Институциональные принципы полиархического режима

В самом обобщенном, менее формализованном виде полиархическая инфраструктура институтов прежде всего делает упор на их общечелове­ческой (гуманитарной) и политической значимости.

Правление большинства* и уважение прав меньшинства. Демок­ратические процедуры не просто предполагают, что принятие решений осуществляется на основе выявления предпочтений большинства лиц, при­нимающих решения (ЛПР). Это, по словам Аристотеля, общий для всех политических систем принцип. Для решений принципиального, консти­туционного характера, а также выбора общенациональных представитель­ных органов и должностных лиц круг ЛПР практически совпадает с де­мосом как корпусом граждан, а тот — с основной массой взрослого деес­пособного населения. Для остальных решений в зависимости от их характера и релевантности (т.е. соответствия сути проблемы) по отноше­нию к специфическим группам граждан (территориальным, корпоратив­ным и пр.) происходит необходимое сокращение круга ЛПР и ориентиру­ющегося на них демоса.

Это правило, однако, дополняется по меньшей мере в двух аспектах. Представительные органы и коллегиально работающие должностные лица действуют вполне автономно в рамках, определенных конституцией. Де­мос связывает их только процедурами выборов, вынесения наказов и по­лучения отчетов о деятельности, а в отдельных случаях — и правом отзы­ва представителей. Кроме того, граждане и их политические объедине­ния, которые оказались при каком-либо голосовании в меньшинстве, имеют возможность не только продолжать отстаивать свои интересы и предпоч­тения в рамках демократической делиберации. Они также располагают конституционными, как правило, гарантиями защиты от любых репрес­сий либо дискриминации. Лица, получившие санкцию на проведение по­литики, одобренной большинством, обязаны — в соответствии с демок­ратической традицией — действовать так, чтобы мнения разных мень­шинств так или иначе были учтены. В противном случае меньшинства (так называемые миноритарные группы) могут поставить вопрос о «ти­рании большинства».

Правление большинства не обязательно приводит к решению, предпо­читаемому им самим, к примеру, при более чем двух альтернативных вари­антах, ни один из которых не поддерживается с явным преимуществом. Кроме того, большинство и его представители могут быть неинформиро­ванными обо всех проблемах общества, известных меньшинству. Значит, чем надежнее защищены права и интересы меньшинства, тем эффективнее правление большинства, а сама демократия — более стабильна и прибли­жена к политическому идеалу. Если права меньшинства не гарантированы демократическими установлениями, то почти наверняка группа большин­ства будет подавлять права отдельных меньшинств, как, к примеру, это было (и бывает) с афроамериканцами или индейцами в Латинской Америке. По­тому Сартори определяет современную демократию как систему правле­ния большинства, ограниченную правами меньшинства.

 

Обратите внимание Что такое меньшинство? По сравнению с доминирующей группой — большинством — меньшинства отличают разные характеристики: этнические, расовые, религиозные, лингвистические, ориентационные и т.д.; неодинаковы они ипо целям — хотят ли ассимилировать­ся, сохранить свою идентичность, отделиться. Меньшинство — не обязательно в количественном смысле: это группа граждан, чьи ин­тересы ущемляются, не учитываются или сравнительно меньше пред­ставлены. Вместе с тем интересы меньшей по численности группы легче ограничить, нежели большей. К примеру, количественно фин­ны шведского происхождения — меньшинство в Финляндии, однако они шире представлены в элите, чем финны как таковые, а черные африканцы в ЮАР долгое время являлись численным большинством и так называемым социологическим меньшинством.   В случае социологического меньшинства (когда количественно это большинство) демократический принцип «один человек — один го­лос» может изменить ситуацию (например, с фламандцами в Бель­гии, с африканцами в ЮАР). В случае же слабого во всех отношени­ях меньшинства современные демократии используют определенные механизмы для их максимального представительства, развития прав контроля иливлияния на решения властей. Так, федерализм способ­ствует защите сконцентрированного на какой-либо территории мень­шинства. Принцип пропорционального представительства исполь­зуется для учета интересов территориально разрозненного меньшин­ства. Этой цели служит и консоциативная (сообщественная) демократия*. Зачастую таких общих положений недостаточно для защиты прав меньшинств, поэтому известны случаи закрепления их привилегий, что может привести к отклонению от принципов равенства и свобо­ды выбора. Примерами здесь служат: ливанская электоральная сис­тема 1950-1960-х годов, обязывающая кандидатов баллотироваться в составе многонациональных «команд»; традиции канадской либе­ральной партии, где франкофоны и англофоны чередуются друг с другом на посту лидера; программа позитивных действий президен-та США У. Клинтона, согласно которой членам ряда ущемленных ранее меньшинств, в т.ч. женщинам, предоставляются известные пре­имущества.

