Примеры отрицания ответственности

В какой мере безответственность прихожанина осложняет его взаимоотношения с пастырем?

Довольно распространенный вариант безответственного по отношению к пастырю, к его времени и вниманию, поведения: под видом «духовной беседы», Исповеди, разговора о молитве и старцах, к которым так хотелось бы поехать; человек хочет «урвать» хотя бы десять минут обычного человеческого участия со стороны батюшки. Он как бы просит: «Ну позанимайтесь мною хоть немножко! Ну хоть поругайте меня за что-то, в крайнем случае».

Это знакомо каждому приходскому священнику... По-своему, это глубоко несчастные люди: им не хватает человеческого общения в семье, среди знакомых. Но, увы, к сожалению, у таковых людей главный фокус их внимания направлен на самих себя, на то, чтобы получать внимание и любовь, а не на то, чтобы, наполнив любовью себя, со временем отдавать ее другим, что свойственно ответственным людям. Ведь только отдавая внимание и любовь, можно почувствовать, как много любви и благодарности получаешь в ответ.

Как правило, у людей безответственных (и мы об этом говорили) и друзей-то не бывает, потому что дружба, любовь, серьезные человеческие отношения предполагают ответственность. А если человек избегает ответственности, то, в конечном счете, он остается один. Нередко он пытается заполнить это одиночество, компенсировать отсутствие друзей и собеседников общением с пастырем, считая, что пастырь, священник никуда от него не денется. Он, по крайней мере, "по должности", обязан его выслушивать. Таких людей жалко.

Неоправданно-высокое притязание человека на время и на общение со священником очень часто оказывается болезненным для ситуации в целом, для других людей, которые окружают батюшку. Духовник, пастырь не может принадлежать одному-единственному нуждающемуся в нем человеку; у многих священников часто даже на себя не хватает времени. Некоторые окормляемые духовником люди, поняв, что батюшка уже не реагирует на их попытки манипулирования собою посредством навязывания тех или иных ролевых отношений, переходят с ласкового, заискивающего тона на строгость и конкретность, обвиняют его в том, что у них «плохие нервы», с ними так бессердечно обращаться нельзя, они и так в жизни довольно натерпелись...

Такие люди чаще всего, в конечном итоге, разрушают всякие отношения с духовником и со своим приходом или с монастырем (если речь идет о монашествующих). Эта ситуация очень сложная. Возможно, осознав свои неправды, человек вернется к своему пастырю, но после того, как разбиты самые первые, глубокие и доверительные отношения, гораздо труднее обрести хотя бы «дипломатические».

Каждый из нас переживал состояние духовного младенчества, нам казалось, что по любому вопросу нам необходимо благословение... Но люди должны взрослеть. К сожалению, нередко сами священники на долгое время удерживают людей в состоянии духовного младенчества:

«Гипертрофию послушания, совершенно затмевающего все прочие христианские добродетели, иные духовные руководители довели до абсурдных размеров. Без "благословения" у батюшки ни шагу ступить, ни слова сказать. Причем только у "своего" батюшки: он-то истинный, он православный, а остальные — как знать, как знать: мало ли в наше антихристово время тайных предателей.

Испуг перед происходящими в обществе бурными изменениями, резко возросшая социальная незащищенность большинства верующих создают питательную среду для развития эскапистских настроений, для роста духовного изоляционизма. В таких условиях все большим спросом у "духовных чад", упорно не желающих взрослеть, стала пользоваться крайне авторитарная модель духовного руководства, освобождающая от необходимости делать трудный выбор, а вместе с тем — и от всякой ответственности за свои поступки. Жениться или не жениться, и если жениться, то на ком; устраиваться на работу или увольняться с нее; учиться или не учиться (как правило, не учиться: для спасения это в лучшем случае лишнее) — все эти вопросы готов решать батюшка. Не согласиться с его решением — тягчайший грех, чуть ли не хула на Духа Святого, которая не простится ни в сем веке, ни в будущем.

Иные монастырские "старцы" (нередко весьма юного возраста) оказались любителями во всех подробностях выпытывать у замужних женщин детали их интимных взаимоотношений с супругами; с ужасом бедные жертвы узнавали, что все это — грех, грех и грех, после чего еще получали свою порцию жесточайших епитимий. Хуже всего приходится тем, кто еще в советские времена вступил в брак без церковного венчания: теперь попробуй затащи под венец неверующего супруга, а без этого жить с ним нельзя: батюшка не велит.

Конечно, священников здравомыслящих, скромных и достаточно критически относящихся к собственной персоне в Русской Церкви куда больше, чем подобных самоуверенных и немилосердных пастырей. Однако сколько зла может принести каждый из последних, сколько исковерканных судеб оставить за собою!

