Общение как обмен информацией

(коммуникативная сторона общения)

 

Специфика обмена информацией между людьми. Когда говорят о коммуникации в узком смысле слова, то прежде всего имеют в виду тот факт, что в ходе совместнойдеятельности люди обмениваются между собой различными представлениями, идеями, интересами, настроениями, чувствами, установками и пр. Первоначально этот процесс был непосредственно включен в совместную деятельность, и лишь позже произошло его «выделение» ― так называемая психологическая спецификация, и в этой связи созда­ние специфических средств ― семиотическая спецификация. Набор сведений, которыми люди обмениваются между собой, можно рас­сматривать как информацию, и тогда сам процесс коммуникации может быть понят как процесс обмена информацией. Отсюда можно сделать следующий заманчивый шаг и интерпретировать весь про­цесс человеческой коммуникации в терминах теории информации, что и делается в ряде систем социально-психологического знания. Однако такой подход нельзя рассматривать как методологически кор­ректный, ибо в нем опускаются некоторые важнейшие характерис­тики именно человеческой коммуникации, которая не сводится только к процессу передачи информации. Не говоря уже о том, что при та­ком подходе фиксируется в основном лишь одно направление потока информации, а именно от коммуникатора к реципиенту (введение понятия «обратная связь» не изменяет сути дела), здесь возникает и еще одно существенное упущение. При всяком рассмотрении челове­ческой коммуникации с точки зрения теории информации фиксиру­ется лишь формальная сторона дела: как информация передается, в то время как в условиях человеческого общения информация не только передается, но и формируется, уточняется, развивается.

Поэтому, не исключая возможности применения некоторых по­ложений теории информации при описании коммуникативной сто­роны общения, необходимо четко расставить все акценты и выявить специфику в самом процессе обмена информацией, когда он имеет место в случае коммуникации между двумя людьми.

Во-первых, общение нельзя рассматривать лишь как отправление информации какой-то передающей системой и как прием ее другой системой потому, что в отличие от простого «движения информации» между двумя устройствами здесь мы имеем дело с отношением двух индивидов, каждый из которых является активным субъектом: взаим­ное информирование их предполагает налаживание совместной дея­тельности. Это значит, что каждый участник коммуникативного про­цесса предполагает активность также и в своем партнере, он не может рассматривать его как некий объект. Другой участник предстает тоже как субъект, и отсюда следует, что, направляя ему информацию, на него необходимо ориентироваться, т.е. анализировать его мотивы, цели, установки (кроме, разумеется, анализа своих собственных целей, мо­тивов, установок), «обращаться» к нему, по выражению В. Н. Мясищева. Схематично коммуникация может быть изображена как интер­субъектный процесс (S ― S), или «субъект-субъектное отношение». Но в этом случае нужно предполагать, что в ответ на посланную ин­формацию будет получена новая информация, исходящая от другого партнера. Поэтому в коммуникативном процессе и происходит не про­стое движение информации, но как минимум активный обмен ею.

Главная «прибавка» в специфически человеческом обмене инфор­мацией заключается в том, что здесь особую роль играет для каждого участника общения значимость информации [Андреева, 1981], пото­му что люди не просто «обмениваются» значениями, но, как отмеча­ет А. Н. Леонтьев, стремятся при этом выработать общий смысл [Леон­тьев, 1972. С. 291]. Это возможно лишь при условии, что информация не только принята, но и понята, осмыслена. Суть коммуникативного процесса ― не просто взаимное информирование, но совместное по­стижение предмета. Поэтому в каждом коммуникативном процессе реально даны в единстве деятельность, общение и познание.

Во-вторых, характер обмена информацией между людьми, а не кибернетическими устройствами определяется тем, что посредством системы знаков партнеры могут повлиять друг на друга. Иными слова­ми, обмен такой информацией обязательно предполагает воздействие на поведение партнера, т.е. знак изменяет состояние участников ком­муникативного процесса; в этом смысле «знак в общении подобен орудию в труде» [Леонтьев, 1972]. Коммуникативное влияние, кото­рое здесь возникает, есть не что иное, как психологическое воздей­ствие одного участника коммуникативного процесса на другого с це­лью изменения его поведения или его представлений, знаний о чем-либо. Эффективность коммуникации измеряется именно тем, насколько удалось такое воздействие. Следовательно, при обмене информацией осуществляется двунаправленный процесс ― изменение самого типа отношений между участниками коммуникации, возникновение (или невозникновение) доверия между ними, чего не происходит в «чисто» информационных процессах.

В-третьих, коммуникативное влияние как результат обмена ин­формацией возможно лишь тогда, когда человек, направляющий ин­формацию (коммуникатор), и человек, принимающий ее (реципи­ент), обладают единой или сходной системой кодификации и декодификации. На обыденном языке это правило выражается в словах: «все должны говорить на одном языке». Это особенно важно потому, что коммуникатор и реципиент в коммуникативном процессе постоянно меняются местами. Всякий обмен информацией между ними возмо­жен лишь при условии, что знаки и, главное, закрепленные за ними значения известны всем участникам коммуникативного процесса. Толь­ко принятие единой системы значений обеспечивает возможность партнеров понимать друг друга. Для описания этой ситуации соци­альная психология заимствует из лингвистики термин «тезаурус», обозначающий общую систему значений, принимаемых всеми члена­ми группы. Но все дело в том, что, даже зная значения одних и тех же слов, люди могут понимать их неодинаково: социальные, политичес­кие, возрастные особенности могут быть тому причиной. Поэтому у общающихся должны быть идентичны ― в случае звуковой речи ― не только лексическая и синтаксическая системы, но и одинаковое понимание ситуации общения. А это возможно лишь в случае включения коммуникации в некоторую общую систему деятельности.

