И.В. Кондаков
КУЛЬТУРОЛОГИЯ:
ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ
РОССИИ
Курс лекций
Рекомендован Учебно-методической комиссией
по специальности 020600 – Культурология в качестве
учебного пособия для студентов высших учебных заведений
Москва 2003
УДК 008(075.8)
ББК 71.0
К64
Рецензенты:
Яковенко И.Г., доктор философских наук, профессор (Институт социологии РАН), член бюро Научного совета РАН по истории мировой культуры;
Кантор В.К., доктор философских наук, профессор (Российский институт культурологии Министерства культуры Российской Федерации и РАН), член Союза российских писателей.
Кондаков И.В. Культурология: история культуры России: Курс лекций. М.: ИКФ Омега-Л, Высш. К64 шк., 2003. 616 с.
ISBN 5-901386-61-2 (ИКФ Омега-Л)
ISBN 5-06-004390-8 (Высш. шк.)
Предлагаемый читателю курс лекций охватывает более чем одиннадцативековую историю культуры России – от языческой Руси X века до демократической России начала XXI века. Концепция и программа этого курса на протяжении последних 12 лет были апробированы автором в студенческой аудитории полутора десятков гуманитарных вузов – столичных и провинциальных университетов – и показали свою актуальность и эффективность. Конспект лекций сопровождают схемы, делающие запоминающимися и наглядными сами культурные механизмы становления и развития российской цивилизации, закономерности культурно-исторического процесса в России. К каждому разделу книги прилагаются основные и дополнительные источники, литература, контрольные вопросы и задания, темы письменных работ.
Предназначен для студентов различных специальностей как гуманитарного, так и негуманитарного профиля. Может быть также полезен абитуриентам, готовящимся к сдаче экзаменов по истории и истории культуры России; старшеклассникам, занимающимся самообразованием; школьным учителям, преподающим историю, мировую художественную культуру, литературу, обществознание, а также всем, интересующимся историей культуры России.
© И.В. Кондаков, 2003
ISBN 5-901386-61-2 © ИКФ Омега-Л, 2003
ISBN 5-06-004390-8
Введение
Переживаемые на протяжении последних лет нашим обществом драматические и эпохальные по своему историческому значению процессы, охватившие социум и культуру в странах, возникших на месте бывшего СССР, связаны главным образом с крахом политической идеологии коммунизма, которая в течение многих десятилетий составляла ценностно-смысловое ядро тоталитарной системы. В образовавшийся вакуум – культурный, идеологический, политический – немедленно хлынули различные мистические и эзотерические учения, политические доктрины – нередко сырые, доморощенные, подчас граничащие с национализмом и экстремизмом, архаические и реанимированные за неимением иных духовных альтернатив тоталитарной идеологии, а также бытовые и психологические реалии текущей повседневности. В современной ситуации подобный мировоззренческий и научный хаос представляет большие опасности как для системы образования (прежде всего высшего), так и в целом для духовного и нравственного состояния общества. Особенно это касается такого поляризованного, возбужденного и неустроенного общества, каким является общество, некогда называвшееся советским.
В настоящей социокультурной ситуации, рожденной взрывом и чреватой новыми культурно-историческими взрывами, пусть и меньшей мощности, чрезвычайно важно заполнить духовный, идеологический вакуум такими знаниями, идеями, теориями, научными дисциплинами и учебными предметами, которые, обладая безусловным статусом научности, культурно-исторической значимости и духовной ценности, могли бы взять на себя объяснение исторического и социокультурного процесса, осмысление настоящей общественно-духовной ситуации в обществе, способствовали становлению и развитию мировоззрения, соединяющего научность, достаточно широкий культурный кругозор и значительный потенциал духовности.
В этом отношении нельзя не порадоваться тому, что в нынешней кризисной ситуации не угасает интерес к культуре и ее истории, а общий интерес к культурологии как циклу научных и учебных дисциплин, занятых проблемами культуры в теоретическом, историческом и практически-прикладном аспектах, возрастает. В известном смысле положительным даже является и такое сомнительное в ряде отношений явление, нередко справедливо критикуемое современными российскими представителями общественных наук, как вытеснение культурологией занимавших в свое время монопольное положение других, прежде обязательных обществоведческих курсов – философии, истории, политэкономии.
Ведь эта «экспансия» культурологии в обществознание, во-первых, позволяет сегодня вернуться заново, в широком и достаточно универсальном смысловом контексте, к тем понятиям и проблемам, которые прежде казались решенными, а потому банальными, избитыми, рутинными – как в ценностно-смысловом, так и в информативном отношении. На самом же деле все эти решения в своем большинстве оказываются, в свете современных научных данных, мнимыми или ложными, продиктованными теми или иными тенденциозными идеологическими концепциями культуры.
