратиться. В данном случае транзакции являются «пересека­ющимися». Житейский пример приводится в следующей схеме (рис. 8).

Жена обращается к мужу с информацией: «Я порезала палец» (апел­ляция к Взрослому с позиции Взрослого). Если он отвечает: «Сейчас перевяжем», то это ответ также с позиции Взрослого (I). Если же следует сентенция: «Вечно у тебя что-то случается», то это ответ с позиции Родителя (II), а в случае: «Что же я теперь должен делать?», демонстрируется позиция Ребенка (III). В двух последних случаях эф­фективность взаимодействия невелика [Крижанская, Третьяков, 1990]. Аналогичный подход предложен и П. Н. Ершовым, который, обозна­чая позиции, говорит о возможной «пристройке сверху» и «пристрой­ке снизу» [Ершов, 1972].

Второй показатель эффективности ― адекватное понимание си­туации (как и в случае обмена информацией). В социальной психоло­гии существует много классификаций ситуаций взаимодействия. Уже упоминалась классификация, предложенная в отечественной соци­альной психологии А. А. Леонтьевым (социально-ориентированные, предметно-ориентированные и личностно-ориентированные ситуации). Другие примеры приведены М. Аргайлом и Э. Берном. Аргайл называ­ет в качестве примеров ситуаций официальные социальные события, случайные эпизодические встречи, формальные контакты на работе и в быту, асимметричные ситуации (в обучении, руководстве и пр.). Берн уделяет особое внимание различным ритуалам, полуритуалам (имеющим место в развлечениях) и играм (понимаемым весьма ши­роко, включая интимные, политические игры и т.п.) [Берн, 1988].

Каждая ситуация диктует свой стиль поведения и действий: в каж­дой из них человек по-разному «подает» себя, а если эта самоподача не адекватна, взаимодействие затруднено. Если стиль сформирован на основе действий в какой-то конкретной ситуации, а потом механи­чески перенесен на другую, то, естественно, успех не может быть гарантирован. Различают три основных стиля действий: ритуальный, манипулятивный и гуманистический.

 

Рис. 8. Пример распределения позиций во взаимодействии с точки зрения транзактного анализа

Ритуальный стиль обычно задан некоторой культурой. Его цель ― не изменить другого в общении, а просто подтвердить свое присут­ствие в данной культуре, в данной ситуации, заявить о своей компе­тентности в ней: например, стиль приветствий, вопросов, задаваемых при встрече, характера ожидаемых ответов. Так, в американской куль­туре принято на вопрос: «Как дела?» ― отвечать: «Прекрасно!», как бы дела ни обстояли на самом деле. Для нашей культуры свойственно отвечать «по существу», притом не стесняться негативных характери­стик собственного бытия («Ой, жизни нет, цены растут, транспорт не работает» и т.д.). Человек, привыкший к другому ритуалу, получив такой ответ, будет озадачен, как взаимодействовать дальше. Несоблю­дение ритуала порождает предположение о некомпетентности чело­века, о его неумении соблюдать «правила игры» (например, длитель­ное топтание гостя в прихожей, когда встреча давно уже закончена, может вызвать негативную оценку поведения с точки зрения приня­тых норм).

Что касается использования манипулятивного стиля взаимодей­ствия, то цель при его использовании состоит в намерении управлять, обучать, оказать влияние, навязать свою позицию. Ради осуществле­ния манипуляции применяется широкий набор средств, таких, как от­влечение внимания, перехват инициативы, «эксплуатация» личных ка­честв объекта манипуляции. Широко известен феномен «нога-в-дверях», когда воздействие на партнера оказывается порциями: вначале ему пред­лагается пойти на небольшую уступку, а затем незаметно подчинить его навязанному мнению [Майерс, 1998]. Умение противостоять манипуля-тивному стилю зависит от целого ряда факторов: достаточно высокой самооценки, твердости сложившихся убеждений, умения противосто­ять чужому мнению и т.п. Формированию повышения сопротивляемос­ти манипуляции уделяется большое внимание в практической социаль­ной психологии [Петровская, 1983; Шостром, 1992].

Гуманистический стиль проявляется тогда, когда цель взаимодейст­вия ― не изменение другого, а изменение представлений обоих пар-неров относительно объекта взаимодействия. Относительно же друг друга целью выступает взаимная поддержка. Гуманистический стиль предполагает соответствующее осознание и даже переживание ситуа­ции взаимодействия. Естественно, особое внимание исследованию этого стиля уделяется в гуманистической психологии, в частности, в рабо­тах К. Роджерса.