Итак, я полагаю, что пожизненным чадам, всегда учащимся и никогда не могущим дойти до познания истины (2Тим. 3, 7), пора бы поскорее становиться взрослыми. А батюшкам — более смиренно оценивать свое место в Церкви и учиться жить в дружеском согласии с выросшими детьми. Иначе наши миряне — за радостными, но, увы, скорее редкими исключениями — никогда не станут настоящими помощниками своих священников и не начнут сознавать, что Церковь — это и все они». [39]

Итак, задача священника — воспитание ответственности, чтобы люди не отнимали времени ни у священника, ни у других прихожан по пустяковым вопросам, которые можно и нужно решить самостоятельно.

Еще несколько примеров отрицания ответственности. Человек объявляет себя невинной жертвой обстоятельств, к чему особенно склонны истеричные люди; иногда они — «жертвы» неправильного воспитания («Виноваты родители, неправильно меня воспитавшие, а поэтому я не отвечаю за свои действия и поступки!»), хотя на самом деле они сами и провоцируют возникновение вокруг себя различных неблагоприятных обстоятельств. Вспоминается один послушник, который все свои срывы, различные формы грехопадений, включая алкоголизм, объяснял тем, что у него было «плохое детство», «жестокий отец», не видя, что виной происходящего с ним был исключительно он сам, его нежелание осознать самого себя причиной плохих отношений с другими людьми.

Конечно, тяжелое детство, неправильное воспитание накладывают определенную печать на характер человека, на его душевное состояние. Но, тем не менее, это никогда не снимает с человека ответственности, потому что при одних и тех же равных условиях формируются и люди, умеющие отвечать за свои поступки, умеющие ответственно относиться к жизни, принимать решения и двигаться к своим жизненным целям, и люди, которые оказываются ни на что не способными, именно потому что не хотят принимать на себя ответственность, обвиняют в своих неудачах кого-то другого, не желая понять, что в принципе они сами могли бы очень многое сделать и очень многое исправить.

Стоит отдельно отметить, что некоторые люди буквально притягивают к себе неприятности, несчастья, у них постоянно что-то случается, вокруг них постоянно происходит что-то нехорошее. Они считают, что у них «такая судьба», кто-то в этом виноват, они жертвы определенных обстоятельств и т.д. На самом деле, эти люди сами так все устраивают, притягивая разные неприятности и несчастья. И может быть, причина — нежелание принимать решения, нежелание активно бороться с обстоятельствами, преодолевать их.

Бывает, такие «невинные жертвы обстоятельств» находят себе двух духовников (обычно разного внутреннего устроения) и консультируются у них по одним и тем же вопросам для того, чтобы исполнять наиболее подходящие им благословения. Нередко такое чадо периодически обвиняет каждого из духовников в некомпетентности духовного руководства. Если один из пастырей намекает ему (прямо говорить иногда просто опасно!) о том, что окормляться следует у одного духовника, то его слова интерпретируются как ревность, зависть, желание «безраздельно властвовать» и «полностью подавить мою свободную волю». Вследствие этого человек, разрывая отношения с одним из духовников, будет жаловаться другому на «жестокость, бесчеловечность» того, кто справедливо указывал ему на ошибки.

Вот что по этому поводу говорит священник Владимир Лапшин: «Сегодня в церковной среде модно иметь нескольких духовников. И всякие попытки объяснить людям, что окормляться нужно у одного духовника и вообще желательно иметь свой приход, порой бывают тщетными. Приходится очень часто говорить, что храм — это дом, в котором живет человек, о котором нужно заботиться, община этого храма — семья, священник в силу своего положения является наставником, пастырем, главой, отцом этой семьи.

У человека должна быть одна семья, человек не должен ходить по разным семьям, разным домам. Люди, бегающие из храма в храм, из прихода в приход, это люди, не желающие принимать на себя ответственность ни за какую семью, ни за какой храм. Это очень удобно: сегодня я побегу в этот храм, завтра — туда схожу, послезавтра — туда и т.д. То есть я нигде и ни за что не отвечаю.

Часто люди оправдывают свои действия, свое поведение стремлением к свободе. На самом деле это элементарная безответственность. Когда у человека один храм, одна семья, одна община, один наставник, это предполагает определенную и достаточно серьезную ответственность. Человек уже отвечает за атмосферу в этой общине, за состояние храма. То есть это ответственно, серьезно. Люди, которые бегают по разным храмам, часто жалуются на других священников, распространяя среди священников соблазн, разделение и т.д. Например, приходит человек к священнику на Исповедь или духовную беседу и говорит: “Я был у священника отца N, и он наложил на меня епитимью. Батюшка, а что Вы мне скажете? Я с ним совершенно не согласен. Что мне делать?“. Что в такой ситуации может сказать священник? “Исполняйте назначенную епитимью“. Если один священник наложил епитимью, то уже никто не может назначенное прещение отменить или исправить. В крайнем случае, если это было наложено несправедливо, неправильно и т.д., отменить ее может только правящий архиерей.