Во-вторых, и это не менее важно, пересмотр с позиций культурологии устоявшихся, идеологически заданных концепций истории культуры позволяет как преподавателю, так и студентам избегнуть всевозможных упрощений и схематизации, представляющих историю культуры исключительно следствием социально-экономических и социально-политических процессов, а саму культуру – частным и косвенным «придатком» экономики и политики.
Таким образом, перед культурологией сегодня стоит важная задача: выступить перед широкими слоями учащихся и студентов не только как частная наука о культуре и ее внутренних закономерностях развития, но и как новая мировоззренческая междисциплинарная методология, способная взять на себя хотя бы часть функций философии, истории, социологии, а значит – выйти за пределы собственно культурных явлений и процессов в узком смысле и охватить более широкую область социокультурных явлений. Культурология призвана сегодня объединять и теоретические, и исторические, и прикладные аспекты изучения культуры в ее развитии и функционировании. В то же время самая динамика культурных явлений и процессов должна быть взята не только с точки зрения имманентных, внутренних моментов становления и развития (саморазвития) культуры, но и в различных, весьма сложных взаимоотношениях с социально-политической историей и частными историями отдельных видов культуры (литературы, искусства, религии, философии, науки, общественной мысли и т.д.).
Одна из распространенных тенденций при чтении вузовских курсов истории мировой и отечественной культуры – сведение курса истории культуры к курсу социально-политической истории, иллюстрированной примерами культурно-исторического содержания. Как правило, подобное сведение оборачивалось подгонкой сведений и фактов из истории культуры под некую социально-политическую (например, марксистско-ленинскую) схему общества или его формационного развития, что не могло не сопровождаться известными упрощениями вульгарно-социологического характера, насильственной политизацией и идеологизацией истории культуры. Подобный подход к осмыслению истории отечественной культуры до сих пор не исчез: только вместо советской идеологии на первый план выходит то религиозно-конфессиональная, то национально-патриотическая (охранительная или мессианская), то несоветская политическая (например, монархическая, консервативная или либеральная) идеология. В каждом из перечисленных случаев имеет место подмена научной истории культуры ее идеологическим «симулякром».
Другая, не менее распространенная тенденция при чтении историко-культурных курсов в вузах – сведение общего курса истории культуры (мировой или отечественной) к историям отдельных разновидностей культуры (литературы, искусства, религии, образования, науки и техники, общественно-политической мысли и т.п.), нередко соединенным между собой эклектически, случайно, по типу «бус». При этом история культуры предстает аморфной, в принципе неконцептуализированной эмпирикой, освоение которой возможно чисто описательно, «на ощупь».
В первом случае история культуры «перекрывается» общесоциологической концепцией, заслоняющей саму культуру, а потому искажающей представление о своеобразии культуры как о ценностно-смысловом единстве и имманентных (свойственных самой культуре) закономерностях ее развития. Культура при этом рассматривается лишь как иллюстрация социально-политических процессов и явлений и выступает как результат, следствие иных общественных процессов (внекультурных – например, собственно экономических или социально-политических, понимаемых узко специально). Создается впечатление, будто культуру можно строго отделить от социальных структур и процессов, политики, экономики, общественной мысли, как будто культура в них не присутствует. Между тем и политику, и экономику, и социальные процессы можно рассматривать в культурологическом аспекте как феномены культуры – через призму культурологического знания.
Во втором случае затемняется целостный характер культуры (национальной или всемирной), связывающей свои различные отрасли в некое исторически закономерное и взаимозависимое единство (систему). Между тем целое культуры распадается на множество отдельных друг от друга аспектов, частей, процессов и картин мира, никак или почти никак не взаимодействующих между собой и представляющих лишь самих себя. Получается, что истории отдельных феноменов культуры – литературы и искусства, философии, религии, науки, образования, техники и т.п. – развиваются автономно друг от друга. В то же время история национальной культуры, в которую частные истории отдельных составляющих культуры включаются как ее грани или аспекты, сама по себе, как целое, не существует, проявляясь лишь как механическая сумма ее частей, граней, аспектов, срезов и т.п. конкретных проявлений.