 

Политическое и правовое равенство граждан. Демократия — это цель. Ее образуют состояние, которое надо достичь — политическое ра­венство, и принцип его достижения — правление большинства, считают Даль и Чарльз Линдблом (род. 1917). Таким образом, политическое равен­ство граждан — это одинаковые возможности в приобретении знаний, ста­туса, нужных для получения власти, равные права (голосовать, влиять на процесс принятия решений, баллотироваться на пост и т.д.), равный доступ к ресурсам власти.

 

Обратите внимание Принцип «один человек — один голос» утвердился сначала в Аме­рике, а потом в Европе. Изначально же число голосов было связано с наличием собственности и ее размерами. Так, в штате Виргиния зем­левладелец получал дополнительные голоса в каждом округе, где он имел достаточное количество собственности. Всеобщее право голоса сейчас воспринимается как sine qua поп (не­пременное условие) демократического режима. А как относиться к «всеобщему участию»? Должно ли право голоса быть дополнено обязанностью участвовать в выборах? Некоторые «старые» (Австра­лия, Бельгия и Люксембург, а ранее Нидерланды и Австрия) и «но­вые» (Аргентина, Бразилия, Коста-Рика и Эквадор) демократии рас­сматривают голосование как юридическую обязанность граждан. Противники такой системы считают, что граждане должны иметь право не голосовать, равно как и отдать свой голос. Так, некоторые избиратели в странах с обязательным голосованием иногда бойкоти­руют выборы, считая, что подобное принудительное голосование лишает их свободы выбора.

 

Принцип политического и правового равенства граждан предполагает не столько отсутствие каких-либо индивидуальных привилегий (по при­знаку сословия, профессии, этноса, расы, конфессии, местожительства, родного языка, принадлежности к той или иной культуре, партии и пр.) или же, наоборот, аналогичных дискриминационных ограничений, но факти­ческое установление общегражданских стандартов политического исполь­зования так называемых прав человека*. Любые ограничения на полити­ческую деятельность могут быть установлены лишь на основе закона и толь­ко для особых категорий людей (главным образом душевнобольных и осужденных преступников на период отбытия наказания). Иногда допускается цензовое лимитирование, связанное, как правило, с урезанием прав на занятие выборных должностей (из-за срока проживания в соответствую­щей местности и т.д.). Святое для демократии право гражданина выбирать такие ограничения могут затруднить только косвенно, за счет сокращения круга претендентов на избираемую должность.

Легитимизация власти. Данный принцип предполагает, что система полиархии в целом и вписанные в нее «аристократические» (представи­тельные органы, правительство) и «монархические» (президент) элементы подвергаются проверке и критике с помощью демократической делиберации, а также формальных процедур (референдумов, выборов, отзывов и т.п.). Более того, общенациональные выборы становятся симуляцией политичес­кого кризиса (государственного переворота), осуществляемого в строгих конституционных рамках и в соответствии с законом. Это позволяет сни­мать накопившиеся напряжения и противоречия, обновлять систему прав­ления в целом на основе действительно складывающихся внутри корпуса граждан политических предпочтений. Элмер Шатшнайдер (1892-1971) высказался по данному поводу так: демократия — величайший инструмент социализации конфликта.

Представительный характер власти. Принцип представительства логически связан с легитимизацией. Предполагается, что граждане деле­гируют (передают) свои властные полномочия выбранному ими лицу, ко­торое и осуществляет их от имени избирателей. Делегирование происхо­дит главным образом в процессе выборов законодательной власти и выс­ших должностных лиц государства и составляющих его территорий. Принцип представительства неизбежно видоизменяет конкретные фор­мы участия граждан в политическом процессе. Он фактически исключает их прямое вмешательство в принятие государственных решений и, соот­ветственно, стимулирует появление и распространение иных форм поли­тического участия для осуществления индивидуальных или групповых интересов. Обычно это выливается в создание и развитие партий, обще­ственных, профессиональных, религиозных и иных объединений, состав­ляющих в совокупности инфраструктуру гражданского общества и пред­назначенных для выявления, объединения, выражения и реализации спе­цифических требований.

 

Обратите внимание «Народные депутаты не суть и не могут быть представителями на­рода» — так высказался Ж.Ж. Руссо. Кто же должен и может быть представителем народа? Например, в Швейцарии, Канаде, США у «среднего» члена парламента по сравнению с остальной частью населения больше доход (в США годовой доход более 50 тыс. долла­ров: у населения — 22%, в конгрессе и сенате — 100%), выше обра­зовательный уровень (в США диплом ВУЗа, ученые степени: у насе­ления— 21%, в конгрессе— 98%). Такие профессии, как юристы, врачи, ученые и бизнесмены, в изобилии значатся в депутатском кор­пусе демократических политий. Главный аргумент против этого яв­ления заключается в том, что законодательное собрание в плане про­фессиональной, тендерной (по признаку пола), возрастной, имуще­ственной и других структур значительно отличается от подобной структуризации общества. Отсюда и вывод: взгляды граждан могут искажаться и многие социальные группы недопредставлены в пар­ламенте, следовательно, этот орган трудно назвать «представитель­ным», как того требует демократия.

