Взаимоотношения политической власти и интеллигенции в любом обществе складываются непросто, поскольку в последней сосредоточивается наиболее образованная, творческая часть населения, нацеленная на инновационную деятельность, выходящую, как правило, за рамки официальной идеологической доктрины.
В Западной Европе массовый слой интеллектуалов складывается в период промышленного переворота (XVIII—XIX вв.) в основном из представителей «третьего сословия», у которого не было необходимости в особом групповом самосознании. Они разделяли мировоззренческие ориентиры восходящей буржуазии. В 40—50 гг. XIX века это слово в ряде западноевропейских стран стало использоваться для обозначения различных социальных групп: не только в качестве престижной самооценки элитарных образованных слоев, но и для определения личностей, выступавших с пропагандой революционно-демократических идей 1848 года.
В России слой образованных людей начинает формироваться в эпоху Петра I, становясь массовым лишь во второй половине XIX в. В 50 —60 гг. прошлого столетия понятие «интеллигенция» появляется в российском лексиконе. Вначале его содержание существенно не отличалось от западноевропейского аналога: им выделялись люди, относящиеся к высшим слоям общества, прежде всего, — образованное чиновничество. Но в 70—80 гг. в России, стране «догоняющей модернизации», понятие «интеллигенция» насыщается специфическим содержанием. В пореформенный период, когда дворянство, ведущий класс общества, теряет способность выражать назревшие потребности поступательного развития страны, а поднимающаяся буржуазия в силу особенностей российской истории вплоть до начала XX в. не обрела своего классового самосознания, должен был выдвинуться слой людей, который взял на себя выражение общественных потребностей в политической, экономической, социальной и культурной модернизации российского общества.
В отличие от западных интеллектуалов, для которых главным критерием их отнесения к этому слою было профессиональное занятие умственным трудом, в России интеллигенцией стали называть людей, отличающихся прежде всего двумя характерными признаками: стремлением самоотверженно служить народу, выражать и защищать его интересы и непримиримой оппозиционностью по отношению к политической власти.
Народолюбие, ставшее характерной чертой российской интеллигенции с 70 —80 гг. XIX в., не случайно совпало по времени с существенным изменением социальной базы ее формирования: если раньше она рекрутировалась в основном из дворянской среды, то в пореформенный период в условиях промышленного переворота все заметнее стала пополняться разночинцами, представителями этой чисто российской социальной группы, объединявшей образованных людей, выпавших из существовавших тогда сословий — купцов, священнослужителей, крестьян. Выходцы, как правило, из низов общества, они привили интеллигенции чувство долга перед народом, потребность защищать его интересы. Другая ее специфическая черта — оппозиционность по отношению к политической власти — обусловливалась тем, что самодержавный политический режим уже с начала XIX в. воспринимался демократической общественностью страны как средневековый реликт, как главное препятствие на пути модернизации российского общества. Таким образом, старая российская интеллигенция — не исторический казус, а социальный слой, сформировавшийся в органическом контексте российской истории и культуры.
В российском понятии «интеллигенция» было не только специфическое, но и общечеловеческое содержание. Ряд качеств лучшей части старой отечественной интеллигенции, демократизм устремлений, последовательное отстаивание своей независимости от политической власти, самостоятельность мышления, тщательно оберегаемый «кодекс чести», забота не только о своем благоденствии, но прежде всего о благе тех слоев населения, которые в силу недостатка образования и культуры имели ограниченные возможности сознательно отнестись к своему историческому творчеству, — эти черты старой интеллигенции, имеющие непосредственное отношение к осуществлению ею в любой стране своей родовой функции, имеют общечеловеческое значение. Это и получило мировое признание в качестве феномена российской интеллигенции.
Вместе с тем необходимо отметить и «прискорбные черты» российской интеллигенции (Н. К. Михайловский). Она была чрезвычайно тонким общественным слоем, составлявшим в конце XIX в. менее 1% населения страны, отделена от народа, которому стремилась самоотверженно служить, культурными и социальными барьерами. Слабость ее заключалась и в отсутствии в России развитого среднего класса, на который она могла бы опереться. Это и обусловило в дальнейшем трагическую судьбу старой российской интеллигенции.