Сегодня перед историей культуры стоит непростая методологическая и методическая задача: с одной стороны, отойти от скомпрометировавших себя вульгарно-социологических и политических схем культурно-исторического развития и обратиться непосредственно к анализу и интерпретации богатого и во многом еще не освоенного материала истории культуры. С другой стороны, изучающим историю культуры важно не просто погрузиться в необозримый океан культурно-исторической эмпирии и, таким образом, практически утонуть в неисчерпаемом многообразии художественно-исторических, историко-религиозных, историко-научных, историко-философских, историко-литературных и пр. фактов и сведений. Важно найти основания для общей концепции культуры (национальной и мировой), для понимания общих закономерностей ее имманентного развития – именно как культуры, а не культурного придатка социально-политической истории. Иными словами, речь идет о разработке, исходя из понимания специфики культуры и ее незаменимости социально-политическими или социально-историческими реалиями любого рода, обобщенной, универсальной концепции культуры и ее исторического развития. Далее речь идет о создании философии культуры, соединенной с философией истории и приложимой к учебным задачам вузовского курса истории отечественной культуры как части мировой культуры.
Предлагаемый курс лекций был изначально ограничен по своим целям и задачам.
Во-первых, автор отказался от многообразной проблематики истории мировой культуры и сосредоточил внимание и силы на истории исключительно русской культуры – как наиболее близкой всем нам и в то же время подвергшейся наибольшим искажениям, деформациям, а подчас и фальсификациям. Более того, и в изложении истории русской культуры автор сознательно отказался от изучения:
¨ многообразных исторических связей и типологических параллелей русской культуры с культурами Запада и Востока;
¨ проблем взаимовлияния и взаимодействия ведущих культур мира с русской культурой, межкультурного диалога России с ближними и дальними странами и народами;
¨ проблем взаимопроникновения культур народов, населяющих Россию и пространство бывших Российской империи и СССР.
Сознавая всю искусственность подобного «изъятия» русской культуры из международного культурного контекста, автор отдавал себе отчет в том, что вся указанная здесь проблематика не может быть разрешена в рамках небольшого курса лекций по истории культуры России.
Во-вторых, теоретическую концепцию курса лекций пришлось ограничить одним, хотя достаточно универсальным аспектом – социодинамикой культуры. Этот аспект рассмотрения истории русской культуры (по-видимому, приложимый далеко не к любой национальной истории культуры; в частности, мало приемлемый при изучении истории традиционных культур Востока) позволил отвлечься от частных историй отдельных видов культуры и их изменчивого места в истории всей отечественной культуры. На первый план теоретического осмысления и изложения культурно-исторического материала вышла проблематика социокультурных взаимодействий – социального детерминизма культурно-исторических процессов и культурной подготовки явлений социально-исторического порядка – всего, что так или иначе именуется «социальными механизмами» культуры и «культурными механизмами» социума.
Подойти по-новому к данной проблематике автору представлялось особенно значимым, поскольку традиционные вульгарно-социологические схемы до сих пор слишком прочно «сидят» в головах многих преподавателей вузов еще с советских, тоталитарных времен, а потому нет-нет да и сказываются в историко-культурных курсах гуманитарных, естественных и технических вузов. Отражается это также и на многих учебниках и учебных пособиях по истории культуры России, создававшихся, в своей основе, еще в советское время или советскими, по своим убеждениям, авторами.
В то же время среди студентов сегодня распространена тенденция совершенно или по преимуществу дистанцироваться от социологических и политологических аспектов культуры и ее исторического изучения. Это представляет собой противоположную крайность, ведущую свое происхождение от той же тоталитарной эпохи, с ее идеологическим диктатом, однозначной политизацией, социологизаторским пониманием культуры, но только выраженную в формах отталкивания, отчуждения от политико-идеологической диктатуры во всех мыслимых ее формах.
Социально-политической «обязаловке» недавнего прошлого мы должны противопоставить не аполитизм и асоциальность культурологии (в принципе, тоже вполне правомерные аспекты культурологического знания), а новое понимание социодинамики культуры – многомерной и противоречивой, далекой от ходячих клише и примитивного схематизма. Соответственно должна измениться система обобщений и теоретических обоснований данной концепции. В этом отношении разработка новых методологических принципов изучения социодинамики, принципов, отличных от одиозно «советских» или «антисоветских», имеет большую актуальность и практическую значимость. Особенно перспективным представляется исследование социокультурных закономерностей России – не экстраполированных извне на национально-культурный материал, а выведенных из анализа исторически конкретных текстов русской культуры.
В-третьих, и история русской культуры, представленная в настоящем курсе лекций, берется не равномерно – во всем своем объеме и на всем своем протяжении – более чем 11 веков, хотя все периоды российской культурной истории так или иначе оказались в поле зрения автора. Он стремился, через призму культурно-исторических процессов, обозреть основные тенденции и закономерности развития отечественной культуры в целом; выработать общее представление о национальном своеобразии русской культуры и путях ее исторического становления и самоосуществления. Не претендуя на исчерпывающую полноту исторической картины русской культуры, но и не прибегая к столь распространенному в советское время методу искусственной «культурной селекции», автор вместе с тем надеется, что настоящий курс лекций может в какой-то мере претендовать на роль и функции современного «навигатора» по истории русской культуры.
