Вынесенные в заглавие раздела термины политики — одни из центральных для изучения феномена власти, а потому весьма сложны для понимания. Принято считать, что существует три мотивации носителя властных функций: желание господствовать — эгоистический фактор; намерение сделать благо другому — альтруистический (бескорыстный) фактор; стремление вписаться в освященный свыше круг любой власти. Выше говорилось, что сущность собственно политической власти — в ее функции главного средства (посредника), позволяющего осмысленно соединить усилия многих людей для реализации согласованных или, по меньшей мере, принимаемых ими целей. Значит, в этом состоит и ее мотивация в целом: данная власть возникла в силу необходимости преодоления беспорядка путем налаживания взаимодействия людей, а тем самым ради упорядочения общественных процессов, создания основ для их предсказуемости. Посредник подобных взаимодействий должен быть выверен и его эффективность — проконтролирована. Это важно для того, чтобы оценить деятельность людей (выполнение или невыполнение обязательств) как совокупность поступков справедливых (оправданных) и несправедливых, а также максимально повысить их результативность.
Категория авторитета*, которую многие политологи вслед за Вебером считают ближайшей к термину господство, очень часто используется в политологии. Но продолжаются споры о ее действительном современном содержании. По одним мнениям, авторитет есть форма осуществления власти наряду с косвенным влиянием, принудительным контролем, насилием и т.п. По другим — авторитет означает принятое народом руководство, обладающее способностью направлять действия и мысли других политических акторов без употребления принуждения или насилия. В третьем толковании авторитет рассматривается в качестве одного из источников власти, и здесь уже власть становится в свою очередь формой реализации авторитета.
Возможно ли непротиворечивое сочетание этих трактовок? При каких условиях форма и результат власти могут оказаться также ее источником, отличающимся от других разновидностей власти? В попытке найти удовлетворительные ответы на эти вопросы нужно обратиться к суждению лингвиста, автора теории структуры индоевропейского корня Эмиля Бенвениста (1902 - 1976), специально установившего исходную метафорику и смысловую схему понятия авторитета.
Auctor — имя деятеля от augeo (лат.), обычно переводимого как «приумножать, увеличивать»... Для нас «приумножать» эквивалентно значению «увеличивать»...Но в самых древних примерах augeo указывает не на приумножение того, что существует, а на вскармливание грудью, на творческий акт, созидающий нечто из питательной среды и являющийся привилегией богов или могучих природных сил, но не людей... В качестве auctor во всех сферах деятельности называется тот, кто «проводит в жизнь», берет на себя инициативу, первым проявляет какую-то активность, тот, кто организует, обеспечивает... Таким путем абстрактное имя auctoritas (лат. авторитет) обретает всю полноту своего содержания: это акт творения, или... действительность какой-либо инициативы... Всякое слово, произнесенное авторитетом, предопределяет некоторое изменение в мире, создает нечто. Это подспудное качество и выражает augeo — силу, которая заставляет растения произрастать и дает жизнь закону... В auctoritas заключены смутные и могучие смыслы. Это присущий немногим дар... сотворения бытия. Э. Бенвенист, «Словарь индоевропейских социальных терминов» |
Вообразить творящую силу в наглядных физических образах вполне естественно для мифологического мышления. При последующей научной рационализации понятия удобнее представить авторитет как самопорождение власти — она одновременно создает его и создается им. Благодаря смысловым ассоциациям авторитет может при этом отождествляться то с источником, то с результатом, то со свойствами и признаками (атрибутами) власти.
В общем виде авторитет определяют как средоточие (локус) власти в двуединстве ее концентрации и обратного распределения. Такое понимание фундаментального соотношения между властью и авторитетом ярко отразил афоризм Цицерона (106 - 43 до н.э.): «Власть в народе, авторитет в сенате» (лат. «Potestas in populo, auctoritas in senatu est»). Можно попытаться восстановить логику данной формулы. Власть мыслилась как способность объединенного народа осуществлять свои согласованные цели, утверждать общепринятые ценности и взаимодействовать. Значит, власть растворена в обществе, она принадлежит всем вместе и никому в отдельности. Всякое же нарушение политического общения, сотрудничества, согласованности ведет к разложению власти, в итоге — к безвластию. Во избежание этого нужно было найти противодействие распаду власти, ее частному (частичному) присвоению. Следовательно, от сенаторов и вообще от правителей требовалось находить, объединять и усиливать важнейшие аспекты общего согласия, а от народа — одобрять и поддерживать такую политику. Дабы стать правящим авторитетом, античный сенат обязан был быть фокусом политического общения, ядром (институтом) народного согласия.
