Святость, по происхождению и назначению, важность, по действительной пользе, молитвы за умерших делают ее благотворною для умерших и живых.
Святость сей молитвы открывается из ее происхождения как средства, данного Самим Богом человеку для ходатайства пред Ним друг за друга и из ее высокого назначения спасения умерших чрез живых. Бог хочет, чтобы в деле спасения непременно участвовал и человек. Не просто дается Царствие Небесное, но только для ищущих его и себе и ближнему. Вот участие человека в деле его спасения. Молитвою за умерших живые принимают святое участие в деле спасения умерших, молятся за них и тем подвигают всеблагого Бога на милость к умершим; дается милость умершим по испрошению живых.
Ходатайствуя за умерших, живые являются исполнителями заповеди о любви, и как исполнители заповеди делаются участниками небесных наград. Молитвы за умерших доставляют спасение живым, ибо настраивают душу к небесному и отвлекают ее от временного, суетного, согревают сердце чистейшею любовию к Богу, наполняют его заповеданною памятью о смерти и потому уклоняют от зла; дают силу воздерживаться от произвольных грехов и сообщают великодушное и радостное терпение скорбей, растворяемых надеждою будущего — неземного. Молитвы за умерших располагают души живых к исполнению заповеди Христовой — готовиться к исходу на всякий час. Кто сам приготовляется к исходу постоянно, тому смерть становится не ужасною, а радостною, как переход к покою, обещанному работающим Господу. Исход, растворенный верою в Иисуса Христа, радостен как полный надежды радостной встречи со своими близкими сердцу, для спасения которых было употреблено все зависящее от нас. Вот как велика польза от сих молитв для живых.
В) Современность молитвы за умерших
Дух, который не исповедует Иисуса Христа как Сына Божия, на землю во плоти пришедшего, родившегося от Пресвятой Девы Марии, — такой дух от диавола. Догмат искупления человечества Иисусом Христом есть догмат христианский.
Есть понятия, принадлежащие всему человечеству на всех его ступенях развития, во все времена и повсюду, начиная от первого человека, например понятия и стремления к высшему Существу, мысль о бессмертии, надежда на лучшую загробную жизнь, потребность умилостивления оскорбленного Божества. Эта нужда духовно-нравственного существа в умилостивлении Бога открылась с первым человеком: Каин и Авель приносят жертвы Богу; весь род человеческий чувствует необходимость сего и разнообразными жертвами умоляет Бога как о пребывающих на земле, так и о перешедших в загробный мир. Стремление к умилостивлению верховного Существа — Бога заключено в духовно-нравственной природе человека. Оно естественно падшей душе. Естественна душе любовь; следовательно, естественно и умилостивление Бога не только о себе, но и о всех членах духовно-нравственного царства, где бы они ни находились: здесь, на земле, или там — за гробом.
Только верующему все возможно, только верующий спасется — слова Господни, слова, оправданные на опыте. Без веры нет спасения. Знание человеческое не может быть безгранично. Не решив своих гордых вопросов, ум человеческий, чуждающийся указаний Откровения, обращается к отрицанию того, что, например, составляет тайну будущего загробного. Какая причина побуждает некоторых умствователей отвергать заупокойную молитву, сомневаться в истине, пользе и необходимости ее? Не есть ли это знак души, на которой сбывается предсказанное уменьшение, а быть может, уже и совершенное отсутствие веры и любви? Ежели само слово Божие свидетельствует, что все согрешили, все повинны, что только безгрешен один Бог, что Бог не хочет смерти грешника, что прирожденная и заповеданная Иисусом Христом любовь, стремящаяся всею своею силою доставить спасение ближнему своему, и в особенности дорогому и близкому нашему сердцу, то, после всего сказанного, есть ли в сердцах таких высокоумных гордецов любовь к ближнему и вера в нашего Спасителя?