С одной стороны, изучение всего многообразия сложных и противоречивых явлений тысячелетней русской культуры позволило автору курса (а вслед за ним и его читателям) сделать исходным пунктом своего историко-культурного анализа современность и ближайшие к ней столетия. В свете подобного, так сказать, «обратно-исторического» подхода открывается возможность судить о смысле и значении культурно-исторических процессов по их результатам, по их социокультурным итогам, а не «подгонять» смыслы и значения к искомому «ответу», к той или иной «формуле долженствования», как это обычно делалось при изучении истории культуры.
Особенно часто и успешно это практиковалось при изучении именно русской (Нового времени) и советской культур, фактически превратившихся во многих отношениях в новую мифологию. Здесь вымысел интерпретаций и реинтерпретаций, политико-идеологическая заданность оценок, конъюнктурный анализ, подчиненный оценочно-интерпретационным сверхзадачам, были почти неотделимы от социокультурной реальности, с которой они образовали прочную и удивительно жизнестойкую «амальгаму».
В настоящем курсе лекций преследовалась сознательно поставленная цель – преодолеть стереотипы и шаблоны восприятия русской культуры XIX–XX веков, разрушить вульгарно-социологические схемы и ходячие мифы, освободить читателя от многих идеологических предрассудков и суеверий далекого и недавнего прошлого. Иными словами, перед читателем предстает принципиально новая концепция истории русской культуры – от Крещения Руси до современного этапа посттоталитарного развития России.
Следует отметить и другую сознательную установку автора, последовательно проведенную им в предлагаемом курсе: некоторые принципиальные для развиваемой концепции русской культуры положения были выдвинуты и обоснованы выдающимися мыслителями и учеными XX века, с которыми в этих вопросах автор целиком или в значительной мере солидарен. Среди них: Н.А. Бердяев и Г.П. Федотов, С. Н. Булгаков и П.А. Флоренский, С.А. Франк и П.Н. Милюков, Г.В. Плеханов и П.А. Сорокин, М.М. Бахтин и А.Ф. Лосев, Д.К. Зеленин и В.Я. Пропп, Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский, Д.С. Лихачев и Б.А. Рыбаков, Вяч. Вс. Иванов и В.Н. Топоров, A.M. Панченко и Ю.С. Степанов, Б.Ф. Егоров и Ю.В. Манн, Г.Д. Гачев и А.В. Михайлов, М.А. Гаспаров и С.С. Аверинцев, В.Ф. Кормер и А.С. Ахиезер, Ю.А Левада и А.Л. Янов, А.А. Пелипенко и И.Г. Яковенко, В.П. Шестаков и В.К. Кантор, Б.Е. Гройс и Б.М. Парамонов... (приводимый здесь список заведомо неполон и, увы, во многом произволен).
Автор полагал в ряде случаев целесообразным отослать читателя к их авторитетным суждениям, а в дальнейшем изложении историко-культурного материала опирался на них как на своеобразные постулаты и даже аксиомы, не требующие специальных доказательств, не прибегая к соответствующим ссылкам. В случае необходимости любознательный читатель может обратиться к соответствующим первоисточникам и конкретным исследованиям, где представлена более подробная аргументация тех или иных аспектов истории русской культуры. Список рекомендуемых в рамках данного курса учебных изданий и важнейших исследований прилагается в конце каждого раздела книги.
С другой стороны, автору в рамках настоящего курса лекций удалось, как ему представляется, преодолеть упрощенные схемы культурно-исторического развития России «перестроечного» времени, сохраняющие свою привлекательность и распространенность в учебных планах и пособиях последнего времени, но страдающие аморфностью, эклектизмом, перечислительностью и своеобразной «беспроблемностью». Многие спорные и дискуссионные проблемы, обсуждаемые сегодня в периодике и в студенческих аудиториях, так или иначе нашли отражение в курсе лекций: место религии в истории отечественной культуры; этногенез и национальный менталитет русской культуры; соотношение социума и культуры в культурно-историческом развитии России; борьба западничества и славянофильства в истории русской культуры; генезис тоталитаризма в русской культуре и пути его преодоления средствами культуры; соотношение революционных и охранительных традиций в русской культуре; единство и противоположность «двух русских культур» XX века – русской советской культуры и культуры русского зарубежья; новая методологическая ситуация, складывающаяся в нашей стране на рубеже XX и XXI веков; происхождение и культурная миссия русской интеллигенции в прошлом, настоящем и будущем; проблемы культурно-исторического выбора национально-своеобразного пути в трудных, переломных ситуациях, выпадающих на долю России, и ряд других, более частных вопросов.