 

Выборность властей является формой реализации принципа предста­вительства. Ее закрепляют всеобщее избирательное право, свободные, тай­ные и регулярные выборы, образование партий для конкурентной избира­тельной борьбы, а также создание прочих разнообразных организаций, в частности лоббистских объединений или групп интересов. Последние при­званы осуществлять взаимодействие между гражданами и легитимизиро­ванными ими властными институтами (правительство, представительные и административные органы и т.п.). Свободное соревнование политичес­ких сил в борьбе за голоса избирателей гарантирует, что власть не будет монополизирована какой-то одной группой. Именно это создает возмож­ность реального выбора между политическими, экономическими и соци­альными альтернативами и, следовательно, определение основательности претензий конкурирующих политических групп и организаций. Действи­тельно, только их состязание обеспечит наличие оппозиции и даст ей воз­можность соревноваться, выигрывать и приходить к власти. Точно по дан­ному поводу высказался Пшеворский: демократия — это система, при ко­торой партии проигрывают выборы.

Выборы могут проводиться и не только в демократиях, но только де­мократические выборы отличаются неопределенностью, необратимостью и повторяемостью. Они являются неопределенными, так как до объявле­ния результатов никто не может быть полностью уверенным в победе, нео­братимыми (результаты нельзя изменить и избранные представители зай­мут посты на предусмотренный конституцией срок) и повторяющимися через утвержденный законом срок.

Итак, в полиархиях выборы всеобщие, свободные, равные (один че­ловек — один голос), соревновательные (более одной альтернативы) и решающие. На выборах при недемократических режимах (если они про­водятся) до 99% (иногда чуть меньше) голосов получает правящая партия, а избирательный бюллетень содержит только одного кандидата от этой организации. При демократических режимах победитель часто получает менее 55% голосов.

 

Обратите внимание Первые выборы проводились в древнегреческих городах в V-VI вв. до н.э. Большинство выборных должностей замещались путем жре­бия в силу веры в равенство всех граждан. Ballot (маленький шар) применялся в римском сенате, белый — для выражения согласия и черный — для несогласия. В колониальной Америке с этой целью использовались бобы и кукуруза.   Тайное голосование лишь постепенно получило всеобщее призна­ние после его введения в Южной Австралии в 1858 г. В Великобри­тании оно не использовалось ни на парламентских, ни на муници­пальных выборах до 1872 г. В США доминировало открытое голосо­вание, а «австралийская баллотировка» стала внедряться только после президентских выборов 1884 г., вызвавших многочисленные обви­нения в подтасовках. Во Франции до 1913 г. сами кандидаты вруча­ли голосующим бюллетени, которые тут же складывали их вчетверо и бросали в урну для голосования. Устное голосование использова­лось в Дании до 1901 г., в Венгрии до 1930 г.

 

Во многих странах не только значительная доля мужского населения не допускалась к голосованию. До второй декады XX в. только Новая Зе­ландия (1893) и Австралия (1902) распространили на женщин право уча­ствовать в национальных выборах: Южная Австралия сделала это в 1895 г., США — в 1920 г., Великобритания — частично в 1918 г. и полностью в 1928 г., Испания — в 1931 г. Во Франции, Италии и Бельгии женщины по­лучили право голоса только после Второй мировой войны. В Швейцарии, где всеобщее избирательное право было предоставлено мужчинам в 1848 г. — раньше, чем где бы то ни было, женщинам оно не гарантирова­лось до 1971 г.

Лишь во второй половине XX в. гражданские права окончательно рас­пространяются почти на всех, кто населяет территорию суверенного госу­дарства и обладает соответствующими данными: достиг определенного возраста (обычно 18-21 лет), дееспособен и в состоянии воспользоваться своими правами. Только временные резиденты-иностранцы, граждане дру­гого государства, не могут получить гражданских прав. Даже эмигранты становятся потенциальными избирателями. Постепенное вовлечение в по­литическую жизнь все большей части населения на регулярной и опреде­ленной правом основе связано с модернизацией.

 

Плюрализм и свобода политической деятельности. Современная демократия должна быть плюралистичной. Для разрушения плюрализма потребуются авторитарный режим и необычное насилие. Монизм — иде­альная система для авторитаризма и не может быть идеалом для демокра­тии, утверждает Даль. Сартори добавляет: плюрализм — лучшая основа, на которой принцип ограниченного большинства, уважающего права мень­шинства, способен быть легитимизирован и сохранен.