При использовании каждого стиля применяются разные приемы самоподачи ― от стремления понравиться до запугивания. Нельзя од­нозначно сказать, какой из названных стилей «хорош» или «плох»: в разных ситуациях и при различных позициях участников взаимо­действия возможны разнообразные комбинации стилей поведения. Самым же главным для эффективного взаимодействия остается адек­ватное согласование всех трех компонентов ― позиции, ситуации и стиля.

Важно сделать общий вывод о том, что расчленение единого акта взаимодействия на такие компоненты, как позиции участников, си­туация и стиль действий, также способствует более тщательному пси­хологическому анализу этой стороны общения, делая определенную попытку связать ее с содержанием деятельности.

 

Типы взаимодействий. Существует еще один описательный подход при анализе взаимодействия ― построение классификаций различных его видов. Интуитивно ясно, что практически люди вступают в беско­нечное количество различных видов взаимодействия. Для эксперимен­тальных исследований крайне важно как минимум обозначить неко­торые основные типы этих взаимодействий. Наиболее распространен­ным является дихотомическое деление всех возможных видов взаимодействия на два противоположных вида: кооперация и конку­ренция. Разные авторы обозначают эти два основных вида различными терминами. Кроме кооперации и конкуренции, говорят о согласии и конфликте, приспособлении и оппозиции, ассоциации и диссоци­ации и т.д. За всеми этими понятиями ясно виден принцип выделения различных видов взаимодействия. В первом случае анализируются та­кие его проявления, которые способствуют организации совместной деятельности, являются «позитивными» с этой точки зрения. Во вто­рую группу попадают взаимодействия, так или иначе «расшатываю­щие» совместную деятельность, представляющие собой определенно­го рода препятствия для нее.

Кооперация, или кооперативное взаимодействие, означает коор­динацию единичных сил участников (упорядочивание, комбинирова­ние, суммирование этих сил). Атрибутами кооперации являются такие процессы, как взаимопомощь участников, их взаимовлияние, их вклю­ченность во взаимодействие. Кооперация ― необходимый элемент со­вместной деятельности, порожденный ее особой природой. А. Н. Леон­тьев называл две основные черты совместной деятельности: а) разде­ление единого процесса деятельности между участниками; б) изменение деятельности каждого, так как результат деятельности каждого не приводит к удовлетворению его потребности, что на общепсихологи­ческом языке означает, что «предмет» и «мотив» деятельности не со­впадают [Леонтьев, 1972. С. 270―271].

Каким же образом соединяется непосредственный результат дея­тельности каждого участника с конечным результатом совместной деятельности? Средством такого соединения являются развившиеся в ходе совместной деятельности отношения, которые реализованы преж­де всего в кооперации. Важным показателем «тесноты» кооперативно­го взаимодействия является включенность в него всех участников про­цесса. Поэтому экспериментальные исследования кооперации чаще всего имеют дело с анализом вкладов участников взаимодействия и степени их включенности в него.

Что касается другого типа взаимодействий ― конкуренции, то здесь на обыденном уровне чаще всего предлагаются негативные характе­ристики этого процесса (включающие в себя даже отождествление его с враждой), что и было отмечено в приведенном определении. Однако более внимательный анализ конкуренции позволяет наде­лить его и позитивными чертами. В ряде исследований вводится поня­тие продуктивная конкуренция, характеризуемая как гуманная, чест­ная, справедливая, созидательная [Шмелев, 1997], в ходе которой у партнеров возникает конкурентно-созидательная мотивация. В этом случае во взаимодействии хотя и сохраняется единоборство, но оно не перерастает в конфликт, а обеспечивает лишь подлинную состя­зательность.

Различают несколько степеней продуктивной конкуренции, раз­личающихся мерой такого ее качества, как «мягкость/жесткость»: а) со­ревнование, когда партнер не несет угрозы и проигравший не гибнет (например, в спорте проигравший не выбывает, а просто занимает более низкое место в рейтинге); б) соперничество, когда только побе­дитель оказывается безусловно выигравшим, другой партнер оказы­вается в абсолютном проигрыше (например, ситуация шахматного чемпионата мира), что означает нарушение партнерства, возникно­вение элементов конфликта; в) конфронтация, когда со стороны од­ного участника взаимодействия возникает намерение нанести друго­му ущерб, т.е. соперники превращаются во врагов. Границы между этими степенями, конечно, условны, но важно, что последняя сте­пень непосредственно может перерасти в конфликт.