Есть лжеучители, которые говорят, что заупокойная молитва напрасна потому, что там уже душа получает то, что здесь себе приготовила. Какое ужасное жестокосердие, помрачение ума и высшая гордость! Как сердце, полное любви, сердце, которому дано право молиться за других членов Церкви, составляющей одно духовное тело, может быть равнодушно к загробной участи своего друга? Что может остановить его от слез, от молитвы за участь умершего? Оно готово на все, на все самопожертвования, да только исполнятся его доброжелания. И это нисколько не противоестественно. Молитва и вообще всякое доброе дело никогда не могут быть бесплодны. Ежели нам говорят, что умерший — грешник, то потому-то я и молюсь о нем, да спасется, ибо сказано: "просите и дастся вам", а я прошу того, что приятно Богу, хотящему всех спасти. А ежели предмет молитвы согласен с волею Божиею, то, разумеется, моя молитва, совершаемая в простоте сердца, с совершенною преданностию Богу, не может быть бесполезна, ежели только умерший был грешный христианин, а не отступник от Христа. Я знаю, что мой усопший грешен, потому что верую слову Божию, свидетельствующему: "Не оправдится пред Тобою (Богом) всяк живый" (Пс. 142, 2), и верховный апостол Павел, избранный сосуд Святаго Духа, называл себя окаянным (Рим. 7, 24), и богодухновенный пророк и царь Давид не называл себя человеком, а червем! Что же после этого, кто из смертных может похвалиться своею праведностию пред Богом? Вам скажут, мало того, что ваш умерший был грешен и, отходя от сей жизни, быть может, не принес и надлежащего покаяния! Ответим: кто же из нас, как живых, так равно и из отшедших от земной жизни, принес достойное покаяние? Сила, степень покаяния, которое есть дар Божий, не может быть известна человеку. Она известна только единому сердцеведцу — Богу. Ежели Сам Бог свидетельствует, что и праведнику трудно оправдаться на суде, значит, не было совершенного покаяния. Только благодать восполняет недостающее у кающихся, по мере желания их каяться; "вси согрешиша, и лишени суть славы Божия" (Рим. 3, 23).
Не тело, но душа — виновница всей деятельности человека, как доброй, так и злой, как видимой, так и невидимой. Ежели душа чего не захочет, то никакое принуждение тела, как бы оно ни было сильно и продолжительно, не исполняется. Тело в таком случае является для души только видимым орудием исполнения ее воли, орудием внешней, видимой деятельности человека. Из всех действий души одно самое сильное и могущественное по действию — молитва, которою человек совершает дела сверхъестественные. Эта истина непонятна тем, которые совершенно никогда и нисколько не упражнялись в ней. Молитва — действие невидимое, духовное. Не всегда человек может объяснить себе, как происходят некоторые явления, преимущественно в области духовной; например, каким образом действие молитвы может простираться из видимого мира в другой, невидимый? Но объясните, каким образом молитвенное действие одной души, пребывающей в теле, благотворно влияет на другую душу, тоже еще пребывающую на земле в теле, производя в ней то состояние, которого молитвенно желала первая душа? Повседневные опыты доказывают сию истину. Вы молитесь о близких вашему сердцу (берем пример, по всей вероятности, испытанный всеми) и видите исполнение вашего желания: больной выздоравливает, отсутствующий извещает о себе письменно и т. д.
Ежели на душе, находящейся в другой части света, совершились ваши молитвенные желания, то что же препятствует сбываться вашим законным желаниям и на душе, и в загробном мире, составляющем только часть общего дома нравственных существ? Действие молитвы на душу одинаково, где бы она ни была; но как совершается само действие молитвы, это выше познания, это предмет веры — "просите и дастся вам". Совершилось желание печальных родителей острова Кипра о плененном их сыне и почитаемом уже мертвым в Персии. Желание совершилось, однако чувственно сего не видели; но в истине убедились потом, при личном свидании. Так точно и мы некогда убедимся в исполнении наших молитвенных желаний относительно спасения усопших наших при личном свидании с ними в свое время; пожнем плоды молитв наших, когда услышим от них о постепенном улучшении их загробного состояния, происшедшего от нашей к ним любви, от молитвы за них к Богу и вообще от благотворения в память их. Сомневаться в действии молитвы живых за умерших — значит сомневаться и в действии молитвы за отсутствующих. При таком сомнении является напрасною вообще молитва за ближнего. Вот к какой неестественности приводит человека плотское мудрование. Где же поэтому божественная, прирожденная душе любовь?