И в современном понимании авторитет оказывается способностью руководителей выявлять и реализовывать в политике согласие большинства граждан по поводу государственных решений. Так что формула Цицерона, отражающая диалектику соотношения власти и авторитета, справедлива и для нынешних дней. (Кстати, это отличный образец многовековой преемственности в политическом мышлении.) С одной стороны, авторитет — только средство достижения власти, будучи одновременно ее предпосылкой. С другой — авторитет признан таковым лишь в том случае, если он поможет структурировать власть, т.е. придать ей формы государственности и эффективной законности (правопорядка), а также добьется поддержки своих действий, явного или неявного согласия с ними граждан. Он — и заложник этого согласия, и его творец.
В политологии очень распространено понятие легитимности* как по отношению к властвующему авторитету, так и к власти в целом.
Когда говорят, что власть легитимна, то тем самым управляемые (либо какие-то внешние субъекты) признают ее право на руководство, в т.ч. монополию на принуждение, или же все участники политических отношений вырабатывают общие рамки (стандарты) власти как символического посредника, обеспечивающего взаимное выполнение обязательств. Таково весьма частое, но не вполне строгое использование понятий легитимности и легитимизации, которые в точном значении относятся прежде всего к несравненно более сложным явлениям современной политики, предполагающим не просто признание подвластных, но их процедурно закрепленное участие в выработке политических решений, критику и обсуждение альтернатив.
Поскольку власть есть сравнимый с деньгами символический посредник, то может происходить ее девальвация и ревальвация (лат. приставки de - снижение, re - противоположное действие, фр. evaluation — оценка). Все будет зависеть от того, насколько предсказуемо и точно будут выполняться взаимные обязательства властей и подвластных, равно как и граждан по отношению друг к другу. Чем надежнее выполнение обязательств, тем выше цена власти; чем сомнительнее исполняются обязательства, тем ниже падает доверие к власти, а значит, и к призванным обеспечивать ее поддержание людям.
Легитимизация в системах власти является, таким образом, фактором, который аналогичен уверенности во взаимном зачете и стабильности платежной единицы в денежных системах...Применение власти, как и использование денег, но сути дела должно сводиться к жертвованию альтернативными решениями, которые исключаются из-за обязательств, взятых властью на себя в соответствии с определенной политикой. Т. Парсонс, «Социологическая теория и современное общество» |
Когда участники политических отношений — прежде всего управляемые — не уверены в исполнении руководителями взаимных обязательств, то происходят кризисы власти, причем в разных ее воплощениях. Пути их преодоления связаны прежде всего с накоплением властью средств и возможностей (ресурсов, развитии организационных структур, разработке творческих идей и т.п.), в повышении надежности и эффективности выполнения обязательств ради удовлетворения взаимных ожиданий максимального числа политических акторов. Главное здесь — рост доверия к действиям правителей, т.е. опять-таки обновление их легитимизации. Подтверждение легитимности авторитета на практике означает, что люди добровольно, без принуждения или иной формы насилия начинают подчиняться властным приказам, руководствоваться организующими указаниями. Но как и почему это происходит?
Сам факт отдачи приказа еще недостаточен для того, чтобы можно было обоснованно судить о наличии отношений власти. Кроме того, должно существовать обоснованное убеждение, что приказание будет выполнено, что оно встретит повиновение. Е. Вятр, «Социология политических отношений» |
При любых трактовках ключевой вопрос в обретении легитимности — вера в право того или иного политического актора на властвование. Но признание авторитета не равнозначно его легитимности в строгом смысле слова. Она не сводится к поддержке и наделению властей (начальства) авторитетом, а является своего рода резонансом устремлений властителей и подвластных, отвечающим их представлениям о 1) правильном (созвучном общим нормам) и 2) целесообразном (соответствующем тем или иным целям, интересам, потребностям, мнениям о благе и т.п.) правлении. Политологи нередко выделяют еще один принцип: 3) выраженное согласие, или консенсус, по поводу власти и коммуникативный эффект, который по сути есть лишь результат взаимодействия первых двух. То есть, по словам известного французского политолога Мориса Дюверже (род. 1917), легитимен любой режим, отвечающий народному консенсусу.