Это хорошо поясняет Дж. Миллер на житейском примере. Для нас, по-видимому, существенно провести некоторое различие между ин­терпретацией высказывания и пониманием его, так как пониманию обычно способствует нечто иное сверх лингвистического контекста, связанное с этим конкретным высказыванием. Муж, встреченный у двери словами жены: «Я купила сегодня несколько электрических лам­почек», ― не должен ограничиваться их буквальным истолкованием: он должен понять, что ему надо пойти на кухню и заменить перего­ревшую лампочку.

Наконец, в-четвертых, в условиях человеческой коммуникации могут возникать совершенно специфические коммуникативные барь­еры. Они не связаны с уязвимыми местами в каком-либо канале ком­муникации или с погрешностями кодирования и декодирования, а но­сят социальный или психологический характер.

С одной стороны, такие барьеры могут возникать из-за того, что отсутствует общее понимание ситуации общения, вызванное не про­сто различным языком, на котором говорят участники коммуника­тивного процесса, но различиями более глубокого плана, существу­ющими между партнерами. Это могут быть социальные (политичес­кие, религиозные, профессиональные) различия, которые не только порождают разную интерпретацию тех же самых понятий, употреб­ляемых в процессе коммуникации, но и вообще различное мироощу­щение, мировоззрение, миропонимание. Такого рода барьеры порож­дены объективными социальными причинами, принадлежностью партнеров по коммуникации к различным социальным группам, к различным культурам, и при их проявлении особенно отчетливо вы­ступает включенность коммуникации в более широкую систему об­щественных отношений. Коммуникация в этом случае демонстрирует ту свою характеристику, что она есть лишь сторона общения. Есте­ственно, что процесс коммуникации осуществляется и при наличии этих барьеров: даже военные противники ведут переговоры. Но вся ситуация коммуникативного акта значительно усложняется благода­ря их наличию.

С другой стороны, барьеры при коммуникации могут носить и чисто выраженный психологический характер. Они могут возникнуть или вследствие индивидуальных психологических особенностей об­щающихся (например, чрезмерная застенчивость одного из них [Зим-бардо, 1993], скрытность другого, присутствие у кого-то черты, по­лучившей название «некоммуникабельность»), или в силу сложив­шихся между общающимися особого рода психологических отношений: неприязни по отношению друг к другу, недоверия и т.п. Не случайно в современной социальной психологии специально разрабатываются проблемы лжи [Экман, 2000] и доверия [Скрипкина, 1997]. В этом случае особенно четко выступает та связь, которая существует между обще­нием и отношением, отсутствующая, естественно, в кибернетических системах. Все это позволяет совершенно по-особому ставить вопрос об обучении общению, например, в условиях социально-психологическо­го тренинга, что будет подробнее рассмотрено ниже.

Названные особенности человеческой коммуникации не позво­ляют рассматривать ее только в терминах теории информации. Упот­ребляемые для описания этого процесса некоторые термины из этой теории требуют всегда известного переосмысления, как минимум тех поправок, о которых речь шла выше. Однако все это не отвергает возможности заимствовать ряд понятий из теории информации. На­пример, при построении типологии коммуникативных процессов це­лесообразно воспользоваться понятием «направленность сигналов». В теории коммуникации этот термин позволяет выделить: а) акси­альный коммуникативный процесс (от лат. axis ― ось), когда сигналы направлены единичным приемникам информации, т.е. отдельным людям; б) ретиальный коммуникативный процесс (от лат. rete ― сеть), когда сигналы направлены множеству вероятных адресатов [Бруд-ный, 1977. С. 39].

В современных обществах в связи с гигантским развитием средств массовой информации особое значение приобретает исследование ретиальных коммуникативных процессов. Поскольку в этом случае отправление сигналов группе заставляет ее членов осознать свою при­надлежность к этой группе, постольку в случае ретиальной коммуни­кации происходит тоже не просто передача информации, но и соци­альная ориентация участников коммуникативного процесса. Это также свидетельствует о том, что сущность данного процесса нельзя описать только в терминах теории информации.

Распространение информации в обществе происходит через свое­образный фильтр «доверия» и «недоверия» [Аронсон, 1998. С. 94-104]. Этот фильтр действует так, что абсолютно истинная информация мо­жет оказаться непринятой, а ложная ― принятой. Психологически крайне важно выяснить, при каких обстоятельствах тот или иной ка­нал информации может быть блокирован этим фильтром, а также выявить средства, помогающие принятию информации и ослабляю­щие действия фильтров. Совокупность этих средств называется фасци-нацией, включающей в себя различные сопутствующие средства, вы­полняющие роль сопроводителя информации, создающие некоторый дополнительный фон, на котором основная информация выигрыва­ет, поскольку фон частично преодолевает фильтр недоверия. Приме­ром фасцинации может быть музыкальное, пространственное или цветовое сопровождение ее.