Принципы плюрализма и свободы политической деятельности пред­полагают, что могут свободно разрабатываться и пропагандироваться лю­бые политические взгляды и концепции, что граждане создают любые ассоциации с политическими целями. Какие-либо ограничения в этой области вводятся лишь по закону и относятся только к такой деятельно­сти, которая создает угрозу безопасности граждан или предполагает на­сильственные действия, в т.ч. ориентированные на изменение существу­ющих порядков (право демократии на самозащиту). При этом конкрет­ные критерии ограничений на свободу политической деятельности давно уже являются в демократических обществах предметом острой дискус­сии. Ведь для демократии лучшее средство самозащиты — вовлечение аутсайдерских и экстремистских группировок граждан в демократичес­кую делиберацию.

Организационный и идеологический плюрализм современной демок­ратии означает признание и поддержку существования многообразных са­мостоятельных по отношению друг к друг и к государству объединений с неодинаковыми, подчас противоречащими целями. Суть современной плю­ралистической демократии — в признании этих различий не только реаль­ными, но и естественными, не подлежащими нивелировке.

 

Плюрализм не сводится к большому количеству организаций (ассо­циаций). В первую очередь они должны быть добровольными, во вторую— открытыми и с большим числом членов... Присутствие солидного количества различных групп свидетельствует не о нали­чии плюрализма, а лишь о развитости самовыражения и/или фраг­ментации. Общества с большим количеством групп являются плю­ралистическими только тогда, когда группы имеют ассоциативный характер, а не традиционный или институционализированный, бо­лее того, когда ясно, что ассоциации развивались естественно, а не были навязаны.   Дж. Сартори, Доклад на 16-м Конгрессе Международной ассоциации политической пауки, Берлин, 1994

 

Интерпретация «Ни одно общество не потерпит абсолютную свободу (даже свободу слова) и ни одно общество не сведет ее до нуля. Разница между ре­жимами состоит только в степени свободы», — утверждал Шумпетер. Этими словами мэтр обозначил известные рамки электорально­го (избирательного) процесса.   Для институционализации конкурентных выборов необходимы оп­ределенные свободы и гарантии, как во время избирательной кампа­нии, так и между выборами. Если характеристики таких выборов обычно приводятся в точном определении Даля, то политические свободы перечисляются безо всяких уточнений (свобода выражения мнения, ассоциаций и информации). Но одни только эти свободы не могут гарантировать конкурентности выборов. К примеру, правитель­ство может запретить кандидату от оппозиции свободно передвигать­ся по стране; в таком случае даже при соблюдении всех условий полиархии вряд ли можно счесть выборы соревновательными.   Естественно, каждая из названных свобод ограничена, каждая из них имеет благоразумные пределы — свобода создавать органи­зации/ассоциации исключает создание террористических группи­ровок, свобода слова не означает, что можно оклеветать конку­рента. Такие крайности понятны всем. Но как быть с ситуациями, которые нельзя классифицировать однозначно? История современ­ных демократий позволяет убедиться, что казавшееся раньше впол­не демократичным неприемлемо сейчас. Или наоборот. Скажем, в США к 1961 г. 3600 студентов были арестованы за участие в де­монстрациях в защиту гражданских прав, а 141 Студент и 58 пре­подавателей выдворены из университетов за участие в протестном движении.

 

Изложенные принципы описывают основные сущностные признаки и характеристики демократии. Но можно подойти к ее определению, проана­лизировав отношения общества и власти, элиты и неэлиты, управляющих и управляемых. Отсюда и вывод: демократия представляет собой такой спо­соб организации власти, при котором общество имеет возможность на ре­гулярной основе посредством юридически закрепленных ненасильствен­ных процедур корректировать деятельность управителей, а также персо­нальный состав правящей группировки и политической элиты.

Действительно, при любых режимах, в т.ч. авторитарных и тотали­тарных, власть вынуждена прислушиваться к настроениям в обществе, менять свою политику, если она приходит в острое противоречие с инте­ресами масс. В ином случае, как это подтверждает крах тоталитарно-авторитарных коммунистических режимов в СССР и странах Восточной Европы в 1989-1991 гг., правящая верхушка рано или поздно оказывается вынуждена уйти с политической сцены или же носителей власти просто устраняют с помощью заговоров, переворотов или мятежей. Однако в неде­мократических режимах способности власти к восприятию общественного мнения, как и адаптации к нему, зависят от личностных особенностей лиде­ров или их окружения. Механизмы регулярной корректировки действий вла­стных структур не встроены в бюрократическую систему, более того, они ей органически чужды. Потому такие изменения происходят лишь тогда, когда возникает острая кризисная ситуация и элита осознает, что ее поли­тические позиции, даже физическое существование, находятся под угро­зой. В итоге авторитарные и особенно тоталитарные режимы обречены на то, чтобы переходить от состояний относительно длительного застоя к ост­рым кризисам, от последних — к исправлению политической и экономи­ческой стратегии, затем снова к застою. Этот цикл из трех звеньев прерыва­ется только распадом тоталитарного или авторитарного режима и налажи­ванием более эффективной организации власти, т. е. демократии.