Конфликт иногда рассматривается как особая форма (или вид) взаимодействия и определяется как наличие противоположных тенден­ций у субъектов взаимодействия, проявляющихся в их действиях. Специ­фика социально-психологического угла зрения на конфликт заключа­ется в одновременном анализе двух составляющих: конфликтной си­туации и ее представленности в сознании участников. Это дало основания для обсуждения важнейшей общетеоретической проблемы конфлик­та ― понимания его природы как психологического феномена. В са­мом деле: есть ли конфликт лишь форма психологического антагонизма (т.е. представленности противоречия в сознании) или это обязательно наличие конфликтных действий [Кудрявцев, 1991.С. 37]. Подробное описание различных конфликтов в их сложности и многообразии по­зволяет сделать вывод о том, что оба названных компонента есть обя­зательные признаки конфликта.

Задачи его изучения могут быть успешно решены лишь при нали­чии адекватной понятийной схемы исследования конфликта. Она фик­сирует как минимум четыре основные характеристики конфликта: структуру, динамику, функцию и типологию конфликтов [Петровская, 1977. С. 128]. Хотя структура конфликта описывается по-разному раз­ными авторами, основные ее элементы практически принимаются всеми. Это ― конфликтная ситуация, позиции участников (оппонентов), объект, «инцидент» (пусковой механизм), развитие и разрешение конф­ликта. Эти элементы ведут себя различно в зависимости от типа кон­фликта. Обыденное представление о том, что всякий конфликт обяза­тельно имеет негативное значение, опровергнуто рядом специальных исследований. Так, в работах М. Дойча, одного из наиболее видных теоретиков конфликта, называются две разновидности конфликтов: деструктивные и продуктивные.

Определение деструктивного конфликта в большей степени со­впадает с обыденным представлением. Именно такого типа конфликт ведет к рассогласованию взаимодействия, к его расшатыванию. Дест­руктивный конфликт чаще становится не зависимым от причины, его породившей, и легче приводит к переходу «на личности», чем и по­рождает стрессы. Для него характерно специфическое развитие, а имен­но расширение количества вовлеченных участников, их конфликтных действий, умножение негативных установок, выражаемых в адрес друг друга, остроты высказываний («экспансия» конфликта). Другая чер­та ― «эскалация» конфликта означает наращивание напряженности, включение ложного восприятия все большего числа как черт и ка­честв оппонента, так и самих ситуаций взаимодействия, рост преду­бежденности против партнера. Понятно, что разрешение такого типа конфликта особенно сложно.

Продуктивный конфликт чаще возникает в том случае, когда стол­кновение касается не несовместимости личностей, а порождено раз­личием точек зрения на какую-либо проблему, на способы ее решения. В таком случае сам конфликт способствует формированию всесторон­него понимания проблемы, а также мотивации партнера, защищаю­щего другую точку зрения ― она воспринимается как более «легитим­ная». Сам факт допущения другой аргументации, признания ее закон­ности способствует развитию элементов кооперативного взаимодействия внутри конфликта, обозначает возникновение эле­ментов дружественной атмосферы и тем самым открывает возможно­сти его регулирования и разрешения.

Способы разрешения конфликта ― важнейшая часть проблемы. Так же как и при коммуникации, большую роль здесь играет обратная связь, т.е. выявление реакции партнера на совершенное действие. Об­ратная связь служит средством регулирования поведения участников конфликта, что особенно проявляет себя при ведении переговоров. Цель переговоров ― достижение соглашения, основной способ ко­торого ― компромисс, т.е. согласие каждой стороны в равной мере отступить от своей прежней позиции с целью их сближения. В осуще­ствлении такой стратегии велика роль посредника или арбитра― пред­ставителя третьей, нейтральной стороны, способствующего успеху переговоров.