Сама по себе информация, исходящая от коммуникатора, может быть двух типов: побудительная и констатирующая. Побудительная информация выражается в приказе, совете, просьбе. Она рассчитана на то, чтобы стимулировать какое-то действие. Стимуляция в свою очередь может быть различной. Прежде всего, это может быть акти­визация, т.е. побуждение к действию в заданном направлении. Далее, это может быть интердикция, т.е. побуждение, не допускающее, на­оборот, определенных действий, запрет нежелательных видов дея­тельности. Наконец, это может быть дестабилизация ― рассогласова­ние или нарушение некоторых автономных форм поведения или деятельности.

Констатирующая информация выступает в форме сообщения, она имеет место в различных образовательных системах и не предполага­ет непосредственного изменения поведения, хотя косвенно способ­ствует этому. Сам характер сообщения может быть различным: мера объективности может варьировать от нарочито «безразличного» тона изложения до включения в текст сообщения достаточно явных эле­ментов убеждения. В современной педагогике существует дискуссия на тему о том, в какой мере характер информации, сообщаемой учи­телем, должен включать элементы убеждения. Важно, что вариант сообщения задается коммуникатором, т.е. тем лицом, от которого исходит информация.

Средства коммуникации. Речь. Передача любой информации возможна лишь посредством знаков, точнее, знаковых систем. Существует несколько знаковых систем, которые используют­ся в коммуникативном процессе, соответственно им можно постро­ить классификацию коммуникативных процессов. При грубом деле­нии различают вербальную и невербальную коммуникации, использую­щие различные знаковые системы. Соответственно возникает и многообразие видов коммуникативного процесса. Каждый из них не­обходимо рассмотреть в отдельности.

Вербальная коммуникация использует в качестве знаковой систе­мы человеческую речь, естественный звуковой язык, т.е. систему фо­нетических знаков, включающую два принципа: лексический и син­таксический. Речь является самым универсальным средством комму­никации, поскольку при передаче информации при помощи речи менее всего теряется смысл сообщения. Правда, этому должна сопутствовать высокая степень общности понимания ситуации всеми участниками коммуникативного процесса, о которой речь шла выше, а также вни­мательное отношение к тезаурусу. Известно, что использованию речи сопутствуют процессы, препятствующие достижению взаимопонима­ния: возможность использования двух типов значений: денотативных (формальные определения, дефиниции: «молоток» ― инструмент для забивания гвоздей) и коннотативных (связанных с эмоциональными ассоциациями: «молоток» ― нечто тяжелое, холодное); полисемия (многозначное толкование одного и того же слова) и синонимия (исполь­зование разных слов для обозначения одного и того же явления). Ес­тественно, что особое значение эти процессы приобретают в услови­ях межкультурной коммуникации, т.е. при общении представителей двух различных культур.

При помощи речи осуществляются кодирование и декодирование информации: коммуникатор в процессе говорения кодирует, а реци­пиент в процессе слушания декодирует информацию. Способом пода­чи информации при помощи речи является текст. С точки зрения отношения к тексту можно выделить два процесса: «говорение» и «слу­шание» (термины введены И. А. Зимней как обозначение психологи­ческих компонентов вербальной коммуникации [Зимняя, 1991]).

Последовательность действий говорящего и слушающего исследо­вана достаточно подробно. С точки зрения передачи и восприятия смыс­ла сообщения линия К ― С ― Ρ (коммуникатор ― сообщение ― реципиент) асимметрична. Это можно пояснить на схеме (рис. 4).

Рис. 4. Передача и восприятие сообщения

Для коммуникатора смысл информации предшествует процессу кодирования (высказыванию), так как «говорящий» сначала имеет определенный замысел, а затем воплощает его в систему знаков. Для «слушающего» смысл принимаемого сообщения раскрывается одно­временно с декодированием. В этом случае особенно отчетливо прояв­ляется значение ситуации совместной деятельности: ее осознание вклю­чено в сам процесс декодирования; раскрытие смысла сообщения немыслимо вне этой ситуации.

Точность понимания слушающим смысла высказывания может стать очевидной для коммуникатора лишь тогда, когда произойдет смена «коммуникативных ролей» (условный термин, обозначающий «говорящего» и «слушающего»), т.е. когда реципиент превратится в коммуникатора и своим высказыванием даст знать о том, как он рас­крыл смысл принятой информации. Диалог, или диалогическая речь, как специфический вид «разговора» представляет собой последова­тельную смену коммуникативных ролей, в ходе которой выявляется смысл речевого сообщения, т.е. происходит то явление, которое было обозначено как «обогащение, развитие информации».

Важным инструментом этого процесса является обратная связь ― сообщения, которые человек посылает в ответ на сообщения другого [ Соловьева, 1992; Куницына и др., 2001]. В случае вербальной инфор­мации это может выглядеть как переспрашивание, уточнение вопро­сов, выражение желания получить дополнительные сведения и т.п. Такого рода включения в диалог получили название безоценочной об­ратной связи, хотя иногда они могут быть представлены и в виде оценочной обратной связи, либо негативной (содержащей критику или корректировку), либо позитивной (содержащей одобрение или под­держку). В этой связи в диалоге находит свое проявление острая современная проблема толерантности. Здесь она выглядит как со­блюдение норм реагирования на высказывание другого, допущение того, что этот другой имеет принципиально отличную точку зрения. Естественно, ее не обязательно принимать, но надо признавать ее право на существование, допускать ее «непохожесть», возможно, при­слушаться к ней. Диапазон оценок в негативной обратной связи по­этому должен быть под строгим нравственным контролем. В целом же обратная связь способствует «движению» диалога. Это хорошо видно на рис. 5.

 

Рис. 5. Схема диалога

 

Мера известной согласованности действий коммуникатора и ре­ципиента в ситуации попеременного принятия ими этих ролей в боль­шой степени зависит от их включенности в общий контекст деятель­ности. Существует много экспериментальных исследований (в частно­сти, посвященных установлению уровня оперирования совместными значениями употребляемых знаков), в ходе которых выявлялась эта зависимость. Успешность вербальной коммуникации в случае диалога определяется и тем, насколько партнеры обеспечивают тематическую направленность информации, а также ее двусторонний характер. Это связано с характером дистанции, которая устанавливается в ходе ком­муникации, когда один партнер стремится как можно более подроб­но проникнуть в обстоятельства диалога, а другой, напротив, отстра­няется от собеседника [Куницына и др., 2001. С. 49]. Большое значение при этом имеет стиль говорения и слушания. Что касается говоряще­го, то он может с разной степенью внимания относиться к своему стилю: или не придавать ему большого значения, или, напротив, стре­миться подчеркнуть особенности своего стиля, например, умение произвольно изменять его в соответствии с обстоятельствами. Стиль слушающего зависит от его умения (желания) или неумения (нежела­ния) слушать, что тоже в значительной степени обусловливает ус­пешность диалога. Некоторые исследователи выделяют такие стили слушания, как: нерефлексивное слушание (умение молчать), рефлек­сивное слушание (активное использование обратной связи), эмпати-ческое слушание (демонстрация сопереживания) [Куницына и др., 2001. С. 92-94].

Вообще относительно использования речи как некоторой знако­вой системы в процессе коммуникации справедливо все то, что гово­рилось о сущности коммуникации в целом. В частности, и при харак­теристике диалога важно все время иметь в виду, что его ведут между собой личности, обладающие определенными намерениями (интен­циями), т.е. диалог представляет собой «активный, двусторонний ха­рактер взаимодействия партнеров» [Кучинский, 1988. С. 43]. Именно это предопределяет необходимость внимания к собеседнику, скоор-динированность с ним речи. В противном случае будет нарушено важ­нейшее условие успешности вербальной коммуникации ― понима­ния смысла того, что говорит другой, в конечном счете ― понима­ния, познания другой личности [Бахтин, 1979].

Это подтверждает ту мысль, что посредством речи не просто «дви­жется информация», но участники коммуникации, особым способом воздействуя друг на друга, ориентируют друг друга в предмете обсуж­дения и стремятся тем самым достичь определенного изменении по­ведения. Существуют две разные задачи в ориентации партнера по общению, которые А. А. Леонтьев предлагает обозначать как личностно-речевая ориентация (ЛРО) и социально-речевая ориентация (СРО) [Леонтьев, 1975. С. 118], что отражает не столько различие адресатов сообщения, сколько преимущественную тематику, содержание ком­муникации. Само же воздействие может быть понято различно: оно может носить характер манипуляции другим человеком, т.е. прямого навязывания ему какой-то позиции, а может способствовать актуа­лизации партнера, т.е. раскрытию в нем и им самим каких-то новых возможностей.

Особая проблема ― выяснение условий и способов повышения эффективности речевого воздействия. В этой связи достаточно подроб­но исследованы как формы специфических коммуникативных барье­ров, демонстрирующих сопротивление принятию информации, так и способы их преодоления, что и может служить средством повышения эффективности. Перечень барьеров, возникающих в ходе речевой ком­муникации, достаточно велик.

Так, выражением сопротивления принятию информации (а значит, и оказанному влиянию) может быть отключение внимания слушаю­щего, умышленное снижение в своем представлении авторитета ком­муникатора (например, демонстрируемое студентом на скучной, по его мнению, лекции). Задача коммуникатора в этом случае ― суметь каким-то образом привлечь внимание, подтвердить свой авторитет. Другая группа барьеров обозначена как «барьеры непонимания» [Кри-жанская, Третьяков, 1992] ― умышленное или неумышленное «непо­нимание» сообщения: фонетическое (плохая артикуляция говоряще­го, слишком быстрый темп речи); семантическое (использование не­знакомых терминов, так называемого «новояза», жаргона); стилистическое (неудачное структурирование информации, замысло­ватые конструкции фраз, повторы); логическое (неумение выстроить последовательную аргументацию). Соответственно всякий оратор дол­жен обладать умением преодолевать каждый из названных барьеров, совершенствовать манеру подачи материала, достигать адекватности преподносимой информации актуальной ситуации общения.

Совокупность определенных мер, направленных на повышение эффективности речевого воздействия, получила название убеждаю­щей коммуникации, на основе которой разрабатывается так называе­мая «экспериментальная риторика» ― искусство убеждения посред­ством речи. Для учета всех переменных, включенных в процесс рече­вой коммуникации, К. Ховландом предложена «матрица убеждающей коммуникации», которая представляет собой своего рода модель ре­чевого коммуникативного процесса с обозначением его отдельных звеньев. Смысл построения такого рода моделей (а их предложено несколько) в том, чтобы при повышении эффективности воздействия не упустить ни одного элемента процесса. Это можно показать на про­стейшей модели, предложенной в свое время американским журна­листом Г. Лассуэллом для изучения убеждающего воздействия средств массовой информации (в частности, газет). Модель коммуникативно­го процесса, по Лассуэллу, включает пять элементов.

1) Кто? (передает сообщение) ― Коммуникатор

2) Что? (передается) ― Сообщение (текст)

3) Как? (осуществляется передача) ― Канал

4) Кому? (направлено сообщение) ― Аудитория

5) С каким эффектом? ― Эффективность

По поводу каждого элемента этой схемы предпринято много раз­нообразных исследований [См: Майерс, 1997. С. 315-338]. Например, всесторонне описаны характеристики коммуникатора, способствую­щие повышению эффективности его речи, в частности выявлены типы его позиции во время коммуникативного процесса. Таких позиций может быть три: открытая ― коммуникатор открыто объявляет себя сторонником излагаемой точки зрения, оценивает различные факты в подтверждение этой точки зрения; отстраненная ― коммуникатор держится подчеркнуто нейтрально, сопоставляет противоречивые точки зрения, не исключая ориентации на одну из них, но не заявленную открыто; закрытая ― коммуникатор умалчивает о своей точке зре­ния, даже прибегает иногда к специальным мерам, чтобы скрыть ее. Естественно, что содержание каждой из этих позиций задается це­лью, задачей, которая преследуется в коммуникативном воздействии, но важно, что принципиально каждая из названных позиций облада­ет определенными возможностями для повышения эффекта воздей­ствия [Богомолова, 1991].

Точно так же всесторонне исследованы способы повышения воз­действия текста сообщения. Именно в этой области применяется мето­дика контент-анализа, устанавливающая определенные пропорции в соотношении различных частей текста. Особое значение имеют рабо­ты по изучению аудитории. Результаты исследования в этой области опровергли традиционный для XIX в. взгляд, что логически и факти­чески обоснованная информация автоматически изменяет поведение аудитории. Выяснилось (в экспериментах Клаппера), что никакого автоматизма в данном случае нет: в действительности наиболее важ­ным фактором оказалось взаимодействие информации и установок аудитории. Это обстоятельство дало жизнь целой серии исследований относительно роли установок аудитории в восприятии информации.

Легко видеть, что каждое из обозначенных здесь направлений ис­следования имеет большое прикладное значение, особенно в плане повышения эффективности средств массовой информации. Рассмотрен­ная схема играет определенную положительную роль при познании спо­собов и средств воздействия в процессе коммуникации. Однако она и подобные ей схемы фиксируют лишь структуру процесса коммуника­ции, но ведь этот процесс включен в более сложное явление ― обще­ние, поэтому важно и в этой одной стороне общения увидеть его содер­жание. А содержание это состоит в том, что в процессе коммуникации осуществляется взаимовлияние людей друг на друга. Чтобы полностью описать процесс взаимовлияния, недостаточно только знать структуру коммуникативного акта, необходимо еще проанализировать и мотивы общающихся, их цели, установки и пр. Для этого нужно обратиться к тем знаковым системам, которые включены в речевое общение помимо речи. Хотя речь и является универсальным средством общения, она при­обретает значение только при условии включения в систему деятельно­сти, а включение это обязательно дополняется употреблением других ― неречевых ― знаковых систем.

 

Невербальная коммуникация. Обмен информацией возможен не только посредством речи, но и посредством других знаковых систем, которые в своей совокупности составляют средства не­вербальной коммуникации. Истоки знакомства с этими средствами вос­ходят к древности, на что обратил внимание французский просвети­тель XVIII в. Жан-Батист Дюбо, обозначив особую науку НЕМА, представляющую собой «искусство говорить, не раскрывая рта». Так­же достаточно давними являются и представления о хирономии― пра­вилах жестикуляции и умении «читать» жесты.

В современной социальной психологии предлагается полная схема всех знаковых систем, используемых в невербальной коммуникации [Лабунская, 1989]. Основные из них следующие: ]) оптико-кинети­ческая; 2) пара- и экстралингвистическая; 3) организация простран­ства и времени коммуникативного процесса; 4) визуальный контакт. Совокупность этих средств призвана выполнять следующие функции: дополнение речи, замещение речи, репрезентация эмоциональных состояний партнеров по коммуникативному процессу.

Оптико-кинетическая система знаков включает в себя жесты, мимику, пантомимику. В целом оптико-кинетическая система пред­стает как более или менее отчетливо воспринимаемое свойство об­щей моторики различных частей тела (рук, и тогда мы имеем жести­куляцию; лица, и тогда мы имеем мимику; позы, и тогда мы имеем пантомимику). Первоначально исследования в этой области были осу­ществлены еще Ч. Дарвином, который изучал выражения эмоций у человека и животных. Именно общая моторика различных частей тела отображает эмоциональные реакции человека, поэтому включение оптико-кинетической системы знаков в процесс коммуникации при­дает общению нюансы. Эти нюансы оказываются неоднозначными в различных национальных культурах. (Всем известны недоразумения, которые возникают иногда при общении русского и болгарина, если пускается в ход утвердительный или отрицательный кивок головой, так как воспринимаемое русским движение головы сверху вниз ин­терпретируется как согласие, в то время как для болгарской речи это отрицание, и наоборот.) Значимость оптико-кинетической системы знаков в коммуникации настолько велика, что в настоящее время выделилась особая область исследований ― кинесика, которая специ­ально имеет дело с этими проблемами.

Так, например, специальному исследованию подвергаются раз­личные проявления мимики (выявлена связь между проявлением ка­кой-либо эмоции и положением определенной «зоны» лица ― П. Экман), жестикуляции (изучается частота и сила жестов у представите­лей разных культур ― М. Аргайл), поз (выявлены и описаны открытые и закрытые позы, выражающие либо включение в ситуацию, либо доминирование, либо противостояние, специфика походки, «твер­дой» или «тяжелой» ― А. Пиз). Различные проявления мимики, жес­тикуляции и пантомимы выполняют все те функции по дополнению и замещению речи, о которых говорилось выше. Они сигнализируют партнеру по общению об эмоциональном состоянии участника ком­муникативного процесса, о предпочитаемом типе отношений с парт­нером, о желаемом уровне общения.

Паралингвистическая и экстралингвистическая система знаков (иногда обозначаемая как просодика) представляет собой также «до­бавку» к вербальной коммуникации.

Паралингвистика ― это система вокализации, т.е. качество голо­са, его диапазон, тональность. Эти характеристики голоса способствуют выражению эмоционального состояния коммуникатора (гнев сопровож­дается увеличением силы и высоты голоса, резкости звуков; печаль, напротив, ― спадом силы, высоты, звонкости голоса), а также неко­торых характеристик его личности (энергичности, решительности либо неуверенности). Тембр голоса часто ассоциируется с симпатичностью, образованностью человека [Куницына и др., 2001. С. 80].

Экстралингвистика ― включение в речь пауз, других вкраплений, например покашливания, плача, смеха, наконец, сам темп речи. Паузы, например, подчеркивают особую значительность предлагаемого текста, иногда они значат больше, чем сам текст («Слово ― серебро, молча­ние ― золото!»). Все эти проявления увеличивают семантически значи­мую информацию, но не посредством дополнительных речевых вклю­чений, а «околоречевыми» приемами. Проявление этих знаковых систем трудно поддается контролю, поэтому допускает различные интерпрета­ции, в частности, в случае рассогласования названных механизмов со звучащей речью, что используется при исследованиях лжи [Экман, 2000].

Организация пространства и времени коммуникативного процесса выступает также особой знаковой системой, несет смысловую нагруз­ку как компонент коммуникативной ситуации. Так, например, разме­щение партнеров лицом друг к другу способствует возникновению кон­такта, символизирует внимание к говорящему, в то время как окрик в спину также может иметь определенное значение отрицательного порядка. Экспериментально доказано преимущество некоторых про­странственных форм организации общения как для двух партнеров по коммуникативному процессу, так и в массовых аудиториях.

Точно так же некоторые нормативы, разработанные в различных субкультурах, относительно временных характеристик общения выс­тупают как своего рода дополнения к семантически значимой инфор­мации. Приход своевременно к началу дипломатических переговоров символизирует вежливость по отношению к собеседнику, напротив, опоздание истолковывается как проявление неуважения. В некоторых специальных сферах (прежде всего в дипломатии) разработаны в де­талях различные возможные допуски опозданий с соответствующими их значениями.

Проксемика как специальная область, занимающаяся нормами пространственной и временной организации общения, располагает в настоящее время большим экспериментальным материалом. Основа­тель проксемики Э. Холл, который называет ее «пространственной психологией», исследовал первые формы пространственной органи­зации общения у животных.

В настоящее время проблемы проксемики включены в особую об­ласть психологии, получившую название «экологическая психология», или «психология среды». Среди прочих проблем здесь изучаются нор­мы оптимального расположения партнеров по коммуникации, при­ближения к собеседнику, особенности «персонального пространства» и др. Так, предложена особая методика оценки интимности общения на основе изучения организации его пространства: Э. Холл зафикси­ровал, например, нормы приближения человека к партнеру по обще­нию, свойственные американской культуре: интимное расстояние (О― 45 см); персональное расстояние (45―120 см); социальное расстояние (120―400 см); публичное расстояние (400―750 см). Каждое из них свой­ственно особым ситуациям общения. В других культурах эти нормы могут значительно варьировать.

Эти исследования имеют большое прикладное значение, прежде всего при анализе успешности деятельности различных дискуссион­ных групп. Так, например, в ряде экспериментов показано, каким должно быть оптимальное размещение членов двух дискуссионных групп с точки зрения «удобства» дискуссии (рис. 6).

В каждом случае члены команды ― справа от лидера. Естественно, что не средства проксемики в состоянии обеспечить успех или неус­пех в проведении дискуссий; их содержание, течение, направление задаются гораздо более высокими содержательными уровнями чело­веческой деятельности (социальной принадлежностью, позициями, целями участников дискуссий). Оптимальная организация простран­ства общения играет определенную роль лишь «при прочих равных», но даже и ради этой цели изучением проблемы стоит заниматься.

Ряд исследований в этой области связан с изучением специфи­ческих наборов пространственных и временных констант коммуника­тивных ситуаций. Эти более или менее четко вычлененные наборы получили название хронотопов. (Первоначально этот термин был введен А. А. Ухтомским и позднее использован Μ. Μ. Бахтиным.)

 

Рис. 6. Оптимальное размещение участников двух дискуссионных групп

 

Описа­ны, например, такие хронотопы, как хронотоп «больничной пала­ты», «вагонного попутчика» и др. Специфика ситуации общения со­здает здесь иногда неожиданные эффекты воздействия: например, не всегда объяснимую откровенность по отношению к первому встреч­ному, если это «вагонный попутчик». Исследования хронотопов не получили особого распространения, между тем они могли бы в зна­чительной мере способствовать выявлению механизмов коммуника­тивного влияния.

Следующая специфическая знаковая система, используемая в ком­муникативном процессе, ― это «контакт глаз», или визуальное обще­ние. Исследования в этой области тесно связаны с общепсихологичес­ким феноменом в области зрительного восприятия ― движением глаз. В социально-психологических исследованиях изучается частота обме­на взглядами, длительность их, смена статики и динамики взгляда, избегание его и т.д.

Визуальный контакт выполняет многочисленные функции: инфор­мационный поиск, стремление скрыть или обнаружить свое «Я», сиг­нализировать о готовности поддержать и продолжить общение, де­монстрировать степень психологической близости и пр. Как и все не­вербальные средства, контакт глаз имеет значение дополнения к вербальной коммуникации. И так же, как другие средства невербаль­ной коммуникации, его проявления варьируют в различных культу­рах. Так, мера допустимости пристального взора ― «глаза в глаза» ― различается, например, в Великобритании и Японии, различное значение придается такому явлению, как мигание (в США это вызывает одобрение, на Востоке рассматривается как дурная привычка). Число таких примеров можно умножить.

«Контакт глаз» на первый взгляд кажется такой знаковой систе­мой, значение которой весьма ограничено, например, пределами су­губо интимного общения. Действительно, в первоначальных исследо­ваниях этой проблемы «контакт глаз» был привязан к изучению ин­тимного общения. М. Аргайл разработал даже определенную «формулу интимности», выяснив зависимость степени интимности в том числе и от такого параметра, как дистанция общения, в разной мере позво­ляющая использовать «контакт глаз».

Однако позже спектр таких исследований стал значительно шире: знаки, представляемые движением глаз, включаются в более широ­кий диапазон ситуаций общения. В частности, есть работы о роли ви­зуального общения для ребенка. Выявлено, что ребенку свойственно фиксировать внимание прежде всего на человеческом лице: самая живая реакция обнаружена на два горизонтально расположенных круга (аналог глаз). Не говоря уже о медицинской практике, явление это оказывает­ся весьма важным и в других профессиях, например в работе педаго­гов и вообще лиц, имеющих отношение к проблемам руководства.

Для всех четырех систем невербальной коммуникации встает один общий вопрос методологического характера. Каждая из них использу­ет свою собственную знаковую систему, которую можно рассмотреть как определенный код. Как уже было отмечено выше, всякая инфор­мация должна кодироваться, причем так, чтобы система кодифика­ции и декодификации была известна всем участникам коммуника­тивного процесса. Но если в случае с речью эта система кодифика­ции более или менее общеизвестна, то при невербальной коммуникации важно в каждом случае определить, что же можно здесь считать кодом и, главное, как обеспечить, чтобы и другой парт­нер по общению владел этим же самым кодом. В противном случае никакой смысловой прибавки к вербальной коммуникации описан­ные системы не дадут.

Как известно, в общей теории информации вводится понятие «се­мантически значимая информация». Это то количество информации, которое дано не на входе, а на выходе системы, т.е. которое только и «срабатывает». В процессе человеческой коммуникации это понятие можно интерпретировать так, что семантически значимая информа­ция ― это как раз та, которая и влияет на изменение поведения, т.е. которая имеет смысл. Все невербальные знаковые системы умножают этот смысл, иными словами, помогают раскрыть полностью смысло­вую сторону информации. Но такое дополнительное раскрытие смыс­ла возможно лишь при условии полного понимания участниками ком­муникативного процесса значения используемых знаков, кода. Для построения понятного всем кода необходимо выделение каких-то единиц внутри каждой системы знаков, по аналогии с единицами в сис­теме речи, но именно выделение таких единиц в невербальных систе­мах оказывается главной трудностью. Нельзя сказать, что эта пробле­ма решена полностью на сегодняшний день. Однако различные по­пытки ее решения предпринимаются.

Одна из таких попыток в области кинетики принадлежит К. Бёрд-вистлу. Разрабатывая методологические проблемы этой области, Бёрд-вистл предложил выделить единицу телодвижений человека. Основ­ное рассуждение строится на основе опыта структурной лингвистики: телодвижения разделяются на единицы, а затем из этих единиц обра­зуются более сложные конструкции. Совокупность единиц представ­ляет собой своеобразный алфавит телодвижений. Наиболее мелкой семантической единицей предложено считать кин, или кинему (по аналогии с фонемой в лингвистике). Хотя отдельный кин самостоя­тельного значения не имеет, при его изменении изменяется вся струк­тура. Из кинем образуются кинеморфы (нечто подобное фразам), кото­рые и воспринимаются в ситуации общения.

На основании предложения Бёрдвистла были построены своего рода словари телодвижений, даже появились работы о количестве кинов в разных национальных культурах. Но сам Бёрдвистл пришел к выво­ду, что пока построить удовлетворительный словарь телодвижений не удается: само понятие кина оказалось неопределенным и спорным. Более локальный характер носят предложения о построении словаря жестов. Существующие попытки не являются слишком строгими (воп­рос о единице в них просто не решается), но тем не менее определен­ный «каталог» жестов в различных национальных культурах удается описать [Стефаненко, 1999].

Кроме выбора единицы, существует еще и вопрос о «локализа­ции» различных мимических движений, жестов или телодвижений. Нужна тоже более или менее однозначная «сетка» основных зон чело­веческого лица, тела, руки и т.д. В предложениях Бёрдвистла содер­жался и этот аспект; все человеческое тело было поделено на восемь зон: лицо, голова, рука правая, рука левая, нога правая, нога левая, верхняя часть тела в целом, нижняя часть тела в целом. Смысл постро­ения словаря сводится при этом к тому, чтобы единицы ― кины ― были привязаны к определенным зонам, тогда и получится «запись» телодвижения, что придаст ей известную однозначность, т.е. поможет выполнить функцию кода. Однако неопределенность единицы не по­зволяет считать эту методику записи достаточно надежной.

Несколько более скромный вариант, как уже отмечалось, предло­жен для записи выражений лица, мимики. Вообще в литературе отме­чается более 20 000 описаний выражения лица. Чтобы как-то класси­фицировать их и предложена методика, введенная П. Экманом и по­лучившая название FAST ― Facial Affect Scoring Technique. Принцип тот же самый: лицо делится на три зоны горизонтальными линиями (глаза и лоб, нос и область носа, рот и подбородок). Затем выделяют­ся шесть основных эмоций, наиболее часто выражаемых при помощи мимических средств: радость, гнев, удивление, отвращение, страх, грусть. Фиксация эмоции «по зоне» позволяет регистрировать более или менее определенно мимические движения (рис. 7).

 

Рис. 7. Методика FAST (Facial Affect Scoring Technique)

 

Эта методика получила распространение в медицинской (пато­психологической) практике, в настоящее время есть ряд попыток применения ее в нормальных ситуациях общения. Вряд ли можно счи­тать, что и здесь проблема кодов решена полностью.

Другой важной методологической проблемой является проблема интерпретации невербального поведения. По сравнению с речью интерпретировать различные невербальные проявления весьма слож­но. Это обусловлено не только значительными культурными различи­ями, но и такими характеристиками невербального поведения, как его зависимость от ситуации (контекста), многозначность, спонтан­ность, ненамеренность, что обусловлено индивидуальными психоло­гическими характеристиками партнеров, их полом, возрастом, при­надлежностью к разным субкультурам в одной культуре и т.п. Столь же трудным является и умение распознавать согласование и рассогла­сование вербальных и невербальных проявлений (когда слова звучат одни, а жесты, мимика, тональность свидетельствуют совсем о дру­гом). Из-за этого актуальной проблемой при интерпретации невер­бального поведения является проблема доверия/недоверия. Конечно, известную помощь при интерпретации невербального поведения мо­жет оказать внимательное изучение обратной связи, подаваемой парт­нерами по общению. Но вряд ли в каждом коммуникативном акте каждый из партнеров способен хорошо ее фиксировать, поэтому в целом искусство адекватной интерпретации ― достаточно сложное дело, следствием чего является немалое количество драматических событий в человеческой жизни.

Таким образом, анализ всех систем невербальной коммуникации показывает, что они, несомненно, играют большую вспомогатель­ную (а иногда самостоятельную) роль в коммуникативном процессе. Обладая способностью не только усиливать или ослаблять вербальное воздействие, все системы невербальной коммуникации помогают выявить такой существенный параметр коммуникативного процесса, как намерения его участников. Вместе с вербальной системой комму­никации эти системы обеспечивают обмен информацией, который необходим людям для организации совместной деятельности.

 

Литература

Андреева Г. М. Принцип деятельности и исследование общения // Об­щение и деятельность. На рус. и чеш. яз. Прага, 1981.

Аронсон Э. Общественное животное / Пер. с англ. М., 1998.

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. М., 1988.

Богомолова Η. Η. Социальная психология печати, радио и телевиде­ния. М., 1991.

Брудный А. А. К теории коммуникативного воздействия // Теорети­ческие и методологические проблемы социальной психологии. М., 1977.

Зимбардо Ф. Застенчивость / Пер. с англ. М., 1992.

Зимняя И. А. Психология обучения иностранному языку в школе. М., 1991.

Крижанская Ю. С., Третьяков В. П. Грамматика общения. М., 1990.

Кучинский Г. М. Психология внутреннего диалога. Минск, 1988.

Лабунская В. А. Невербальное поведение. Ростов-на-Дону, 1986.

Леонтьев А. А. Психология общения. М., 1997.

Леонтьев А. Я. Проблемы развития психики. М., 1972.

Майерс Д. Социальная психология / Пер. с англ. М., 1997 (Гл. 8).

Пиз А. Язык жестов. Воронеж, 1992.

Скрипкина Т. П. Психология доверия. М.: ACADEMIA, 2000.

Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 1999.

Экман П. Психология лжи / Пер. с англ. М., 2000.

 

 

Глава 6