Для примера можно привести некоторые ключевые эпизоды из исто­рии СССР после Второй мировой войны, когда тоталитарный режим дос­тиг своего расцвета. Корректировка политической и экономической прак­тики, жизненно необходимая прежде всего для выживания самого режи­ма, — отказ от репрессий в отношении элиты и от тотального ограбления населения, особенно сельского, стал возможным только после смерти Ста­лина. Для прекращения некомпетентных экспериментов Хрущева нужно было устранить его с высшего поста в государстве путем заговора. Попыт­ки преодоления застоя начались только после смерти Брежнева. Такое по­ложение дел не было результатом случайного стечения обстоятельств, а отражало главные характеристики тоталитарного режима, сохранившиеся в процессе его разложения и вырождения в авторитарный.

При демократической организации взаимодействия между обществом и властью появляется присущая только этой системе неизбежность регу­лярного обновления правящей элиты и проводимой ею политики. Если такое обновление происходит в ненасильственных, жестко обозначенных и определенных правом формах, общество не подвергается потрясениям из-за периодических кризисов власти. Регулярная корректировка власти в демократических системах делает их относительно гибкими, воспри­имчивыми к технологическим и социальным нововведениям, что в итоге обеспечивает постоянный экономический прогресс. Это подтверждено ис­торией: именно демократические страны Европы и Северной Америки в XIX—XX вв. оказались в авангарде форсированного технико-экономи­ческого развития.

 

ПЕРЕХОДЫ К ДЕМОКРАТИИ

Волны» демократизации

В политологии популярна теория «волн» демократизации*, согласно которой современные институты демократического правления — полиархии — утверждались тремя этапами, причем на каждом из них этот процесс затрагивал разные группы стран, а за расширением ареала демократии (подъемом демократизации) следовало его некоторое сокращение (откат демократизации). Сэмюэл Хантингтон в книге «Третья волна. Демокра­тизация в конце XX века» (1991) дает следующую датировку: первый подъем такой «волны» — 1828-1926 гг., первый спад — 1922-1942 гг., второй подъем — 1943-1962 гг., второй спад — 1958-1975 гг., начало тре­тьего подъема— 1974 г. -?). Эта книга, правда, не учитывала опыт послед­него десятилетия XX в.

Первая «волна» демократизации стала нарастать со второй половины XIX в. и достигла пика незадолго после завершения Первой мировой вой­ны. Вторая «волна» была стимулирована победой союзников во Второй мировой войне и процессами деколонизации, длившимися до 1960-х гг. Наконец, третья «волна» демократизации началась в середине 1970-х гг. с падения авторитарных режимов в Португалии, Испании и Греции. Да­лее она распространилась на часть Латинской Америки (Бразилия, Ар­гентина, Эквадор, Гватемала, Панама, Чили и некоторые другие государ­ства), Восточную Азию, бывший СССР, страны Центральной и Восточ­ной Европы. Так что к концу второго тысячелетия ареал распространения демократии охватывает почти все промышленно развитое Северное по­лушарие вместе с целым рядом стран, включая такие крупнейшие, как Индия.

 

Полная полиархия — система XX в. Хотя некоторые из институтов полиархии появились в ряде англофонных и европейских стран в XIX в., нигде демос не стал инклюзивным (т.е. практически совпал по численности со взрослым населением) до нашего века. Полиар­хия знает три периода роста: 1776-1930, 1950-1959 и 1980-е годы. Первый начался с Американской и Французской революций и за­вершился несколько лет спустя после Первой мировой войны. Тог­да свойственные полиархии институты появились в Северной Аме­рике и Европе, однако в большинстве стран, достигших порога полиархии к 1920 г., по современным меркам эти институты часто оставались недостаточно развитыми вплоть до последней трети XIX в. Во многих из этих стран только в конце века или даже позднее контроль над правительственными решениями, определя­ющими политический курс, был конституционно закреплен за из­бранными представителями.   Р. Даль, «Демократия и ее критики»

 

Условия демократии

При анализе феномена демократизации политологи объясняют, поче­му одни страны являются полиархиями, а другие — нет, в одних начинают­ся процессы демократизации, а в иных — нет, в одних — демократия ста­бильна, а в других — распадается и сменяется авторитаризмом. Рассматри­вая переход к демократии как следствие, многие авторы пытались определить причины, условия, предпосылки, способствующие такому пе­реходу и дальнейшему стабильному существованию демократии.