Источники легитимности власти могут быть самыми разнообразными, но при этом основополагающей для политической науки и широко используемой считается классификация легитимности властвования (даже права на насилие), данная Вебером. Он выделил три типа господства* по характеру их внутреннего оправдания:
- рационально-легальное — в силу авторитета рациональных установлений и правил;
- традиционное — на основе авторитета исконных нравов и извечного закона;
- харизматическое — оправдание авторитетом.
В реальной политической жизни, как правило, легитимности присущ смешанный характер. Вебер для исследовательской цели выделил идеальные типы легитимности.
Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествовавшие, есть отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (то сечь считающееся легитимным) насилие как средство...В принципе имеется три внутренних оправдания [господства], т.е. основания легитимности....Во-первых, это авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет правое, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение, — «традиционное» господство, как его осуществляли патриарх и патримониальный князь старого типа. Далее, авторитет необычного личного дара (Gnadengabe) (харизма), полная личная преданность и личное доверие, вызываемое наличием качеств вождя у какого-то человека: откровений, героизма и других — харизматическое господство, как его осуществляют пророк, или — в области политического — избранный князь-военачальник, плебисцитарный властитель, выдающийся демагог и политический партийный вождь. Наконец, господство в силу «легальности»*, в силу веры в обязательность легального установления (Satzung) и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении установленных правил — господство в том виде, в каком его осуществляет современный «государственный служащий» и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении. М. Вебер, «Политика как призвание и профессия» |
Типология социальных действий стала главной для веберовской концепции легитимного господства. Для этого ученого «господство означает шанс встретить повиновение определенному приказу», а изучение мотивов «повиновения приказу», т.е. подчинения, позволило ему построить теоретическую схему идеальных типов господства, которая впоследствии развивалась другими авторами.
В основе рационально-легального типа господства находится целерациональное действие, а мотивом подчинения (в данном случае повиновения законам, а не личности правителя) служат соображения интереса. Такая легитимизация власти присуща современным западным обществам, которым свойственно признание главенства формально-правового начала. Аппарат управления в этих государствах состоит из компетентных чиновников, обязанных действовать не по своему усмотрению, а в соответствии с законами, нормами, правилами и т.п. Классической основой легального господства принято считать бюрократию.
Базис традиционного типа господства — действие, соответствующее традиции, а мотивы подчинения образуют привычки, обычай, глубокое уважение к законам-установлениям и самим вла стителям, которые необходимо дополняются верой в их священность. Чистый тип такого господства — патриархальное, схожее по своей организации с семьей: хозяин-правитель возглавляет «государственно-семейную» иерархию, положение в которой определяется степенью приближенности к господину, а возможность продвижения по ней — личной преданностью ему, т.е. повинуются исключительно личности, а не закону. Данная структура господства весьма устойчива, потому опирающийся на нее политический режим может существовать очень долго (к примеру, Китай).
Харизматическому типу господства присущ аффективный тип социального действия (основанного на эмоциональном переживании), для которого необходимы необыкновенные личные качества (магические способности, особый дар речи, сила интеллекта и духа и т.п.); благодаря им человек выделяется из общей массы, становясь ее лидером и подчиняя своей воле. Харизматическое господство тоже предполагает повиновение личности как чувственную реакцию на ранее невиданное, чрезвычайное и непонятное. Сила харизматического правителя состоит не в опоре на закон и рациональный аппарат управления, не в сложившихся традициях поведения, а в обладании редким даром, вызывающим сходное с религиозным преклонение. История показывает: многие харизматические властители нередко были тиранами и диктаторами (А. Гитлер, И. Сталин) или придерживались до-вольно жесткого (авторитарного) стиля руководства.
