Принятие ответственности — необходимая предпосылка начала духовной жизни

Пока человек верит, что его жизненная ситуация, его греховное поведение, его страстные проявления, его безденежье или несчастность порождаются кем-то другим, какой-то внешней силой или, возможно, неблагоприятным стечением обстоятельств, у него нет оснований стремиться к изменению своей личности.

Безответственность как отказ от жизни в сердечном и искреннем единении с Богом, видна еще в жизни первого человека. Трудно предположить динамику развития человечества, если бы у нашего праотца Адама хватило мужества по грехопадении ответить на вопрошание Бога признанием и раскаянием, а не кивком в сторону жены, которую Господь сотворил ему в помощь.

Наша безответственность — это повторение того, что произошло на заре человеческой истории. Как только Адам стал обвинять всех, кроме себя, дух безответственности и осуждения поразил род человеческий. Адам не только сам пренебрег наказом Бога «Не трогать!», но, видя, что сделала Ева, переложил ответственность за решение съесть плод на плечи женщины. «Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт. 3, 12). Адам тем самым сказал: «Бог, Ты дал мне женщину, она дала мне плод, вы оба — не я! — несете ответственность за мое решение и действие!».

Некоторые люди не хотят нести ответственности за собственные ценности. Тем самым они оказываются в ловушке: одобрение людей ценят больше, чем одобрение Бога, когда между выбором — поступить по воле Божьей или по общепринятым нормам и стандартам, выбирают — второе.

Взять ответственность за свою духовную жизнь означает начать жить подвигом. Вот что думает по этому поводу уважаемый в Москве духовник, протоиерей Владимир Воробьев: «Всякий человек может жить подвигом. Когда начинается подвиг, начинается духовная жизнь. Подвиг может иметь совершенно разные формы. Но все то, что человеку очень трудно, даже превосходит его силы, его естественные возможности, — это и есть подвиг. Когда человек не может чего-то сделать, но с верой в то, что Бог ему поможет, устремляется навстречу этой трудности — вот это и есть подвиг. Как только таким подвигом веры, преодоления самого себя, своих страстей человек начинает жить, для него открывается духовная жизнь.

Все это священник должен уметь объяснить, показать. Но, увы, очень мало людей, которые хотят его послушать, последовать его нравоучениям. Подавляющее большинство тех, кто заполняет наши храмы, не хочет жить подвигом. Они об этом не говорят прямо, как правило. А иногда говорят. Но чаще просто молча не хотят. Хотя все объясняешь, говоришь много раз подряд, они, тем не менее, хотят как-нибудь обмануть самих себя, а заодно и священника. Причем так, чтобы это не было похоже на обман, чтобы успокоить свою совесть. Они хотят как-нибудь такие игольные уши найти, чтобы и подвига не было, и жизнь духовная была. Чтобы причащаться, исповедоваться, молиться, считаться православными, считаться хорошими, и в то же время — никаких подвигов. Это есть некий рубикон в жизни человека. От того, поймет ли он его и захочет ли его преодолеть, зависит его духовное будущее. И большинство перед этим рубиконом останавливается и не хочет идти дальше.

Нельзя считать, что эти люди потеряны для Бога и для Царствия Божия, которым можно сказать: «Идите вы лучше отсюда домой», конечно, нет. Тут другое. Священник по совести может сказать:

— Вас тут тысяча человек, вы все называетесь моими духовными чадами. Но имейте в виду, что на самом деле среди вас могут быть только десять человек моих чад духовных, а эти 990 — мнимые чада, они духовной жизнью не живут.

Можно этого и не говорить, потому что говорить бесполезно, а просто знать это для себя. Но гнать их священнику никто не давал права. Это не его чада, это чада Божии. И то, что не может сделать священник, может сделать Господь. Очень может быть, что такой человек всю жизнь будет барахтаться и отказываться от подвига, а потом на самом краю жизни, какой-нибудь тяжкий недуг, рак заставит его начать духовный подвиг. И, может быть, в последнюю неделю своей жизни или в последние три дня он вдруг очнется и покается, и Господь откроет ему врата Царствия Божия. А может быть, это будет и не три дня, а последние годы. Сегодня он оказывается таким ленивым, а завтра какое-то горе свалится на него, беда, трудности, и он вынужден будет пересмотреть все и начать жить по-другому. Это уже не от священника зависит. Священник может этого человека держать на плаву. Не гнать его нужно, но говорить:

— Ты не думай, что живешь духовной жизнью. У тебя духовной жизни нет.

Это ему надо засвидетельствовать, но не гнать его от Чаши, если он никаких смертных грехов не совершал. Нужно объяснять:

— Может так случиться, что ты причастишься себе в осуждение. Но это оставляется на твою ответственность» [30].

Современному пастырю приходится непросто среди безответственных людей, вошедших в число его паствы. «Конечно, очень много случаев патологических. Их было всегда много, в этом нет ничего удивительного. В наше время их больше, чем когда-либо. Почему? Потому, что состояние греха — это патология, а не норма. Наша земная жизнь обычно — патологичная. И немногим из нас удается эту патологию как-то преодолевать. Но она может быть страшна в большей или меньшей степени. Очень часто она бывает угрожающей. Часто церковная жизнь человека приобретает совершенно аномальные формы, тогда и жизнь священника делается исключительно трудной, иногда даже мучительной.