Для более четкого понимания стратегии поведения при достиже­нии компромисса в социальной психологии предложена особая схе­ма ― ПОИΡ («постепенные обоюдные инициативы для разрядки на­пряженности»), предложенная Ч. Осгудом. ПОИР предполагает после­довательное проведение каждой из сторон следующих шагов по достижению примирения: «миролюбивое» заявление одной из сто­рон, соответствующий ответ другой стороны, снова ― следующий шаг первой стороны и т.д. Успех может быть достигнут только в случае демонстрации с обеих сторон твердости, но вместе с тем честности и дружелюбия, готовности поддерживать [Майерс, 1997. С. 669―671]. Ес­тественно, что предложенная схема (многократно проверенная в ла­бораторных экспериментах) не обязательно «срабатывает» в реальных условиях, однако может послужить некоторой моделью примирения. Проблема исследования конфликта имеет много практических при­ложений в плане разработки различных форм отношения к нему (раз­решение конфликта, предотвращение конфликта, профилактика его, ослабление и т.д.) и прежде всего в ситуациях делового общения [Бо-родкин, Каряк, 1983; Базаров, Еремин, 2001].

При анализе различных типов взаимодействия принципиально важна проблема содержания деятельности, в рамках которой даны те или иные виды взаимодействия. Так, можно констатировать коопера­тивную форму взаимодействия не только в условиях производства, но, например, и при осуществлении каких-либо асоциальных, про­тивоправных поступков ― совместного ограбления, кражи и т.д. По­этому кооперация в социально-негативной деятельности не обязательно та форма, которую необходимо стимулировать: напротив, деятель­ность, конфликтная в условиях асоциальной деятельности, может оце­ниваться позитивно. Кооперация и конкуренция лишь формы «психо­логического рисунка» взаимодействия, содержание же и в том и в другом случае задается более широкой системой деятельности, куда кооперация или конкуренция включены. Поэтому при исследовании как кооперативных, так и конкурентных форм взаимодействия недо­пустимо рассматривать их вне общего контекста деятельности.

Экспериментальные схемы регистрации взаимодействий. Обозначение двух полярных типов взаимодействий оказывается недостаточным для экспериментальной практики.

Поэтому в социальной психологии существуют поиски и иного рода ― вы­делить более «мелкие» проявления взаимодействия, которые могли бы быть использованы в эксперименте в качестве единицы наблюде­ния. Одна из наиболее известных попыток такого рода принадлежит Р. Бейлсу, который разработал схему, позволяющую по единому пла­ну регистрировать различные виды взаимодействия в группе.

Бейлс фиксировал при помощи наблюдения те реальные прояв­ления взаимодействий, которые можно было увидеть в группе детей, выполняющих некоторую совместную деятельность. Первоначальный список таких видов взаимодействий оказался весьма обширным (на­считывал около 82 наименований) и потому был непригоден для построения эксперимента. Бейлс свел наблюдаемые образцы взаимо­действий в категории, предположив, что в принципе каждая группо­вая деятельность может быть описана при помощи четырех катего­рий, в которых зафиксированы ее проявления: область позитивных эмоций, область негативных эмоций, область решения проблем и об­ласть постановки этих проблем. Тогда все зафиксированные виды вза­имодействий были разнесены по четырем рубрикам:

Область позитивных эмоций	1) солидарность 2) снятие напряжения 3) согласие
Область решения проблем	4) предложение, указание 5) мнение 6) ориентация других
Область постановки проблем	7) просьба об информации 8) просьба высказать мнение 9) просьба об указании
Область негативных эмоций	10) несогласие 11) создание напряженности 12) демонстрация антагонизм

 

Получившиеся двенадцать видов взаимодействия были оставле­ны Бейлсом, с одной стороны, как тот минимум, который необхо­дим для учета всех возможных видов взаимодействия; с другой ― как тот максимум, который допустим в эксперименте.

Схема Бейлса получила довольно широкое распространение, не­смотря на ряд существенных критических замечаний, высказанных в ее адрес. Самое элементарное возражение состоит в том, что никако­го логического обоснования существования именно двенадцати воз­можных видов не приводится, равным образом как и определения именно четырех (а не трех, пяти и т.д.) категорий. Возникает есте­ственный вопрос: почему именно этими двенадцатью характеристи­ками исчерпываются все возможные виды интеракций? Второе воз­ражение касается того, что в предложенном перечне взаимодействий нет единого основания, по которому они были бы выделены: в спис­ке присутствуют вперемешку как чисто коммуникативные проявле­ния индивидов (например, высказывание мнения), так и непосред­ственные проявления их в «действиях» (например, отталкивание дру­гого при выполнении какого-то действия и т.д.). Главный аргумент, не позволяющий придавать этой схеме слишком большого значения, состоит в том, что в ней полностью опущена характеристика содер­жания общей групповой деятельности, т.е. схвачены лишь формаль­ные моменты взаимодействия.