Ежели истина — существование врага добра, то, разумеется, невыносимо для него добро, делаемое человеком. Уничтожить, сделать сомнительным основания добродетели — средство диавола, желающего сделать своим участником и человека. Помните ту ложь, которую он говорил Еве в раю: "Не верьте... но вкусите"? Не из Священного ли Писания отец лжи брал слова, которыми искушал Самого Бога Иисуса Христа в пустыне? Обмануть — вот цель диавола. Молитва за перешедших в загробный мир как одна из великих добродетелей имеет своих противников, неразумно и неосновательно, под влиянием того же врага принимающих некоторые места Священного Писания, как, например, "Бог воздаст каждому по делам его"; принимая их буквально и не зная настоящего значения сих слов Священного Писания, они уничтожают тем самым заповедь Иисуса Христа о любви. Не есть ли это то же самое, что говорил некогда диавол в раю: "Не верьте!" Следовательно, напрасно уже и молиться об отшедшем. Не молиться значит не иметь любви; а ежели любовь есть, то как же может замолчать любящее сердце? Вот чего хочет диавол: чтоб мы не любили перешедших в загробный мир. Ежели же душа по его внушению, чего не дай Бог никому, заглушит божественную любовь, то не самому ли диаволу будет подобна, не с ним ли будет заодно? Без любви все добродетели теряют свое достоинство. Можно ли забыть любимого нами и Господом и не молиться о нем, как того желает враг истины, забыть того, кого любит Бог? Не молиться за возлюбленных Господом Иисусом Христом, требующим воли. Враги истины, враги всякой добродетели были, есть и будут, а следовательно, и молитва за перешедших в загробную жизнь имела, имеет и будет до конца иметь их. Святой Иоанн Дамаскин, защищая сию истину — заупокойную молитву, с прискорбием говорил о противниках ее, сообщниках диавола, для которого все добрые и богоугодные дела и мысли составляют мучение и терзание, который уязвляется братолюбием, раздирается верою, умерщвляется упованием, поражается милосердием; сей беззаконный внушал некоторым странную, нелепую и Божественным законам совершенно противную мысль, будто все богоугодные дела, совершаемые по смерти, не приносят никакой пользы усопшим; ибо, говорят, в Писании сказано: "Затвори Бог окрест их" (Иов 3, 23); "Приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла" (2 Кор, 5, 10); "Во аде кто исповестся Тебе?" (Пс. 6, 6); "Иже воздаст коемуждо по делом его" (Рим. 2, 6); "Еже аще сеет человек, тожде и пожнет" (Гал. 6, 7). Вот с первых времен Церкви Христовой сии и подобные места стали некоторыми, как выражается сам Дамаскин, "мудрецами", злоупотребляться. Так: "воздаст коемуждо по делом его" и "всяк пожнет, что посеял" и сим подобные изречения, без сомнения, относятся ко Второму пришествию Господа судить живых и мертвых, ибо тогда уже не будет никакой помощи и всякое моление будет не действенно. С наступлением страшного дня судного окончится то время, которое предназначалось человеку для приобретения себе и ближнему спасения. Время и способы миновались. Святой Иоанн Дамаскин, относя сии и подобные изречения к окончанию мира, говорит, что "сии слова действительно осуществятся на душах беспечных. Где тогда найти бедных? Где — священнослужителя? Нет места молитве и милостыне. Итак, до наступления сего часа будем помогать друг другу и любящему братство, человеколюбивому и милосердующему о душах Богу приносить жертвы братолюбия".
ЧАСТЬ 4. ЗАГРОБНАЯ ЖИЗНЬ.