Простой пример. Очень хорошая прихожанка с детства водит своего сына в храм. Он верит в Бога, но когда он достиг восемнадцати лет, ему надоело жить церковной жизнью. И он, считая себя верующим, стал пьянствовать, иногда, может быть, воровать, блудить. И мама плачет над сыном, уговаривает, тащит к батюшке, и он, по старой памяти, приходит и кается. Да, он согрешил, опять наблудил с кем-то. Священник его уговаривает, объясняет, и парень кивает головой: «Да, да я все понимаю, я больше не буду». Священник дает ему епитимью, прощает, разрешает. Через какое-то время он причащается. Некоторое время держится, потом исчезает опять. Если месяц-два его нет, значит, опять покатился. Мама опять приведет сына через какое-то время, и окажется, что он опять наблудил, опять напился, — опять все то же самое. И это может быть бесконечным. Смертные, тяжкие грехи, катастрофа.

Что тут делать? По древним канонам церковным такого грешника нужно отлучить сначала на семь лет, потом на пятнадцать лет от Причастия, чтобы он стоял в притворе храма и в храм не входил. Таким образом жизнь церковная очищалась от подобных людей, в храме на Литургии их не было.

Теперь ни один священник, даже самый строгий духовник, не дерзнет человека отлучить от Причастия на десять лет. И правильно сделает. Жизнь сейчас такова, что нет нравственной возможности давать такие епитимьи. Церковь, храм наполняется подобными патологическими людьми: пьяницами, блудниками, ворами, хамами, людьми, которые живут, все время выбираясь из грязи, а потом опять проваливаясь. Они как бы идут по болоту, с кочки на кочку прыгают, и опять проваливаются. То вылезают, то тонут, и поэтому надо их тащить. Их вытаскивают на кочку, и, некоторое время побывав на этой кочке, на следующем шаге они опять проваливаются. Какова судьба каждого из них? Утонет ли в этом болоте или вылезет чудом Божиим — никто не знает.

Что может здесь сделать священник? Только молиться и стараться быть снисходительным, с любовью прощать, разрешать, терпеть. Епитимии давать посильные? По большей части для таких людей ничто непосильно. Приходится отлучать их от Причастия на месяц, на два, иногда на год. Но часто все приходится предать в руки Божии. Нет тут настоящего желания жить духовной жизнью. Это катастрофа, патология, которая раньше была исключением, теперь стала нормой. Таких людей стало очень много, храм наполнен этими людьми. Потому так часто бывает в храме тяжело, атмосфера греха, греховного сознания и состояния распространяется и действует на окружающих. Здесь нет настоящей веры, нет не только подвига, но даже желания жить чистой жизнью. Страсти в обнаженном виде, страсти, т.е. бесы. Это плененные бесами души. Иногда бывает, что бес чуть-чуть отпустит душу, как кошка мышку, для того, чтобы через мгновение снова схватить и снова душить. И совершится ли такое чудо, что мышка убежит от своей кошки? Но помогать этим людям нужно, нельзя их отталкивать». [31]

Овцы Мои
слушаются голоса Моего
(притча)

Овцы Мои слушаются голоса Моего,
и Я знаю их, и они идут за Мною.

Ин. 10, 27

Однажды в Сирии путешественник наблюдал, как три пастуха пустили свои стада пить из одного колодца. Это выглядело как одно большое стадо. Путешественник с удивлением подумал: “Как же они найдут своего хозяина?“.

Он думал, что получится недоразумение, но вышло совсем иначе. Когда все овцы напились, он услышал голос одного пастуха, сказавшего по-арабски: “Мен-ах!“. Это значит: “Следуй за мной!“. На этот зов отделились около тридцати овец, которые пошли за своим хозяином.

Второй пастух сделал то же. И его овцы пошли за ним. А овцы, которые остались, принадлежали третьему пастуху.

Путешественник попросил у первого пастуха его пальто и шляпу, надел на себя и позвал овец. Некоторые овцы смотрели на него с любопытством, но ни одна из них и не подумала о том, чтобы идти за чужим пастухом.

— Они идут только за тобой и ни за кем другим? — спросил путешественник.

— Конечно, — ответил пастух, — если и пойдут, то только больные. Здоровые овцы никогда не пойдут за чужим, так как они не знают его голоса.

Пастух громко покрикивал время от времени, чтобы напомнить овцам о своем присутствии. Они знают его голос и идут за ним, но если позовет кто-то чужой, они настораживаются, смотрят тревожно и, если этот голос повторится, бегут от зовущего.

Как тут не вспомнить, что наш Господь Иисус Христос говорит: «Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их; и они идут за Мною. И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки Моей. Отец Мой, Который дал Мне их, больше всех; и никто не может похитить их из руки Отца Моего» (Ин. 10, 27-29).