Первое предварительное условие — сформировавшиеся нацио­нальная идентичность и государственное единство, т.е. наличие нации как двуединства суверенного территориального государства и гражданско­го общества. Писавший об этом Данкварт Растоу (1925-1996) определил национальное единство так: «У значительного большинства граждан по­тенциальной демократии не должно быть сомнений относительно того, к какому обществу они принадлежат». Значит, граждане осознают совмест­ную государственную идентичность, а в обществе нет ни раскола, ни стрем­ления к объединению с другими сообществами.

Существуют также дополнительные, желательные, но вовсе не обяза­тельные для демократизации условия, в их числе — уровень экономическо­го развития. К экономическим предпосылкам демократии обычно относят: 1) продвинутую индустриализацию; 2) распространенную урбанизацию; 3) высокую грамотность; 4) определенное благосостояние; 5) достаточное развитие средств массовой информации.

Чем зажиточнее государство, тем больше у него шансов сохранить демократию, пишет американский политолог Сеймур Мартин Липсет (род. 1922), аргументируя свою позицию таким образом: капиталистичес­кое экономическое развитие приводит к социальной дифференциации, что является основой для создания гражданского общества, а следовательно, для плюралистической конкуренции.

 

Обратите внимание По статистике, в мире нет стран, относящихся к категории демокра­тических, доход на душу населения в которых был бы ниже 2 тыс. долларов в год.

 

Однако экономическое развитие само по себе — именно предпосылка, а не гарантия демократии. Известны недемократические режимы с высо­ким уровнем экономики и солидными доходами жителей. По-видимому, клю­чевым для процесса демократизации являются не экономическое развитие и сопутствующее ему благосостояние как таковые, а формирование массо­вого среднего класса в качестве базы социальной поддержки демократии.

Наконец, к предпосылкам демократизации причисляют порой наличие определенных культурных условий, прежде всего относительной распрос­траненности ценностей и установок, преодолевающих коллективистский и патриархальный типы политического мышления, и ориентированных на ин­дивидуализм, рационализм и демифологизированное мировосприятие. В свое время Фридрих фон Хайек (1899-1992) отмечал: если в обществе возобла­дают коллективистские настроения, демократии неизбежно приходит конец или же она никогда не возникнет. Эти особенности, а также секуляризация (освобождение от религиозного влияния) политической культуры могут рас­сматриваться как спутники и признаки модернизации в целом, суверениза­ции территориально оформленных политических систем и образования со­временных национальных культур и языков.

При рассмотрении различных условий демократии нужно понимать, что все они способствуют возникновению демократического режима. В случае их отсутствия демократический идеал не был бы никогда достиг­нут, но ни одно из таких условий само по себе не является ни необходи­мым, ни достаточным для перехода к демократии. Очевидно, что каждое из них надо изучать применительно к конкретной ситуации в какой-нибудь стране, значит, и набор предпосылок может изменяться в зависимости от различных факторов. В политологии нет абсолютного согласия в отноше­нии причинно-следственных связей, существующих между данными пред­посылками и демократическим режимом. Признано справедливым мнение, что демократия, будучи однажды установленной, сама создает обстоятель­ства для самосохранения. Таким образом, можно говорить о взаимовлия­нии различных условий демократии и самой демократии.

Однако даже наличие каких-либо предпосылок не всегда приводит к началу процессов либерализации и демократизации, и, наоборот, полное отсутствие таких предпосылок способно не помешать этим процессам.

 

 

4.3. Демократический транзит*

В процессе перехода — или транзита — к демократии обычно разли­чают три стадии: либерализацию, демократизацию и консолидацию.

Либерализация — это процесс закрепления некоторых гражданских свобод без преобразования аппарата власти. Несмотря на определенную свободу (собраний и т.п.), сама система пока еще не меняется и сохраняет недемократические характеристики. Авторитарный режим ослабляет свой контроль, уменьшает репрессии, позволяет самоорганизацию оппозиции, становится более терпимым к любого рода инакомыслию. Иногда инициа­тиву проявляет сам режим (либерализация сверху), а порой либерализация происходит вследствие давления масс снизу. Она приводит к тому, что воз­никают несовпадающие мнения относительно дальнейшего развития госу­дарства и общества, различные интересы сталкиваются.

Именно конфликт способствует тому, что во избежание гражданской войны британские тори и виги, шведские «колпаки» и «шляпы», латино­американские реформаторы и консерваторы, словом, группировки раско­лотой верхушки заключают формальное соглашение — пакт* — об осно­вополагающих правилах политического поведения. С этого начинается стадия демократизации, на которой главное — институционализация, т.е. внедрение новых политических институтов. Вступающие в явное или тайное соглашение стороны демонстрируют способность отказаться от некоторых своих принципов. Однако главный смысл пакта заключается в «согласии быть несогласными», которое и есть его демократический по­тенциал. Если пакт предопределяет принятие всеми участниками демок­ратических правил, можно говорить о второй стадии перехода — о де­мократизации.

