Звери мои, только одному научился я до сих пор, что человеку

нужно его самое злое для его же лучшего,

Что все самое злое есть его наилучшая сила и

Самый твердый камень для наивысшего созидателя; и что человек

должен становиться лучше и злее:

Не за то был я пригвожден к древу мучений, что я

Знаю, что человек зол, -- но за то, что я кричал, как никто еще

не кричал:

Quot;Ах, его самое злое так ничтожно! Ах, его самое лучшее так

ничтожно!"

Великое отвращение к человеку -- оно душило меня и

Заползло мне в глотку; и то, что предсказывал прорицатель: "Все

Равно, ничто не вознаграждается, знание душит".

Долгие сумерки тянулись предо мною, смертельно усталая,

пьяная до смерти печаль, которая говорила, зевая во весь рот:

"Вечно возвращается человек, от которого устал ты,

Маленький человек" -- так зевала печаль моя, потягивалась и не

Могла заснуть.

В пещеру превратилась для меня человеческая земля, ее

Грудь ввалилась, все живущее стало для меня человеческой

Гнилью, костями и развалинами прошлого.

Мои вздохи сидели на всех человеческих могилах и не могли

встать; мои вздохи и вопросы каркали, давились, грызлись и

жаловались день и ночь:

Quot;Ах, человек вечно возвращается! Маленький человек

вечно возвращается!"

Нагими видел я некогда обоих, самого большого и самого

маленького человека: слишком похожи они друг на друга, --

Слишком еще человек даже самый большой человек!

Слишком мал самый большой! -- Это было отвращение мое к

Человеку! А вечное возвращение даже самого маленького человека!

Это было неприязнью моей ко всякому существованию!

Ах, отвращение! отвращение! отвращение! -- Так говорил

Заратустра, вздыхая и дрожа, ибо он вспоминал о своей болезни.

Но тут звери его не дали ему продолжать.

Quot;Перестань говорить, о выздоравливающий! -- так отвечали

Ему звери его. -- Уходи отсюда и иди туда, где мир ожидает

Тебя, подобный саду.

Иди к розам, к пчелам и стаям голубей! В особенности же к

Певчим птицам, чтобы научиться у них петь!

Ибо пение свойственно выздоравливающим; здоровый же пусть

Говорит. И если даже здоровый хочет песен, он хочет других

Песен, чем выздоравливающий".

О вы, проказники и шарманки, замолчите же! -- отвечал

Заратустра и смеялся над речью своих зверей. -- Как хорошо

Знаете вы, какое утешение нашел я себе в эти семь дней!

Надо, чтобы снова я пел, -- это утешение и

Это выздоровление нашел я себе; не хотите ли вы и из

Этого тотчас сделать уличную песенку?

Quot;Перестань говорить, -- отвечали ему во второй раз

звери его, -- лучше, о выздоравливающий, сделай лиру себе,

Новую лиру!

Ибо видишь, о Заратустра! Для твоих новых песен нужна

Новая лира.

Пой и шуми, о Заратустра, врачуй новыми песнями свою душу:

Чтобы ты мог нести свою великую судьбу, которая не была еще

Судьбою ни одного человека!

Ибо твои звери хорошо знают, о Заратустра, кто ты и кем

должен ты стать; смотри, ты учитель вечного возвращения,

В этом теперь твое назначение!

Ты должен первым возвестить это учение, -- и как же

Этой великой судьбе не быть также и твоей величайшей опасностью

И болезнью!

Смотри, мы знаем, чему ты учишь: что все вещи вечно

Возвращаются и мы сами вместе с ними и что мы уже существовали

Бесконечное число раз и все вещи вместе с нами.

Ты учишь, что существует великий год становления,

Чудовищно великий год: он должен, подобно песочным часам, вечно

Сызнова поворачиваться, чтобы течь сызнова и опять становиться

пустым, --

Так что все эти годы похожи сами на себя, в большом и

Малом, -- так что и мы сами, в каждый великий год, похожи сами

На себя, в большом и малом.

И если бы ты захотел умереть теперь, о Заратустра, --

Смотри, мы знаем также, как стал бы ты тогда говорить к самому

Себе; но звери твои просят тебя не умирать еще.

Ты стал бы говорить бестрепетно, вздохнув несколько раз от

блаженства: ибо великая тяжесть и уныние были бы сняты с тебя,

О самый терпеливый!

Quot;Теперь я умираю и исчезаю, -- сказал бы ты, -- и через