Вот в чем дело. Иван Афанасьевич Пращев и его денщик Наум Середа были в походе в Польскую войну 1831 года. За несколько времени до 14 мая 1831 года в их лагере находились цыгане, и вот молодая цыганка предсказывает обоим, Пращеву и Середе, смерть в 14 мая. Простодушный Середа принял предсказание хладнокровно и прибавил: "Да будет воля Божия", но сердце молодого Пращева заразилось смущением. Действительно, в предстоящее 14 мая смертельно ранили Середу, и умирающий просил Пращева переслать находящиеся при нем три золотых матери.
— С любовию непременно исполню твое прошение, и не только сии три золотых, но и от себя еще прибавлю за твою услугу, — ответил Пращев.
— Чем же я вас, ваше благородие, возблагодарю? — прибавил умирающий.
— Так как нам цыганка предсказала смерть на 14 мая, и ты действительно умираешь, то приди ко мне из загробного мира в тот день, в который я должен умереть.
— Слушаюсь, — отвечал Середа и вскоре умер. Пращев не забывал предсказание цыганки, и каждое 14 мая было для него как бы днем перехода в загробный мир, и обещание Середы известить о дне смерти побуждало его в сей день служить панихиду по убиенном воине Науме.
Ровно через 30 лет в первом часу ночи наступившего 14 мая 1861 года, пользуясь превосходною погодою, сам Пращев, его жена, дочь, племянник и жених дочери были в саду; собака, постоянно бывшая при Иване Афанасьевиче, вдруг бросилась вдоль по аллее, как обыкновенно бывает, когда собака завидит чужого. За нею последовал Пращев — и что же: он видит подходящего к нему Середу!
— Разве 14 мая? — хладнокровно спросил Пращев пришедшего с того света.
— Так точно, ваше благородие, я пришел исполнить ваше приказание; день вашей смерти наступил! — ответил неземной гость и скрылся.
Пращев немедленно, вопреки своему семейству, приготовился по-христиански к исходу: исповедался, причастился Святых Таинств, сделал все нужные распоряжения и ждал смерти. Но смерти не было. Было 11 часов вечера 14 мая. Пращев со своими был в саду. Раздался женский голос, и у ног Ивана Афанасьевича как у своего помещика просила защиты жена повара, гнавшегося за нею. Повар был пьян, и в таком состоянии он обыкновенно считал жену изменницею и наносил ей побои. Повар подскочил к Праще-ву и большим поварским ножом нанес ему в живот смертельную рану, от которой за несколько минут до 12 часов ночи, следовательно, еще 14 мая скончался Иван Афанасьевич, извещенный о своей смерти Середой, уже 30 лет жившим в загробном мире (Нива, 1880 год, №№ 15, 16 и 17).
Подобное же явление души умершего живому случилось в Италии в XVI веке. Вот как это было: «Двое известных ученых Италии XVI века, Меркати и Марсилий, имели различные понятия о бессмертии души; один полагал, что душа, разлучаясь с телом, остается в бездействии и сне до дня судного, до восстания мертвых; другой, напротив, утверждал, что бездействия в природе нет и что поэтому душа непременно должна до достижения конечной своей цели переходить в другие живые тела. Чтоб убедиться, кто прав, Меркати и Марсилий, бывшие в тесной между собою дружбе, произнесли страшную клятву и условились, что тот из них, кто прежде умрет, непременно должен явиться к другому и объяснить ему предмет несходства их мыслей, если только это возможно. Раз ночью, когда Меркати, в Риме, был углублен в занятия, от услышал три сильных удара в свою дверь. Он встал с места и, отворив окно, увидел у подъезда всадника, закутанного в белый плащ. 'Ты прав, друг мой!" — закричал тот изумленному ученому, в тот же миг поворотил коня и, как вихрь, исчез в тумане. Два дня спустя Меркати получил известие, что в тот день и час друг его Марсилий умер во Флоренции» (журнал "Северная звезда", 1877 г., № 9, с. 180).
Ежели говорить языком современного неверия XIX века, то действительно по временам бывают чудные вещи и по своей сущности таинственные. Ежели же иногда причину таинственного события полагают в слепом случае, то, рассматривая ближе и внимательнее произведение случая, нельзя не заметить в нем еще мало известные нам законы психической жизни. Не было до сих пор примера, чтобы материя и случай производили жизнь и сознание. Вот факт, описываемый в московской газете Гатцука в № 1, 1883 год, с. 7.
Действующие лица сего таинственного случая — два друга: умерший Князев и живой Побединский. Князев и Побединский после многолетней искренней дружбы должны были расстаться, ибо Побединский отправился в поход во время польского восстания. При дружеском расставании Побединский говорит: "Ежели уже не увидимся более здесь, то все-таки увидимся — там!" — "Нет, я не умру, прежде чем не прощуся с тобой", — возразил Князев. Друзья расстались. После нескольких лет разлуки Побединский, взяв отпуск, отправился из Варшавы к своему другу Князеву, и что же — встречает его уже мертвым, лежащим на столе. Когца наступил вечер, приезжему гостю отвели для ночлега кабинет покойного. Что случилось с Побединским в эту ночь, помещаем его собственный рассказ.
«Я задремал, но это не была приятная дрема после усталости, а какое-то тяжелое забытье. Я слышал, как кругом воцарилась тишина, и только голос дьячка нарушал ночное безмолвие. Часов около двенадцати меня разбудили чьи-то шаги. Я быстро обернулся, стал прислушиваться: шаги раздавались все ближе... и вдруг в дверях между портьерами показалась высокая фигура моего друга.
И клянусь вам, это не была игра воображения. Он стоял, вытянувшись во весь рост, тусклые глаза его бесцельно смотрели куда-то в стену. У меня встали дыбом волосы... кричать не мог... голос отказался повиноваться... Тусклый свет лампады прямо падал на лицо мертвеца и придавал ему какое-то страшное выражение. Но вот мертвец зашевелился... сделал еще несколько шагов, повел глазами по всей комнате и остановил их на мне. До конца моей жизни я не забуду этого взгляда. Мертвенно-бледное, до сих пор неподвижное лицо покойника преобразилось, точно теплота и свет разлились по нему, потухшие глаза вспыхнули, даже на бледных губах показалась улыбка, а слишком знакомый голос ясно произнес: "Побединский! Друг мой! Тебя ли я вижу?" И мертвец бросился ко мне, стал сжимать меня в своих объятиях. Напрасно употреблял я все усилия, чтобы освободиться от этих страшных объятий: губы мертвеца касались моих губ, худые пальцы, точно клещи, впивались в мое тело... После тщетных усилий освободиться и под влиянием страха, о котором нельзя дать точного понятия, я лишился чувств...