У нас в Москве правящим архиереем является Святейший Патриарх всея Руси Алексий II. В таких случаях надо обращаться прямо к нему, но никак не к другому священнику. А люди ходят по разным храмам в надежде избавиться либо от епитимьи, либо от послушания, которое им где-то назначили. Это совершенно неправильно.

Бывают случаи просто анекдотические. Приходит человек и говорит: “Меня отлучили от Причастия до тех пор, пока я не исправлю ситуацию. Но я не могу ее исправить. Что мне теперь делать?“. Что в такой ситуации можно сказать? Я, например, ответил этому человеку: “Иди к своему батюшке, падай ему в ноги и умоляй его, чтобы он смилостивился и чтобы как-то изменил свое прещение. Я не могу изменить решение другого священника“. Люди не хотят этого понимать, они начинают устраивать истерики, обвиняют пастырей в жестокосердии».

Человек, играющий роль невинной жертвы обстоятельств, как правило, не готов осознать и увидеть это, но именно в отрицании своей ответственности за складывающуюся ситуацию таится разгадка его жизненных трудностей. Подобные духовные чада склонны считать, что духовник «использует» их в каких-то личных целях. Как правило, они разыгрывают с духовником определенную драму, в которой есть завязка отношений, кульминация и финал-разрыв, являющийся для них поводом для того, чтобы еще раз доказать себе, что людям (в том числе и духовникам) доверять нельзя.

До тех пор, пока человек будет осознавать себя «невинной жертвой обстоятельств», он не сможет полноценно строить свои отношения не только с духовником, не только с братьями и сестрами по приходу или в монастыре, но и со всеми остальными.

Еще один способ сбросить с себя ответственность — это позволить себе увлечься чем-либо до такой степени, чтобы выйти из-под сознательного контроля и оказаться немножко «не в своем уме». Люди, имеющие обыкновение взрывным образом вести себя в тех или иных ситуациях, жаждут, чтобы духовник с ними нянчился, «кормил их с ложечки», выделял их из остальных чад, заботился о них особо, не так, как о других. Ради получения таких привилегий, люди теряют контроль над собой, вплоть до состояния глубокого уныния, депрессии, если не получают этой заботы.

«Если такие люди не просто прихожане, которые иногда появляются в храме, а верующие, постоянно находящиеся в храме, к тому же еще и занимают церковную должность, то они могут быть сущим наказанием для всего прихода, для общины и тем более для священника, который всегда очень болезненно переживает любые срывы, любые ситуации, происходящие в общине, — говорит отец Владимир Лапшин. — Любой священник хочет, чтобы в его общине, в его семье был мир. Если этому миру кто-то или что-то угрожает, для пастыря это катастрофа».

Еще одной формой избегания ответственности можно назвать боязнь проявления собственных чувств. Иногда случалось сталкиваться с такой ситуацией: в монастырь приходит послушник и, видя в духовнике человека, способного подсказать ему, направить, позаботиться о нем, целыми днями ожидает, когда же духовник наконец-то обратит на него внимание, проявит к нему хоть какое-то отношение, но сам так и не решается подойти первым, чтобы начать разговор или сформулировать просьбу. Если духовник все же подойдет первым, человек искренне удивляется тому, что к нему проявили интерес. Здесь идет речь о людях с крайне скудным запасом душевных сил, людях, которые с детства живут с ощущением затравленности и ненужности.

Такое поведение лежит на поверхности, иногда прячась под вполне благовидными покровами «скромности» и «сми­рения». В глубине здесь, как правило, другое: избегание ответственного проявления своих душевных потребностей и чувств. Такому человеку никто в жизни не сказал простых слов: «Если ты чего-то хочешь — попроси!». И тогда, осознавший потребность в душевной близости и понимании себя другими, человек, принимая решение сделать шаг навстречу другим из скорлупы своего эго, неизменно столкнется с ответственностью.

 

О советах

Современному духовнику желательно крайне осторожно преподавать различные советы и благословения. Лучше просто уходить от попытки прихожан навязать священнику роль советчика. Один уважаемый московский батюшка горько посетовал:

— Подходят, спрашивают, отвечаю, но, как правило, поступают наоборот.

Если человек читает книги о старцах и подвижниках невдумчиво, то ему может показаться, что старцами советы раздавались направо и налево. При таком поверхностном чтении не учитываются две важных детали: духоносные старцы имели конкретное откровение от Господа по поводу тех или иных ситуаций и обстоятельств, связанных с жизнью конкретного человека, и прежде произнесения совета, они прозревали готовность пришедшего принять его.

Преподанный совет имеет смысл и ценность в том случае, если человек, со всей искренностью попытавшись разобраться в собственной ситуации, не нашел разрешения и поэтому обратился к пастырю.