В мировой политической истории харизматическое господство — весьма преходящее явление; оно постепенно превращается в рутину, а затем обретает традиционную легитимность, что, в свою очередь, открывает возможности и для учреждения рационально-легальных оснований властвования. Эмоциональная привязанность к вождю, пророку исчезает достаточно быстро, люди возвращаются в состояние покоя, более долговременное и стабильное, нежели первоначальный взрыв чувств.
Обратите внимание Ныне расхожее употребление слова харизма в отношении многих популярных политиков не предполагает никакого сакрального (священного) смысла, а является просто метафорой. Харизматическое лидерство присутствует в сегодняшней практической политике нередко в виде персонализации власти (придания ей четко выраженного личностного характера, как это было в случаях с президентом Франции Ш. де Голлем, президентом России Б.Н. Ельциным). Ошибочно смешивать во многом искусственно созданный СМИ образ почтения к лидеру с наличием у него подлинной харизмы. Харизма, воспринимаемая как некий божественный дар, отождествляется с образом спасителя отечества, который проявляется в весьма редких условиях смут и войн. Для Европы, по мнению французского политолога Ги Эрмэ, времена харизматических лидеров и экзальтированных толп вообще уходят в прошлое. Однако феномен массовой психологии, исследованный Гюставом Лебоном, Зигмундом Фрейдом, Хосе Ортегой-и-Гассетом и др. мыслителями, не перестал представлять научный и практический интерес. Вот образчик отношения (в форме оды) к действительно харизматическому лидеру — фюреру Германии А. Гитлеру: «Мой вождь, я тебя хорошо знаю и люблю, как своего отца и свою мать. Я тебя всегда слушаю, как отца и мать. Взрослым я всегда буду тебе помогать, как отцу и матери. И я буду для тебя источником радости, как для отца и матери». |
Показательно, что в концепции Вебера легитимность и распространенная ныне в качестве политического режима демократия не связаны между собой. Исторически традиционная и харизматическая легитимности могут быть обнаружены только при авторитарном правлении. Они почти никогда не появляются в демократиях, по крайней мере, в чистом виде. Идеальные типы Вебера антагонистичны друг другу только в теории. В реальности все традиционные системы обладают определенными чертами легальности, а демократические общества поддерживаются традиционным авторитетом закона и власти. Рационально-легальный тип легитимности, с изрядными допущениями, можно зафиксировать примерно в 40 государствах из более чем 190 существующих в современном мире.
Интерпретация Политолог Дэвид Хелд попытался приспособить веберовскую триаду легитимности к современным реалиям, и у него получилась довольно тяжеловесная схема: согласие под угрозой насилия; легитимность в силу традиции; согласие из-за апатии; прагматическое подчинение (т.е. ради личной выгоды); инструментальная легитимность (согласие подчиниться, ибо данный режим может служить инструментом достижения общего блага); нормативное согласие; идеальное нормативное согласие. Хелд считает подлинной легитимностью только два последних типа, когда большинство граждан данного государства полностью поддерживают действующую власть, а она сама воспринимается как соответствующая принятым в обществе нормам. |
На рубеже XX и XXI столетий процессы легитимизации власти становятся гораздо менее стихийными и все более формально регулируемыми, осуществляемыми по рациональным правилам. Институционализация подобных правил связана с различением конституционных (неизменных, постоянных) и режимных (изменяемых, переменных) аспектов современной политической организации. Конституция и конституционность не подвергаются ни легитимизации, ни, конечно, делегитимизации, поскольку, по определению, неоспариваемы и в идеале созданы на века. Корпус управителей всех уровней, напротив, должен постоянно подвергаться критике и обновлению. Этому служит, в частности, институт соревновательных выборов, которые представляют собой своего рода искусственные кризисы легитимности, завершающиеся подтверждением согласия граждан на обновление управления. Поскольку возникновение подобных кризисов конституционно закреплено, они разрешаются с помощью определенных правил и процедур и тем самым перестают угрожать неконтролируемой девальвацией власти, а помогают ее очистить и стабилизировать.