Следующее важное обстоятельство — легитимизация* пакта: при­соединение к нему новых групп, а также молчаливая, косвенная или во всяком случае односторонняя поддержка более широких кругов общества, заинтересованных как в продвижении реформ, так и в сохранении поряд­ка. На этой основе часто возникает еще одно явление — центризм. Цент­ристы (их базой чаще всего бывает средний класс) отнюдь не стремятся вклиниться между реформаторами и консерваторами, заявляя, что только они и способны проложить правильный политический курс. Наоборот, настоящие центристы как бы беспринципно готовы признать правоту и тех, и других. Смысл их деятельности заключен в сближении умеренных представителей реформаторов и консерваторов, в поддержании, укрепле­нии пакта.

Часто образование центризма сопровождается выделением групп, при­держивающихся жестких сверхпринципиальных позиций. Затем происхо­дит их прогрессирующая маргинализация (вытеснение на обочину полити­ческой жизни). В результате нередко образуются экстремистские группи­ровки, своей непримиримостью способствующие сплочению умеренных, а также дальнейшим развитием согласия с пактом (его легитимизации) со стороны массовых слоев общества, которые не ожидают ничего хорошего от обострения политической борьбы.

Легитимизация пакта и его последующее развитие дают возможность для проведения основополагающих выборов*. Их ключевой аспект — при­общение (или сохранение приобщенности) к власти всех главных участни­ков пакта вне зависимости от результатов выборов, которые определяют только меру и степень относительного доминирования победителей.

Помимо этого важна соревновательность и представительность выборов. Для их оценки финский политолог Тату Ванханен предложил формулу индикатора демократии (ID), которая представляет собой произ­ведение показателей участия (англ. participation) и соревновательности (англ. competition), разделенное на 100. Данные об участии — это процент проголосовавших граждан (он не может быть меньше 10). Показатель со­ревновательности — совокупная доля в процентах голосов, отданных за непобедившие партии и их коалиции (он не может быть меньше 30). Огра­ничение на минимальный показатель ID составляет 5. Подобные критерии не способны, конечно, в полной мере отразить степень соревновательнос­ти, демократичности и, главное, легитимизирующего потенциала выборов, однако позволяют в целом довольно наглядно охарактеризовать их основ­ные формальные параметры.

Принципиально важно закрепить продвижение демократизации, свя­занное с основополагающими выборами. Сделать это можно только пу­тем повторения выборов по тем же правилам и в конституционно уста­новленные сроки по меньшей мере несколько раз. После этого можно говорить о вступлении демократизации в ее завершающую фазу и о кон­солидации* уже собственно современной демократии. До достижения этой стадии ни один режим, как бы ему ни хотелось провозгласить себя демократическим, в полном смысле таким быть не может, а является переходным (транзитным).

После достижения этапа вышеуказанной консолидации формальное обозначение политической системы как демократической отнюдь не оста­навливает развитие по этому направлению. Современная демократия по самой своей природе — соревновательной, плюралистической, исполнен­ной альтернатив и начинаний — всегда «незавершенный проект».

 

Демократам, живущим там, где правят авторитарные режимы, свой­ственна пылкая надежда, что их страна в один прекрасный день пе­решагнет порог полиархии. Демократам, которые живут в странах, управляемых по системе полиархии, присуща убежденность, что полиархия недостаточно демократична и что ее следует еще больше демократизировать.   Р. Даль, «Демократия и ее критики»

 

 

Вопросы для семинарского занятия

1. Должны ли все граждане участвовать в политическом процессе и как обеспечить их максимально возможное участие?

2. Представьте себе, что в России установлена прямая Интернет-демо­кратия. Увеличится ли интерес граждан к политике?

3. Можно ли сравнивать демократию с рынком и если да, то почему?

4. Согласны ли вы с тем, что все граждане информированы, рациональ­ны и голосуют в соответствии с формулой Э. Даунса?

5. Насколько «здоровым» для демократии является «элемент авторита­ризма», особенно в переходный период?

6. Как определить границы политических свобод?

7. Подходят ли «новым» и «старым» демократиям одни и те же критерии?

8. Как вы думаете, изменились бы результаты выборов в России, если бы голосование было обязательным?

9. Какие возможности для политического участия предоставляют демок­ратические режимы? Как вы участвуете в политическом процессе?

10. Чем может быть полезна модель консоциативной демократии для России?

11. Каковы стадиальные характеристики российского демократического транзита?

Тексты

Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство. — Антология мировой по­литической мысли. — Т. 2. — М., 1997. Даль Р. Демократия и ее критики. — М., 2003.

Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. — М., 1997.

Политическая наука: новые направления. — М., 1999. — Гл. 13, 14, 20.

Хантингтон С. Будущее демократических перемен: от экспансии к консо­лидации. — МЭиМО. — 1995. — № 6.

Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытка динамической модели. — Полис, 1996. —№ 5.