Благодатными старцами сегодня можно назвать немногих. «Будучи в каждом из своих замечательных представителей всякий раз особенным, по существу уникальным харизматическим явлением, старчество сосредотачивалось преимущественно в наиболее благоустроенных в духовном отношении монашеских обителях, какою была, например, образцовая в этом плане Оптина пустынь. Испытанная добротность и преемственность монашеской традиции служила своего рода гарантией от возможной фальсификации старческого руководства. Впрочем, широкая и очевидная востребованность образа старца-духовника среди русских верующих неминуемо приводила к вероятности появления имитаций подлинного старчества, движимого сострадательной любовью к народу. Небескорыстные подделки под харизматическую одаренность со стороны мнимых "старцев" существовали давно, если не всегда: преподобный Симеон Новый Богослов почти тысячу лет назад посвятил немало страниц едкому описанию подобного явления, бытовавшего и в тогдашней Византии.

Во времена гонений советского периода собранные вокруг своих духовников общины духовных чад стали одной из главных опор Церкви. Именно в таких общинках, существовавших нередко в условиях строгой конспирации, сосредотачивались все те стороны церковной жизни, которые не могли осуществляться в подконтрольных советской власти приходах: учительство, благотворительность, общение. Авторитет духовного отца (нередко увенчанного подвигом тюремного исповедничества) в кругу его последователей и последовательниц был чрезвычайно высок. В его лице, в отличие от стесненных в своей деятельности иерархов, нередко вынужденных идти на те или иные компромиссы с безбожной властью, духовные чада видели носителя подлинного, неповрежденного православия. Послушание духовнику представлялось главным условием спасения. Многие миряне при этом не избежали соблазна слепого поклонения духовному отцу...

Подчас молодые люди, выходящие из богословских школ, воображают, будто рукоположение наделило их и умом, и опытностью, и "различением духов", и делаются тем, что в аскетической литературе называли "младо­старцами"; то есть, не обладая еще духовной зрелостью, не обладая еще даже тем знанием, которое дает просто личный опыт, они думают, что их научили всему, что может им помочь взять кающегося грешника за руку и повести от земли на небо. Молодой священник начинает руководить своими духовыми детьми "указами": этого ты не делай; это ты делай; такую-то литературу не читай; в церковь ходи; отбивай поклоны. И в результате получается некая карикатура духовной жизни у его жертв, которые делают все, что, может быть, и делали подвижники, — но те-то делали это из духовного опыта, а не потому что они дрессированные животные. А для духовника — катастрофа. Старцем можно быть только по благодати Божией, это харизматическое явление, это дар; и научиться быть старцем нельзя, так же как нельзя выбрать своим путем гениальность». [40]

Комментируя современную ситуацию в связи с явлением младостарчества, протоиерей Николай Балашов отмечает: «Увы, за прошедшие с тех пор годы болезненные явления самозванного лжестарчества не пошли на убыль. За короткое время количество приходов Русской Православной Церкви более чем удвоилось; открылись сотни новых монастырей. По необходимости пришлось за короткое время рукоположить в сан священника более десяти тысяч ставленников, порой не получивших никакого систематического богословского образования, не "нажив­ших" еще сколько-нибудь достаточного духовного опыта. И вот, внезапно оказавшись обладателями ключей Царства Небесного и власти вязать и решить (Мф. 16, 19), некоторые из них немедленно возжаждали учить, а не учиться; повелевать, а не служить; требовать послушания, а не вслушиваться.

Не окончив даже заочной семинарии, не выучив хорошенько и катехизиса, такие батюшки с необычайной смелостью принялись наклеивать ярлыки еретиков, модернистов и отступников едва ли не на всех современных православных богословов. Облюбовав мрачный лозунг "Право­славие или смерть!" и быстро убедившись, что на привычном в России недоверии к начальству всего успешней можно заработать популярность, взялись обвинять в преступном сговоре с масонами и "экуменистами" каждого второго (если не просто каждого) епископа, включая рукоположивших их самих епархиальных архиереев. Весьма ходовой стала проповедь скорого конца света и явления антихриста, объявляющая бессмыслицей всякую общественную деятельность. Другие отцы, напротив, принялись активно навязывать "духовным детям" собственные политические предпочтения». [41]

"Страшно, когда священник, как бы забывая Христа, на первое место ставит свое "я", устраивает в Церкви секту. Духовное руководство - это не манипулирование сознанием людей, это власть любви, а не духовного насилия... Говоря о восприятии богослужебной или пастырской традиции, не следует забывать, что следование преданию не есть механическое копирование внешних форм, а живое осмысление и творческое претворение в жизнь перенятого опыта», — отмечает наш Первосвятитель, Святейший Патриарх Алексий II. [42]