Внимание к перечисленным дискуссионным вопросам истории русской культуры на протяжении ХIX–XX веков предопределило во многом проблемно-теоретический характер построения лекций (не исключающий, впрочем, принципа историзма в их последовательности). Смысл такого построения заключается в том, что теоретическая проблема, первоначально формулируемая на определенном исторически конкретном материале, затем проецируется на иной культурно-исторический материал (предшествующий или последующий), что позволяет ту же теоретическую проблему рассмотреть укрупненно, на более широком историческом поле. Подобный способ изложения историко-культурного материала, по глубокому убеждению автора, активизирует познавательную деятельность студентов на лекциях и семинарах по культурологии, способствует их творческой самостоятельности и проявлению живого интереса к истории отечественной культуры.
Однако эти культурно-исторические экскурсы имели не самостоятельное значение, а прослеживали происхождение тех или иных социокультурных тенденций в истории Руси – России – СССР, демонстрируя «сквозное» присутствие в отечественной культурной истории преемственных проблем, ситуаций, процессов, идей и образов, составляющих единый «каркас» русской культуры и российской цивилизации. «Высветить» современной проблематикой целое тысячелетие русской культуры, проследить от одного этапа к другому, от века к веку движение противоречий русской культуры и их разрешение, чреватое новыми коллизиями и дилеммами, – задача следующего этапа построения истории русской культуры в виде учебного курса и соответствующего учебника к нему, задача, в решении которой автор надеется в дальнейшем принять участие.
Культурно-исторический материал настоящего курса имелся в виду самый разнообразный, хотя в качестве иллюстративного материала в книге чаще всего фигурируют вербальные тексты – литературного, журналистского, философского и политико-организационного характера. Это связано, с одной стороны, с тем, что в курсе лекций, изначально складывавшемся в устной форме, большинство примеров, на которые опирался автор, были связаны со словесной формой. С другой стороны, обращение в данном курсе к большому числу примеров из области изобразительного искусства или, скажем, музыки потребовало бы большого количества иллюстраций в книге, а также соответствующих методологических и методических экскурсов, связанных с формированием у слушателей, а затем и читателей навыков профессионального анализа и интерпретации соответствующих невербальных форм художественной культуры. В случае же со словесными текстами подобных развернутых объяснений не требовалось, поскольку «вторичные моделирующие системы» (феномены культуры) в значительной мере опираются и основаны на «первичных знаковых системах» (естественном языке). С третьей стороны, подобный (историко-филологический) аспект культурологии представляется автору достаточно плодотворным для начального осмысления культуры России в целом (что, в частности, обусловлено «литературоцентристской» спецификой культурной истории России на протяжении большей части ее существования – с XI по XX век). Что же касается невербального культурно-исторического материала, то он, по убеждению автора, концептуально не противоречит излагаемой в данном курсе модели истории культуры России и может логично ее дополнить.
В основу книги положены лекции по истории русской культуры и культуры России, на протяжении 10 лет читавшиеся автором в различных московских вузах: в Российском государственном гуманитарном университете на факультете музеологии (затем – культур и искусств, истории искусств), историко-филологическом факультете; в Центре исторической антропологии имени М. Блока; в МГУ им. М.В. Ломоносова (ИППК); в Московском педагогическом государственном университете им. Ленина на социологическом и филологическом факультетах; в Высшей школе культурологии при Московском государственном университете культуры и искусств; в Российском Центре гуманитарного образования (ныне Государственный университет гуманитарных наук); Российском Новом университете, а также в Удмуртском государственном университете; Ульяновском государственном университете; Латвийском университете (Рига) и др.
Настоящий курс лекций находится в преемственной зависимости от предыдущих учебных книг автора – «Введение в историю русской культуры (теоретический очерк)» (М.: Наука, 1994); «Введение в историю русской культуры» (М.: Аспект Пресс, 1997); «Культура России. Русская культура: краткий очерк истории и теории» (М.: Книжный дом Университет, 1999, 2000) – и представляет дальнейшее развитие авторской концепции истории культуры России.
РАЗДЕЛ I. ДРЕВНЕРУССКАЯ КУЛЬТУРА
«Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира. Великая эпоха Возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера... России определено было высокое предназначение... Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся Просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией...»
Александр ПУШКИН