Сводная таблица типов господства по Веберу
Традиционный | Харизматический | Рациональный | |
Инструмент господства | Уважение к священному характеру традиции | Признание «милости» | Законопослушание |
Наименование Главного властителя | Повелитель (сеньор) | Руководитель | Высший чиновник |
Наименование подвластных | Слуги (компаньоны или подданные) | Адепты | Граждане |
Ресурсы | Сбор податей (дани) | Добыча, дары | Налоги |
Типичный политический режим | Монархия | Плебисцитарная диктатура | Парламентская демократия |
Используемое качество для властвования | Почтение | Эмоции | Разум |
Тин революции | Традиционная революция | Радикальный революционный переворот мира | — |
Д. Кола, «Политическая социология»
Вопросы для семинарского занятия
1. В чем состоит различие между метафорическим и научно-политическим толкованием власти?
2. Что такое власть? Может ли она быть подвергнута научному анализу? Почему ученые и обычные граждане вообще должны интересоваться проблемой власти?
3. Чем политическая власть отличается от неполитической?
4. В чем заключается сущность власти?
5. Каковы свойства директивного, функционального и коммуникативного аспектов власти?
6. Каков современный политический потенциал принуждения и согласия?
7. Методы властвования. Эксплицитная и имплицитная власть.
8. Типы легитимности власти и авторитета.
9. Как соотносятся власть и свобода?
10. В чем состоит общая характеристика типов политической власти в истории России?
11. Легитимность государственной власти в эпоху Московского царства, в императорской России, в СССР и постсоветской России.
Тексты
Болл Т. Власть. — Полис. — 1993. — №5.
Вебер М. Политика как призвание и профессия. — Вебер М. Избранные
сочинения. — М, 1990. Вятр Е. Социология политических отношений. — М., 1979. Гоббс Т. Избранные произведения. — Т.2. — М., 1991. Легитимность. — Полис. — 1993. — № 5. Массинг О. Господство. — Полис. — 1991. — № 6.
Парсонс Т. О понятии «политическая власть». — Антология мировой политической мысли. — Т. 2. — М., 1997.
Дополнительная литература
Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. — М., 1995.
Власть. Очерки политической философии Запада. — М., 1989.
Дегтярев А.А. Политическая власть как регулятивный механизм социального общения. — Полис. — 1996. — № 3.
Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. — М., 1997.
Ильин М.В., Мельвиль А.Ю. Власть. — Полис. — 1997. — № 6.
Ледяев В.Г. Власть: концептуальный анализ. — М., 2000.
Матц У. Понятие власти. — Технология власти (философско-политический анализ). — М., 1995.
Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. — М., 1996.
Шабо Ж.-Л. Основные типы легитимности. — Полис. — 1993. — № 5.
Barnes В. The Nature of Power. — Camb., 1988.
Hindess B. Discourses of Power: From Hobbes to Foucault. — Oxford; Camb., Mass., 1996.
Lukes S. Power: A Radical View. — L., N.Y., 1974. Power (S. Lukes, ed.). — N.Y., 1986.
Глава 3
Политическая система
Программные тезисы
· Системность и системный подход как универсальные понятия в сфере научного знания. Развитие системных представлений об обществе и политике.
· Картина «мира политического» в работах Т. Парсонса, Д. Истона, Г. Алмонда и С. Вербы. Вариативность современных научных представлений о политической системе общества. Взаимодействие системы и среды.
· Структура и функции реальных политических систем. Основные элементы политической системы и отношения между ними; динамика политических систем. Понятия системного «входа» и «выхода».
· Типология политических систем, различные основания классификации, критерии сравнения структурных и функциональных характеристик политических систем. Виды, описание и функции подсистем как составляющих политической системы.
· Политические системы современных обществ: универсальное содержание многообразия реальных моделей.
· Значимость системного подхода в развитии науки о политике.
Проблемные вопросы
1. История общей теории систем как метода научного познания.
2. В чем состоит значимость системного подхода к анализу человеческого социума и его политического бытия?
3. «Система действия» Т. Парсонса: культура, личность и место социальных систем в структуре мира. Каков научный потенциал этой идеи?
4. В чем заключаются методологические различия понятия политической системы и основных категорий системного анализа политики в работах Д. Истона в их сопоставлении с концепцией Г. Алмонда и С. Вербы?
5. Каков смысл динамического равновесия как оптимального режима функционирования политической системы?
6. Структура, функции и типология реальных политических систем.
7. Каково теоретическое и прикладное значение понятия политической системы в структуре гуманитарного знания?
С. 64: Зал заседаний сената Италии. |
ОСНОВЫ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА