точны. Возможно, эту мысль многие люди в нашей культуре сочтут нетолерантной, но, од- нако же, это действительно так.
Христианский взгляд на красоту базиру- ется на учении о происхождении этого мира. Бог сотворил мир, который отражает Его сущ- ность, и не только Его невообразимую гениаль-
ность, но и Его величие — Его красоту. Глядя на один лишь порядок и красоту творения, древние греки понимали, что истина, красота и добродетель полностью взаимосвязаны. Это понимание было пре- красно передано богословом Хансом Урсом фон Бальтазаром: «Кра- сота требует, по меньшей мере, столько же смелости и решимости, как и истина и благодетель, и она не позволит отделить себя… от двух своих сестер».18
Красота этого мира говорит о Божьей любви к нам. Он создал вселенную, в которой восходит и заходит солнце, в небе висит блед- ная луна, а нас каждый день вдохновляет сила несущихся в вышине облаков. Бог сотворил мир, в котором мы можем радоваться поляне нарциссов, пугаться крика совы и изумляться способностям маски- ровки у хамелеона. В своем стихотворении «Тигр» поэт Уильям Блейк признает Божью руку в красоте Его Творения:
Тигр, тигр, жгучий страх, Ты горишь в ночных лесах. Чей бессмертный взор, любя, Создал страшного тебя?19
Божьи пути несравнимо выше наших, и все же красота Его тво- рения демонстрирует нам Его любовь.20
Поскольку Оливье Мессиан верил, что красота — это признак Божьей заботы, он в своем творчестве воздал должное любящему Творцу. Его слушатели были гораздо менее сведущи в теории музыки, чем аудитория Кейджа, и все же произведение Мессиана показало
Г Л А В А 2 3
его товарищам по несчастью, что этот мир, в конечном итоге, при- надлежит Богу, а не нацистам, и что законное основание надежды каждого человека лежит в Божьем правлении. Мессиан не предлагал дешевое утешение и не «выражал себя». Кому из его друзей-воен- нопленных это было бы интересно? Языком музыки он передавал им истину, которую они должны были слышать, — истину, являющуюся ключом к счастливой жизни.
 |
Все мы интуитивно понимаем взаимосвязь между красотой и истиной. Спросите у подростка или даже у ребенка поменьше: может ли он описать разницу между хорошим и плохим искусством. Боль- шинство, как я уже отметил ранее, сомневаются в том, что верят в существование абсолютной истины. Я часто предлагаю слушателям представить себе картину, которая привлекает их взгляд, от которой невозможно оторваться — например, морской пейзаж знаменитого художника Уильяма Тернера, изображающий накренившийся под ветром парусник, бороздящий морские просторы. Он настолько реа- листичен, что вы почти ощущаете стремительное движение судна. Краски поблекли от времени, но это не портит впечатление от кар- тины.
Я спрашиваю у юной аудитории: «Можете ли вы, увидев такую картину, сказать, что это — ‘круто’?» Все они кивают головами в знак согласия. Тогда я задаю следующий вопрос: «Если бы вы сегодня по- ехали в Германию и увидели выставку частей тела — огромную на- стенную фреску со свисающими с нее фрагментами плоти, — то вы сказали бы, что это ‘круто’?» На лицах большинства детей сразу же отражается отвращение, и я лишь озвучиваю их мысли: «Нет, вы бы сказали, что это — гадость, верно?» Все кивают головами.
Это понимают даже дети. Есть разница между «крутым» и гад- ким. Существуют абсолюты.
Что-то внутри нас откликается на красоту. Она вдохновляет, ободряет нас — точно так же, как музыка Мессиана воодушевила во- еннопленных в «Шталаге VIII-A» во время Второй мировой войны. Искусство имеет такую силу именно потому, что оно апелли-
рует напрямую к нашим эмоциям наравне с интеллектом — к сердцу и его высшему разуму. Студенты, с которыми я беседовал, сразу же понимали разницу между Кейджем и Мессианом. Кейдж — голый ко- роль от искусства, а Мессиан — маэстро творения, чей труд отражает историю времени с позиций вечности.
Пленяя мысли и будоража воображение, искусство пробуждает нас к созерцанию мира как чуда и затрагивает наши эмоции. Лучшие
С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь
его образцы отражают истину человеческого опыта в его прочувство- ванной целостности.
Искусство указывает на нечто, лежащее за пределами сугубо человеческого, — туда, где, по моему убеждению, находится сам ис- точник красоты. Об этом мы и поговорим в следующей главе.
 |
 |
Глава 24
Написанное на сердце
|
зыкантом — соло-корнетистом Бостонского симфонического оркестра. К сожалению, когда эти музыкальные гены передавались дальше, они благополучно минули и моего отца, и меня. Я не пою даже на цер- ковных собраниях из-за опасения сбить других с тональности.
Если вы подобным же образом обделены в сфере музыки, то, возможно, задаетесь вопросом: почему я привожу здесь все эти рас- сказы о Мессиане и Кейдже? В конце концов,
эта книга посвящена поиску истины и секре- 
там счастливой жизни. Разве обсуждение вы-
сокоинтеллектуальной музыки не уводит нас в сторону от цели?