Сартори Дж. Вертикальная демократия. — Полис. — 1993. — № 2.

Токвиль, А. де. О демократии в Америке. — М., 1992.

Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. — М., 2000.

Хантингтон С. Третья волна: Демократия на исходе века. — М., 2003.

Шапиро И. Переосмысливая теорию демократии в свете современной по­литики. — Полис. — 2001. — № 3, 4, 5.

Шмиттер Ф. Размышления о гражданском обществе и консолидации де­мократии. — Полис. — 1996. — № 5. Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия. — М., 1995. Dahl R.A. Democracy and its Critics. — New Haven, 1989. Held D. Models of Democracy. 2nd ed. — Stanford (Ca.), 1996.

Дополнительная литература

Авторитаризм и демократия в развивающихся странах. — М., 1996. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. — М., 1993. Гуггенбергер Б. Теория демократии. — Полис. — 1991. — № 4. Возможен ли пакт общественно-политических сил в России? (Круглый

стол). — Полис. — 1996. — № 5. Даймонд Л. Прошла ли «третья волна» демократизации? — Полис. —

1999. —№ 1.

Демократические переходы: варианты путей и неопределенность результа­тов. (Круглый стол). — Полис. — 1998. — № 3. Джилас М. Лицо тоталитаризма. — М., 1992.

Ильин М.В., Мельвиль А.Ю., Федоров Ю.Е. Демократия и демократи­зация. — Полис. — 1996. — № 5.

Клямкин И.М. Посткоммунистическая демократия и ее исторические осо­бенности в России. — Полис. — 1993. — № 2.

Лейпхарт А. Co-общественное конструирование. — Полис. — 1992. — № 4.

Лейпхарт А. Конституционные альтернативы для новых демократий. — Полис, 1995. —№2.

Лэйн Я .-Э. Демократия и конституционализм. — Полис. — 1998. — №6.

Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты. Теоретико-методологичес­кие и прикладные аспекты. — М., 1999.

Мерло П. Избирательные кампании и проблемы их подготовки: «равное игровое поле» и демократические выборы. — Полис. — 1995. — № 4.

Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические ре­формы в Восточной Европе и Латинской Америке. — М., 1999.

Салмин А. Современная демократия: очерки становления. — М., 1997.

Шапиро И. Демократия и гражданское общество. — Полис. — 1992. — № 4.

Arblaster A. Democracy. — Buckingham, 1994.

Bunce V. Regional Differences in Democratization: The East Versus the South. — Post-Soviet Affairs, 1998, July-September.

Diamond L., Plattner M., eds. Global Resurgence of Democracy. — Balti­more - L., 1993.

Lipset S.M. Political Man: the Social Bases of Politics. — Baltimore, 1981. Pateman C. Participation and Democratic Theory. — Cambridge, 1970.

Linz J.J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post-Communist Europe. — Baltimore - L., 1996.

Sartory G. The Theory of Democracy Revisited. — Chatham, NJ, 1987.

Transitions to Democracy (L. Anderson, ed.). — N.Y., 1999.

 

Глава 6

 

Политический институт

 

Программные тезисы

· Становление понятия политического института в теории. Норматив­но-юридический подход Т. Гоббса. Социологический подход Э. Дюркгейма и М. Вебера.

· Государство как политический институт. Различные подходы к осмыс­лению сущности государства. Внутренние и внешние функции госу­дарства. Унитарная, федеративная и конфедеративная формы государ­ственного устройства.

· Формы государственного правления. Типология Аристотеля. Монар­хия и ее разновидности. Республика и ее формы (парламентская, пре­зидентская, президенциализм). Выборы как политический институт. Мажоритарная и пропорциональная избирательные системы: возмож­ности их сочетания. Концепция М. Уоллерстайна о сочетании формы правления и избирательной системы.

· Виды негосударственных политических институтов. Партия как поли­тический институт. Становление понятия партии в политической тео­рии и его различные трактовки. Классификация партий М. Дюверже. Универсальные партии (партии избирателей). Партии «новой волны». Партийная система как политический институт. «Три социологичес­ких закона» М. Дюверже. Типология партийных систем Дж. Сартори. Группы интересов. Типология групп интересов У. фон Алемана.

Проблемные вопросы

1. Почему понятие политического института является одним из ключевых в политической науке?

2. В чем сложность определения понятия государства?

3. Почему государство является центральным политическим институтом и как оно взаимодействует с другими субъектами политики?

4. Каким образом выборы определяют специфику основных политичес­ких институтов?

5. Как характер избирательной системы влияет на развитие института партий?

6. Специфика формирования негосударственных политических институтов.

7. Почему постоянно возрастает роль групп интересов, в т.ч. в мировой политике?

 

 

С. 149: Заседание Генеральных штатов в Версале (Франция, 5 мая 1789 г.). Картина художника Александра Кодера, XIX в.