Ландшафт, и Заратустра вступил в царство смерти. Здесь торчали

черные и красные выступы скал; не было ни травы, ни деревьев,

Ни пения птиц. Ибо это была долина, которой избегали все

животные, даже хищные звери; и только змеи одной породы --

Безобразные, толстые, зеленые, состарившись, приползали сюда

Умирать. Поэтому называли пастухи эту долину: Смерть змей.

Но Заратустра погрузился в мрачные воспоминания, ибо ему

Казалось, что однажды он уже стоял в этой долине. И много

Тяжелого вспоминалось ему: так что шел он все тише и тише и

Наконец остановился совсем. Здесь, открыв глаза, увидел он

Перед собою что-то сидевшее на краю дороги, по виду

Напоминавшее человека или почти что человека, нечто

Невыразимое. И мгновенно охватил Заратустру великий стыд, что

Пришлось ему своими глазами увидеть нечто подобное: покраснев

До корней седых волос своих, отвернулся он и хотел уже бежать

Из этого скверного места. Вдруг мертвая пустыня огласилась

шипевшими и хрипевшими звуками, поднимавшимися из самой земли,

Подобно тому как ночью шипит и хрипит вода в засорившейся

Водопроводной трубе; наконец эти звуки сложились в человеческий

голос и человеческую речь -- и она так гласила:

"Заратустра! Заратустра! Разгадай загадку мою! Говори,

Говори! Что такое месть свидетелю?

Я предостерегаю тебя, здесь скользкий лед! Смотри, смотри,

Как бы гордость твоя не сломала здесь ногу себе!

Ты считаешь себя мудрым, ты, гордый Заратустра! Так

разгадай же загадку, ты, щелкун твердых орешков, -- загадку,

которую представляю я! Скажи: кто я!"

-- Но когда Заратустра услыхал слова эти, как думаете вы,

Что случилось с душою его? Сострадание овладело им, и

Вдруг он упал ниц, как дуб, долго сопротивлявшийся многим

Дровосекам, тяжело, внезапно, пугая даже тех, кто хотел срубить

Его. Но вот он снова поднялся с земли, и лицо его сделалось

Суровым.

"Я отлично узнаю тебя, -- сказал он голосом, звучавшим,

Как медь, -- ты убийца Бога! Пусти меня.

Ты не вынес того, кто видел тебя, -- кто

Всегда и насквозь видел тебя, -- самого безобразного человека!

Ты отомстил этому свидетелю!"

Так говорил Заратустра и хотел идти, но невыразимый

Схватил его за край одежды и снова стал клокотать и подыскивать

слова. "Останься! -- сказал он наконец --

Останься! Не проходи мимо! Я угадал, какой топор сразил

Тебя: хвала тебе, о Заратустра, что ты снова встал!

Ты угадал, я знаю это, каково тому, кто его убил, --

Убийце Бога. Останься! Присядь ко мне, это будет не напрасно.

К кому же стремился я, как не к тебе? Останься, сядь! Но

Не смотри на меня! Почти этим -- безобразие мое!

Они преследуют меня -- теперь ты последнее убежище мое.

Не ненавистью своей, не своими ищейками -- о, над таким

Преследованием смеялся бы я, гордился бы им и радовался ему!

Разве успех не был доселе на стороне хорошо преследуемых?

И кто хорошо преследует, легко научится следовать -- раз

уж он очутился -- позади! Но от их сострадания --

От их сострадания бегу я и прибегаю к тебе. О

Заратустра, защити меня, ты последнее убежище мое, ты

единственный, разгадавший меня:

Ты угадал, каково тому, кто убил его. Останься!

И если ты хочешь идти, ты, нетерпеливый, -- не ходи дорогою,

Какою я шел. Эта дорога плохая.

Ты сердишься, что я так долго уже заикаюсь и спотыкаюсь?

Что я даю уже советы тебе? Но знай, что это я, самый

безобразный человек,

У которого самые большие и тяжелые ноги. Где я

Шел, там дорога плохая. Я обращаю все дороги в смерть и позор.

Но по тому, как ты прошел молча мимо меня, как ты

Покраснел, я это видел, -- я узнал в тебе Заратустру.

Всякий другой бросил бы мне милостыню свою, сострадание

Свое, взором и речью. Но для этого -- я недостаточно нищий, это

угадал ты --

-- для этого я слишком богат, богат великим,

Ужасным, самым безобразным и невыразимым! Твой стыд, о

Заратустра, почтил меня!

С трудом ушел я из толпы сострадательных, -- чтобы найти

единственного, который учит нынче: "Сострадание навязчиво", --

Тебя, о Заратустра!