Но искусство — это вовсе не отвлеченный вопрос, а сама суть той мысли, которую я хочу донести. Оно сталкивает нас с истиной, делая ее реальностью, прочувствованной сердцем.
Бог Творец создал
нас тоже творцами
По сути, наше восприятие красоты — это очень существенный аспект, отличающий нас, как людей. Ни один археолог не обнаружил нору какого-нибудь животного с примитивными настенными рисун- ками вроде тех, которые оставили древние люди. У животных просто нет таких способностей. Только люди неизменно пытаются передать красоту в различных формах и разнообразными способами. Хотя жи- вотные и насекомые могут создавать красоту, как в случае с пауком в камере Ньен Чен, они не делают этого намеренно.
Только человеческая личность и творит, и размышляет над значимостью творения. Причем это относится не только к художни-
С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь
кам. Почти любой вид работы включает в себя элемент творчества, чем бы мы ни занимались: в сфере услуг, продавая страховки, ремон- тируя компьютеры, или же строили дома, конструировали машины или разрабатывали бизнес-системы. Как уже обсуждалось ранее, удовлетворение от работы в значительной мере обязано тому, что мы задействуем воображение, изобретательность и навыки, стараясь делать свое дело хорошо. Упражняясь в собственном творчестве и наблюдая за творчеством других, мы приходим к осознанию Божьего творчества и Его заботы, проявленных при сотворении нашего пре- красного мира. В нас растет подозрение о правдивости утверждений Библии, что мы, человеческие существа, созданы по Божьему образу; что возможности нашего разума и воображения, а также способ- ность бескорыстно любить были дарованы нам Богом, обладающим этими атрибутами в их полном и абсолютном совершенстве. Бог Тво- рец создал нас тоже творцами.
Поскольку источником творчества является наша человеческая сущность, отражающая личность и характер Бога, то искусство обладает невероятной силой пробуждать в нас величайшие жизнен- ные вопросы и побуждать к поиску ответов, которые находятся внутри нас самих. Размышляя над творчеством людей или великого Творца, мы ощущаем могучие импульсы в самом центре нашего ес- тества.
Нуждаясь во вдохновении, я иногда отправляюсь на прогулку по пляжу в пригороде Неаполя, штат Флорида, где я живу. Величие океана всегда производило на меня глубокое впечатление. Мексикан- ский залив — будь то в шторм или в штиль — круглый год представ- ляет собой совершенно восхитительное зрелище. Особенно великолепен он летом. Когда солнце опускается за горизонт, пышные скопления облаков окрашиваются в розовые, серые и голубые тона. Во время прогулок по пляжу я испытываю благоговение, восторг и обретаю вдохновение даже в те дни, когда чем-то обременен. Про- блемы уже не кажутся настолько гнетущими. Стоя на берегу, я раз- деляю чувства шотландского альпиниста Уильяма Мюррея, описавшего свою невыразимую радость от созерцания величествен- ных горных пиков, как один из «мимолетных взглядов на красоту, которую все познавшие ее вынуждены назвать истиной».1
Известный философ Жак Маритен назвал красоту «метафизи- ческой приманкой».2 Она ведет нас к размышлению о своем источ- нике. Откуда берется красота? Почему вид океана так волнует нас? Почему он вызывает чувство неосознанного томления о чем-то за пределами нашего земного опыта, — о чем-то большем, превосходя- щем все наши познания в этой жизни? Писатель и ученый Клайв Льюис считал, что наиболее вероятное объяснение нашего стремле-
Г Л А В А 2 4
ния, которого не может удовлетворить никакой опыт в этом мире, заключается в том, что мы были сотворены для иного мира.
Красота этого мира побуждает нас задаться вопросом: «Не создал ли нас тот самый ‘бессмертный взор’, который создал тигра?» Мы размышляем, есть ли у этого Творца цель для нас в земной жизни — и даже за ее пределами. Красота Божьего творения излучает обещание. Возможно, кому-то подобные размышления по- кажутся странными, но любое исследование истории и литературы говорит об универсальности таких вопросов. Вот почему мы не можем пройти по жизни без «божественного беспокойства», как его назвал Эммануэль Мунье. Комментируя взгляды Мунье, Ло- ренцо Альбасете отметил: «В самом деле, нашу жизнь по-настоя- щему человеческой делают те бесконечные вопросы перед лицом Тайны, перед ‘чем-то большим’, сколько бы нам ни было лет — три или девяносто. Эти вопросы дают нашему сердцу бодрствовать, по- знавая окружающий мир, и позволяют смотреть даже на обыденные вещи с тем же удивлением и восторгом, как в тот момент, когда мы увидели их впервые».3
Французский математик и
философ Блез Паскаль сказал: 
«У сердца есть доводы, которые неведомы разуму».4 Он подразу- мевал, что наша человеческая природа, как целое, способна постигать истины, выходящие за рамки понимания одного лишь разума. Она включает в себя не только интеллект, но и эмоции,