Здесь мы вновь сталкиваемся с острым методологическим вопро­сом: может ли в принципе методика социально-психологического ис­следования фиксировать содержательную сторону деятельности? В тра­диционных подходах подразумевается отрицательный ответ. Более того, в известном смысле эта неспособность рассматривается как отличи­тельная особенность социальной психологии, т.е. включается в опре­деление предмета этой дисциплины, которая, согласно такой точке зрения, и должна исследовать лишь формы взаимодействия, отвечать на вопрос «Как?», но не на вопрос «Что делается совместно?». Отрыв от содержания деятельности получает здесь свою легализацию. Все методики, построенные на основе таких исходных позиций, неизбежно будут апеллировать лишь к формальному аспекту взаимодей­ствия. При отсутствии других методик в определенных границах они могут, естественно, использоваться, но надо помнить, что все они по­ставляют данные лишь относительно одного компонента взаимодей­ствия ― его формы.

Трудность фиксации в эксперименте содержательной стороны вза­имодействия породила в истории социальной психологии тенденцию упростить ситуацию анализа и обратиться преимущественно к иссле­дованию взаимодействия в диаде, т.е. к взаимодействию лишь двух людей. Такого рода исследования, проводимые в рамках теории «диадического взаимодействия», являют собой еще один пример того, насколько даже самое тщательное изучение формы процесса мало дает для понимания его сущности. При изучении «диадического вза­имодействия», а наиболее подробно оно исследовано американски­ми социальными психологами Дж. Тибо и Г. Келли, используется пред­ложенная на основе математической теории игр «дилемма узника» [Андреева, Богомолова, Петровская, 2001]. В эксперименте фигури­руют два узника, находящиеся в заточении и лишенные возможнос­ти общаться. Строится матрица, в которой фиксируются возможные стратегии их взаимодействия на допросе, когда каждый будет отве­чать, не зная точно, как ведет себя другой. Если принять две крайние возможности их поведения: «сознаться» и «не сознаться», то, в прин­ципе, каждый имеет именно эту альтернативу. Однако результат бу­дет различен в зависимости от того, какой из вариантов ответа избе­рет каждый. Могут сложиться четыре ситуации из комбинаций раз­личных стратегий узников: оба сознаются; первый сознается, второй не сознается; второй сознается, а первый ― нет; оба не сознаются. Матрица фиксирует эти четыре возможные комбинации. При этом рассчитывается выигрыш, который получится при различных ком­бинациях этих стратегий для каждого игрока. Этот выигрыш и явля­ется исходом в каждой модели игровой ситуации. Применение в этом случае некоторых положений теории игр создает заманчивую перс­пективу не только описания, но и прогноза поведения каждого уча­стника взаимодействия.

Однако сейчас же возникают многочисленные ограничения, ко­торые влечет за собой применение этой методики к анализу реальных ситуаций человеческого взаимодействия. Прежде всего, как известно, в теории игр рассматриваются игры двух типов: с нулевой суммой и с ненулевой суммой. Первый случай предполагает, что в такой игре выигрыш одного точно равен проигрышу другого, т.е. ситуацию, крайне редко встречающуюся в реальном взаимодействии даже двух участни­ков. Что же касается игр с ненулевой суммой, аналогов которых мож­но найти значительно больше в реальных проявлениях человеческого взаимодействия, то аппарат их значительно сложнее и степень фор­мализации значительно меньше. Не случайно, что их использование в социально-психологических работах встречается довольно редко. При­меняемый же аппарат игр с нулевой суммой приводит к крайнему обеднению специфики социально-психологического взаимодействия людей. В многочисленных ситуациях взаимодействия при разработке стратегий своего поведения люди чрезвычайно редко уподобляются узникам из дилеммы. Конечно, нельзя отказать этой методике в том, что в плане формального анализа стратегий взаимодействия она дает определенный материал, во всяком случае позволяет констатировать различные способы построения таких стратегий. Этим и объясняется возможность применения методики в некоторых специальных иссле­дованиях.