Что до того, велика ли она или мала? Называется ли она

Болотом или небом? Пяди основания достаточно для меня: если

Только она действительно есть основание и почва!

Пяди основания: на нем можно стоять. В истинной

Совестливости знания нет ничего, ни большого, ни малого".

Quot;Так ты, быть может, познающий пиявку? -- спросил

Заратустра. -- И ты исследуешь пиявку до последнего основания,

ты, совестливый духом?"

Quot;О Заратустра, -- отвечал тот, на кого наступил

Заратустра, -- было бы чудовищно, если бы дерзнул я на это!

Но если что знаю я прекрасно и досконально, так это

Мозг пиявки -- это мой мир!

И это также мир! -- Но прости, если здесь говорит моя

Гордость, ибо здесь нет мне равного. Поэтому и сказал я "здесь

Я дома".

Сколько уже времени исследую я эту единственную вещь, мозг

Пиявки, чтобы скользкая истина не ускользнула от меня! Здесь

Мое царство!

Ради этого отбросил я все остальное, ради этого стал я

Равнодушен ко всему остальному; и рядом со знанием моим

Простирается черное невежество мое.

Совестливость духа моего требует от меня, чтобы знал я

Что-нибудь одно и остальное не знал: мне противны все

Половинчатые духом, все туманные, порхающие и мечтательные.

Где кончается честность моя, я слеп и хочу быть слепым. Но

где я хочу знать, хочу я также быть честным, а именно суровым,

Метким, едким, жестким и неумолимым.

Как сказал ты однажды, о Заратустра: "Дух есть

Жизнь, которая сама врезается в жизнь", это соблазнило и

Привело меня к учению твоему. И, поистине, собственною кровью

умножил я себе собственное знание!"

-- "Как доказывает очевидность", -- перебил Заратустра;

Ибо кровь все еще текла по обнаженной руке совестливого духом.

Ибо десять пиявок впились в нее.

Quot;О странный малый, сколь многому учит меня эта

Очевидность, именно сам ты! И, быть может, не все следовало бы

Мне влить в твои меткие уши!

Ну что ж! Расстанемся здесь! Но мне очень хотелось бы

Опять встретиться с тобой. Там вверху идет дорога к пещере моей

Сегодня ночью будешь ты там желанным гостем моим!

Мне хотелось бы также полечить тело твое, на которое

Наступил ногой 3аратустра, -- об этом я подумаю. А теперь мне

Пора, меня зовет от тебя крик о помощи".

Так говорил Заратустра.

Чародей

Но когда Заратустра обогнул скалу, он увидел внизу,

Недалеко от себя на ровной дороге человека, который трясся как

беснующийся и наконец бросился животом на землю. "Стой! --

Сказал тогда Заратустра в сердце своем. -- Должно быть, это

высший человек, от него исходил тот мучительный крик о помощи,

Я посмотрю, нельзя ли помочь ему". Подбежав к месту, где

Лежал на земле человек, нашел он дрожащего старика с

Неподвижными глазами; и как ни старался Заратустра поднять его

и поставить на ноги, все усилия его были тщетны. Даже казалось,

что несчастный не замечает, что возле него есть кто-то;

Напротив, он трогательно осматривался, как человек, покинутый

Целым миром и одинокий. Наконец, после продолжительного

Дрожанья, судорог и подергиваний так начал он горько

жаловаться:

Кто в силах отогреть меня, кто еще

Любит?

Горячие мне руки протяните

И пламя рдеющих углей для сердца

Дайте.

Лежу бессильно я, от страха цепенея,

Как перед смертию, когда уж ноги

стынут,

Дрожа в припадках злой, неведомой

Болезни

И трепеща под острыми концами

Твоих холодных, леденящих стрел.

За мной охотишься ты, мысли дух,

Окутанный, ужасный, безымянный --

Охотник из-за туч! --

Как молниею, поражен я глазом,

Насмешливо из темноты смотрящим!

И так лежу я, извиваясь,

Согбенный, скрюченный, замученный

Свирепо

Мученьями, что на меня наслал ты,

Безжалостный охотник,

Неведомый мне бог! --

Рази же глубже,

Еще раз попади в меня и сердце

Разбей и проколи!

Но для чего ж теперь

Тупыми стрелами меня терзать?

Зачем опять ты смотришь на меня,

Ненасытимый муками людскими,

Молниеносным и злорадным бога взглядом?

Да, убивать не хочешь ты,